Лёва позвонил на следующий день, утром, когда Клавка была на работе. Клавка взяла трубку и услышала в ней почти что настоящее рычание льва.
- Клавдия, нам нужно поговорить. Через два часа я освобожусь и за тобой заеду.
- Лёва, доброе утро. А ничего, что я на работе, что на мне отделение, что начальник злой, что…
- Прости, но не нужно мне рассказывать все эти мелочи жизни. Они меня в контексте твоего поступка совсем не интересуют.
- Лёва, может, это и мелочи жизни, но это мелочи моей жизни, понимаешь. Я освобожусь в 18.00, а в 19.00 буду дома. Если хочешь поговорить – только на моей территории. Софа завтра уезжает, вечером пойдёт доделывать дела, а Серёжка уйдёт на день рождения. Прости, это тоже мелочи, но и они тоже мои.
- В 19.00 я у тебя, - и звонок прервался.
«Ни мне спасибо, ни тебе пожалуйста, ни нам до свидания», - прокомментировало подсознание.
Клавка стояла у окна и задумчиво смотрела в парк между корпусами больницы, где в хорошую, тёплую погоду гуляли пациенты. Клавка не была равнодушна к тому, что её в очередной раз постигло разочарование. Умная Софочка вчера сказала, когда они ночью пили чай с пахлавой, принесённой из ресторана:
«Клавочка, вы просто люди из разных миров. И эти миры имеют шесть степеней свободы. Это как параллельные пространства, понимаешь. Они вращаются, меняют направления и в один прекрасный миг пересекаются друг с другом. А потом понимают, что нужно двигаться дальше и расходятся, чтобы больше никогда не встретиться. Твой Лёва нормальный мужик, судя по тому, что я о нём слышала. Жаль, познакомиться не успели. И претенденток на его кошелёк и на него самого всегда будет немало. Я думаю, что ты, Клавочка, могла бы прожить с ним неплохую жизнь. Но если предположить, что есть то пространство, которое находится с тобой в одной плоскости, и что когда-нибудь вы не просто пересечётесь, а совпадёте, стала бы ты сейчас рисковать?»
«Не знаю, Софочка… Я вообще ничего не понимаю. Мне сорок, а я не знаю свою траекторию, как ты говоришь. Я не знаю, куда мне идти, что делать, где искать это счастье. Да и стоит ли? Знаешь, я тут подумала, что в общем-то, я итак вполне счастливый человек…»
«Вот и я говорю: отпусти разум и доверься чувствам. Тебе никому и ничего не нужно доказывать… Я тебе говорила, что за своё счастье отвечаешь только ты. Отпусти ситуацию, пусть всё идёт своим чередом».
«А как же борьба за счастье, поиск любви?»
«Клавочка, любовь может быть совсем рядом… Ты просто можешь её не видеть… Но с Лёвой нужно поговорить. Так не делается. Ты взрослая женщина и убегать, как подросток, ты не должна была».
«Софочка, я не могла больше там быть с этими дурами… Мне дышать там было нечем, понимаешь? Они смотрели на меня, как на насекомое. Даже ставки ставили, через сколько Лёва меня бросит. Я в туалете подслушивала…»
«Но ты ведь не от них сбежала, а от Лёвы. Он-то чем заслужил, чтобы его вот так перед друзьями выставили?»
«Да не друзья они. Партнёры, деловые люди, сообщники, кто угодно, только не друзья. Они даже там, на дне рождения, какие-то деловые вопросы обсуждали. Эти люди отравлены своими большими деньгами. Наверное, это не так плохо, но это совсем не мой мир. Там любви ноль целых и ноль десятых. Исключительно бизнес. Но в одном ты права, надо поговорить с ним… Знаешь, Софочка, я поняла, что невозможно жить с мужчиной, если тебя раздражают мелочи в вашей жизни. А меня раздражает уже всё: и то, что его никогда нет, что он всегда-всегда занят, что может позвонить ночью, что часто нетрезвый, потому что сделки всегда заключаются обязательно под бутылочку пятизвёздочного коньяка... И я ещё больше не понимаю со вчерашнего вечера, зачем я ему нужна? А поэтому и чувствам отдаться не могу полностью… Или не хочу, понимая, что я лишняя на этом празднике жизни».
