Перепелиные высыпки. Этюды одной охоты.
Раннее утро августа. Нежный аромат фиолетовых цветов люцернового поля, тонкая поволока тумана над ним и задорное буйство многих десятков перепелов, заполнивших своим пронзительным «пить-пилить», все пространство вокруг. Вначале азартное, но быстро утомившее хождение цепью по траве в тщетном стремлении поднять тут же замолкающих при приближении токующих петушков, с каждой минутой усугубляется противно хлюпающей в сапогах росой и нестерпимо припекающим солнцем. Всё в купе вынуждает смириться с тем, что чудом вытоптанные, добытые общими усилиями пяток-другой трофеев, каждый из которых легко умещается на ладони – достойная награда нашему охотничьему коллективу.
Эпилог вышеописанного действия – поляна, накрытая на берегу речки в тени тополей, в кронах которых сонно переговариваются иволги. Домашние яства и сахарные арбузы источают головокружительные ароматы, и, не смотря на духоту, растекающуюся от нагретого солнцем жнивья - веселое пиршество разнящейся по возрасту компании. Вот такая атмосфера царила в годы моей далекой молодости в день первого открытия охоты на перепела.
Едва ли я был впечатлён событиями той охотничьей зари, но давняя моя мечта завести легавую, вновь овладела мной, и вскоре я ушел от «самотопа», став одним из немногих, в то время, почитателей охоты с подружейной собакой на перепела.
Спустя несколько лет российские охотники переняли «передовой опыт» иностранных коллег додумавшихся применять для перепелиных потех звуковоспроизводящие электронные устройства. Вчитываясь в прописанные отечественными правилами охоты строгие запреты, с оглядкой, но приобретали электроманки, многие обзавелись и собаками. С тех пор открытие охоты на перепела в южных регионах, стало таким же культовым событием, как и открытие по утке. Только перепелиные высыпки нынче словно выжаты из природы, будто искусственно вызванный дождь из безоблачного неба.
Да простят меня мои друзья охотники, но мне по душе одиночные вольные скитания с ружьем и четвероногим помощником. Претит мне горячечная суета и наивное своекорыстие братьев по оружию, шаркающих «в ногу» вокруг динамиков по изрядно вытоптанной и усеянной гильзами стерне. По мне больше радости, в союзе с "собственноручно" натасканным легашом выставлять трудовых перепелов под мои же эффектные выстрелы. Кто-то осудит моё охотничье отщепенство, но я неисправим - уж больно оно сладко и хмельно!
В исконные уголки перепелиных угодий, я стараюсь попасть в прохладные, росные утра сентября, и даже в сеющие дождиками октябрьские деньки. В это время массовый пролет перепела сходит на «нет», и в лугах лишь с трудом можно отыскать одиночных особей, или запоздавшие выводки, набирающие силы перед рывком к местам зимовки. Когда все поля убраны, распаханы или засеяны озимыми, дорогого стоит "наковырять" дюжину нагулявших жирок миниатюрных курочек на закрайках непролазных некосей или кочковатых неудобий, куда предыдущие соискатели удачи поленились заглянуть. Мне такая «дикая охота» ох как по нраву!
Мой бородатый друг, всю дорогу к месту охоты, сидя на заднем сиденье «Нивы», громогласно гамкал мне над ухом, добродушно изливая свою радость. Удовольствия это не доставляло, однако мои увещевания Дон игнорировал до тех пор, пока не ступал на землю. Так у нас давно заведено против моей воли, но, увы, ездить в багажнике пёс боится, (собаки тоже подвержены клаустрофобии!).
Урочище Поды нарядно зеленело отавой, отороченной по краю некосей белыми соцветиями тысячелистника, терпко благоухающим, стоило только коснутся их, от чего дождевая взвесь, витавшая в воздухе, делалась подобной настою пряных трав, и каждый вдох бодрил, и создавал особенно вкусное настроение.
Октябрь отметился редкостным теплом и пыльной сушью. Лишь последние деньки месяца пролились по-осеннему холодными дождями и сегодня у меня, пожалуй, завершающая охота на перепела в этом сезоне.
