Как передать меру своих злоключений городскому жителю, который и в порядочном-то лесу, наверное, не бывал? Что может понять человек, не коченевший от жгучего мороза и в глаза не видавший не то что пурги – просто много снега и льда? Адски много… Какие слова найти для описания подлого, сжимающего сердце отчаяния, что - вот и всё, до кончины несколько часов, и остается только идти, ползти, копать, тащить, на какие бы осколки ни распадалось отказывающееся служить тело! И уж вовсе не донести до чужого понимания, как гложет, делает ватными ноги, сбивает сердечный ритм страх - не за себя, за другого, ставшего родным человека…
…Когда дело дошло до того, что случилось на плато, Саня замолк и нервно сглотнул. Повисла такая тишина, что, казалось, многоголосый птичий писк рождался не за окнами, а прямо здесь, в комнате. Следователь оторвался от вороха своих бумаги и сел каменно. Что, что должен отвечать он, Санька Белый? Что с первых ледяных порывов молил Бога дать сил им с Алёнкой выбраться живыми из этого кошмара? Что до последней минуты уговаривал себя: идут в нужном направлении? Что безнадёжно ждал хоть какой-нибудь помощи – неизвестно откуда?
Наконец, собравшись с духом, Беляев заговорил, совсем глухо. Словно рапорт отдавал – точно и скупо.
С длинного язычка Ильзы в городе уже рассеялась легенда о таймырском несчастье. И среди пришедших на расширенное заседание МКК оказались те, кто не питал сочувствия к этому долговязому лыжнику (откуда только он взялся в группе корифея Талича?), считая его главным виновником аварии. Но даже сомневающиеся почувствовали, как искренне переживает мальчишка недавние бедствия. Каждое слово давалось ему с трудом, жестоко бередило не остывшие ещё воспоминания. И уж точно ему было не до того, чтобы оправдываться.
Белый погружал собрание в дни и часы его с Алёной радиалки. Говорил о неожиданно налетевшей пурге, ночёвке в иглУ, Ленкиных задубевших ногах, поднявшейся температуре и её беспамятстве. О том, как приключилась беда, похожая на мерячение, с которой ему едва удавалось справляться, кое-как делая из снега питьё и согревая больную внутри снежных пещерок собственным продрогшим телом.
Услышав про «согревать», Талич зашёлся яростью. Согревал, значит?! Ильза с Мишкой, холера их возьми, были сто раз правы! Тогда понятно, почему Ленка так легко согласилась идти с сантехником на этот долбаный ручей, почему презрительно отказала в парилке его законным супружеским притязаниям! Чтобы подальше от него заниматься этим самым «сугревом»! Вот откуда Еленин посул развестись! Впрочем, ещё на Путоранах он выкинул из головы эти пустые слова. Блажь, дурь бабская! Какая жена хотя бы раз в жизни не стращала своего благоверного разводом!
Серёга бесился, забывая, что Елена, как и он сам, ни сном, ни духом не могла знать о налёте стихии, тем более – о предстоящей немочи. Слова Белого о том, что она выпадала в бессознательное состояние, не умаляли в глазах Серёги жениной вины. Да хоть трижды больна! ЕГО женщина ни в каком состоянии не имела права позволять чужому мужику лапать себя! Одарённый природой крепким здоровьем, Талич плохо представлял, что бывает с людьми во время обморока. Его мало чему научило даже собственное «выпадение» на Мелком. Распалённый Танк и не подозревал, что способен на этакую ревность. В походе, сам не зная почему, он с первых минут невзлюбил Белого. Каждый шаг студента, неудачный и даже удачный, вызывал внутреннее противление, повод для придирок и зацепок. Ещё не раскусив интереса процентника к Ленке, Сергей внутренним чутьём вычислил: эта оглобля ему соперник. Больше того: враг, способный оспорить даже его мужской авторитет. А уж когда он узнал, как было дело на перевале…
Ненависть к Беляеву не прошла и по возвращении домой. Талич не желал помнить, что именно этот мальчишка реально спас его жену. В голове крутилась единственная мысль: поганец хундюкалка насмеялся над ним, наставил ему рога!
Здесь, на МКК, каждое Санькино слово только усиливало бешенство. Сергей не мог уловить смысла того, что происходило с женой и её напарником. Ему хотелось одного: вцепиться студенту в глотку, пинать и колошматить его, пока не остынет внутри чёрно-бордовый кипяток. Талич совсем потерял чувство реальности. Чтобы не слышать распаляющих злобу подробностей, без спросу выскочил на улицу. Недоумённые взгляды сопровождали его демарш, а он изо всех сил пинал крыльцо клуба, пока майский ветерок не остудил горячечного гнева. Потом всё же вернулся за стол: от следователей прокуратуры просто так не сбегают
***
Танк явился в комнату в тот момент, когда Майкл, поглядывая на Арсенёва, теребил Белого:
- Допустим, Владимир Вениаминович, Ленка была не в себе, какую-то там Полярную звезду ловила…
-…Зов Полярной звезды это называется – машинально поправил студент.
- Зов так зов, не в том суть. Допустим, Ленка ничего не соображала… Хотя такую странность не мешало бы проверить – мало ли кто чего напоёт. Да, толпа?.. Но этот-то лоб! Он-то был здоров, никаких звёздочек не словил. Так спросите его: как это он совсем не понял, что они двое суток пёрли не в ту сторону?
- Дёмкин, займите своё место, я не уполномочивал вас задавать вопросы – со сдерживаемым раздражением остановил Мишку Арсенёв. Но спросил об этом же:
– Беляев, как объясните, почему оказались в другой долине? У вашей двойки не было карты и компаса?
