А почему Пушкин для отрицательных образов, под которыми прятал Николая I, выбрал в качестве прототипа прикрытия Ивана Грозного? Уж не потому ли, что заметил у императора такие черты этого царя как гневливость, подозрительность, жестокость и т.д.? Нет, не только. Были и другие предпосылки. Так, например, в книгах, связанных со временем Ивана Грозного («История…» Карамзина, письма князя Курбского и т.д.), внимательный Пушкин мог обнаружить немало исторических обстоятельств, которые удивительным образом перекликались с таким важным событием, как восстание декабристов, и которые можно было использовать для скрытной переклички между образами Ивана IV и Николая I.
Вот некоторые из совпадений:
1. Во-первых, месяц ДЕКАБРЬ, который не только дал название тем, кто 14-го декабря 1825-го года вышел протестовать на Сенатскую площадь, но и совпал с декабрём 1569-го года, когда Иван IV, всюду подозревавший измену, спровоцировал т.н. «Новгородский погром». О провокации же самого Николая I ранее я писал в главе «Кто разбудил декабристов?».
2. Во-вторых, ЧУМА, которая во время Новгородского погрома свирепствовала на северо-западе Руси. И поэтому мы не удивляемся тому, что под маской этой страшной болезни Пушкин спрятал именно Николая I, о чём можно прочитать в моей главе под названием «Чума».
3. В-третьих, это НОВГОРОД, который одним своим названием, происходящим от словосочетания «новый город», перекликается и с «новым городом», о котором Пушкин писал в «Царе Салтане»: «В море остров был крутой… А теперь стоит на нем Новый город со дворцом» (напомню, что под маской этого города мы ранее угадали славный город Петербург!), и с «новой столицей», о которой говорится во вступлении к «Медному всаднику», т.е. со всё тем же «градом Петра». Ну, а то, что именно в этом «граде» было восстание декабристов, я думаю, известно всем.
4. В-четвёртых, возможность сближения Новгорода с Петербургом ещё и по той причине, что в 1571-м году Иван IV перенёс свою столицу именно в Новгород, перевезя туда московских бояр, казну и семью. Правда, от идеи переноса столицы Иван IV позднее отказался, как бы оставив её реализацию будущим царям. Ну, а ею, конечно, воспользовался энергичный Петр I, построивший свою столицу, хоть и не на берегах Волхова, но всё же «на брегах Невы», которые отвоевал у шведов, практически воплотив в жизнь неосуществлённое (в течение 25 лет, а это срок неудачной Ливонской войны!) желание Ивана Грозного выйти к морю.
5. В-пятых, факт того, что на этих «брегах Невы» жандармы творили такое же кровавое безобразие, что и опричники на реке Волхов, когда палками заталкивали новгородцев под лёд и топили их. А это прямо перекликается с тем, что и декабристов, которые 14-го декабря 1826-го года, спасаясь от картечных выстрелов, пытались убежать по льду на другой берег Невы, жандармы не только расстреливали, но и запихивали (в т.ч. и раненых!) под лёд. И неудивительно, что даже и сегодня мы можем встретить у историков сравнение этих жандармов с опричниками Ивана Грозного.
6. В-шестых, общая могила пяти казнённых в Петербурге декабристов (точное её место не установлено и поэтому памятник поставлен приблизительно!), хоть и отдалённо, но перекликается с общей могилой в Новгороде, о которой сегодня можно прочитать следующее: «Согласно новгородской летописи, во вскрытой в сентябре 1570 года общей могиле, где погребали всплывших жертв Ивана Грозного, а также умерших от последовавших голода и болезней, обнаружили 10 тысяч человек» (Википедия). Понятно, что 14 декабря на Сенатской площади и рядом с ней погибло примерно 1200 человек, но с учётом солдат, впоследствии прогнанных сквозь строй и не выдержавших этого избиения, число погибших может быть и больше.
7. В-седьмых, печально известные «синодики опальных», т.е. списки для церковного поминовения людей, казненных по приказу Ивана Грозного и лишенных предсмертной исповеди и христианского погребения, прямо перекликаются со справочником Николая I, который официально назывался «Алфавитом членам бывших злоумышленных тайных обществ и лицам, прикосновенных к делу, произведённому высочайше утверждённою 17 декабря 1825г. Следственной комиссией» (далее: «Алфавит»). Этот «Алфавит» содержал 570 имён и постоянно находился на столе Николая I. Правда, христианского погребения были лишены только пятеро повешенных 13 июля 1826г. декабристов, чьи тела «ночью были вывезены на остров Голодай и там в мусорной свалке зарыты. Николай I приказал немедленно выровнять место и уничтожить даже малейшие признаки их захоронения» (В.И.Басков «Суд коронованного палача», М., «Советская Россия», 1980, с.131).
