Собралась

Васильева Екатерина Игоревна.
г. Екатеринбург. Июль 2023. 

Собралась.
 «В сорок пятом я была молодой семнадцатилетней девушкой, голубоглазой, светло-русой, стройной, как говорят с осиной талией. Меня назвали Юлей, что по деревенским меркам крайне редкое имя. Сорок пятый перевернул судьбы многих. Ну еще бы – победа. В сорок пятом мои родители получили похоронку на моего старшего брата (их первенец). Коля был убит в бою. Совсем чуть-чуть не дожил, так и не узнал о победе. Мать слегла, парализовало. Отец прошел не одну войну, и без того с головой непорядок был, а теперь и вовсе замкнулся. Но как-то еще все держались до сорок пятого, жили… А в сорок пятом как будто жизнь остановилась. Надо бы радоваться, пришло облегчение для всех, а тут как-то все... Мне было семнадцать и тогда я зайцев догоняла. Бегала как антилопа. Ноги что ли длинные у меня были? Как разбегусь и как лань через всю деревню, или как заяц. Дипломы получала. Но с сорок пятого все иначе. Наверное, думала пока буду жить так, а там посмотрим. А бог дал всю жизнь так прожить.  Может это судьба, а может я не смогла по-другому, а может и еще что-то, раньше не думали об этом… а сейчас уже никто не узнает».
1.
Юля, красивая, белокурая девушка с длинными волосами, стройная, стоит возле кровати и протирает от пыли маленький коричневый чемодан. Старшая сестра Сашка забегает в избу, запыхается.
Сашка. Юль, ты это, не высовывайся, ладно? Там парни тебя выжидают. Я сказала заболела. Ну не высовывайся, договорились?
Юля. Сашка я тебя последний раз предупреждаю.
Сашка. Да ладно тебе, суеверная прям. Не заболеешь. Что собралась уже? Много приданого-то наложили тебе?
Юля. Я сказала последний раз, или вот этой самой тряпкой…
Сашка. В тот раз не заболела же. (Садится за стол, ест булки). Нет ну а что? Как танцы так где Юлька? Что ты им там медом намазала?
Юля. Какие могут быть танцы?
Сашка. Для тебя никакие. Тоже мне красавица. Меня не больно-то под окнами кричат.
Юля. А ты ешь еще больше, щеки с жопой скоро сровняешь.
Сашка (хватает тряпку). Ну злыдня. И зачем тебе только мать в войну свой кусок отдавала. Заморили бы тебя…
Юля. Да заморили бы, и кто бы сидел сейчас с ней? И были бы тебе и танцы, и булки.
За перегородкой лежит мать, что-то пытается сказать, стонет. Юля подходит к кровати.
Юля. Мама надо поесть.
Мать. Коля…
Юля. Это я мама.
Мать. Коля.
Юля. Убили Колю. Не вернулся.
Мать. А-а… убили. Давно?
Юля. Года три как.
Мать. А-а.. а он победил?
Юля. Да мама, Коля всех победил. Надо поесть мама.
Мать. А как он победил?
Юля. Замочил всех саблями.
Мать (улыбается). Эх, Колька. Он с детства все сабельками любил играть. Все солдатики да сабельки из веточек сделает. Так вот сабельками и победил?
Юля. Да мама, порезал всех, порешал их всех наш Коля. А теперь вот Сашка булки ест. Ради чего, спрашивается, наш Коля порезал всех.
Мать. Что Юля?
Юля. Ничего, мама, говорю поесть вам надо.
В избу заходит отец. Подходит к столу, наполняет себе рюмочку, выпивает, уходит.
Сашка. Отец совсем походу уже… Юлька ты хоть его слышала с тех пор? Он вообще разговаривает? Ну хоть с кем-нибудь?
Юля. Александра, я серьезно повторяю. Я в тот раз болела горлом, а все потому что ты наговариваешь что я заболела. Иди покорми мать.
Сашка. Твоя очередь.
Юля. Нет никакой очереди. Просто покорми.
Сашка. Ну вот просто возьми и покорми сама. (Уходит в другую комнату, набрав булок в оба кармана).
Юля открывает чемодан и долго смотрит в него.
Мать. Юль, да ты иди сходи. Ну все ж ходят.
Юля. Некогда танцевать. (Убирает чемодан. Смотрит в окно).
Мать. А ты положи, положи в чемодан ту простынь. Это пусть тебе приданное будет. Александре другую отдам. Юль, ты иди сходи. И Михаил небось заждался. Каждый день у нас под окнами.
Юля. Да уж вижу, как заждался. Под окнами у нас, а у забора у Таськи. Вон стоят, воркуют.
Мать. Да тебя он любит. Ну все ж знают.
Юля. Нет мама, не любовь это, а так. Не пойду, не знаю. Не знаю что это. Танцы может, но никакая это не любовь, мама.
Мать. А Коля где?
Юля. Будете есть?
2.
Миша, парень лет двадцати, не дает Юле зайти в избу.