Присевший было Саня опять поднялся и вытер со лба капли пота:
- Были. Карта и сейчас есть. Но на месте не всё так, как на кроке, расстояния и углы несколько иные. В хорошую погоду мы бы не промахнулись, Алёна на местности хорошо шарит… то есть ориентируется. А когда видимости никакой, да ещё и компас потеряли…
Зачем он, балда неумытая, про компас-то ляпнул! Теперь муженёк и вовсе станет переть на Алёнку. А она что – нарочно его сняла с шеи и выбросила? Барахтаясь в таком тесте, куда они попали, хоть кто на её месте меньше всего пёкся бы о том, что там болтается на шее… Мало ли где можно было потерять игрушку. Хотя все знают, что шнурки у компасов крепкие…
- Понятно. Ещё и компас… - прошелестел следователь. В зале вопреки регламенту опять поднялся несанкционированный гвалт.
- А ты попробуй, на нашей Замарайке в метель правильно выгреби!
- Что за обормоты, в горах без компасов шляться!
- Санёк просто так не обмишурился бы!
- Чего прицепились! Ему не север-юг вычислять нужно было, а девчонку вытаскивать!
Народ никак не унимался, хотя Селиванов, лупя по графину, ломал уже второй карандаш. Группа молчала. Только Шмельков, наклонившись к Пановскому, охал:
- Ленке нашей вон какие мытарства достались… А мы? Сидели и оленину жрали…
Марик, не поворачивая лица в сторону друга, тоже шёпотом выдал сентенцию:
- Да кто бы знал! А теперь что изменишь?..
Витаминычу эти неуправляемые выкрики уже порядком надоели. Он угрожающе поднялся
- Орать будем? Или продолжим? Селиванов! Может, перенесём мероприятие?
Собираться повторно ни у кого охоты не было, дебаты заткнулись. Но из задних рядов всё же непочтительно выкатился голос. Он озвучил то, что больше всего хотели знать и следователь, и члены МКК во главе с Фаустом и Жилинским, и остальные приглашённые:
- Слыш, Белый, а могли свои к вам успеть?..
***
Саня опять смахнул холодные капли с лица, повернулся в ту сторону, где сидел вопрошавший - Гриня Прокопченко, он хорошо знал этого занозистого парня, сплавлялся с ним не раз – и молча, будто стесняясь, утвердительно кивнул.
Группа, как змеи под пение дудочки, подняла головы и уставилась на Беляева.
- Да врёт, врёт он всё, разве не видно! – заорал Танка срывающимся фальцетом. – Чего ты врёшь, студент? Чего теперь на других клепаешь?
Серёга подлетел к следователю, закричал тому почти в лицо так, что Арсенёв отпрянул:
- Вы-то опытный человек!!! Разве не видите!!! Врёт этот… как последний гад, и даже не краснеет!!! Своим в глаза, не стесняясь, плюёт!!!
И опять насел на Беляева:
- Это ты во всём виноват!!! Захотел прогуляться с чужой тёлочкой!!! Это ты Ленку погубил!!! Дурак я дурак, кому доверил жену!..
- Чего ты, Серый, так взвился? Никто ничего такого особенного не спросил – в наступившей тишине громко удивился Марик.
- И правда, Сергей, хватит истерить, успокойся, веди себя как мужик! - пригибая к стулу, на плечо Танка опустилась чугунная рука Фауста. – Похоже, мы все тут при делах!
Талич мешком свалился на своё место. Лицо Белова будто в извёстку окунули.
Несмотря на недовольство прокуратуры, в комнате опять зашумели.
- Ребятам и так хоть вой, а их всё дергают да дёргают, может, уже хватит?! - кивали в сторону следователя одни.
- Группе между собой разобраться надо, без посторонних! – либеральничали другие.
- А вы не мешайте товарищу Витаминычу, тогда он мигом вытряхнет из них, как и что там на самом деле случилось! Быстрее домой пойдём – урезонивали третьи.
Арсенёв всё больше хмурился и втягивал голову в узкие плечи. Зря он тут партсобрание затеял, от этого ни толку, ни проку, один бестолковый ор! Наверное, и впрямь придётся работать с путоранскими так, как привык…
В это время поднялся Жилинский. Высокий крепко сбитый мужик, что сидел рядом с ним, тоже встал. - Народ, хочу представить: это Вадим Иванович Веретенников, красноярец. Его группа подобрала потерпевших.
Собрание мигом захлопнулось и стало с интересом рассматривать незнакомца. Надо же – не посчитался со временем и деньгами, специально приехал на их разборки!
Группа тоже глядела на гостя во все глаза. Там, на Таймыре, они знали от Белого, что его с Леной подобрала и вынесла в жилуху красноярская «пятёрка». Но пересечься с нею не получилось, сибиряки всё время опережали, домой тоже улетели на сутки раньше. Что-то теперь выложит перед Арсенёвым этот Вадим?..
Как бы взвешивая, к кому обратиться, Веретенников обвёл туристов взглядом и остановился на Таличе:
- Говоришь, студент девчонку погубил? А как ты можешь знать, что там было? Посмотрел бы я на тебя на том перевале! Муж заботливый, говоришь? Почему тогда на ручье твоя женщина оказалась в паре не с тобой, а с мальчишкой?
На слове «твоя» Веретенников сделал особый упор. Говорил, будто гвозди вколачивал, слова были увесистыми и злыми. Талич снова подпрыгнул: незнакомец попал в самую больную точку. Бешено сверкнув в сторону чужака своими казацкими зенками, в спор с ним, однако, не вступил, крыть было нечем.