Ну, а после такого перечисления нельзя не вспомнить мои любимые слова: «что есть, то было, а что было, то будет», которые в одном из библейских вариантов звучат так: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Книга Екклесиаста Глава 1). Да и как не вспомнить тот диалектический материализм, который я когда-то сдавал на экзамене по «марксизму-ленинизму» и в соответствии с учебником доказывал, что развитие человеческого общества происходит по спирали, на разных витках которой возможно повторение событий. И радуясь этому, я тогда предполагал, что в скором времени можно будет прогнозировать будущее методом экстраполяции. Однако нет! Т.к. впоследствии я понял, что спираль исторического развития состоит не из одинаковых, а из уменьшающихся по длительности оборота витков, которые в перспективе могут закрутиться в точку под библейским названием «Апокалипсис» или «конец света»…
Однако не будем впадать в мировую грусть, а, помня пушкинские слова: «Но мы, ребята без печали», потянем ниточку дальше и спросим: а насколько глубоко Пушкин знал о личности Ивана Грозного и о его конкретных чертах? Ответ таков: знал и глубоко, и широко! Правда, нюансы, связанные с этим царём, Великий Мистификатор разбрасывал по разным произведениям, из-за чего нынешним исследователям для получения внятной картинки надо как бы собирать детские кубики с фрагментами изображения. Да ещё и крутить их по всем шести сторонам, чтоб не ошибиться!
Начнём с «Конька-горбунка»:
1. в этой сказке царь не раз называет (или обзывает?) Ивана «холопом», что перекликается с тем, что и Иван IV почти всех своих подданных (включая князей!) тоже именовал холопами.
2. Когда же царь из «Конька» кричит Ивану, что будет его «на кусочки разрывать», то это одно из обстоятельств казни дьяка Ивана Висковатого, которого в 1570 году Иван Грозный повелел привязать к столбу и заживо отрезать от его тела по куску.
3. Когда же мы узнаём, что после новгородского погрома Иван IV приказал облачить митрополита Пимена в скоморошью одежду и возить его, посадив на кобылу задом наперед, то, опять же вспоминаем Ивана из «Конька-горбунка», который всю ночь скакал задом наперёд на кобыле и который фактически был скоморохом, т.е. дураком прикидывающимся. Ну, а имя Пимен никуда у бережливого Пушкина не пропало, поскольку оказалось в «Борисе Годунове» у летописца, под маской которого при старании можно обнаружить и самого Александра Сергеевича.
4. Отдельного рассмотрения требуют слова царя из «Конька»: «Ну, Ванюша, раздевайся И в котлах, брат, покупайся!», косвенно связанные с намёком на казнь декабристов.
А теперь смотрим на царя Дадона из «Золотого петушка», который при виде убитых сыновей, «завыл: «Ох дети, дети! Горе мне… Горе! Смерть моя пришла», что перекликается с Иваном IV, который, «осознав содеянное сыноубийство, целые ночи вопил от горя» (из книги Антонио Поссевино «Московия», 1586г.).
Однако стоп! Иван Грозный долго «вопил» (внимание!) после сыноубийства, а пушкинский Дадон никого не убивал, а «выл» после того, как обнаружил гибель своих сыновей. Тут что-то не так! Заглядываем в источник «Золотого петушка», т.е. в «Легенду об арабском звездочёте» В.Ирвинга, где царь, находясь во дворце, с помощью волшебных шахмат стравливал воинов; затем смотрим пушкинский отрывок, в котором «Царь увидел пред собою столик с шахматной доскою», и после этого вспоминаем, что ведь и Иван Грозный любил шахматы. Да и умер-то он после того, как расставил свои шахматы (есть даже картина XIX века, изображающая смерть Ивана IV рядом с шахматами!). И вот после всех этих сопоставлений нам остаётся лишь восхититься замечательной догадкой одного московского режиссёра, который в свой спектакль «Золотой петушок» ввёл сцену с танцем Дадона на гробах сыновей!
Кстати, о сыноубийстве Ивана Грозного косвенно намекает и то, что СРАЗУ после смерти царевича он составил «синодик опальных» для поминовения душ им же замученных и убиенных людей. Повторю: и УБИЕННЫХ!
Ну, а где у Пушкина ссора отца с сыном и с желанием убить этого сына посредством дуэли? А это в концовке пушкинского «Скупого рыцаря», когда этот «рыцарь» назван «безумцем». И как уж тут не вспомнить старуху из «Рыбака и рыбки» с её безумным последним желанием, да и попа, у которого после щелчка Балды «вышибло ум». Кстати, сам по себе выбор Пушкиным для своей сказки попа может быть обусловлен тем, что Иван Грозный перед смертью постригся в монахи и был погребен с клобуком и в схиме. И когда мы видим картину В.М.Васнецова "Иван Грозный", на которой в руке царя имеются четки, какие носят священники для начитывания молитв, то и смысл выбора Пушкиным народной сказки о попе становится более понятным.
