По страницам произведений Малышева

Николай Васильевич Малышев
А не полистать ли нам, читателям, юного Алкогоголя (для юмора от Гоголя, тот тоже - Николай Васильевич) на посошок еще разок?
– Вы в каком обществе живете? – спрашивали известного спортсмена по обществоведению (было такое когда-то).
– Вы – в каком, не знаю. Я лично – в обществе «Торпедо». Там у меня – и дача, и машина.., – отвечал известный спортсмен.
* * *
Общение – понятие сложное. Говорить одновременно двоим не получается!
* * *
«Если допустить, что природа красива и жива, то все равно она однообразна и скучна, поскольку не содержит развития отношений», – думал Павел.
* * *
– «Мне бы чего-нибудь полегче! Какое вкусное вино!» Уши завянут слушать. Вкусный -арбуз, конфеты... А вино и есть вино; для души, а не для пуза. И не лучше ли для души сразу рубануть водочки?
* * *
– С исполнением желаний Шагреневая кожа таяла? Так надо было заполучить все и остановиться, чтобы она так и осталась маленькая.
* * *
– Принесите мне водички...
– Опять через Смоленск?
– Причем тут Смоленск?
– Ему тоже всегда больше других городов доставалось, начиная с монголо-татар.
* * *
Почему-то он вспомнил, как однажды, выйдя из банной парной и желая попасть под ледяной душ, не мог этого сделать, потому что тот был занят. И какой-то парень с намыленной головой пропустил его без очереди.
– Сам знаю, каково после парной. Проходи.
– Сам знаю, каково, когда мыло в глаза лезет. Только после Вас,- не уступил тогда Павел в вежливости, уподобившись одному из гоголевских героев: Чичикову или Манилову.
От этого воспоминания на душе у Павла стало хорошо...
* * *
– Вы – чертовски интересный рассказчик!
– Да все мы здесь, на дороге, немного сказочники.
* * *
«А и черт с ним, что ничего не заработали, зато винца попили!»
* * *
«... Трезвый взгляд на жизнь, укрепление здоровья. Но с другой стороны, на кой оно мне нужно, если запретить душе петь? Лишать себя удовольствия только для того, чтобы после смерти выглядеть в гробу хорошо сохранившимся?»
* * *
Он заготовил бирку с надписью «Вас обслуживает проводник Луцкой Павел Иванович», которую нацеплял в нужное время на нужное место, то есть трусы, для поддержания веселого настроения у пассажиров...
* * *
Любовь в своей конечной инстанции есть какой-никакой, а грех. Пьянство тоже, конечно, грех. Так не лучше ли оба эти греха перемешать и проглотить?
* * *
– Насчет господина Вы про хозяина двух туалетов оригинально высказались.
* * *
– Вам кофейку покрепче или полегче? Ложечку с горой или как обычно?
– Как обычно.
– Сахара три кусочка, два, четыре?
– Два.
– Вам можно и побольше: у Вас с фигурой все в порядке.
– Спасибо. Сколько с меня?
– Угощаю...
* * *
«Если ты, уважаемый Киркоров или тот, кто тебе это написал, наливаешь свой бокал, чтобы выпить за ее здоровье, и при этом не вином хочешь быть пьян, а ее любовью, то спрашивается, нахрена ты этот бокал наливаешь? А далее! «Глазами умными в глаза мне посмотри». Какими глазами посмотреть, говорится. А в какие, текст умалчивает. Хочется надеяться, что все-таки не в дебильные».
* * *
– ...Помните у Некрасова: «Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел, был сильный мороз..?»
– Кто же не помнит бессмертные слова великого русского поэта?
– Великого-то, конечно, великого. Но, во-первых, что он делал в лесу в студеную зимнюю пору? He дрова же готовил?
– Да нет, наверное. Он же поэт? Может, природой любовался, впечатлений набирался?
– Может, конечно. Но, во-первых, зачем уточнять, что «был сильный мороз», если уже сказано: «... в студеную зимнюю пору?» И так же ясно. И дальше «Гляжу, поднимается медленно в гору лошадка, везущая хворосту воз». Раз хворосту, значит, лошадка тоже, надо полагать, из леса?
– Естественно.
