Третьего дня, уже по дороге из Каира, верный ослик Храпун, с которым Мустафа истоптал множество дорог Магриба, вдруг повредил ногу и теперь продолжать путь до Белых Хижин стало совершенно невозможно. Кое-как Мустафа перевязал его лапу, рукавом, оторванным от джеллабы , а затем, взяв изрядную часть груза на себя, сумел довести Храпуна до деревни, где неподалеку жил его родственник – троюродный брат Халил. Это было, в общем-то, по пути, и кроме того, заодно представился случай навестить брата и его семью. Последний так обрадовался приходу Мустафы, что даже предлагал зарезать по этому поводу барашка, но Мустафа, вежливо поблагодарив, отказался, объяснив, что в Белых Хижинах его ждет почтенный имам Амир для ученой беседы, и потому задерживаться по дороге он никак не может: и так, неприятность с Храпуном задержала его как минимум на один день. Однако на обратном пути, он непременно останется погостить, пока Храпун окончательно не поправится. Халил потребовал чуть ли не клятвенное обещание, что именно так все и будет. Мустафа, поклонившись и прижав правую руку к груди, сказал: «Клянусь здоровьем моего Храпуна!». Оставив деньги на лечение ослика и сказав что-то на прощание детям, Мустафа оглянулся. Жена Халила Аят в это время пришивала рукав, оторванный от джеллаба. В момент, когда мужчины уже начали прощаться, она как раз закончила свою работу и попросила примерить джеллаб, чтобы убедиться, все ли получилось хорошо. Рукав был пришит отлично, словно и никогда и не был оторван. Мустафа обрадовался, поблагодарил Аят за оказанную помощь и уже направился было к воротам, когда брат окликнул его:
- Погоди! Не пешком же тебе являться к самому имаму Амиру! – заявил он, - Возьми моего верблюда! На нем ты доберёшься куда как быстрее! Дня за два, пожалуй, и управишься!
- И на вот, возьми на дорогу! – Аят протянула мешок, в котором лежало несколько лепешек и тыквенная фляга с водой.
Мустафа, поблагодарив, забросил мешок верблюду на спину, и когда солнце уже коснулось горизонта на Западе, и приятная прохлада стала понемногу стекать с близлежащих гор, двинулся в путь. Дорога до Белых Хижин была очень простая, и он исходил ее множество раз. В это время года, нужно было лишь держаться в направлении звезды Альдебаран , и тогда, примерно на третий день пути уже можно было узреть огни Белых Хижин и за ними - бескрайний океан, на берегу которого этот город и раскинулся.
Верблюд, к счастью, оказался довольно покладистым, шел размеренно и не доставлял никаких хлопот. Днем Мустафа отдыхал в тени скал, а верблюд уходил в сторону жевать свои колючки. Странным, однако, было то, что Мустафа как-то не узнавал эту дорогу. Он, как и было сказано, ходил по ней множество раз, но в этот раз явно что-то не складывалось. Например, ему до сих пор не встретилось раскидистое фиговое дерево у колодца, он также не встретил лагерь бедуинов, которые в это время года всегда располагались в тени низких гор. На третью ночь пути Белые Хижины на горизонте так и не появились. Не было видно также на горизонте и серую, манящую полосу океана. Мустафа немного забеспокоился, но все же продолжал двигаться в том же направлении. Четвертая ночь окончательно утвердила Мустафу в мысли, что он сбился с пути. Это, впрочем, вовсе не испугало его. Воды еще оставалось дня на два, да и верблюд еще мог денек-другой потерпеть. Однако, как только он было решил прекратить движение и спокойно подумать о том, как вернуться обратно, вдалеке, словно по какому-то странному волшебству, вдруг все-таки показался слабый красноватый огонек. Конечно, это, не был один из огней Белых Хижин. Скорее всего, то был просто одинокий дом какого-то пастуха или же смотрителя колодца. Ухнула ночная птица и тотчас небо прочертила яркая падающая звезда.
- Странный знак, - подумал про себя Мустафа, и машинально положил руку на эфес кинжала.
Он дернул поводья, и верблюд двинулся в направлении огня. Они шли минут двадцать, и когда уже стали просматриваться в темноте очертания стен, другая яркая звезда упала вновь, прочертив небо от звезды Аль-Рас к Аль-Гумейза … Мустафа поежился. Обе звезды имели дурную славу у путешественников.