Дон, обследовав ближний сенокос и не найдя ни чего заслуживающего внимания, догадался прижаться к клочкам неудобий, избежавшим ножей косилки. Вот и результат - пес, словно уперся в стену, замер перед раскидистым кустом татарника, увешанного отсыревшими отрёпками паутины, уставившись наполненными жутью глазами в одну точку. Что-то подсказывало мне, что здесь сидел фазан. Так и есть, собака отказывалась стронуться с места, чтобы поднять птицу. Дон олицетворял собой памятник дратхаару, который чуть уловив запах фазана, тут же впадает в ступор, (ещё одна особенность моего четвероногого друга, с которой мне ни как не удается справиться). От того не хожу с ним за петухами, дабы не издеваться над своей психикой и не терзать собаку.
Зато по перепелкам мой пес дока! В подтверждении этого, вскоре развернувшись на ветерок, Дон, задрав бородатую морду, потянул в сторону бурьяна, где тут же замер. Я даже охнул от восторга - завидуйте мне топтуны! Теперь дело за мной! Спешу к нему, спотыкаясь на кочках, сбивая дыхание! Тяжелый, оплывший увалень перепел, вырвавшись из мокрой травы, улетал, недовольно покряхтывая, переваливаясь с крыла на крыло, но хлестко осыпанный девяткой, посланной из ТОЗовки, сломался, завалившись в крепь. Дон, невозмутимо отметив место падения птицы, не стал дожидаться моей команды и, проявив «разумную инициативу» подал её в руки. Презрев мои расшаркивания в любезностях и не оставляя времени предаться сантиментам, легаш продолжил поиск.
До того, как я обзавелся Доном, жил у меня курцхаар Дик – выдающийся вальдшнепятник и мастер вытуривать из крепей матерых петухов - фазанов. В конце своей тринадцатой осени он, обреченный раб Охоты, тихонько ушел в её царствие. Оставшись без легаша, я, потужив, стал задумываться о подборе щенка. Но судьба распорядилась по-своему!
Дон достался мне случайно: больше месяца я наблюдал за ним слоняющимся возле придорожного магазинчика. Сколько таких брошенных или потерявшихся охотничьих псов шатается по окончанию сезона? Как - то раз, подъехав к тому продмагу, я встретился взглядом с Батоном – так в шутку прозвала его продавщица, каждый день, по окончании рабочего дня наделявшая голодного пса хлебным батоном, который он с удовольствием уплетал. С её слов пес был нарочно оставлен выпившей компашкой, заезжавшей «заправиться горючим». С тех пор его ни кто не искал.
Решение было принято - я пригласил Батона с собой, не забыв купить ему нарезной с хрустящей запеченной корочкой. Он вежливо, с достоинством принял моё приглашение, заняв место на заднем сиденье, категорически отказавшись ехать в багажнике, от чего тут же заслужил прозвище Дон-Батон. Наверно пес истосковался по доброму человеческому к себе обращению, а может он увидел во мне того, кого он хотел бы видеть своим хозяином. Как бы там ни было, но через пару дней мы стали с ним друзьями. Необходимым в поле командам он обучился с легкостью. Послушание было безукоризненным, характер покладистым, слегка флегматичным, что меня вполне устраивало.
Не хотелось «проверять» пса по фазанам или зайцам, по этой дичи, я был уверен, и «Тузик» будет работать. В марте, на прогретых солнцем мочажинах, появились бекасы, но и они были не самым правильным объектом для натаски - горячили собаку, срываясь в рваный полет еще до того, как она успевала обработать их запах. Наконец в апреле люцерновые поля зазвенели перепелиным боем, и первые выходы вселили в меня надежду в будущие охоты – Дон оказался вполне себе с приличным чутьем пес. Оставалось поработать над челноком и в добрый путь!
С той весны прошло много лет. Дон набрался опыта, по-стариковски остепенился, но установленное им правило ездить только на заднем сидении авто и любовь к батонам – остались неизменны.
Исходив половину намеченных уголков урочища, я начал сомневаться в том, что нам удастся еще, кого - либо отыскать. Перебравшись через неглубокий арык, и выйдя на обширную пустошь заросшую амброзией, к счастью давно сбросившую свою аллергенную пыльцу, я заметил, как Дон снизил темп и занюхтев по набродам тут же замер, прижавшись к земле. Рядом сорвалась пара перепелов и, обгоняя друг друга, устремились прочь. Я был готов ко всему и изящными выстрелами опустил их одного за другим. С удивлением заметил, что Дон продолжает стоять, лишь чуток сдвинувшись с места. В моих правилах всегда доверять своему псу, потому, не мешкая, заменил стреляные гильзы приятно увесистыми патронами. Дав команду Дону, я вложился, ловко накрыв раструбами вырвавшуюся с «трюканьем» еще одну перепелку, сбив ее накоротке.