– И автор быстрым шагом или бегом, не знаю как, ее догоняет. Для чего? Чтобы спросить у мальчика: «Откуда дровишки?» Если дровишки, то и так же должно быть ясно, что из леса, а не из степи или пустыни.
– Но автор интересовался не только тем, откуда дровишки.
– Совершенно верно. А и «Как звать тебя?» и «Кой тебе годик?». Парнишке шесть лет. Устал, наверное. А автор ему допрос устраивает на морозе.
* * *
– Тук-тук-тук. Здесь живет почтальон Печкин? Я Вас прекрасно понимаю, потому что сам терпеть не могу, если ко мне пристают с глупыми проблемами, когда хочется побыть одному и почитать книжку. Тут дело даже не в том, что Вы – очень красивая... Одним словом, выпить не хотите?
* * *
– ... Мы, женщины, – эксплуататоры. А эксплуатация, по Марксу, есть, как известно, присвоение труда другого человека в целом и в виде заработной платы в частности. Вот мы, женщины, ее родимую, у мужиков и присваиваем.
* * *
«Идут белые снеги, как по нитке скользя», – вспомнилось неожиданно. Вспомнилось и подумалось: «Откуда взялась эта нитка? И как снеги могут по ней скользить? Наверное, для рифмы: «Жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя». Грамотно или неграмотно, не мне судить. Но сказано хорошо.
* * *
«– ...Интересно, а если бы мне сейчас сказали, что буду жить вечно, я бы стал пить больше или меньше? И вообще человек стал бы лучше или хуже?»
* * *
– В прошлую ревизку отдраила вагон от труб отопления до третьих полок. Комиссия проверяет... Инструктор забирается на третью полку, проводит рукой по вентиляционному каналу. «А это что значит?» – на грязный палец показывает. «А это значит,- отвечаю,- свинья всегда грязь найдет».
* * *
– Корабль терпит крушение, и мы оказываемся на необитаемом острове. Нам очень хочется пить, но вокруг только соленая вода. И вдруг волна выбрасывает нам два ящика водки. Как ты думаешь, именно от жажды она нам поможет?
– Решение таких проблем надо смотреть на практике.
* * *
– Проводник все время должен улыбаться. И только когда последний пассажир выйдет из вагона, он может плюнуть ему вслед. Но как только пассажир повернется, проводник снова должен улыбнуться!
(Из лекции преподавателя обучающимся на проводников).
* * *
На посадке, когда дождь по закону всемирного свинства прекратился, и пассажиры уже не торопились идти в вагон, Валя могла запросто к ним обратиться:
– Овцы, в стойло! Хватить курить! Я не для того здесь стою, чтобы никотином травиться! Может, я – на седьмом месяце беременности!
* * *
Когда у Вали было плохое настроение, она, чтобы разбудить пассажиров, доводила температуру на котле до ста градусов. Устраивала в вагоне «баню», в которой сама же и «парилась».
* * *
– Как поедешь-то, Анатолий, вагон углем не заправлен?
– Черт с ним, пассажиры надышат.
– У тебя кран в мойке был не закрыт, вся вода из вагона вышла! Чем люди мыться будут?
– Черт с ним, в соседнем вагоне наберут.
– Анатолий, в кочегарке водка кончилась!
– Как кончилась?- терял невозмутимость Анатолий.- Что теперь делать-то? Взять-то где?
* * *
... Была глубокая ночь, и ни в одном из вагонов я не увидел хотя бы одного не спящего пассажира или проводника. «А если уснет и машинист?» – подумалось мне и представилась жуткая картина.
* * *
Врачи советуют воздерживаться от питания, худеть. Но если все время худеть, от человека ничего же не останется!
* * *
«... могу сказать, что такое любовь... Никто не знает, а я знаю. Любовь – когда тянет к человеку, хоть лопни.»
* * *
Наверное, за любовь не надо бороться. Любовь должна быть сама по себе. А бороться за любовь – не значит ли любить только себя?
* * *
... все-таки любопытно советуют психологи. Если все каждое утро будут подходить к зеркалу и говорить себе: «Меня ждет большой успех, я обязательно стану великим артистом, художником, писателем...», то кто же тогда будет стоять у станка? И если все мужики будут мечтать встретить только прекрасных девушек, то кому же достанутся менее прекрасные?
