— Всё, давай! Чеши отсюда подобру-поздорову! И манатки свои не забудь! Хватит, кобель блудливый. Натерпелась! Всему рано или поздно приходит конец. Терпение моё закончилось! — Лена толкала в спину нерадивого мужика и одновременно ногой двигала вслед его чемодан. А Женя пытался запрыгнуть в «уходящий поезд» уговаривал, всячески вымаливая прощение…
— Зая, прости! Ну вот, больше ни-ни. Никогда в жизни. Ты моя единственная и на всю жизнь. До самой смертушки тебя не брошу.
— А я брошу!
— Да Алка сама на мне висла! Сдалась она мне больно! Сама же видишь: я от неё уже на третий день ушёл. Ленусь, лучше тебя нет никого в этом бренном мире.
— Пиши письма. Брехать у тебя здорово получается. И по почте России посылай! Авось дойдут! — бросила она напоследок и, открыв входную дверь, вытолкала муженька за порог.
— Ну и ладно! Ну и катись... а я без бабы и так не останусь!
Оставшись на лестничной площадке один, Женя судорожно тыкал в кнопки телефона, перебирая список контактов.
— Алло! Лапуля, привет! — сказал он в аппарат. На том конце линии кто-то выругался, одним словом, и сразу нажал отбой.
— Сашуль, это я, твой Женюсик. Возвращаюсь навсегда! — играя на струнах любви, пропел он, нажав другой номер из длинного списка женских имён.
— Женя, не звони больше, я замуж выхожу. Пока.
— Тааак. Бабский заговор какой-то, — нервно хихикнул он, открывая дверь своего автомобиля и закидывая на заднее сидение объёмный чемодан с торчавшей из всех щелей одеждой. Женька имел щегольской гардероб и рыжевато-коричневый кожаный чемодан от этого очень напоминал гигантский гамбургер.
Если бы Женька хотя бы из интереса посмотрел этим утром в зеркало, скандала можно было бы, наверное, избежать. А так... его губы в красной помаде на пол лица... В это утро всё было каким-то излишне вычурным и сюрреалистичным.
Сев за руль, Женя нажал на зелёную трубку, проверяя очередной контакт:
— Вот эта точно по мне с ума сходила... — Олик! Узнаешь? Я от своей ушёл... ради тебя. Теперь что хочешь: в ЗАГС, в церковь... Хоть на край земли.
— Вот и катись куда подальше...
— Да, что блин, такое?
Он повернул ключ зажигания, и мотор взревел. В восемь утра воскресенья многие жильцы дома помянули его недобрым словом. Ему уже давно никто не был рад. Но Женька, избалованный любимчик дам, этого не подозревал. Ранним осенним утром, нервно вывернув на шоссе из тесного городского двора, под завязку забитого машинами, он надеялся вскорости оказаться под тёплым душем. А там и баиньки на атласных простынях... да хотя бы и у Клавы, которую, к слову, всегда считал уродиной. Но с ней было иногда весело проводить время.
Женька на полной скорости нёсся по проспекту в единственное место, где его могли ещё ждать...
Из-за поворота медленно выворачивал автобетоносмеситель 5814А7, перегораживая полосу движения. В это время Женька, не глядя на дорогу, шарил в бардачке. Где-то там завалялся клочок бумаги с телефонным номером. Лишь в последнюю секунду он бросил взгляд вперёд (что-то большое загораживало свет в салоне), но увидел только чёрное пятно огромной махины перед глазами… и мир потух.
Очень долго Женька оставался в темноте. Ему казалось, что темнота, чёрная и вязкая как гудрон поглотила его навеки. Он даже не смел двигаться — куда идти в темноте? Руки, ноги, глаза — всё как будто находилось на месте. Всё работало. Но в потоке размышлений всё чаще на ум приходили слова: «не исключено», «вероятно», «казалось», «как будто» «иллюзия» … Время остановилось не зная, куда бежать и тишина, гнетущая тишина… вот-вот станет катализатором паники... И вдруг прервалась:
— Мама, какая прелесть! Он такой хорошенький. Может, не будем его отдавать?