Юля. Пусти.
Миша. Завтра эстафеты. Побежишь?
Юля. Если Сашка посидит так и побегу.
Миша. А Витька брат, совсем не водится со стариками? Они и его родители тоже.
Юля. Витька все учится у нас. Говорит большой ученый станет. Не знаю.
Миша.  В том году зайца догоняла. Помнишь?
Юля. Ноги что ли у меня длинные?
Миша. Как антилопа.
Юля. Или как заяц?
Миша. Или как антилопа.
Юля. Или заяц.
Миша. Лань. (Придвигается ближе к Юле).
Юля. Интересно как. Пусти.
Миша. Ну поцелуй хоть. Только обжигающе.
Юля. Это еще как?
Миша. Ну Юля… и имя-то у тебя такое.  Аж приятно произносить. Юля.
Юля. Ага, а самое главное редкое.
Миша. Ну уж не Зинки-Люськи. Юлия.
Юля. Отстань. Да, и за муку спасибо кстати. 
Миша. Я еще достану. Вы ту муку куда дели?
Юля. Булки вон доедаем.
Миша. Это правильно, вы главное не храните, сразу съедайте. А то проверки, сама знаешь. Сейчас все в город отправляют. Как будто мы тут помирать должны. Вы главное не держите. Я еще достану, но пока не знаю когда.
Юля.  Ладно спасибо. У нас тоже вон хотят корову забрать. Думают, что мы зажиточные. 
Миша. Это вы-то?
Юля. Вчера мясо ели.
Миша. Откуда?
Юля. Кто-то узнал, настучали… а это отец воробьев поймал немножко. Вот тебе и мясо.
Миша. Я вон пока тебя ждал тут, воды натаскал вам.
Юля. Ну молодец. Еще что сделал?
Миша. Вот пока все. Вот еще ободок тебе принес. Говорят, красивый.
Юля (надевает ободок на голову). Кто говорит?
Миша. Ну вот кто продавал.
Юля. Ну молодец, спасибо. А еще что сделал?
Маша. Да все пока что.
Юля. Ну вот и катись тогда, раз все сделал. А за муку спасибо. И за безделушку тоже.
Миша. Злая ты Юлька.
Юля. Уж какие есть.
Миша. А все равно моя будешь.
Юля. Ага, обожди родителей моих отправлю по чести, а дождешься - так твоя буду. Только думается мне, они еще нас переживут.
Миша. А дождусь.
Юля. Только уж не прибегу как лань, а с палочкой да с горбиком кривая такая приду. Примешь?
Миша. А вот и приму.
Юля. Да уж примешь. Много вас таких ошивается у забора. А маменьку я не оставлю ради шелудивого.
Миша. А вот и дождусь и приму. (Уходит, кричит). И никакой я не шелудивый. Чесотка еще тем годом прошла.
3.
Спустя много лет. Юле уже лет сорок, сидит возле постели матери, чистит картошку, иногда поправляет ободок на взъерошенных волосах. Мать все также лежит, тихонько плачет, вытирает глаза платочком.
Юля. Вижу, вижу мамань. Вижу что плачете, не прячьтесь. А нечего. Замуж меня хотите выгнать? Да куда ж вас-то прикажите деть? Вы ж как два ребенка. Вы мои дети.
Мать. А дом престарелых для чего?
Юля. Ага, а еще докудова вас отправить?  Может вон дотудова? Лежите уж здесь, туда еще успеете.
Мать. Где Коля?
Юля. Убили.
Мать. А победил Коля?
Юля. Да мама, Коля замочил всех саблями нахрен, порезал всех, харакири им всем сделал, отрезал короче все им.
Мать. Так харакири сам себе можно только сделать.
Юля. Ишь, много-то вы понимаете мама. Да и больно вы знаете это?
Мать. А как же, у Вальки телевизор, придет ко мне расскажет иногда, что в мире делается. 
В избу заходит отец.
Отец. Сколько раз мы воевали с турками?
Юля. Семнадцать, бать.
Отец. Сто сорок борзых кобелей. Он думал он полковник, да какой он полковник, он бестолковник. Пришел и унес не свои, а чужие носки. Опять пришел… (Уходит).
Мать. Че это он?
Юля. А пойди разбери его. Бать, а ты чего приходил-то? Что-то нужно?
Отец возвращается с письмом.
Отец. Опять пришел… я ведь это пришел сказать, что от Витьки письмо пришло из города. Покурить бы.
Юля. Отец присядь. Брат пишет, сядь послушай, как люди-то нормальные живут. (Читает письмо вслух выборочно). Пишет купили телек.
Отец. Сто сорок борзых кобелей.
Юля. Тише, тише, пап, может с рук какой сломанный. А нет, пишет, цветной новый.
Мать. Сериал наверно сейчас военный смотрят. Валька мне про него рассказывала. Хороший. Гошку бы они на все лето к нам отправили. А жена что его перестала к нам ездить?