* * *
– А зачем Чацкому потребовалось влиять на формирование взглядов Софьи? Нравилась же она ему как женщина? И будет с того!
* * *
– А может и не думал Лермонтов ни о какой композиции, а писал как писалось?
* * *
– Как живешь?
– Сначала худо, зато потом, – Ольга выдержала паузу, – хуже и хуже.
* * *
Ученые говорят, скоро на земле будет еще теплее. Мы-то выдержим, а каково им, в Африке?
* * *
– Операторов БСЛ из вас готовят, где БСЛ – Большая Солдатская Лопата. Не задавай глупых вопросов. Бери больше и кидай дальше, потому что ничего не делающий курсант – хуже преступника!
* * *
Некоторые жены любят говорить мужьям: «Мне бы в армию генералом! Я бы вас, лодырей, там погоняла!» Примерно это от сержанта и требуется.
* * *
– Прав у меня дочерта, дури в голове еще больше... Предвижу вопрос: «Почему учение боевое, если его цель – захоронение безобидного окурка?» Отвечаю: «Потому что пойдем в противогазах и с автоматами, как на учениях и положено.»
* * *
«Кстати, батя, большое тебе спасибо за письмо, в котором ты пишешь, что вынес на удобрение из туалета.., но моего не тронул и потому просишь быть добрым доработать, когда вернусь... Доработаю, но уж будь добр, отдели свои процессы переваривания пищи от моих, чтобы я лишней работы не делал и все было по справедливости.»
* * *
«Все варежки одинаковые, поэтому другу у друга их и воруют. А я не могу. И многие не могут. Но некоторые, увы, могут...»
* * *
Нельзя в армии болеть. Организм это знает, никогда на много не расслабляется, и болезнь быстро отступает. Может, и на гражданке быстро отступала бы, если бы бюллетени не оплачивались.
* * *
– Почему я вижу во второй шеренге нечищенные сапоги? Я могу лично почистить. Только не обессудьте. Могу щеткой и по роже махнуть, уж как получится... Дроздов, ты почему спал вчера в карауле? Думаешь, танки настолько всем осточертели, что уже не нужны никому и охранять их необязательно? Правильно думаешь, но спать в карауле не положено!
* * *
... Не может сердце только переживать, какие бы страдания ему ни выпали, какие бы обиды ни терзали, какие бы угрызения совести ни мучили. Наберет оно страданий и обид с три короба и больше не принимает. Некуда.
– Мы, охранники, оберегающие железную дорогу от терактов, – уважаемые люди! А где наша охрана?
(Охранник двадцать пятого поста Вован Пушкарёв)
* * *
Эх, Россия-матушка! Остались в ней одни торгаши, охранники, да стукачи-писатели!
* * *
... охранники тоже ничерта конкретного не делают. Они даже ничего и не охраняют. Все в стране развалено и разворовано. Что охранять-то?
* * *
Я так думаю, надо жить или хорошо, или не жить никак. Кстати, для всех семей подходит...
* * *
«... я всех этих Табаковых, Золотухиных, Виторганов, Кончаловских... сажал бы. Сажал больше не за то, что они жизнь сломали своей бывшей родной половине и родным детям, а за их последующие зачатия в новой семье, ибо какое здоровье могут получить вновь народившиеся от дряхлеющего папаши?»
* * *
– Не хватало только, чтобы еще ввели математику.- испугался Миша.- У меня от одного немецкого учебник размок от слез.
* * *
– А не пора ли нам, братцы, сходить за красницким?- предлагал кто-то из только что читающих, откладывая учебник.
...
– Ты что, плохо понимаешь? Я же объясняю, красницкое принесли!
* * *
... Поставил этот психолог на стол бутылку и сказал: «Сейчас я полстаканчика приму, немного закушу, потом еще полстаканчика, опять закушу. И можете пойти со мной послушать, с каким вдохновением я буду читать лекцию о вреде алкоголизма». А кто-то из студентов ему отвечает: «Лучше мы тебя здесь подождем. А ты иди, раз надо. Мы тебе оставим...»