— Нет, солнышко. Это решено. У тебя есть целых два месяца, чтобы получить удовольствие! К тому же… это только начало(?).
— А когда с ним можно будет поиграть?
— Глазки откроет, может тогда. Не раньше.
— Уууу. Так долго ждать.
— Время пролетит незаметно…
Вот представьте, что вас упаковали в полиэтиленовый мешок и только голова торчит наружу. Представили? Женька чувствовал тоже самое. «Мало того, голова тоже как не моя. Глаза не открываются, руки, ноги не шевелятся, звуки различаются смутно, и я весь словно состою из носа. Один большой нос». Это состояние так шокировало Женьку, что он постарался тут же забыться. Получилось с лёту! Слабость накатила такая, что и подумать страшно. В любом случае — у него был дом и что не маловажно: со всех сторон его окружали женщины… Это так успокаивало.
Следующие две недели он находился в состоянии шока, поэтому чаще всего спал. Когда не спал его непрерывно мучила жажда и голод. «Может я в реанимации? Хожу под себя и ем странную смесь из соски. Одно только непонятно — почему так сильно пахнет псиной? Терпеть не могу запах псины…», — думал Жека периодически пытаясь закричать. Но сил как не было, так и не было. Из него вырывался только слабый писк и после он... писался…
— Ты хочешь кого мальчика или девочку? — строго спросила Маша (её зовут Маша, Жека запомнил).
— Мальчика.
— Он только один. Сама хотела, но мама не разрешает…
— Вот он! Я угадала?
— Ага. Как это у тебя получилось, пиписку же не видно?
— Он самый красивый!
— Эт точно… Милаха.
«А! неужели я совсем гооолый? Эта нелепая голова словно разбухла. Я ничего не вижу, ни рук, не пиписки…».
— Когда можно забрать Джека домой?
— Джека? Я назвала его Уголёк!
— Нет, он будет Джеком. Это же мой пёс!
— Вот не отдам тебе и всё!
— Мы уже за него заплатили!
— Катя, Маша, не ссорьтесь. Катя, через две недели поставим все прививки, оформим паспорта малышам, тогда можно будет забирать. Девочки, вы же хотели вместе гулять с собаками?
— Это лишь через два года! Маленьким нельзя.
— А со щеночком можно! — ласково сказала Катя, прижав к себе Джека. И Женька почувствовал, что его любят. Так крепко его зажали в объятия и чмокнули в лобик, что он обомлел. Но в тот же миг, как снег на голову, свалилось осознание:
«Не понял — я щенок? Кобель? Ни паспорта, не документов? Ааааа!» — закричал Жека, и из него вырвался пронзительный собачий визг.
— Ты его прижала. Ему больно!
— Не прижимала!
— Отпусти.
Катя отпустила щенка и его тут же больно схватила за шиворот большая чёрная псина и поволокла на собачью лежанку.
— Фу, фу! Гадость какая. Слюни! Волосня собачья… — визжал он. Но тут в комнату зашла женщина и, глядя на неё, он притих.
Это была Лена…
Два предыдущих месяца все мысли Женьки крутились вокруг Лены. «Что это случайность или Вселенский заговор какой-то? Опять же, чей заговор и против кого… Нет. Это мне не нравится. Очень не нравится…», — размышлял он почти ежедневно, между кормлением и тисканьем. Хотя, пока Маша носила его на руках, а он болтался на ней, словно меховое манто... продолжал думать о Ленке. Чтобы не замечать действительность. Наверное, поэтому осознание пришло так поздно. Он думал о Лене, когда его вылизывала Айрин, его собачья мать... Нет. Когда вылизывала, думать не получалось — мысли улетали в рай. Это было больше похоже на СПА. В СПА он был только дважды с подружками, и если б не ежедневная занятость и регулярная безденежность, то посещал СПА намного чаще. Сейчас он вспоминал об этом отложенном желании и «тупо» наслаждался, подсознательно понимая, что бесплатный СПА скоро может закончиться.
***
Так и случилось: за ним пришли. Лена и Катя. Катя взяла его из Машиных рук (почти вырвала) и, непрерывно сюсюкая, довольная, понесла домой. Лена с документами явилась после.