Юля. Вот, пишет, и в этот раз не приедет. Говорит, у нее своя деревня, своих надо навестить. Отпуск не резиновый же.
Мать. Напиши им потом, мы тоже стали жить лучше. Едим хлеб, яйца, квас.
Юля. Пишет, стал системным администратором.
Отец. Покурить бы.
Мать. А что это такое?
Юля. Не знаю, видимо, профессия такая. 
Мать. М-м… а Колю убили.
Юля. … а Колю убили.
Мать. Я пришла Колю-то проводить, хоть помахать последний раз рукой, хоть встретиться. А их так быстро собрали, рассадили. Мы пришли, да и все пришли к своим, а и поезда уже нет. Никто в тот день не встретился.
Отец встает, хочет уйти.
Юля. Отец, ты куда?
Отец. Куда, куда? Домой.
Юля. Так ты дома.
Отец. А, ну ладно.
Юля. Садись, будем ответное письмо писать. (Садится за стол, пишет.) Васька кот сдох. Собаки загрызли. А так все нормально. У тети Вали тоже телевизор.
Мать. Напиши про соседку инвалидку, что она рюкзак потеряла.
Юля. Ходили за грибами, соседка, та что инвалидка, с нами не ходила, потеряла рюкзак, не пошла по грибы. Говорит, примета плохая - ходить без этого рюкзака. А так все хорошо. Все нормально. Точка. Всего не написать, не переговорить. Картошки, наверное, будет мало в этом году. Засуха. Поэтому покупайте сами где хотите, а так все хорошо.
Мать. Напиши что и вчера засуха была.
Юля. Так письма по месяцу идут, для них это вчера как месяц назад было.
Мать. Ты дату напиши, когда засуха была.
Юля. А напишу вчера, разберутся. Сашка все также фельдшером в поселке. Приезжает также по субботам раз в две недели. Чаще их не отпускают. Приезжает на велосипеде. Я ее встречаю в поле на полпути. Она боится одна ездить, думает изнасильничают. Хотя че уж там. (Пауза). Ну вот не помню как велосипед пишется. Витька грамотный же. Поморщится.
Отец. Сокращай. Напиши на велике. 
Юля. О, спасибо, бать. (Пишет). На велике. А так все хорошо. Нормально. Гошке-то уже десять будет? Ждем уже. Отправляйте на все лето. Подарков уже готово ему тут. Песочницу завезли. Сашка уже должна скоро приехать. Сегодня у нас суббота. Дождя нет. А так все нормально. Хорошо. Точка.
Отец. Спроси его, сколько мы раз воевали с турками.
Юля. Семнадцать, бать.
Отец. Нет ты его спроси.
Юля. Приедет, спросишь сам. Вот отнесите письмо лучше.
4.
Юля и Сашка загоняют велосипед во двор, закрывают калитку. Недалеко в песочнице играет Гоша, племянник Юли.
Юля (смеется). Ты чего такая боячка? Какие такие маньяки, ты их видала?
Сашка. Господи, какой срач у вас. От слова совсем. Уже на крыльцо страшно смотреть, а это что за шаболы висят, пылью дышите только. И этот чумазый весь, песка уже нажрался. Гошка, щас же в тазик залазь, оттирать буду.
Юля. Приехала командирша. Это постирано только, а не шаболы. Ну приберись, приберись, поухаживай за родителями.
Садятся на завалинку, Сашка закуривает. Рядом во дворе отец колет дрова.
Сашка. Как батя-то? Разговаривает хоть?
Юля. Болтает понемножку, а то и не остановить. Правда одно и то же, но ничего, держится. Когда в себя правда приходит, плачет, рыдать даже начинает. Вспоминает, наверное, все… а так уж лучше пусть вне себя. Оно и спокойнее.
Сашка. Как все-таки тоже вот, первую мировую прошел и газом травили, потом гражданская, отечественная и держался ведь. А в сорок пятом Колька не вернулся и все… как обухом. Все перенес, а этого нет. Он-то вернулся, а Колька нет. Не уберег значит.
Юля. Ничего. Жить можно. А ты чего такая бледная сама? Раньше не такая приезжала.
Сашка. А ты попробуй там в больнице всех пережалей. Каждый день. Один ноет, второй подыхает. Вот и как тут не побледнеть. А то бы ладно по делу ныли, болит что. А ведь нет, придут за жизнь начинают: жрать нече, мужика нет, кошка сдохла, жуки картошку поели, у другой телек сломался, сериал досмотреть не может, переживает чем закончится. А я им: на что жалуетесь? Ну и снова по кругу. Жрать нече, только теперь уже собака сдохла. И так каждый день.
Юля. Ну у нас тут попроще все. Всего два пациента. Гошка вот еще, отрада моя приехала.
Сашка. Да уж вижу, погрязли тут. От слова совсем. (Гоше). И не смотри даже, щас воды накипячу, полы надраю, тебя отшоркаю. Чугун херов.