* * *
– ... Даже Пушкин признавался: «Отдашь, бывало, лепт последний за чашу крепкого вина...» Видно есть в нем что-то, если умные люди «последний лепт отдают.»
* * *
– Веселый ты, Миша, человек. Всю ночь бы тебя слушал, если бы завтра – не на занятия, а через неделю – не сессия.
– И то верно... Первая пара завтра – новейшая история. Начинаю, стало быть, новейшую жизнь.
– А когда читали историю новую, ты, кажется, начинал жизнь новую?
* * *
... Хорошо, к примеру, бывает в лесу. Ягод всяких видимо-невидимо... Грибы весело кивают шляпами... Хорошо, одним словом, в лесу. Но вот и медведь идет.
* * *
– ... Как же так? Пугачев и Суворов... У каждого имени – смелость, аскетизм, народная любовь. И вдруг один – в железной клетке, другой – рядом? Один остается на месте казни навсегда, другой с чистой совестью уезжает на очередную военную баталию?
* * *
– Какое замечательное орудие труда! Смотрите, а вот и следы обработки древнего человека!
И молчит насмешливо какой-нибудь студент, поколачивающий этот камень о другой камень во время пятиминутного перерыва, от чего эти следы и получились.
* * *
– Ну хорошо, хорошо,- говорил он (пионервожатый), – будь по-вашему. Пойду я с вами (пионерами) в лес, но при условии, чтобы кто-нибудь из вас подносил мне ягоды, а кто-то отгонял комаров, пока я буду отдыхать. А остальные должны не есть, а собирать, а потом на кухне испечь пироги, на которые опять же меня и пригласить.
* * *
... Такой озабоченно-растерянный вид могут иметь дети, только что разобравшие на части свою любимую машинку и теперь не знающие, как ее катать по полу, или взрослые, набравшие в лесу коробушку грибов и с невыразимым испугом перебросившие взгляд с нее на пробивающиеся сквозь ветви деревьев лучи солнца, пытаясь определить, в какой стороне дом. Уже и грибы не нужны, лишь бы выйти на тропинку... Впрочем, грибы не нужны только те, что растут на земле, а те, что лежат в коробушке, уже не выбросятся, сколько бы времени не пришлось петлять по лесу, потому что – свои, потому что на них затрачено много сил и времени.
* * *
... Здесь важно вовремя вспомнить: «Любовь – это счастье, а счастье – река, в которой купаются два дурака». А вспомнив, добавить: «И я им не буду, хотя бы пока». И что интересно, среди тех, кто в этой реке купался, были и Тургенев, и Достоевский, и Шекспир...
* * *
... Человек, никогда в жизни не пивший и не куривший, бывает менее радостен, чем тот, кто считает дни, когда не пьет и не курит: «Ай да я, ай да сукин сын! Четыре дня прошло, а я ни в одном глазу! А вчера аж не курил до самого обеда...»
* * *
– Перестали люди общаться в наше время. Если я предложу посмотреть интересный фильм, а после просмотра обсудить, то что же будет? Вы посмотрите, скажете: «Нормалек, спасибо!», и на этом обсуждение закончится.
* * *
– ... отец твой, царство ему небесное, рассказывал: «Поднимут в четыре часа утра, покажут, как косу держать, и косишь со взрослыми мужиками. Еще силенок нет по траве косой махать, а родной батька уже за любой огрех подзатыльник отвешивает, да еще приговаривает: «Ровнее косу води, спину выпрями!»
* * *
– А вот представь, Грибков, выполнили мы все задачи. И база материально-техническая создана, и отношения новые, коммунистические сформированы, и человек новый, советский воспитан. Как быть дальше? Что делать, если все сделано?
– Как что? Отдыхать! В футбол играть, телевизор смотреть, видики...
– Так фильмы уже все отснимали, про все рассказали, и все показали. Никто ничего больше придумать не может. Сюжеты кончились, все темы исчерпаны.
– Дела всегда найдутся. На земле все переделаем, космос будем осваивать.