«Та же знакомая до боли квартирка. Всё на своих местах: тумбочка в прихожей, обувница, шкаф, словно вчера вышел за дверь…». Переваливаясь круглыми боками, Джек шёл по коридору, рассматривая квартиру. Остановившись у Ленкиных ботинок, понюхал, да так затянулся, что не удержался и присел, перевернув набок левую туфлю. Как часто бывало, с трудом поднявшись, он обнаружил под собой лужицу. Лужица медленно втекала в опрокинутую туфлю. Он поднял глазки и виновато посмотрел на Лену, как тогда, в их последний день.
«Сейчас-то я точно не виноват!» — взглядом показывал он.
«Смотрит на меня как Женька. В точности его бесстыжие глаза, повторяющие раз за разом: «Я не виноват... Она сама ко мне липла...», — промелькнуло в голове у Лены, а вслух она крикнула:
— Аааа! Вот, Катя! Вот! Это как раз то, о чём я тебе говорила!
Со знанием дела она схватила туфлю, замахнулась ею на щенка. Жека вжался в пол. Он и раньше боялся её твердой руки, а теперь...
— Мама, ты его испугала! Он же совсем маленький, к тому же он не виноват! — сказала, взглянув на мать, Катя. Она взяла щенка на ручки, вытянув их перед собой. С Джека капало, но осмелев, от Катиных слов, он тоже сказал Лене пару ласковых. Получилось, правда, не особо убедительно, что-то типа: вяк-вяк, вяк-вяк… Что тоже, в принципе, очень напоминало его бытность человеком.
«В квартире всё по-прежнему, но откуда взялась эта девчонка? Значит, прошло лет десять как минимум — этой Кате, по виду десять годков точно будет», — размышлял Жека, пока ему намывали бока.
«Чьей дочерью она является, ещё предстоит узнать. Кто этот несчастный?» — Жека живо представлял себе, как впивается мощными клыками сопернику в икры. «Скоро они станут мощными, и тогда держись, Казанова…».
Но никто не появился этим серым пасмурным днём в Ленкиной квартире. И назавтра не явился, и на послезавтра…
«Может он командировочный какой?» — весело виляя хвостом, думал Джек, глядя на Лену и пуская слюнки.
— Хочешь колбаски? Держи!
Лена кинула псу колбасу, и пёс, в тщетных попытках поймать её, завалился на спину.
«Колбаска», — медленно таял он от этого слова. «Вот ещё пивка бы налили…». Его баловали все: и Катя, и Лена, и даже баба Глаша, Ленкина мама. С тёщенькой у него были особые отношения.
«В том, чтобы быть собакой, были свои преимущества. Во-первых, необязательно следить за весом: пухляш с хвостом нравится всем намного больше. Во-вторых, легче поддерживать отношения с тёщей. В-третьих, никто не говорит тебе: «Сколько можно жрать!», а только сами подкармливают. В-четвертых, можно смотреть, как Ленка переодевается, красится, душится, ходит по квартире голышом, примеряя один лифчик за другим, когда Катюшка в школе. В-пятых, все доверяют мне свои секретики, даже самые сокровенные. Но это бесполезная примочка. Рассказать я, конечно, никому не расскажу, а вот посоветовать что-то дельное не получится. Какой жизненный опыт пропадает!
А как иногда хочется приникнуть к Ленушке моей и расцеловать… Но максимум, что получается — лизнуть в щёку. И чаще Катьку. А Лена никогда не позволяет мне этого делать. Брезгует, видимо. Так всегда бывало и раньше, когда я возвращался после очередного загула. Правда… тут есть кой какие варианты. Сейчас сделаем», — лаял как оглашенный Жека. «Сейчас поцелуйчик буууудет! Сейчас поцелуууую!» — вопил что есть мочи он и вился между ног.
Лена вернулась с работы и, стоя на пороге, снимала обувь. Она наклонилась, стягивая с пятки туфель, и в этот момент: чпок!
«Вот и мой горячий поцелуй нагрянул!»
