Расстояние между Висмаром и Шверином всего 32 километра. Ну, вы понимаете, что грешно было не заехать в гости к Никлоту. Муж давно уже мечтал с ним познакомиться, а я так и вовсе любила его, как Татьянина матушка Ричардсона. Но в отличие от неё, любила как раз потому, что прочла. И не только в Википедии. И не только сухие хроники, анналы и исследования историков, но и вполне себе одухотворённое поэтическое «Завещание Никлота» Георгия Сидорова. Последним произведением впечатлилась так, что целые главы мужу зачитывала. В общем, он тоже проникся.
Но сначала всё равно нужно пару слов сказать об укреплённом поселение, которое возникло на месте нынешнего города ещё при полабских славянах. Археологи, производившие раскопки в его крепостных валах, говорят, что произошло это не позднее начала 8-го века. Как славянская крепость оно впервые письменно упоминается одним испанским посланником в 965 году, а из хроник Титмара Мерзебургского (1012-1018 годов) мы узнаём о её названии – Зверин.
Просуществовал Зверин до 1160-го года, когда последний ободритский князь Никлот сжёг крепость дотла, чтобы не отдать в руки саксонских завоевателей. По иронии судьбы именно этот год эти самые завоеватели и считают днём основания Шверина, который они отстроили заново на пепелище. И уже в 1171 году на рыночной площади заложили небольшую романскую церковь, которая через 50 лет получила три христианские реликвии: заключённую в камень каплю крови Иисуса, шип от его тернового венца и фрагмент креста, на котором Спаситель был распят. И в Шверин пошли паломники. Их приток был столь велик, что появилась необходимость, и, что ещё существеннее, возможность перестроить её, превратив в конце концов в крупнейшую церковь ганзейского периода. Да она и сейчас считается одним из самых больших зданий в стиле кирпичной готики. Судите сами: длина главного нефа – 100 метров, а высота башни – 117.
Предвижу вопрос, который мучает и меня: куда подевались святыни? В перечне наиважнейших ценностей собора числятся лишь бронзовая купель 14-го века, триумфальный крест с алтарём – 15-го, да орган, построенный в 1871-ом году. А что касается реликвий, то их, как говорится, и след простыл. Чего не скажешь о Следе льва. И того, который герцог баварский и саксонский Генрих, и того, который памятник.
Начнём, конечно, с властителя. Вот уж наследил так наследил! Пол-Европы истоптал! Но нас больше прочего его шверинские деяния интересуют. Об этом красноречиво рассказывает монумент в форме ромба. Высота его 4,5 метра, на «вершине» – скульптура льва, под ней надпись на латыни Vestigia leonis – след льва то есть, а на каждой стороне – по барельефу с сюжетом из жизни Генриха.
Первый даёт нам представление о крестовом походе на ободритов в 1147 году, с целью их насильственного крещения. Глядя на картину сей «священной христианской миссии», понимаешь, откуда тянется традиция нести западные ценности народам, ещё неохваченным таковыми. Изменились только «инструменты» убийства и средства их доставки.
Второе изображение является следствием первого: вздыбленный конь, попирающий кости новообращённых. В седле, разумеется, сам герцог. Всё это датировано годом основания Генрихом Львом нынешнего Шверина.
На третьей стороне запечатлён момент изготовления скульптуры льва, которую заказал честолюбивый Генрих. Ваятель доводит до идеала свое творение, сверяясь с позирующим ему, стоящим на четвереньках «оригиналом».
Последний барельеф – закономерный финал генриховой деятельности – обращённая к нему уходящая за горизонт вереница обнаженных задов. Именно так жители Бардовика, что чуть севернее Люнебурга, выразили своё отношение к сюзерену, когда тот, удирая от мести Фридриха I Барбароссы к тестю в Англию (и нынче бегут туда же), пожелал сделать передышку в их городке. В общем, отдыхать Генриху пришлось в указанном горожанами направлении, что обошлось им очень дорого. Герцог до основания разрушил Бардовик, не тронув лишь церковь, на стенах которой он приказал выбить слова: Vestigia leonis – след льва.