* * *
– Вот мы Брежнева за что ругаем? За то, что в Афганистан влез. А кто ему пример подал? Вся наша история и подала. Казань приступом брали! Ермак в Сибири погиб! А князь Олег? Мало того, что Византию победил, так еще и щит прибил к воротам Царьграда. Дескать вот мы какие! А какие? Завоеватели! Мы Ленина за что ругаем? Зa террор, за убийства. А тогда надо ругать и Чернышевского, и Герцена, и декабристов. А еще раньше – Пугачева, Разина... Убить, уничтожить, ликвидировать! Это все оттуда.
– Но ведь они же за справедливость?
– Если справедливость мордобоем устанавливать, то это уже будет не за справедливость. Умом надо. Создать такое общество, при котором всякий мордобой был бы и не нужен, и не возможен.
* * *
– Напротив – милиция. Это чтобы порядок был. А то тут как-то один известный спортсмен в гости к теще приезжал. Так ему местные хулиганы чуть шею не намылили. Потом в милиции оправдывались: «Мы же не знали, что он – известный спортсмен. Мы бы его не тронули».
* * *
– Знаете, какой главный закон во время похода в лесу? Передай из рук в руки веточку сзади идущему товарищу.
– А зачем?
– Объясняю, – сказал Петр и раздвинув очередной куст, отпустил ветку, которая едва не хлестнула по лицу туристке, идущей следом...
* * *
Был у него один грех. Даже не грех никакой, а может даже и вовсе достоинство. К своим тридцати годам жениться не смог.
* * *
– Вон городских показывают. Такие понаедут, добра не жди. Заразы понавезут, в амбарах все растащат...
* * *
... как можно пророчить денежный успех какому-нибудь Льву по гороскопу, если он пьет безбожно? Тут хоть задом к нему Юпитер поворачивайся, он за бутылкой даже на Марс отправится.
* * *
– Смотрю я на тебя, брат Шарик, и нет у меня никакого желания мурлыкать от сочувствия к тебе. Жизнь у тебя самая что ни на есть собачья! Как ты живешь! Хуже бомжа! Конура холодная, всеми ветрами продуваемая, а я на печке спать не соглашусь. Только на мягком диване, под одеялом, на груди хозяина. А что ты ешь? Разбавь тебе суп, в лучшем случае позавчерашний, а ты уже и хвостом виляешь. А со мной, хозяева знают, этот номер не пройдет. Мне или крольчатинку подавай, или, на худой конец, рыбу жареную. И дают, потому что любят. А за что? Только за то, что я – Васька! Спокойный и красивый. А ты – Шарик! Нервный и грязный. Ты работаешь, дом охраняешь. А я только сплю и с Муськой флиртую. И так будет всегда!
* * *
– ... Таким, как ты, дай кусочек власти, аж до пoсинения из кожи лезть будете, пока все нервы наружу не вывернете честным отношением к порученному делу. Бюрократы! Правильно вас Пугачева в какой-то гостинице гоняла!
* * *
... А жена – очень строгая женщина, можно сказать, чрезмерно строгая: все вокруг пьют, а она своему мужику не разрешает. «Пьянству, – говорит, – бой! Трезвость – норма жизни!» И ни глотка мужу не дает!
* * *
Так что, господа-женщины, на будущее учтите: все ваши запретительные действия белыми нитками шиты. Против свободы не попрешь! Против философии тем более!
* * *
Конечно, радость большая, что их любимцы в следующий круг вышли. Но зачем же у богини на площади руку отрывать?
* * *
С допингом Марадоны тоже не все ясно. Какие пасы филигранные выдавал, как соперников обыгрывал! Просто хочется взять и разрешить такой допинг. А вот когда мой сосед на четвереньках в квартиру вползает, то такой допинг надо бы, конечно, запретить.
* * *
Помнится, получали сто рублей в месяц. А как гуляли, как все всем дарили просто так, бесплатно! Потому что знали: коммунизм скоро! Все будет даром, и всего будет навалом! А сейчас что я знаю? Что гражданская война будет скоро? Этак у самого мысли появляются: а не выйти ли на дорогу большую пограбить немного? Правда, давно прошли те времена, когда у меня удар правой был сквозной, а левой тренер бить вообще запрещал. Поэтому я лучше дома эти времена пересижу.
