Из цикла "Стихотворения в прозе"
Выставка торговца рыбой
(Неаполь)
Они грудами выложены на слегка покатой мраморной плите: одни рядками на влажном камне, местами поросшем черноватым мхом, другие в неглубоких потемневших мокрых плетеных корзинах. В своей серебристой чешуе, изогнутые кверху, они напоминают руку, держащую меч, как в глянцевом блеске серебра ее изображают на гербах. В своей серебристой чешуе те, что лежат поперек плиты, будто вылиты из старинного серебра с налетом черноты; вон из кучки высунулся рыбий рот, и кажется, что от ужаса он стремится вырваться наружу. Заметь однажды кто-либо такой рыбий рот, он увидит там-то и там-то то один, то другой такой же, судорожно хлопающий - и будто жалующийся (Кому тут на ум приходят «жалобы», пожалуй, тот подразумевает, что звук голоса немедленно оборачивается немотой, это картина…). А теперь, поразмыслив, пожалуй, обратимся к глазам, пока те еще были зрячи. Эти плоские, расположенные по бокам (будто под часовыми стеклами), глаза улавливали картины того, что плавало в воде. Но они и тогда были такими же невыразительными и безучастными на вид, ведь внешность вода не искажает. Неглубоко посаженные, мелкие, пустые, навыкате, похожие на каретные фонари днем. Но, ощущая сопротивление и движение иного, более плотного мира, они легко и достоверно посылают изображение за изображением, как и картины резких движений и поворотов в неведомое нам сознание. Тихо и уверенно они всматриваются вперед, не выдавая бесхитростных намерений; тихо и уверенно днями напролет они устремляют взор в поток над ними, местами затемненный из-за игры теней. Теперь же их вырвали из длинных полос того созерцания - им, выложенным на плоскую поверхность, уж никак не вернуться в свой прежний мир. Зрачок, будто обтянутый черной тканью, окружен оболочкой, похожей на тончайшее сусальное золото. С ужасом, похожим на тот, когда, кусая что-то, человек неожиданно наталкивается на нечто твердое, мы обнаруживаем непроницаемость этих глаз - и внезапно нам чудится, что мы стоим перед помещенными на стол камнями и металлом. Изогнутое трудно окинуть взором, и куча шилообазных рыб со стальным блеском, большая и холодная, напоминает сложенные инструменты, с помощью которых были отшлифованы другие рыба, похожие на камни. Вон они лежат: округлые гладкие агаты с коричневыми, светлыми и золотыми прожилками, полосы розовато-белого мрамора или похожие на нефрит с тонкой огранкой краев изогнутой формы, полуобработанные топазы, горный хрусталь с аметистовым кружевом, опалы из медуз. Они еще покрыты совсем тонким слоем оставшейся воды, отделяющим их от этого света, для которого они чужие; они как запертый ларец, попытка открыть который была бы напрасной затеей.
Rainer Maria Rilke (4 декабря 1875 - 29 декабря 1926(
Оригинал:
Rainer Maria Rilke: Die Auslage des Fischh;ndlers
(Neapel)
Auf leicht geneigter Marmorplatte liegen sie in Gruppen, manche auf dem
feuchten Stein, mit ein wenig schw;rzlichem Moos unterlegt, andre in von
N;sse dunkelgewordenen flachen Spank;rben. Silbern beschuppte,
darunter einer, rund nach oben gebogen, wie ein Schwertarm in einem
Wappen, so da; das Silber an ihm sich spannt und schimmert. Silbern
beschuppte, die quer – ;ber liegen, wie aus altem Silber, schw;rzlich
beschlagen, und dr;ber einer, der das Maul voran, zur;ckzukommen
scheint, entsetzt, aus dem Haufen hinter ihm. Hat man erst einmal sein
Maul gemerkt, so sieht man, da und da, noch eines, ein anderes, rasch
hergewendet, klagend. (Was man »klagend« nennen m;chte, entsteht
wohl, weil hier die Stelle, von der Stimme ausgeht, sofort Stummheit
bedeutet, ein Bild des ) Und nun sucht man, infolge einer ;berlegung
vielleicht, die Augen. Alle diese flachen, seitlich hingelegten, wie mit
Uhrgl;sern ;berdeckten Augen, an die die im Wasser schwimmenden Bilder
herangetrieben sind, solange sie schauten. Nicht anders waren sie damals,
ebenso blicklos gleichg;ltig: denn Blicke tr;ge das Wasser nicht. Ebenso
seicht und untief, leer herausgewendet, wie Wagenlaternen bei Tag. Aber
hingetragen durch Widerstand und Bewegung jener dichteren Welt, warfen
sie, leicht und sicher, Zeichnung um Zeichnung, Wink und Wendung
einw;rts in ein uns unbekanntes Bewu;tsein. Still und sicher trieben sie her,
vor dem glatten Entschlu;, ohne ihn zu verraten; still und sicher standen
sie tagelang der Str;mung entgegen, ;berzogen von ihr, von
Schattenfluchten verdunkelt. Nun aber sind sie ausgel;st aus den langen
Str;hnen ihres Schauens, flach hingelegt, ohne da; es deshalb m;glich
w;re, in sie einzudringen. Die Pupille wie mit schwarzem Stoff bezogen, der
Umkreis um sie aufgelegt, wie d;nnstes Blattgold. Mit einem Schrecken,
;hnlich dem, den man beim Bei;en auf etwas Hartes erf;hrt, entdeckt man
die Undurchdringlichkeit dieser Augen –, und pl;tzlich meint man, vor lauter
Stein und Metall zu stehen, wie man ;ber (den) Tisch hinsieht. Alles
Gebogene ist hart anzusehen, und der Haufen stahlgl;nzender,
pfriemenf;rmiger Fische liegt kalt und schwer wie ein Haufen Werkzeuge
da, mit denen andere, die das Aussehn von Steinen haben, geschliffen
worden sind. Denn da nebenan liegen sie: runde glatte Achate, von
braunen, blassen und goldenen Adern durchzogen, Streifen von r;tlichwei;em Marmor, Jadest;cke von vorsichtig gew;lbtem Schliff, teilweise
bearbeitete Topase, Bergkristall mit Spitzen von Amethyst, Opale aus
Quallen. Und eine ganz d;nne Schicht verweilenden Wassers ist noch ;ber
ihnen allen und trennt sie von diesem Licht, in dem sie fremd sind,
verschlossen, Beh;lter, die man vergebens zu ;ffnen versucht hat.
(http://www.zeno.org/nid/200055367007