Вот так по «следу льва» мы добрались до Шверинского замка, построенного на месте той самой славянской крепости, которую Никлот сжёг перед тем, как её покинуть – силы германцев уж слишком превосходили силы бодричей. Стратегическое местоположение крепости на острове в большом озере завоеватели оценили по достоинству и тут же начали возведение новой, вокруг которой выросло поселение. В позднеготический период крепость перестроили в замок, который стал резиденцией епископства. На протяжение 15-го -17-го веков его ещё несколько раз переделывали. Наконец, в 1841 году архитектору Деммлеру было поручено реконструировать дворец. Тот, взяв за образец французские замки эпохи Возрождения, создал здание, не уступающее по красоте Шамборскому замку на Луаре. Преемник Деммлера внёс в архитектуру небольшие изменения, благодаря которым появились купол и конная статуя Никлота – родоначальника династии Никлотингов, правившей в Мекленбурге аж до 1918-го года. Ни одна славянская династия не продержалась в Германии так долго, как эта! Может быть весь секрет в её основателе?
Пришло время рассказать вам «о Никлоте, о князе высоком, князе мудром, отважном и светлом, что возглавил пылающим сердцем совокупные силы венедов», которые состояли из: полабов, живших в нижнем течении Эльбы (Лабы), бодричей и варнов, живших на западной территории современного Мекленбурга, вагров, живших в восточных землях Шлезвига-Гольштейна, древан и глинян, обитавших в северо-восточной части нынешней Нижней Саксонии. Все они входили в бодрицкий союз, последним независимым князем коего был Никлот. В 1131-ом к ободритам присоединились хижане и черезпеняне, входившие в объединение лютичей. В течение 16 лет Никлот старался поддерживать хорошие отношения с саксонской знатью, но «те, что осенью прошлой клялися быть в союзе с народом Поморья», как у саксов и водится, предали князя и приняли участие в крестовом походе против славян. Пошли двумя армиями. Первая на ободритов, вторая – на лютичей. А вели «орды тёмных с крестами» Генрих Лев, Альбрехт Медведь, графы, бароны и епископы. Среди них, между прочим, и мерзебургский.
Объявленной целью похода 1147 года была христианизация, реальной – грабёж и порабощение населения, захват земель и власти, ибо «знают все в землях франков и готов, что богаче славян на Поморье нет племён и народов в Европе». И живут эти племена вольно и радостно: честно трудятся, честно торгуют, тренируют свои тела, содержат армию и флот, веселятся на праздниках. Не хочется повторяться, но что изменилось за девять столетий? А впрочем, «франки и готы» и в 12-ом веке шли по уже проторенной дорожке.
Вернёмся, однако, к «священному» мероприятию, призванному «нехристей к лику святому привести под мечом и секирой». Пока вся Европа готовила войска, славяне тоже не сидели, сложа конечности. Откуда узнали? Ну... волхвы – это ж вам не ЦРУ и МИ6 вместе взятые. У них всё точно, никаких highly likely (хайли лайкли): в студёну водицу посмотрели, с высоты соколиного полета прикинули. Гонцы тоже не оплошали. И всё пришло в движение: «глупые тяжбы» быстренько прекратили – не до них стало. Засеки в дубравах выстроили, а мосты, наоборот, разрушили. Стены детинцев повыше подняли, рвы углубили. Продуктов на случай осады завезли и сена для скота. Мечи да секиры отточили, щиты переклепали, топоры насадили на удобные древки, у бойниц насыпали каменьев, в кадушках смолу развели. Тем временем бояре Дубина, бывшей столицы ободритов, выбрали мудрого Никлота своим предводителем. Он отправил в Ретру, к руянам, лужичанам и в Русь Восточную посольства с предложением объединить силы, чтобы помочь друг другу.
И вот «из Саксонии войско латинов тяжкой силою грозно вступило» на славянские земли. Там их встретили сёла без людей и скотины, засыпанные колодцы, заваленные лесом дороги и мосты «в огне и руинах». Войска при этом нигде не было видно. И решили тогда захватчики, что славяне «без борьбы отступают к столице», и отправились туда же. Тут по водам Лабы датчане подтянулись, их флот тоже «шёл войною на Дубин».
И началась его осада. И это было противостояние мудрости Никлота и жестокой силы, явившейся из всей Европы и перекрывшей город с суши и с моря. Увидев с крепостной башни, что вражеский флот имеет двух братьев во главе, и они «оба метят корону напялить» и, следовательно, питают друг к другу не самые нежные чувства, князь решил, что грешно этим не воспользоваться. Это нынче письмо из Германии в Латвию идёт две недели, а в те времена голубиная почта работала исправно. В считанные часы птичка была уже в Арконе (на том самом острове Буяне, о котором речь шла в первом очерке). Столько же времени потребовалось на доставку ответа. И вот уже драккары руян бороздят по волнам, чтобы «потопить корабли, ярла Свейна», но не тронуть при этом стоящие вблизи суда его братца Кнуда. Что вскорости и случилось. Не мне вам рассказывать, что Свейн, решив, что Кнуд продался славянам, с остатками флота ринулся домой, чтобы ославить «предателя» и получить-таки вожделенную корону, а ничего не понявший Кнуд кинулся вслед за ним, и руяне беспрепятственно подошли к Дубину и привезли осажденным всё, что требовалось, вплоть до дров.