Юля (смеется). Ты что приезжаешь свои порядки тут наводишь? Хочешь по-своему, тогда и живи тут.
Сашка. А вот и буду. Скоро сестра, скоро. Присмотришь за мной, а? Кровать мою пусть никто не занимает. (Встает, уходит в дом).
Юля. Чего это ты…
Подходит Гоша, садится рядом с Юлей.
Юля. Вот смотри, это перепоясанное насекомое, ты его не бей.
Гоша. Теть Юль, а где у тебя ребенки? Я бы тут с ними играл.
Юля. Ты мой ребенок.
Гоша. Нет я же мамин и папин. Не твой.
Юля. Ты мне скажи, зачем тыквы молотком побил?
Гоша. Это не я, теть Юль.
Юля. А кто?
Гоша.  Ну как кто?
Юля. Ну вот кто?
Гоша. Ну вот и я хочу знать кто.
Юля. А-а ну ясно. Ну потом проведем расследование. Узнаем.
Гоша. Теть Юль, а хочешь я возьмусь за расследование.
Юля. Ну возьмись, возьмись.
Гоша. Я выясню кто им бошки пробил.
Юля. Да, а потом мне расскажи. Смотри как муравьи дорожкой идут и каждый по яйцу несет, смотри не наступи, это они свое потомство несут в другой муравейник. Тот прежний муравейник раздавил кто-то. Не знаешь кто? Кто-то наступил в него ногой.
Гоша. Нет, теть Юль.  Хочет тоже расследование проведу?
Юля. Ну проведи, проведи. (Встает, уходит в огород). Ты только их не трогай, они своих детей несут.
Отец перестает колоть дрова, подсаживается к Гоше на завалинку, набивает себе махорки, закуривает.
Отец. Кумари нынче как лошади. Кумари. Ты смотри на него, полковник… Пришел и унес не свои, а чужие носки. Опять пришел…
Гоша. Кумари, кумари. (Вдыхает дым)
Отец. Ну возьми, скрути себе тоже козью ножку из газетки. Попыхтим. Отгоним кумарей. Только ты понарошку.
Скручивают козью ножку. Гоша все повторяет за дедом.
Гоша (выдыхает). Кумари-и. Дед?
Отец. Ну?
Гоша. Дед иди спать. (Хихикает).
Отец. Спать-спать, штаны вытрушать.
Гоша (смеется). Дед иди спать.
Отец. Спать-спать, штаны вытрушать…
Гоша (смеется еще больше).  Дед иди спать.
Отец. Спать-спать… (молчит, смотрит перед собой).
Гоша. Ну? Дед иди спать.
Отец (начинает плакать). Ну беги, беги, а то заедят кумари-то. Иди с бабушкой поиграй.
Гоша убегает в дом, садится на кровать к бабушке. Сашка тут же моет полы, ругается матом.
Гоша. Бабушка, баб, давай в партизанку играть.
Сашка. Попался, быстро в тазик лезь. Опять этот чемодан под кроватью, не промыть ничего толком. Куда она сейчас-то собралась? Господи, сорокапятка уже, а все туда же. (Убирает чемодан в шкаф).
Мать. Внучок, так а что мне делать-то?
Гоша. Я тебя сейчас расстреляю, сдавайся.
Мать. А мне что говорить?
Гоша. Говори. Я партизанка, нет, я не сдамся. С чувством говори.
Сашка. Я тебе щас устрою партизанку с чувством.
Сашка стаскивает Гошу с кровати, раздевает его, усаживает в тазик с водой, с силой трет мочалкой. Гоша плачет.
Сашка. Вшивый еще небось.
Гоша. Я не вшивый я никакой.
Сашка. Еще поговори мне тут, вон побежала блоха, вон забегали нансики.
Гоша. Где, ну где? Ну покажи. Ну поймай одну, покажи.
Сашка. Еще покажи ему. Ага еще задружишься с ними. Вообще тут засретесь, от слова совсем. (Тычет мочалкой в лицо Гоши).
Гоша (отбирает мочалку, тычет в лицо Сашке). Я не вшивый. От слова совсем. Заведи своих детей и мочи их. Кобыла.
5.
Юля и Гоша в поле. Пасут овец и коров.
Юля. Ну тупые овцы! Куда вы прете, б***ины дохлые.
Гоша (повторяет). А ну б***ины дохлые. Ровней. Паситесь ровней.
Юля. Коросты тупые, жрите где коровы. Вон там.
Гоша. Жрите тут, коросты тупые. Теть Юль, а завтра мы снова пойдем?
Юля. Да. Нам еще три дня тут.
Гоша. Ты только разбуди меня, не забудь.
Юля. Где коровы ну, где коровы, тащите туда свои дохлые задницы. Где коровы.
Гоша. Ровней. Ровней держать, жопы тощие. 
Где-то раздается бабий голос. «Ну кто ж так пасет? Я ж всей деревне расскажу, как вы наш скот...»
Юля. А иди тоже, советчиков развелось. Поучи меня еще…
Гоша. Иди бабка, иди отсюда. Ровней держи отсюда.