— Тьфу, тьфу! Опять! Прекрати эти свои чпоки.
Неожиданно подпрыгнуть и чмокнуть в губы было его фишечечкой. Визгу, конечно, каждый раз, но фокус был чудесный. Он выполнял его на славу.
— А меня так никогда не целует, — обиженно жаловалась Катя. — Пока сама не напрошусь...
И вообще, Катя взрослела, Джек становился всё крупнее и несмотря на то, что девочка водила его гулять, кормила, поила… он предпочитал ей Ленку. Ну если «по-чесноку» поила его больше она. Скучными зимними вечерами она наливала себе на дно бокала красного вина и потягивала в тишине, глядя на огни большого города. Вечно валяющийся в ногах Жека выпрашивал из рук любимой хозяйки всё, что только можно было выпросить: Джек ел всё, что ела хозяйка. Даже если для собаки эта пища совсем не подходила. И винишко... Лена порой капала ему пару капель, после закидывая в пасть Джека маленький кусочек сыра. Вот таким образом они окончательно спелись.
Жека смотрел на неё щенячьим влюбленными глазами, постоянно требуя внимания. Он долго надеялся и верил, что она узнает своего Женьку и простит. На прогулках он защищал её от всех, кто попадался на дороге. За всю его короткую собачью жизнь другую любовь он так и не встретил. Все особи женского пола ходили строго на поводке, а главное, имели дикий, непредсказуемый характер.
«Знал я одну рыжую... появится вдруг неизвестно откуда, попрыгает вокруг, как кенгуру и исчезнет. Такса — дура... укусила за нос. А одна колобкова корова заигрывает, заигрывает, вечно, а подойдёшь поближе — рычит. Одна радость скрестить шпаги с таким же красавчиком, как я. И на этом успокоиться», — рассказывал Джек спаниелю на прогулке. Тот ещё интересовался дамами и не очень-то слушал старика.
Жека сидел рядом с Ленкой и подвывал. Ходил по пятам и подвывал, выводя этим Лену из себя. Тогда она позволяла себе выплеснуть на Жеку все свои эмоции, играя с ним не по-детски.
Обычно это была недолгая, но весьма ожесточенная драка. Лена применяла силу, никогда не делая Жеке больно, но подавляя его собачью гордость. Он злился, скалился, выкручивался, переходя лапами на махач, и даже пускал в ход зубы. Но кусать любимую не смел, так прикусить немножко. Жека был джентльменом, как-никак. В итоге борьба заканчивалась тем, что Ленка, повалив Джека на спину, прижимала его крепко-накрепко к полу удушающим захватом, и он покорно признавал её владычество. После этого все эмоции ненадолго успокаивались. Выбившись из сил, Джек засыпал под ногами Ленки удовлетворенно, тихо посапывая, положив морду на тапок.
«Наверное не смогла забыть, как я того парня...», — думал в такие минуты он. Просто сейчас я уже не тот, а вот тогда мог кое-что...
Как-то на второй год жизни Джека Лена привела в дом мужчину. Катя была в школе, училась во вторую смену, а баба Глаша уехала пожить на дачу. Стояло жаркое лето, и Жека днём просто лежал пластом не в силах пошевелится, когда замок в дверях щёлкнул и в дом забежала Лена, бросив сумку на трильяж.
— Проходи. Никого нет!
— Точно? А то потом плакаться будешь, что согласилась меня в дом привести.
— Точно, точно.
— Мы могли бы служить в разведке. Мы могли бы играть в кино...
— Не сравнивай. Я никому не изменяю. Просто не хочу, чтобы дочка знала. Она у меня ревнивая. Опыт есть. Когда ей лет восемь было, я встречалась с одним очень хорошим человечком. Она как чувствовала, что я к нему собираюсь, и постоянно что-то придумывала. Даже температуру каким-то макаром поднимала. А если мне всё-таки удавалось сбежать — звонила даже ночью! Представляешь? Просыпалась, видела, что меня нет и начинала звонить. Придумывала всякие истории и мне приходилось возвращаться ночь-полночь. Даже мама ничего не могла с этим сделать. А в дом она его вообще не впускала. Пришлось расстаться. Он хотел жениться, детишек завести общих... До сих пор плачу, вспоминая.