Подворье, вблизи показалось довольно обширным. В темноту уходила и там же терялась каменная стена высотой, пожалуй, в два человеческих роста. Впрочем, было настолько темно, что невозможно было бы разглядеть даже вытянутую руку: последняя половинка Луны уже закатилась за горизонт, а, следовательно, мир перешел в самую темную ночь, за которой в скором времени наступал неизбежный рассвет. Мириады звезд, к каждой из которых Мустафа обращался по имени, играли словно алмазы в короне небесного царя, весело подмигивая друг другу. Спешившись, и подойдя поближе к стене, Мустафа, ощупав шершавую кладку из необожжённого кирпича, наконец обнаружил и ворота. Пошарив рукой по шершавой поверхности досок, он также нащупал массивное кольцо, висящее на железной петле и негромко, словно бы стесняясь своего позднего визита, постучал им о железную полосу, опоясывающую дверь. Никто не ответил, и вообще с той стороны стены не было слышно ни звука. Тогда он постучал еще, уже немного сильнее. Огонёк, который он увидел издалека оказался костром, разложенным недалеко от стены. Сейчас он уже почти догорел, но ведь кто-то же его разжег!
Мустафа постучал еще раз более настойчиво. Во дворе, наконец-то завозились и через минуту, створка ворот отворилась. На пороге стояла женщина средних лет, в руке она держала масляный светильник. На вид она казалась строгой и при этом отличалась какой-то странной птичьей красотой: Мустафа в дрожащем свете лампы разглядел изящно вытянутое смуглое лицо, тонкие губы и красивый, но немного заостренный нос. Одета она была в богатое платье темно синего шелка с золотым орнаментом. Лица она, как и было сказано, не скрывала, хотя голову ее и покрывал белый шарф, концы которого она небрежно забросила за плечи.
Мустафа молчал, не зная, как представиться.
- Заходи, почтенный, - сказала женщина, - Что стоять ночью посреди пустыни? Ты, надо понимать, заблудился?
- Вообще-то - да… - смущенно ответил Мустафа, - Шел в Белые Хижины и вот…
- Ты что ж никогда прежде туда не ходил? – спросила хозяйка дома, запирая ворота.
- Ходил, и много раз, - ответил Мустафа, - сам не знаю, как так получилось. На изломе каирской дороги, следует держаться направления на Альдебаран… Но вот, не вышло почему-то…
- А… - сказала женщина, словно бы о чем-то догадавшись, и увлекая Мустафу вглубь двора, - ты, верно, прежде путешествовал на осле, не так ли?
- Да, а откуда ты знаешь? – удивился Мустафа.
— Это просто… Осел ведь медленнее верблюда, а небо вращается с той же скоростью… Вот ты и загнул крюк ко мне. Понимаешь?
- Верно! – Мустафа даже хлопнул себя ладонью по лбу. – Как я сам об этом не подумал?
- Не ты один такой, не расстраивайся, - засмеялась женщина. – Это место так и зовется у бедуинов – «Верблюжий крюк». Ты голоден?
- Да, немного… - ответил Мустафа.
- Тогда оставь верблюда вон там! – она указала рукой в сторону навеса, под которым уже топталось несколько разномастных лошадей.
— Это постоялый двор, что ли?
- Он самый, - ответила хозяйка. – Иди привяжи и расседлай верблюда, а после возвращайся дом. А я, как освобожусь, овса ему насыплю. Воду он сам найдет.
Мустафа так и сделал, и после направился к главному входу. Постучав для приличия в дверь, он тотчас вошел в гостиную и отметил, что внутри удивительно прохладно. При этом, по стенам кругом горело множество масляных ламп. Он огляделся. Комната казалась довольно просторной. Во всяком случае, чтобы увидеть противоположную стену, нужно было уже слегка напрягать зрение. Стены были по большей части голые, но кое-где сверху и до пола свисали ковры. Он также отметил, что около ближней к нему стены, сидело несколько человек, кажется, их было пятеро… А у дальней стены, почти в углу, Мустафа только сейчас разглядел, сидели, отвернувшись от остальных – три женщины. Они о чем-то тихо переговаривались. На вошедшего же внимание никто не обратил.