6.
Поздно вечером, Юля ходит по избе, переставляет посуду и вещи на прежние места. Отец и мать спят.
Юля (смеется). Ну Сашка, опять все по-своему расставила. Ну всё, разъехались, а мы тут с вами будем. (Смотрит за перегородку на родителей, после достает чемодан из шкафа, открывает его и долго смотрит в него, закрывает на ключ и снова убирает под кровать).
7.
Во дворе у Юли. Миша колет дрова, Юля в стороне наблюдает.
Юля. Жена-то не приревнует? Как отпускает-то ко мне? Каждый день стал у меня пропадать.
Миша. Кто Таська? Таська не та. Ей что, ей лишь бы был мужик, да детей сделал. Какая ревность? Она таких слов-то не знает. Ревность. А тебе мужик в доме нужен, и не думай прогонять. Отец хоть у тебя безумный был, а какие-никакие были руки мужские. А сейчас ты как вот одна с матерью?
Юля. А сейчас уже у самой руки как мужские стали.
Миша. Говори, говори, а пока не наколю, не уйду.
Юля. Дело твое.
Миша. Скажи мне, Юлька, ты хоть узнала мужика-то, хоть раз?
Юля. А и знать нечего. Делов столько, скотина, хозяйство. Может что и знала, да давно забыла. Некогда вспоминать. Вон скотины сколько. Ну что пришел помогать или в любови опять играть? Тогда иди отсюдова.
Миша. Ну ты стальная Юлька. Я бы так не смог.
Юля. А что вы вообще можете? Я бы, да я бы. Возьми да делай, а не якай.
Миша. Конечно, тебе просто сказать.
Юля. Да мне просто. Мне проще всех сказать. Мне вообще легче всех из вас. А не жалуюсь. Не на что. Сыты, живы и на том спасибо.
Миша (бросает топор).  Поцелуй хоть что ли. Хоть разочек.
Юля. Ага разочек. И этот разочек тебе всю жизнь сломает. Только и будешь помнить потом этот разочек и ничего в жизни не будешь замечать. И будешь помнить, что только один разочек я тебя любила. Надо оно тебе это?
Миша. Да я и без этого разочка с женой сплю, а тебя представляю.  Я ведь с Таськой так -   ради потомства сошелся. Ну не могу я без тебя Юлька. Сплю с Таськой, а вижу тебя. На детей своих смотрю и думаю, кто больше на тебя из них похож. Чей нос твой, чьи уши твои.
Юля. Ну и чьи?
Миша. Ничьи.
Юля. Таськины?
Миша. Мои.
Юля. Ну да, говорят, девочки больше на отцов похожи…
8.
Посреди комнаты всегда стоит большой розан в горшке. Сейчас новый год и Юля с матерью наряжают его фантиками от конфет. Мать на кровати вырезает какие-то блестки, Юля вешает их на дерево.
Мать. Хороший был год, да и каждый год хороший. Гоша как подрос, какой смышленый мальчик. Ты в посылку подарок ему точно ничего не забыла? Носки те шерстяные, и яблочек сухих. Письмо будешь Витьке писать скажи, мать просит тебя не бросать. Пусть хоть в город тебя перевезут что ли. Там может жизнь еще наладишь.
Юля. Куда вы мама собрались? Новый год сегодня. Сегодня никто не должен никуда собираться.
Мать. Живи по совести главное, Юлька. Плохо кто сделал, хорошо, не нам судить. Бог все видит, он рассудит не мы. Ты не суди никогда Юля.
Юля. Посмотрите, мама, какая у нас красивая елка получилась.
9.
Лето. По избе снова бегает Гоша, Сашка моет полы и ругается. Витя брат выкладывает продукты на стол. Юля рассматривает незнакомые ей баночки.
Витя. Мать где похоронили?
Юля. Рядом с отцом.
Витя. Посмотрю потом.
Юля. Редко вы стали приезжать. Вот уедете, опять одна.
Витя. А Мишка?
Юля. А что Мишка, у него ребятишек семеро по лавкам. И все девки одни. Не дал бог сына.
Витя. Тебе и девок не дал.
Юля. Да помню, брат. Спасибо.
Витя. Сама не особо-то и рвешься. Давно бы в город уехала.
Юля. Гошенька, солнышко, на вот покушай, сладенькое.
Сашка. Ой, как меня это бесит. Ну вот зачем с детьми сюсюкаться? Зачем разговаривать как с дебилами? Ты покусял, ты пописял. Фу, мерзость какая. Вот представь Витька, ты пришел в ресторан, поел, а официант к тебе подходит в конце и так слюняво. Ты покусял, вкусня, ням-ням?
Витя (смеется). Да ладно тебе.
Сашка. Ну вот и я про то же. Дети - это просто маленькие люди, а не дебилы. Ростом просто поменьше вот и вся разница с нами. Ой, срач, ой срач. Юлька, ну как так можно …
Витя. А ты че такая чистюля стала?