* * *
– ... почему человек умирает? Почему не живет вечно? Если кому-то жизнь надоедает, в тягость становится, то пусть умирает на здоровье. А я, в целом, не хочу, хоть иногда и хочется. Обновиться бы, омолодиться, да и жить бы дальше, как ни в чем не бывало.
* * *
Чем не Чичиковы некоторые новоявленные новые русские? Ради своего кармана на все пойдут. Задумаешься, чьи это слова, их или Чичикова: «Кто же зевает теперь на должности? Все приобретают». Чем не Маниловы многие из нас, валяющиеся на диване возле телевизора, строящие в мыслях грандиозные планы, но на слова жены: «Хорошо бы, муженек, то-то и то-то сделать», отвечаем: «Да, недурно», и на этом осуществление планов заканчивается.
* * *
– Девушки! Откройте, пожалуйста, окно. Сюда сейчас мой товарищ с трубы спустится. Наверх мне его веревкой не вытянуть, а вниз ему легче ногу закинуть. Он, правда, маленько выпил, но он хороший. Труба оторваться может, прогнила же вся!
– Говоришь, выпил маленько? И ногу в наше окно легче закинуть? А труба прогнила? Давай мы так сделаем. Ты выйди, крышу свою, которая у тебя совсем поехала, немного подправь и сразу приходи. И я окно сразу открою. А пока закрой дверь, алкаш несчастный!
* * *
– Мне недавно приснился сон, будто бы подходит к заводской трубе корова, с нее ростом, и пьет из нее воду.
– Хоть на что-то сгодится, если предприятия не дымят.
* * *
Всем помогал кроме сына. Бывало, подойдет тот к нему:
– Батя, как мне то-то и то-то сделать?
А у бати один ответ:
– Ты начинай, а там дело само подскажет.
* * *
– Ты знаешь, Петр, что ты по гороскопу – лев?
– А ты сомневалась?
– Когда выпьешь, сомнений никаких. А когда с похмелья, есть небольшие.
* * *
– Молодец, сосед! Слушаю сегодня по телевизору: «Проиграли, потому что не успели восстановиться после прошлого матча». Молодые-то парни, два часа побегали и за трое суток восстановиться не могут! Ты – в годах. А сколько суток в поте лица!
* * *
– Хороша! Сорок семь градусов, можешь не проверять. Я в таких делах не ошибаюсь...
– Зачем проверять! Я и сам вижу, что сорок семь...
* * *
– Проходи, сосед, присаживайся. Как живем! Попрятались по домам как собаки в конурах, получим свою кость, хватим в зубы и зыркаем исподлобья! Не подходи, укусим!
* * *
– Ладно, не переживай. Всякое в жизни бывает. Если честно, я и сам, было время, давал дрозда, не один раз к соседям за яблоками лазил, пацаном. Снимают, помню, меня с яблони, а я кулаком в грудь: «Не я это, Владимир Степанович, ей-богу, не я.» «Как же не ты, когда я лично тебя только что с дерева стянул, шпана ты этакая!»
* * *
Бывает иногда такое: абсолютно здоровый человек или почти здоровый, имеющий мизерную болячку, занимающую сотую, даже тысячную часть всей площади тела, нечаянно подскальзывается, падает на жесткую дорогу... И удар обязательно придется на эту болячку!
* * *
«Какая ты, Евдокия, некрасивая, когда сердишься! Взглянула бы в эти минуты на себя в зеркале... А ведь когда спокойная, то еще очень даже недурно выглядишь и вполне можешь нам, мужикам, нравиться».
* * *
– ... Мужик ты или не мужик? Баб надо держать в ежовых рукавицах! Один раз дашь поблажку, сядут и поедут. Да еще и ворчать будут. Мол, «тихо что-то едешь, родимый!»
* * *
– Пожалуй, ты сделал правильный выбор... Из тебя подчас слова не вытянешь. Если тебе еще и жену такую же, то все равно, куда в гости идти, к вам или на кладбище.
* * *
– Она у меня хорошая, Евдокиюшка, добрая. Это она только для вида любит немного дыма в глаза пустить, для женского своего утверждения.