Ну, а если посмотреть на картину В.Г.Шварца «Иван Грозный у тела убитого им сына», написанную (внимание!) ещё в 1864-м году и находящуюся в Третьяковской галерее, то можно удивиться тому, что задолго до Репина был художник, который в названии своей картины заявил о сыноубийстве Ивана Грозного! И ничего, никто тогда панику не поднял и картину не запретил. Ну, а что бы сказал Пушкин, увидев картину Репина, прозванную в народе «Иван Грозный убивает своего сына»? А он, ошеломлённый обилием изображённой крови, сказал бы: «Да-а, оказывается, не только писатели используют гиперболу, но и художники делают это ничуть не хуже, а то и лучше». (Гипербола, по Далю, «всякое выражение, впадающее в какую-либо крайность»).
И действительно, любой врач-травматолог подтвердит, что столь много крови, как изобразил её на картине Репин, быть не могло. Да и мы знаем, что в голове человека расположены тонкие кровеносные сосуды, а отнюдь не вены, при повреждении которых кровь может хлестать ручьём. Ну, а Репин, наверно, ответил бы всем придирчивым: «Так ведь моя картина – это не фотография, а художественное произведение, в котором гипербола в отношении чрезмерной крови допустима». И не возразишь!
Ну, а где же у Пушкина изображена чрезмерная кровь, да ещё и связанная (в подтексте, конечно!) с Николаем I, которого в других своих произведениях он сближал с Иваном Грозным? Ответ таков: во-первых, в уже знакомой нам песне «Видение короля», из цикла «Песни западных славян». Вот соответствующий отрывок:
Тут он видит чудное виденье:
На помосте валяются трупы,
Между ними хлещет кровь ручьями,
Как потоки осени дождливой.
Он идёт, шагая через трупы,
Кровь по щиколку ему достигает…
Горе! В церкви турки и татары
И предатели, враги богумилы.
На амвоне сам султан безбожный.
Держит он наголо саблю,
Кровь по сабле свежая струится
С вострия до самой рукояти.
Сначала отмечаем, что «видение короля» тут означает СОН короля, в котором тот увидел своего отца, а рядом с ним кровавого и «безбожного» турецкого султана. А затем спрашиваем: и что же параллельно с этой песней ещё писал Пушкин? А оказывается, что он писал «Капитанскую дочку», которую задумал ещё в январе 1833г., пробовал писать в августе этого же года (первоначальная редакция не сохранилась) и, наконец, в 1834-м году, которым и датируется «Видение короля», Пушкин все ещё «продолжал работать над романом» (VIII,1056). Ну, а до этого Пушкин закончил «Сцену в лагере», числящуюся за подставным автором Ершовым, где спрятал Николая I под маской турецкого султана. Однако в 1833-м году он закончил ещё и «Дубровского», в котором тоже спрятал соответствующие намёки. Их я пока оставлю вам, дорогие читатели. Может, кто-нибудь и найдёт их. Успеха вам!
Ну, а в конце мы уточним информацию о гибели восставших и тех, кто пришёл на них посмотреть 14 декабря 1825-го года. Вот свидетельство В.И.Штейнгеля: «Сухозанет сделал ещё несколько выстрелов вдоль узкого Галерного переулка и поперёк Невы к Академии художеств, куда бежали более из толпы любопытных!». Толпы восставших солдат бросились на невский лёд, чтобы перебраться на Васильевский остров. Михаил Бестужев попытался на льду Невы вновь построить солдат в боевой порядок и идти в наступление на Петропавловскую крепость. Войска построились, но были обстреляны из пушек ядрами. Ядра ударялись об лёд, и он раскалывался, многие тонули. К ночи с восстанием было покончено. На площади и улицах остались сотни трупов.
На основании же бумаг чиновника III Отделения М. М. Попова историк Н.К.Шильдер позднее писал: «По прекращении артиллерийского огня император Николай Павлович повелел обер-полицмейстеру генералу Шульгину, чтобы трупы были убраны к утру. К сожалению, исполнители распорядились самым бесчеловечным образом. В ночь на Неве от Исаакиевского моста до Академии Художеств и далее к стороне от Васильевского острова сделано было множество прорубей, в которые опустили не только трупы, но, как утверждали, и многих раненых, лишённых возможности спастись от ожидавшей их участи. Те же из раненых, которые успели убежать, скрывали свои увечья, боясь открыться докторам, и умирали без медицинской помощи». Сразу же были арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость 371 солдат Московского полка, 277 — Гренадерского и 62 матроса Морского экипажа.