Сашка. А помирать приехала, так вот хочу в чистоте умереть. Морфий кончится - так и слягу. Много его теперь не достать. Под запись все. И так почти что ворую его.
Витя. Погоди еще помирать. Может обойдется.
Сашка. Что уж, я врач я знаю. Рак у меня. Вот морфий кончится и все тут. Кровать мою не занимать никому, ясно? (Уходит).
Витя.  Присмотришь за ней?
Юля.  Не привыкать. А что? Ты может хотел?
Витя. Мне куда, ты что? У меня жизнь, работа. Снова вот за границу отправляют.
Юля. Ну да, интересно. У тебя жизнь…, а что и в гостиницах часто бываешь?
Витя. Приходится.
Юля. Ну и как там, обои, наверное, теперь везде? Ремонт европейский? Туалеты с кнопочкой?
Витя. И этого достаточно.
Юля. Интересно. Важный ты стал, брат. Важный.
Витя. Работа заставляет.
Юля. Ну да, ну да работа…. Ну а другие страны что, сильно от нашей отличаются?
Витя. Страны и страны. Я работаю там, а не прогуливаюсь. Поехали, говорю, с нами. У нас будешь жить, все условия, цивилизация. Да и далеко сюда нам кататься. Не наездиться каждый год.
Юля. Спасибо, брат, но у вас там свое, у меня тут свое. Хоть ветхое, но свое. Я тут каждую трещинку знаю, да и тут родители лежат. Кто ж к ним придет-то, если мы все далеко будем. Затянутся могилы травой, кто приберет-то?
Витя. Ну как знаешь, потом не говори, что не звали. Но ездить часто больше не сможем.
Юля. Дело ваше, что ж ездить как крест нести. Перед кем? Передо мной не надо. У всех своя жизнь, я ж понимаю.
Витя. Эх, упрямая ты, Юлька, корявая. Всю жизнь корявая была. Пойду воды натаскаю. И не поговорить с тобой даже. (Уходит).
Юля. Гоша, а ты как, иди сюда, расскажи хоть как учишься?
Гоша. Да я и не учусь вовсе. Ну как хожу в школу, но я пока не понимаю, как мне все это потом пригодится в жизни. Раковину я и без школы смогу сам починить. Я вот блины умею печь, это пригодится. Еще селедку под шубой без косточек пеку хорошо. И это пригодится. А вот все остальное в школе, это вот зачем?
Юля. Да, Гоша. Главное, чтоб человек хороший был. Папка вон какой у тебя, учился много, не знаю… может и пригодилось.
Гоша. Теть Юль, а ты меня хоть любишь?
Юля. Что ты, что ты, бог с тобой. Да ты мне как сын и лучший друг на свете.
Гоша. Я тебе признаться хочу. Ты вчера переодевалась, а мне спать велела. А я не уснул. И теперь я знаю, что ты рыжая.
Юля (смеется). Ну что ж…может и это пригодится. (Гладит Гошу по голове).  Хороший ты мальчик растешь. Хороший. Мать с отцом только слушай и уважай, и люби. Хоть мать у тебя много мне наговорила худого, то и не ездит, но ты мать люби, слышишь, какая бы она не была. Мать всегда уважать нужно любую, хоть и пьяница она, хоть кто. Она тебя родила, всегда уважай мать.
10.
Сашка лежит на своей кровати, рядом сидит Юля.
Сашка. Вот все на тебя наговаривала, что ты заболела, помнишь? А теперь вот сама. Не верила в твои суеверия, а все бумерангом вернулось. Почему ты такая, Юлька, а?
Юля. Какая?
Сашка. Злая, но как будто и … как будто как ангел. Да. Злой ангел, вот ты кто, ты злой ангел. А так вообще бывает?
Юля. Это тебе перед смертью уже бредится.
Сашка. Спасибо сестра, поддержала. Нет, Юлька, ты прости, это не я слышишь, не я такая, это жизнь, жизнь нас такими делает.
Юля. Ну да, конечно, это не мы, это все они.
Сашка. Нет, нет ты послушай. Это не я. Юлька как я тебе завидую сейчас. Как же жить хочется. Вот именно сейчас, в эту минуту хочется. Ты вот хоть и не живешь. Ну что это жизнь у тебя? Утки менять, женихов не знала. Ты хоть видела мужика-то голого? А ведь знаешь как это красиво. А и не видела значит. А все равно завидую тебе. Ты вот останешься, а меня не будет. А жить, жить так хочется. Ты-то вон даже собралась. Думаешь я не знаю зачем у тебя чемодан вечно под кроватью лежит? Заперла еще. А ведь собралась, а? я ведь знаю, ты там на смерть себя собрала, чтоб когда тебя хоронить кто будет, так сразу и готово. А кто тебя хоронить-то только будет, тебя и похоронить-то некому будет. Для кого собралась-то, а? Почему так, Юлька? Почему собралась ты, а умираю я? Ты, ты собралась, а умираю я. Почему так? Я бы вот хоть сейчас с тобой поменялась и твою бы жизнь согласна проживать и утки менять и говно, только бы остаться, а не исчезать как всё. Как всё исчезает. Как и не было. Но как же не было? Я-то помню, что я была. Как это не было? А как это будет Юлька, ты знаешь как это все будет?