* * *
«Интересная штука получается... Иной раздает все налево и направо, все дела свои готов бросить, чтобы помочь кому-то, но все настолько привыкают к его доброте, что даже ее не замечают. А стоит какому-то скряге что-нибудь кому-нибудь дать, вечно недовольной брюзге произнести доброе слово, и все уже готовы заключить его в свои объятья, расцеловать всего до смерти, чуть ли даже не в то место, на которое он садится!»
* * *
– ... Жизнь свою вспомнили, войну.
– На трезвую голову нельзя, конечно, вспомнить?
– Можно, конечно. Но не то. Не так души соприкасаются.
* * *
... Позволял ему без устали летать между двумя столицами. Но всему свое время. Люди тоже по юности летают, но с годами только мечтают о далеких мирах и смиренно дожидаются своей последней станции.
* * *
... сделал десять приседаний, десять наклонов вперед, чуть меньше – назад и в стороны, расправил спину, отвел плечи и, не найдя ответа на вопрос: «Почему врачи рекомендуют следить за осанкой, если мне, сгорбленному, комфортнее?», завалился на полку...
* * *
– ... я тебе не Захар, да и ты, извини, далеко не Обломов. То был человек мыслящий, позволяющий себе ничегонеделание по весьма уважительным причинам, кроющимся в социальных условиях.
* * *
– Все в этой жизни идет по одним и тем же законам. Чем Лохов не Штольц? Кому нужна его предприимчивость? Был комсомол, он – первый секретарь. Сейчас многое деньги решают. Он – опять первый толстосум. Ему все равно куда, лишь бы впереди. Обломов как человек повыше будет. Но он для меня тоже не образец. И тем более не идеал. Все они, Печорины, Онегины, Обломовы... какие к черту герои своего времени? Бездельники, мучающиеся в поисках смысла жизни.
* * *
– ... фильм был когда-то про Пугачеву «Женщина, которая поет». Собирается она на гастроли. Муж ей: «Очередной поход за славой?» Пугачева: «Почему за славой? Просто поход». А ему бы сообразить: «Если просто поход, то возьми рюкзак и иди.»
* * *
– Ты полагаешь, что если певице Гурцкой предложить зрение взамен славы, то она так и пожелает остаться слепой?
– Я даже полагаю, что если Абдулову дать возможность подняться из гроба, вернуть ему жизнь при условии, что его сыгранные роли все сразу забудут, то он в этом гробу так лежать и останется.
* * *
– Не понимаю, если мясо вреднее, скажем, гречневой каши, то почему оно дороже?
– ... по той же самой причине, по которой водка дороже пива.
* * *
– Экономить, созидать, зарабатывать... Это по мне. Это наследственное. У меня и отец лезвия бритв точил, чтобы пореже покупать новые. А дед ухитрялся спичку на четыре части разделить. Да что там говорить! Мой земляк, помещик Прохоров, всю жизнь в куртке с заплаткой проходил, как будто ему одеть было нечего. Он, что, жлоб какой? Нет, прекрасный человек. Но у него принцип – созидать!
* * *
– Говоришь, одному богу известно... Смотрю я, что на земле нашей грешной творится в последнее время и все больше склоняюсь к мысли, что на девяносто девять процентов его нет. Один процент оставляю на то, что это не доказано. Но если как раз на этот процент и приходится истина, и он все-таки есть, то он – большая свинья!
* * *
– А что касается здоровья, я когда пью и курю, есть не хочу. Очищаюсь почти по Малахову. Давно, кстати, хочу его спро¬сить: «Если я после занятий спортом всегда хочу выпить и покурить, то надо ли мне им заниматься?»
– Надо. Боксом. Чтобы тебе там рожу набили, а выпить и покурить не дали.
* * *
Ну вот и все
Иду в издательство. Несу труды.
Сосед Петрович пьет много, но думать и рассуждать любит. Надо побеседовать.
– Петрович, в чем смысл жизни?
– В самой жизни.
– А если что-нибудь над нами?
– Есть. Путин с Медведевым.
– Ладно. Спрошу конкретнее. Есть тот, кто свесив ноги на облаке, записывает за нами добрые и злые дела?
– Есть. Космонавт.
– Спасибо, Петрович. Ответом удовлетворен полностью. Я тоже полный атеист.
– А вот полным атеистом ты быть не можешь. Чтобы им быть, надо знать всю науку. А всю ее не может знать никто!