- Клавдия Алексеевна, о чём мечтаете, если не секрет? – услышала она недовольный голос Бориса Михайловича. – У вас всё в порядке?
Клавка оторвалась от окна и посмотрела на заведующего. Ей показалось, или в его взгляде появилось нечто большее, чем недовольство после того, странного разговора, когда на неё была написана докладная.
- Всё хорошо, Борис Михайлович. Я сейчас всё проверю. Простите.
- Я вас очень попрошу: своё личное оставляйте дома. На работе думайте, пожалуйста, о работе, - нахмурившись сказал заведующий.
«Показалось…», - подумала Клавка и пошла по коридору к посту. Потом повернулась, подошла близко-близко к Борюсику и сказала, глядя ему прямо в глаза:
- Я не робот, Борис Михайлович, в отличие от вас. Я не могу вот так взять и отключить чувства. Опять же, в отличие от вас. Простите.
Борис Михайлович смотрел вслед удаляющейся старшей медицинской сестре и не мог понять, что с ним происходит, когда он видит эту не совсем молодую, не такую уж и красивую и вообще неприветливую женщину. В его жизни было только две любимых женщины – мама и работа. И он не мог себе позволить расслабиться, потому что дорожил своим местом, своей репутацией и был категорически против служебных романов.
«Вот дурак, - сказал он себе. – Пригласить женщину в кино или в кафе – это же вообще не служебный роман. Или, всё-таки, служебный? Она совсем не в моём вкусе, да и мама была бы не в восторге. И потом, она просто меня ненавидит… Ладно, видать не время мне заводить романы… И уж тем более не с этой злюкой».
«А когда будет это время?» - услышал он вдруг чей-то голос. Оглянулся и понял, что радом никого нет.
«Докатился. От одиночества стал разговаривать сам с собой…» - подумал он и пошёл готовиться к операции.
Ровно в 19.00 раздался звонок в дверь. Клавка ждала рассерженного льва, но на пороге увидела полинявшего кролика с грустными глазами. Лёва стоял весь какой-то взъерошенный и с огромным букетом цветов.
- Проходи, Змей Горыныч, - сказала Клавка.
- Я не понял: вчера ты написала про этого чёртового змея, сегодня говоришь… Может объяснишь, в чём дело? Какая вожжа тебе под хвост попала? Всё же было хорошо!
- Лёва, чай будешь? – спросила Клавка, идя с букетом на кухню.
- Кофе, если есть, - ответил Лёва.
Клавка заварила в турке кофе, разлила по чашкам и, сев напротив, подумала, что, может быть, Софочка и права: нужно отпустить ситуацию и пусть идёт, как идёт. Точно, нужно взять паузу.
- Клава, давай поговорим. Чего тебе нужно? Я что, так уж плох для тебя? – спросил Лёва.
- Скажи, ты можешь на мне жениться? – вдруг, прямо в лоб задала вопрос женщина.
Лёва растерялся. Он ожидал чего угодно, только не предложения руки и сердца.
- В каком это смысле?
- Лёва, не будь идиотом, прошу тебя. Это очень прямой вопрос. Ты бы смог на мне жениться?
- Клава, в одном твоём очень много других вопросов. У нас, у евреев принято, чтобы мужчина делал предложение. Это первое. У меня уже был брак – ни к чему хорошему это не привело. Штамп в паспорте никого не сделал счастливым – это во-первых. У тебя ребёнок, который меня не принимает – это во-вторых. Я – человек бизнеса с несладким характером – это в третьих. И потом…
- Лёва, милый, я задала тебе очень прямой вопрос, на который есть два простых ответа: да или нет. Я не спрашивала тебя о твоей жене, о бизнесе, о характере и о перспективе. Просто: да или нет? Помолчи, пожалуйста, иначе я собьюсь, а ты не сможешь меня понять. Я не так складно говорю, как ты, к тому же, и мне сейчас очень непросто. Я задам тебе ещё один вопрос, на который ты должен дать очень конкретный вопрос. Скажи, ты меня любишь?
Лёва уставился на Клавку.
- Лёва, да или нет?