Юля. Спи. Закроешь глаза и не проснешься больше. И даже не вспомнишь, что ты была. Вот так все и будет.
Сашка. Страшно мне Юлька, так страшно и холодно. Но почему, почему ты остаешься? Даже ты остаешься, а мне нельзя. Почему собралась ты, а умираю я? Почему...
Юля. Спи.
Ночь. Юля сидит за столом на кухне. На столе горит одна свеча. Заходит Витя немного подвыпивший.
Юля. Сашка умерла.
Витя. Мучилась?
Юля. Наверно. Говорила много. Значит мучилась.
Витя. Хоть бы посочувствовала.
Юля. Я и сочувствую.
Витя. Ну да, по тебе видно. (Уходит).
Юля. Я хоть рядом была. А ты где был? (Тушит свечу).
11.
Конец лета. Витя с Гошей собирают сумки. Юля сидит на завалинке.
Юля. Велик куда Сашкин деть? Не заберете?
Витя.  Куда нам его, в поезде только морока.
Юля. Еще бы погостили.
Витя. В школу пора собираться. Проект у меня большой ждет, доделывать надо.
Юля. Проект… похвалят тебя две минуты за этот проект, а ты и доволен. Всю жизнь кожилишься, из себя лезешь чтоб заметили. И стоят они того эти две минуты против всей твоей жизни? Уж седина на голове, должен понимать. Может начнешь уже для себя жить-то, а не ради этих двух минут лицемерного признания? А завтра эти же кто тебя признал и руки не протянут, и не поздороваются даже, а ты…
Витя. Ты-то, ты-то бы что понимала? Что ты видела, что знаешь? Нашла кого учить.
Юля. А че тут видеть? Тут и видеть не надо, на тебя достаточно посмотреть и всё, и всё понятно че там в миру творится, да как оно все обделывается. Да, я может не была нигде и гостиниц твоих не видела. Я туалета-то с кнопочкой может не видела. Уж извините не сидела на таких тронах. Да только как дважды два это уже давно все известно. Никому, никому мы не нужны кроме нас самих. Ни наши боли, беды, ни наши успехи. А уж успехи и пуще всего не нужны. Чванишься всю жизнь, доказываешь что-то, значимость, похвалу ждешь небось взамен. А иначе как же за просто так-то, похвалу обязательно ждешь. Но никому, никому-то и дела нет до этой твоей значимости. Ну может час, два, день, пару минут про это помнят что ты там сделал, что доказал и все. И дальше носом в свою жизнь, в свои боли, беды, радости. Две минуты может, а ты... Много ты добился?
Витя. Промолчу, сестра. Уезжаем, не хочу вот так прощаться. Но столько бы тебе сказал.
Юля. Да сказал бы, знаю что сказал бы. Сидишь тут в четырех стенах корявая, ничего не видишь, не знаешь, ничего не добилась. Все никак у людей. Но только одно тебе скажу, Витька, самое искреннее что тебя может окружать в наше время, это четыре стены. Они по крайней мере честно молчат, смотрят и молчат. И ничего не хотят сказать так для красного словца. Лучше честно молчать как стены, чем из пальца высасывать, чтоб разговор поддержать. Этим у вас там заняты, в вашей цивилизации?
Витя. Глупая ты просто. Не училась, людей не знаешь.
Юля. Да ты думаешь я не пошла бы в институт. Да школы не дали закончить, а потом война. Потом мать с отцом. Бросить их надо было? А не бросила потому, что совесть еще осталось. А знаешь что такое совесть, а? Хоть слышал слово такое? Учили вас такому слову в ваших институтах? Эх ты, они в войну нас от голода всех вытащили, сами куска не съели, а я по женихам пойду, в институт ага. Ладно, езжай Витька, езжай. Езжай, по-хорошему прошу. Вы приедете, погостили и уехали. Сгущенкой откупились. Никого не хочу судить. И мать велела не судить. Не мне судить. Но у каждого своя судьба. Свой выбор. И каждому жить со своим выбором. Езжай.
Витя. Злая ты Юлька, всю жизнь злыдня была.
Юля. Уж какие есть. А и злыдни тоже люди. А то и побольше вашего люди.
Витя. Ты ведь не всегда такая была. Ну да что, ладно, и я не сужу тебя. Не обижаюсь я.  Без мужика-то любая баба оскотиниться. Что ж я не вижу этого что ли? Да только ведь это и твой выбор. Ведь твой? В чем ты меня-то винишь?