Не зная, как поступить, Мустафа присел у близлежащей стены и стал ждать. К нему подошел слуга, почти карлик, во всяком случае сидя, Мустафа, казалось, был с ним почти одного роста. Не глядя на гостя, и не проронив ни слова, карлик поставил поднос, на котором находилось блюдо с рисом, пиала с мясом и небольшой чайник с ароматным чаем. Покрывала чайник медная чашка, из которой, видимо, и следовало, пить. Мустафа хотел было поклониться в знак признательности, но слуга уже повернулся и, не проронив ни слова, зашагал прочь. У противоположной стены молча встали двое мужчин и не проронив ни звука, медленно двинулись куда-то по темному коридору. Мустафа же, не торопясь поел, выпил две чашки чаю и, снова, отвалившись к стене, вдруг почувствовал, что веки его словно бы наливаются свинцом.
- Ты, наверное, желал бы отдохнуть с дороги? – послышался сзади голос хозяйки.
Мустафа встал и поблагодарил за ужин.
- На здоровье! – ответила женщина, - Гостей в дом сам Аллах присылает, потому гостям мы тут всегда рады… Ну пойдем, я покажу тебе комнату…
Шли они довольно долго: то поднимались по многочисленным лестницам, то потом снова спускались, то двигались какими-то длинными полутемными коридорами, а иногда выходили на галереи, с которых были видны звезды. Снаружи дом не казался таким уж большим, но теперь было очевидно, что он никак не меньше дворца самого Сулеймана Великолепного, в который Мустафа был однажды приглашен по счастливой случайности.
- У тебя такой большой дом… - сказал Мустафа, оглядываясь по сторонам, - Прямо, как настоящий дворец…
- Да, места здесь всем хватает… - ответила женщина, не оглядываясь, и продолжая быстро шагать вдоль галереи.
- Завтра я бы хотел продолжить путь до Белых Хижин… Ты объяснишь мне как туда попасть побыстрее?
— Завтрашние разговоры давай оставим для завтра, - ответила женщина, усмехнувшись, а затем объявила, — Вот мы и пришли.
Они остановились у двери, предпоследней в этом проходе. Хозяйка достала связку ключей, и найдя нужный, вставила его в замок. Затем провернув ключ два раза, она толкнула дверь, и та с тихим скрипом отворилась. Затем, ключ она отдала Мустафе.
Комната оказалась небольшой: лежанка, где у изголовья кто-то уже заботливо зажег масляную лампу, низкий столик и медный умывальник. Более глаз не останавливался ни на чем. Противоположную стену прорезало узкое, словно бойница окно.
- Отдыхай, сказала женщина, а завтра и поговорим… - с этими словами она прикрыла дверь, и затем ее мелкие шаги в коридоре очень скоро затихли.
Мустафа взял светильник и обошел комнату. Ничего такого, чего бы он не заметил с первого взгляда не обнаружилось. Он вдруг почувствовал, что и в самом деле сильно устал. Сбросив сандалии, он прилег на лежанку, покрытую толстым ковром, и почти тотчас провалился в глубокий сон.
***
Луч солнца, падавший из окна, пощекотал лицо и, в конце концов, разбудил его. Мустафа уселся на своей лежанке и, зевая, протёр глаза. Солнце уже висело довольно высоко.
- Сколько же это я проспал? – подумал он. - Надо разузнать о дальнейшем пути и как можно скорее выдвигаться.
Он наскоро умылся и затем подошел к окну. Там, сколько видел глаз, простиралась белая раскаленная пустыня. Ничего такого, на чем мог бы задержаться взгляд, видно не было, если не считать совсем уже вдалеке небольшого сухого дерева. Мустафа подошел к двери, и только уж собрался повернуть ручку, как она отворилась и на пороге появилась хозяйка. Она улыбалась:
- Ну как спалось? – спросила она, - все ли было удобно?
- Да, - кивнул Мустафа, - все было великолепно, благодарю тебя. Однако, мне уже нужно ехать… Ты не подскажешь как побыстрее добраться до Белых Хижин?
- Как это так - ехать? – удивилась женщина, - Ты даже не позавтракаешь? Хороша я буду, если отпущу гостя голодным! Пойдем, я приготовлю чего-нибудь, а после уж и потолкуем как быть дальше.
Сегодня, однако, они добрались до гостиной, где прежде ужинал Мустафа, довольно быстро: спустились по какой-то лестнице, затем прошли прохладным коридором, и тотчас оказались в той самой комнате. Там, как отметил Мустафа, сидели уже совсем другие люди, и женщин на сей раз не было. Двое мужчин задумчиво играли в шахматы и неспешно пили чай. Некоторые просто сидели, привалившись спиной к стене и слегка прикрыв глаза.