— Эй-эй! Сейчас она большенькая. И у неё есть Джек. Правда, Жека?
Мужчина подошёл к Джеку поближе, и Джек зарычал: «Кто ты вообще? И чего припёрся?» — хотел спросить он. Лена строго-настрого запретила подходить к гостю, но это не означало, что Джек должен вот так сидеть и смотреть на какого-то хмыря! Особенно, когда тот слишком уж близко побирается к его даме сердца.
— Может, поймет?
— Думаю, нет. А ты что, замуж меня взять хочешь?
— Кто знает. Поэтому ты все же спроси.
— Ой, Лёшка. Ты прости, но я замуж за тебя не пойду. Ты интересный, но не настолько, чтоб в омут с головой...
— Что? Не завожу, что ли?
— Ну... когда как.
— А сейчас... — сказал мужик и скинул брюки прямо в коридоре.
Зачем чужой мужик снимает штаны, выделывая разные «па» концом выпущенного из штанины ремня, Джеку объяснять не нужно. Плавали, знаем. А вот то, что это случилось прямо у него под носом, всего в паре метров от спальни, Джек посчитал большой ошибкой. Ошибкой самонадеянного горе-любовничка, но большой удачей для Джека.
Джек не стал дожидаться, когда Лёшка обнажится окончательно: разбежался, широко разинул пасть и вцепился мужику в задницу. То, что произошло потом, словами не описать. Так весело Джеку больше никогда в жизни не было.
Жеку долго ругали и даже делали анализы: проверяли на бешенство. Лена, без шуток, хотела его усыпить! Спасла от расправы Катька. Если бы не она — не жить Джеку на белом свете. Но зато есть что вспомнить в тихие зимние вечера. Какие были времена! Не то что нынче.
Жить собакой было откровенно скучно. Ел Джек только когда рядом стояла Ленка. Гулять просил только её, но это удовольствие длилось не больше получаса, и Лена забывала о его существовании вплоть до следующей прогулки. Джек знал, какая она сильная тиранка — постоянно воспитывала и старался огораживать других членов семьи от её нападок, сохраняя мир и спокойствие.
Правда, он частенько путал человеческие эмоции, уж больно долго был псом. Поэтому часто ругался, когда они обнимались, шутили и играли: боялся, что это может привести к драке. Особенно часто несанкционированное взаимодействие происходило между Ленкой и НИМ — мужчиной, появившимся в доме спустя пять лет после Лёшки. Поначалу он думал, что это тот самый «командировочный», но Катя звала его дядя Коля. «Кто же тогда отец?» — продолжал задавать себе вопрос Жека. Только однажды у Лены в сердцах вырвалось:
— Кобель один! Даже не спрашивай... — рявкнула она на дочь, когда та задала ей тот же вопрос.
Катя отошла тогда в сторонку и заплакала. Лена видела это. Ей, конечно, стало не по себе, но она играла роль злой мачехи до конца. Только Жека подошёл и лизнул Катю в нос. Она сидела на полу у своей кровати, Джек подошел крадучись и лёг подле, положив морду на голые лодыжки.
Однажды на прогулке они зашли слишком далеко. Перед ними был уже не парк, а пустырь между парком и лесом. Лена с Катей весело смеялись, иногда забрасывая вперед палочку, а Джек приносил. Внезапно перед ними появилась стая собак. Весенний гон сделал самцов агрессивными, и они восприняли Джека, как конкурента. Они не давали семье Джека проходу, цепляясь к нему и грозно рыча. Катя смело выступила вперед, защищая своего любимца, но самый крупный самец в стае остервенело оскалил пасть и бросился вперёд…
Катя в страхе закрыла рот ладошками и прижалась к матери, когда Джек ринулся в бой. Ленка хорошо его натаскала… Совершая очередной манёвр, он пролетел мимо своих женщин и успел взглянуть Лене в глаза: в них, как в зеркале, отразилось его лицо. Человеческое Женькино лицо. Катя… она один в один походила на него.
— Красавица!