- Что за дурацкий допрос? Мне хорошо с тобой. Спокойно. Ты не похожа на тех идиоток, что были вчера…
- Всё понятно, Лёвочка. Ты даже здесь смалодушничал. Я спросила: да или нет? Задам последний вопрос, пожалуй, самый главный для меня. Мой сын. Ты смог бы принять его, как родного? Хоть когда-нибудь? Да или нет?
Лёва внимательно посмотрел на Клавку. Подумав, сказал чётко и определённо:
- Скорее нет, чем да. Потому что…
- Не надо потому что. Ты сегодня сказал, что тебе не интересны мои мелочи.
- Не в этом смысле, Клавка. Не выкручивай мне руки, плиз.
- И не собираюсь. Просто моя жизнь состоит из множества таких мелочей. Я вся состою из этих мелочей. Это ты мыслишь глобально: как заработать очередной миллион, например. Я так масштабно не мыслю. Мне нужно, чтобы мой сын был мне другом, чтобы мама была здорова, чтобы выздоравливали больные, чтобы было, на что съездить в отпуск к морю, чтобы вечером просто так посидеть с любимым и любящим человеком и говорить с ним о… Да нет, просто молчать вместе и понимать друг друга с полуслова. Для меня честность и порядочность – не мелочи жизни. И любовь – не мелочь. Да, мне очень хочется найти своё счастье, и ведь оно где то ходит-бродит. Просто заплутало, понимаешь? И я боюсь, что если я сейчас пропущу мимо ушей твои условия и условности и продолжу делать вид, что меня всё устраивает в наших отношениях, я тебе солгу. Мне нужна семья, а это то, что ты мне дать не можешь.
- Клав, я мог бы постараться попробовать поиграть в семью. Но я не совсем семейный человек, правда. Меня бы устроил гостевой брак.
- Зачем тебе это, Лёва? Через какое-то время мы с Серёжкой станем для тебя гирями на обеих ногах и руках. Это будет ужасная жизнь и ты возненавидишь меня. Ты будешь тяготиться мной, и у тебя будет выбор: либо поступить подло и просто бросить меня, либо уйти красиво, отправив меня куда-нибудь на экологическое побережье. А что будет со мной? А с Серёжкой? Ты хороший мужик, Лёва, но каждый должен прожить свою жизнь, любя мелочи своей жизни… Прости, если я как-то сумбурно тебе сейчас объяснила. Знаешь, в чём между нами разница?
- И в чём же?
- Я думаю о будущем, а ты о том, что будет здесь и сейчас. Здесь и сейчас перед тобой я, такая, какая есть. Ты уже хочешь, чтобы я выглядела лучше, чтобы одевалась лучше, чтобы сидела дома. Потом ты захочешь, чтобы я подкорректировала овал лица и вставила силикон в сиськи… А я хочу нормально стареть, с морщинками, понимаешь? Я не хочу ломать себе ноги на шпильках, не буду сидеть на диетах и уж точно не буду надевать на себя костюм космонавта в постели. Это не я тебя бросаю. Я просто тебе не подхожу. Но если тебе так удобно, скажи всем, что это ты меня бросил. Я даже подтвердить могу. Встречусь с кем-то из этих блондинок и скажу капризным голоском:
«Вы представляете, девочки, а вы были правы: Лёвчик-то меня бросил!»
А они мне скажут: «Ай! Как жалко!» и забудут через секунду о моём существовании.
- Да мне плевать на них, Клавдия. И на то, что они подумают, мне тоже наплевать.
- Нет, Лёвочка, не плевать. Ты в глазах своих «собратьев» не хочешь выглядеть неудачником, которого бросила немолодая тёлка. А вот мне всё равно, кто и что при этом подумает. Потому что это я принимаю решение, а не кто-то за меня решает.
- Но ты должна понять и меня, Клава. Я не могу вот так взять и изменить сложившуюся жизнь. Я всё время нахожусь под дамокловым мечом правосудия, у меня обязательства перед партнёрами, большой бизнес…
- Единственные обязательства, которые сможет и должен взять на себя мужчина – это обязательство перед своей семьёй.
- Это ты откуда взяла?