- Садись, – сказала хозяйка и указала на пустующее у противоположной стены место.
Мустафа повиновался и уселся на подушку. Тотчас слуга принес поднос с фруктами и кувшин холодной воды с лимонным соком.
- Угощайся, - сказал женщина, одарив Мустафу улыбкой, и, развернувшись, ушла, скрывшись за тяжелыми бархатными портьерами, видимо, отделявшими гостиную от кухни.
Съев несколько персиков и слив, и завершив трапезу долькой холодного арбуза, Мустафа медленно поднялся и оглянулся по сторонам в поисках хозяйки, но благодарить за угощение было некого. Отерев руки о джеллаб, он двинулся к выходу, тотчас отметив, про себя, что совершенно не помнит, где именно выход находится. Он шел какими-то коридорами, пару раз заглядывал в комнаты, слегка приоткрыв двери, но всюду было пусто, и спросить дорогу было не у кого. Мустафа вышел в небольшой внутренний дворик, где в тени деревьев из пасти большой каменной рыбы, лилась в бассейн прохладная вода. Мустафа сел, прислонившись к дереву и стал смотреть на струящуюся воду.
- Может быть, кто-то появится, рано или поздно, и тогда можно будет спросить, как отсюда выбраться… - подумал он.
Так, за размышлениями, на него незаметно навалился сон.
Проснулся он оттого, что кто-то брызгал ему на лицо воду. Это была хозяйка. В этот раз на ней было красное платье, а голову покрывал зеленый шелковый шарф. Она улыбалась.
- Ну что, пора бы и пообедать?
- Нет, спасибо, - ответил Мустафа, - я и так задержался более, чем следовало бы. Будь так любезна, расскажи мне, как добраться до Белых Хижин.
- Ни за что! – засмеялась женщина, - Сначала поешь, а после – так и быть, покажу тебе дорогу.
Спорить было явно бессмысленно, да и лишние полчаса уже ничего не решали, и Мустафа, вздохнув, пошел следом за хозяйкой.
***
Так прошло несколько дней, а он все никак не мог двинуться в путь, ибо всякий раз после еды его одолевала какая-то странная нега и он просто лежал где-нибудь в прохладной тени и размышлял о том- о сем. Впрочем, мыслей с каждым разом становилось как-то все меньше, или же они просто измельчали, и при этом всякий раз обязательно возникала одна, хоть, это была и не мысль даже, а так... глупое тихое восклицание: «Как же хорошо… век бы так лежать и ни о чем не думать…»
Спустя, пожалуй, с месяц, он уже стал забывать о том, что должен был бы идти в Белые Хижины, и о том, что следовало бы вернуть, по крайней мере, одолженного у брата верблюда. Он стал понемногу забывать собственный «Трактат о путеводных звездах» и недавно открытый им способ превращения свинца в серебро, а затем и в золото. Теперь его уже совсем не посещали лёгкие искрящиеся мысли, из которых прежде, уже совсем в другой, далекой жизни, рождались весьма недурные стихи. Впрочем, не было уже не только мыслей, но и прежних больших желаний. Раньше, он не мог усидеть дома более недели, его манили дороги и города, в которых он еще не бывал. Он мечтал посетить библиотеки Багдада, сделать хадж в Мекку, побывать в Индии… Его прежние странствия вовсе не были простыми праздными прогулками… Его не раз по пути грабили, один раз чуть было даже не убили, и он спасся лишь чудом, но затем он почему-то снова и снова собирал свой мешок, и взвалив его на Храпуна, двигался к новым невиданным прежде городам. Сегодня же ничего из этих устремлений не осталось. Все как-то расплескалось, душа будто бы опустела и высохла, как старый колодец, и затем снова заполнилась этим густым, сладким каждодневным блаженством.
Так прошло еще несколько месяцев, где всякий день был похож на другой, как две семечки одной дыни. Не было ни целей, ни стремлений к ним. Эта бесконечная нега затапливала все, не оставляя ни малейшего места размышлениям и сомнениям. Хозяйка почти не беспокоила его, но объявлялась лишь затем, чтобы позвать к обеду или же поставить перед ним чайник со свежезаваренным чаем и медную чашку. Иногда она спрашивала всем ли Мустафа доволен, и тот отвечал ей улыбкой и поклоном.
