Выброшенная

Максим Катеринич
   Грустно так бывает, когда вдруг на помойке обнаруживаю выброшенную плюшевую игрушку, типа зайки, мишки, куклы. Настолько, что аж прям слезинка пробивается. Соответственно, такого никогда не бывает при виде выброшенной машинки или даже велосипеда. А вот по всяким зверькам порой ну просто за душу трогает.

   Спрашивается, почему? Ведь это всего лишь, по сути, кусок ткани, шерсти, пластмассы, что по ним грустить-то? Но у меня почему-то сразу представляется их недолгая история, когда они были в руках какого-нибудь малыша. Ведь каждый из них был в руках какой-нибудь девочки живым, имел имя, участвовал в каких-то детских незамысловатых историях, а вначале даже что-то вещал, когда в брюхе еще были новые батарейки. Кто-то засыпал вместе с ребенком на подушке или под одеялом, охраняя их сон. Ведь сами же эти игрушки, поскольку никогда не смыкают глаз, не спят (*хотя, нет, куклы спят).
   В общем, к этой игрушке было когда-то то самое отношение, что делало её живой и одушевленной. И эта игрушка чувствовала себя живой и нужной. И думаю, была реально счастлива. Она ждала с садика свою хозяйку и с удовольствием путешествовала на заднем сиденье машины вместе с ней.

   А потом она была заменена другим увлечением ребенка. Вначале потерялась среди других игрушек, затем пережила глумление, когда с ней делали что-то несуразное, например, выкалывали глаза, потом долго лежала под креслом, а затем уже бессердечной мамой была отправлена в мусорную корзину, а там уже оказалась на помойке.

   И теперь я смотрю на этого зайку, с надорванной шеей и оторванным глазом. И он уже не живой. Это трупик. Но он так смотрит на меня своим одним глазом, что я вижу не просто трупик, а живой трупик.
   Нет, я не настолько сентиментальный, чтобы забрать этого зайку себе домой, отмыть и что-то с ним дальше делать. Просто посочувствовал. Далее его путь – огромная свалка, а там… Наверное, печка, или что там с мусором делают.

   Также я лишний раз позавидовал деревянным, незамысловатым игрушкам своих прабабушек и прадедушек, которые гораздо прилежнее и дольше берегли свои игрушки, настолько, что даже умудрялись наследовать их своим внукам.