Юля. Мой? Мой? Да вы мне с Сашкой на танцы ни разу не дали сходить. Сами смотаетесь, а что, Юлька дома, Юлька посидит. Потом в институты смотались, никого не спросили. Мой? Мой? (Долго молчит). Да мой. Мой выбор. Мой. Забудь Витька. Прости. А сгущенку оставь. Мы с маманькой по вечерам помню баловались. Сладкое настроение поднимет. Спасибо. Спасибо за сгущенку, правда без нее хуже бы было. Ты прости, брат. Останешься еще? Гошку отправьте потом на следующее лето. Нет, правда, останетесь еще, хоть на пару дней?
Витя. Останемся.
Юля. Ну вот и пойду соления достану. Это те что на особый случай.
Витя. Сдохли, наверно, уже.
Юля. Да ты что такое говоришь? На особый случай они эти банки долго живут. Они как чувствуют, что их на особый случай закатали. Ну пойду, пойду…
12.
Утро. Юля открывает шторки на всех окнах, проводит веничком, чтобы собрать все паутинки на рамах, умывается над тазиком, поправляет ободок на голове. За окном густые красно-желтые шапки кустов и деревьев сада. Темнеет, на столе горит свеча, Юля у окошка.
13.
Утро. Юля открывает шторки на всех окнах, затапливает печь, умывается над тазиком, поправляет ободок на голове.  За окном до половины окна сугробы. Темнеет, на столе горит свеча, Юля у окошка.
14.
Утро. Юля открывает шторки на всех окнах, проводит веничком, чтобы собрать все паутинки на рамах, умывается над тазиком, поправляет ободок на голове.  За окном зеленые шапки кустов и деревьев сада. Темнеет, на столе горит свеча, Юля у окошка.
15.
Утро. Юля открывает шторки на всех окнах, проводит веничком, чтобы собрать все паутинки на рамах, умывается над тазиком, поправляет ободок на голове.  За окном густые красно-желтые шапки кустов и деревьев сада. Темнеет, на столе горит свеча, Юля у окошка.
16.
Утро. Юля открывает шторки на всех окнах, затапливает печь, умывается над тазиком, поправляет ободок на голове. За окном до половины окна сугробы. Темнеет, на столе горит свеча, Юля у окошка.
17.
Утро. Юля открывает шторки на всех окнах, проводит веничком, чтобы собрать все паутинки на рамах, умывается над тазиком, поправляет ободок на голове.  За окном зеленые шапки кустов и деревьев сада. Темнеет, на столе горит свеча, Юля у окошка.
18.
На улице ливень, гром. На пороге под дождем стоит Миша.
Миша. Юлька одно твое слово и уйду, ей богу уйду. В глаза больше не увидишь. В деревню другую переедем. Или вот пальцем сейчас только щелкни и брошу, все брошу. Все оставлю ради тебя. Мы ведь не старые еще. Я ведь только сейчас понял, девки у меня одни, а сына нет. Это знак, Юлька, знак. У нас с тобой будет сын. Слышишь, это я недавно понял. Это знак. Мы, мы с тобой должны родить сына.
Юля. Мне? Семью рушить? На чужом несчастье…
Миша. Да какую семью? Никогда там никакой семьи не было. А дети что, вырастут, поймут. Это сегодня дети, а завтра свободные люди и ничего им не нужно. Ну говори же, одно твое слово. Не уйду пока не разрешишь меня, не могу больше так. Здесь, сейчас. С места не тронусь. Промокну, заболею, умру, молния пусть прибьет. А не уйду пока судьбу мою не разрешишь. Ну что молчишь, ну говори, говори же, говори Юлька…
Юля осматривает избу, смотрит за перегородки, где спали когда-то родители, потом на Мишу, потом снова за перегородки. Гремит гром.
19.
Лет пятьдесят спустя. Лето. Из пустой избы с заметно просевшими потолками и дверным проемом выходит Юля, вся сгорбленная, опираясь на палочку, идет почти на ощупь. Над дверью как подкова, висит Юлин ободок. Юля садится на завалинку, ворошит палочкой траву.
Юля. Хе-хе.. полковник. Он думал, что он полковник. Да какой он полковник. Он бестолковник. Хе-хе. Ноги что ли у меня длинные? Как антилопа. Или как заяц? Или как антилопа? Или заяц? Как лань… интересно. Хе-хе полковник. Да какой ты полковник, ты бестолковник… Как антилопа. Или как заяц? Или как антилопа? Или заяц? Как лань… интересно. Хе-хе полковник. Да какой он полковник, он бестолковник… или как заяц? Ноги что ли у меня длинные.. интересно….
20.
Дом давно уже заколочен. И под кроватью все также лежит маленький коричневый чемодан. Пустой. Он всегда был пустой. Внутри только ключи от этого чемодана. Целая жизнь прошла, а чемодан пустой. И положить-то было нечего, да и незачем. Только теперь чемодан затянут весь «путиками». И как будто эти паутины приковали чемодан к полу и держат его. Может пригодится.
Конец.

 с. Новое Зубрилово
Бедняковой Юлии Яковлевне. (1929-2022)