С «сухопутными» папистами возились подольше, но тоже весьма эффективно. Чтобы заваливающих ров отстреливать не только на их голос, осветили поле деятельности врага вылитым горящим дёгтем, чем принудили латинян отказаться от «земляных работ». А когда те соорудили огромный щит, который должен был прикрыть недобрые замыслы осаждавших, защитники Дубина попросту расстреляли его горшками с пылающей смолой и он сгорел с весёлым треском. Следующий креатив – грозную башню «на колёсах скрипучих», обитую гербами и облитую на всякий пожарный случай водой, ободриты опрокинули в ров, а под утро потянуло с севера жестоким холодом и «сковало льдом – панцирем крепким воды Лабы и рвы укреплений». Ну, там ещё снег пошёл, метель разыгралась. Короче, зима, как всегда, была со славянами в сговоре.
А тут и весть от лютичей пришла. Они уже надавали по мордам своим «гостям долгожданным» и теперь просятся на выручку ободритов. Но князь велел не спешить, отдохнуть от трудов ратных, а заодно дать папистам в полевых условиях насладиться свежим поморским климатом, а уж по весне, когда «силы тёмных убавятся в зиму», дать им генеральное сражение.
Так и поступили. Но враг хоть и мёрз в палатках отчаянно, тоже не дремал. К теплу он ждал на подмогу мощный флот свеев (шведов) с севера, и свежие полки вояк с юга и запада. Свеями он наметил заткнуть пробитую руянами брешь в осаде Дубина, а сухопутными надеялся подкрепить поредевшие в болезнях и неудачных вылазках войска. Никлот, разумеется, это предвидел и ему только оставалось ждать результатов предпринятых им ранее шагов. И они случились: отдохнувшие лютичи разбили идущую на выручку осаждающим «армию злого вторженья», набранную «из немцев, гунуэзцев, французов, фламандцев» После чего погребли павших в сражении, поделили «скарб латинского битого войска» и устремились в Дубин. Со свеями в море разобрался союзный флот руян и русов из Ладоги, Пскова, Словенска и Карелы.
А потом на поле возле Дубина славяне схлестнулись и саксами. И была «сеча зла». Много часов рубились отважные воины с многократно превосходившими силами противника. Никлот командовал войсками и привёл их к победе. Враг был разбит. Жалкие остатки крестоносцев, бросив лагерь, рванули восвояси. Пленённых крестоносцев славяне сначала заставили похоронить своих соотечественников, потом отпустили домой с наказом, чтобы те рассказали всем, что ходить на венедов войною себе дороже. Что куда лучше жить с ними дружно и вести честную торговлю.
Никлот же после тризны собрал всех на победный пир и сказал «таковы слова»:
«Силы тёмных пытаются править,
Разделяя единство народов.
Нам внушают, что нет братства русов,
Нет славянского в мире единства...
Так ли это? Смотрите: мы вместе!
Все несём мы кровавую ношу!
И пока наш союз будет крепок,
На земле сил таких не найдётся,
Чтоб сломить нас».
За прошедшие с тех времён почти девять столетий завещание Никлота: «Будьте вместе – в единстве победа!» множество раз спасало славян от уничтожения. И всякий раз, когда «силам тёмных» удавалось вбить между славянами клин, случалась катастрофа.
Так произошло и с Никлотом. Сначала на фоне победы ему удалось объединить западных славян в один союз. Понятно, что, как и в любом объединении, у каждого племени были свои интересы, которые оно так или иначе отстаивало. Этим неприминули воспользоваться саксы, чтобы спровоцировать открытую междоусобицу, результатом которой стал развал союза. И следом за этим в 1160 году пришла новая агрессия, в которой Никлот не смог противопоставить сплочённой силе немецких разбойников равную силу объединённых славян и погиб в неравной борьбе. Вместе с ним погибла и идея независимости полабских славян. Жители тех мест постепенно были христианизированы и онемечены, то есть потеряли свой язык и свои традиции и превратились в тех, кого мы теперь привычно называем немцами. Немцами, в жилах которых до сих пор течёт славянская кровь. Немцами, которые уже позабыли, что они славяне.