Дон поочередно принес все три трофея, снизойдя на этот раз до того, что позволил мне дружески помять его горячие уши. Зацепив носом струйку порохового дымка, затейливо вытекающего из ствола, пёс смачно чихнул и снова пустился в поиск.
Мой старомодный кирзовый ягдташ всё больше походил на походную сумку удачливого добытчика, и если бы на этом мне пришлось завершить охоту, я бы нисколичко не расстроился. Но сил моих было в избытке, Дон работал как надежное немецкое авто, в охотничьей торбе оставалось достаточно места, а количество добытой дичи даже не приблизилось к разрешенной норме. Потому я, подгоняемый азартом, последовал примеру своего четвероногого любимца.
Вернувшись на край некоси, я встретился со своими друзьями – Александром и Евгением. Рядом крутились две спаниельки, с ними они пытали счастья добыть фазанов. Длинноухие сученки, обнюхавшись с огромным в сравнении с ними собратом, прижались по команде к ногам хозяев. Дон же, пока мы предавались беседе, усердно кружил по лугу, словно демонстрировал подругам свою самостоятельность.
- Смотри, стоит! – показывая на кобеля, закричал Сашка. Уверенный в надежности своего легаша, я, играя на публику, неторопливо докуривал сигаретку. Мои собеседники явно нервничали, поглядывая на дратхаара.
- Иди, прогрей стволы, предложил я Александру, - почувствуй разницу между спаниелем и легавой!
Александр, отказался, Евгений тоже не принял моё предложение, дав мне повод пошутить над обоими - мол, боитесь промахнуться?!
Выждав ещё чуток, я уже сам переполнился волнением, не говоря о моих друзьях, буквально умолявших меня прекратить издеваться над ними и собакой. Подойдя к Дону, я дал команду, и пес быстро стронул затаившегося перепела, грузно упавшего после моего выстрела. Со стороны «зрительного зала» донеслись одобрительные возгласы.
Дон продолжал напряженно стоять на месте. Догадываясь, что происходит я, перезарядился. Парочка одновременно взлетевших перепелок, неожиданно прытко рванувших в разные стороны, заставили дрогнуть мои нервы. К счастью, я не оплошал и после размеренного дуплета обе птицы завалились в сочную зелень отавы. Триумф нашего с Доном выступления был безусловным. «Публика неистовствовала», оглашая урочище восхищенными возгласами и даже аплодисментами! Я, несомненно, сиял счастливой улыбкой, складывал в ягдташ подаваемых моим, не менее довольным помощником перепелов, крепких и по-особому нарядных в своём струйчатом оперении.
Расставшись с друзьями, мы с Доном направились на выпас молочно - товарной фермы, чьи корпуса белели поодаль на возвышенности. Среди кустиков дурнишника увешанных цепкими плодами, Дон одну за другой отыскал ещё двух перепелок, прихватив их верхним чутьем, и выставив под мои выстрелы. Оба трофея были явно из позднышей, но раздув перышки, я удовлетворенно отметил желтизну накопленного ими подкожного жирка.
Тут же вспомнилось, как аппетитно шкварчат на сковороде в собственном соку перепелиные тушки. Самое любимое мной блюдо из этой, неказистой на первый взгляд, дичи, традиционно по своему рецепту готовит моя супруга. Не помню случая, чтобы гастрономический птичий жирок с поджаркой из лука и моркови, не вымакивался хлебушком из тарелки благодарными домочадцами!
Я заметил, что Дон стал припадать на заднюю лапу. Осмотрев его - с огорчением обнаружил застрявший между растертыми до крови подушечками колючий плод дурнишника. В азарте охоты пес пренебрегал болью.
- Пойдем, Дон-Батон к машине, хватит нам на сегодня и радости и трофеев! Будем лечить твою лапу, и готовиться к встрече вальдшнепов.
Поднявшись на склон кургана насыпанного древними кочевниками, но в наше время растянутого тракторными плугами, я оглянулся назад. Передо мной, в дождевой дымке, словно писаное акварелью лежало изумрудное «блюдо» луга. Грустью расставания повеяло от этой картины, а в памяти, размытые той же колонковой кистью, сменяли друг друга этюды охот уходящего сезона.