- От судьи, когда с мужем расходилась. И запомнила на всю жизнь.
- Ты мне нужна, Клавка. Я сам не понял, как это произошло, но мне спокойно, когда я знаю, что ты есть у меня.
- Я не твоя собственность, Лёва. Тебя у меня нет, пойми. А что по поводу должна или не должна, я тебе так скажу: я ДОЛЖНА быть счастливой. Я ДОЛЖНА быть любимой. Я ДОЛЖНА дать образование сыну. А больше прости, дорогой, но я никому ничего не должна.
- Это твоё последнее слово? Азохн вэй, как ты об этом пожалеешь…
- Вот это что сейчас было? Ты мне угрожаешь, Лёва?
- Ты с ума сошла! Я не в том смысле. Ты отказываешься сейчас от многих важных в жизни вещей, во имя какого-то непонятного будущего и какой-то несуществующей любви, которую ты вообще можешь никогда и не встретить! Зачем? Кто тебе сказал, что это правильно? Почему для тебя любовь – это обязательно брак? Атавизм прямо какой-то, ей богу! Ты думаешь, что мне с тобой просто? Ты сама меня не принимаешь таким, какой я есть. У тебя, дорогая, двойные стандарты. Знаешь, что такое в иудаизме «золотая середина?» Хотя, откуда тебе это знать? В тебе еврейства, как кот наплакал. Имея чистокровную еврейку маму, ты ни на йоту не приблизилась к еврейству. И никогда не приблизишься. Потому что ты стыдишься быть еврейкой. Теперь ты помолчи. Я тебя выслушал. Это тебе на будущее, а вдруг ты своего еврея ещё встретишь? Так вот. Есть такое понятие – «золотая середина». У нас, евреев, - это путь к переменам к лучшему. А у нас с тобой не путь, а какое-то перетягивание каната. С одной стороны ты со своими абсолютно правильными принципами, со своей любовью, с которой ты носишься, как будто это хрустальный сосуд, со своими старыми, как мир, взглядами. А с другой стороны я: весь такой неправильный, такой нечестный, не принимающий твоего сына, твои какие-то, понятные только тебе одной принципы. Ты не стремишься, Клавка, к золотой середине. Ты хочешь перетянуть канат. Тебе нужно, чтобы я из этого плебейского, на твой взгляд, материального мира перешёл в мир духовной чистоты. А за мной, Клавочка, почти пятьдесят лет опыта, не всегда красивого, а иногда грязного. И ты бы перетянула этот канат, возможно, кто тебя знает. Но «золотая середина», как я уже говорил, это путь. Это гармония. А ты рывками этот канат, рывками. Знаешь, чего в тебе нет и никогда не будет?
- Чего? – сквозь слёзы спросила Клавка, глотая обиду.
- Мудрости и терпимости. Ты и вчера этих дур уделала, возвышая своё прелестное и высокое «я» над их нижайшим интеллектуальным уровнем. И восхищалась собой, небось. А чтоб их уделать, много ума не надо. И, если ты заметила, я тебя представил своим друзьям, понимая, что ты – другая. А ты и меня кинула, сбежав. Да ты просто плюнула мне в лицо. И Вазгенчику плюнула. Он-то чем тебя обидел? Но понимая, что теряю тебя, я, всё же, пришёл сегодня. Пришёл, хотя сначала хотел убить. Я почему-то подумал, что всё возможно в этой жизни. У евреев всегда есть форточка, когда закрывается окно. А сейчас понимаю, что пришёл зря. Потому что для тебя важны твои, личные мелочи. И больше тебя ничего не волнует. Ты захлопнула эту форточку только что. Живи, Клавка. И жди свою любовь. Только я боюсь, что тебе будет очень больно, когда ты поймёшь, что для счастья одной любви в сорок-то лет мало…
Лёва встал, оглядел комнату, остановил взгляд на плачущей Клавке и вышел, громко хлопнув дверью.
С одной стороны, Клавке стало легче, но с другой стороны она понимала, что в чём-то Лёва прав. Клавка легла на диван, вспоминая каждое слово Льва Шнайдера, и незаметно для себя заснула… И приснился Клавке странный сон…
Продолжение: http://proza.ru/2023/08/03/1391