В один из таких дней, Мустафа все также лежал у фонтана прикрыв глаза, и повторяя про себя одну и туже фразу: «Как же хорошо…». Вдруг к фонтану незаметно подошел человек. На вид ему было лет пятьдесят. Он был высок, смугл и сух и его движения хоть и были плавны, но при этом в них чувствовалась и мощная энергия. Одет он был в черный бурнус, а голову его покрывала такая же черная куфия. Проходя мимо, он вдруг бросил взгляд в сторону Мустафы, а затем подошел ближе и склонился над ним.
- Эй… - сказал он, тряся того за плечо, - Очнись!
Мустафа приоткрыл глаза.
- Ты ведь Мустафа Кехаль, сын Джабира?
Мустафа не ответил.
- Я тебя видел как-то в Каире! Это ведь ты написал «Трактат о путеводных звездах»?
Мустафа снова приоткрыл глаза и снова был не в силах выдавить из себя ни слова. Более того, он уже не совсем понимал, о чем говорит этот человек с загорелым, словно бронза лицом, окаймлённым слегка тронутой сединой черной бородой.
- Да… похоже, что и ты тоже попался в ее лапы… Ну-ка, давай, вставай!
- Зачем? – только и смог ответить Мустафа.
- Делай, что говорят! – потребовал незнакомец и стал поднимать Мустафу на ноги, ухватив подмышки.
Тот не сопротивлялся. Затем незнакомец потащил Мустафу к фонтану, где бросил его в воду. Тот ахнул и тотчас вскочил на ноги: вода была довольно холодной.
- Ну что, очухался? – спросил незнакомец строго. – Ты что тут делаешь вообще?
- Где? – не понял Мустафа.
- В этом доме, - ответил незнакомец.
- Живу… - ответил Мустафа, вылезая из бассейна. С него струями стекала вода.
- И давно? – спросил пришелец заинтересованно.
- Не знаю… - признался Мустафа, - Кажется, что давно… А вам что за дело, почтенный?
- Есть дело, раз спрашиваю, - отрезал незнакомец. - Тебе надо уходить отсюда, и поскорее!
- Я пытался поначалу, - ответил Мустафа лениво, и снова пытаясь присесть, - но ничего не вышло… а потом…
- Да, я понимаю, - ответил странный собеседник, — это непросто. Но вспомни каким ты был! Твой трактат я прочел уже трижды! Он великолепен. Твои стихи многие люди от Дамаска до Каира знают наизусть. А что теперь?
- Говорю же, что я пытался, но все как-то без толку… трапеза, затем сон… а там и день на исходе… не знаю, не знаю… и в целом, тут ведь очень хорошо…
- Что хорошего в том, чтобы расти словно овощ на грядке? - возразил человек в черном.
- Не знаю… - снова ответил Мустафа, снова приваливаясь к дереву, - но тут так все устроено, что выбраться невозможно… я не понимаю почему, но это так.
- Не важно. Ты просто делай, что я скажу, и все получится!
- И что же я должен делать?
Незнакомец залез под бурнус и достал маленькую бутылочку очень тонкой работы. Он протянул ее Мустафе:
- На-ка, выпей! – велел он тоном, не подразумевающим возражений.
- А что это такое? – спросил Мустафа.
- Пей, говорю, а вопросы потом. Травить, как ты понимаешь, мне тебя незачем. Если бы хотел, я бы мог это сделать с легкостью, когда ты валялся в беспамятстве.
Мустафа открыл бутылочку и вылил в рот содержимое. У него перехватило дыхание: рот, горло и желудок словно бы покрылись ледяной коркой, и он закашлялся.
- Ничего, сейчас все станет как было, - заверил его собеседник. - Далее… Когда она позовет тебя к обеду, высыпь в тарелку или в чай вот этот порошок, - человек протянул Мустафе маленький бумажный пакетик.
- Отобедав, - продолжал человек в черном, - постарайся прийти сюда же. Это понятно? Я буду тебя ждать, и после покажу, как выбраться.
- Хорошо, - ответил Мустафа вяло. Он не понимал, ни то, что происходит, ни то, кто этот странный человек, словно свалившийся с неба.
Затем человек в черном бурнусе развернулся и сделав несколько шагов, скрылся за ближайшей дверью. Мустафа съехал на каменные плитки пола и стал размышлять.
- А в самом деле, сколько я тут нахожусь? Месяц? Год? Ни малейшего представления… Да что там… я ведь почти не помню прежнюю жизнь. Но вопрос в другом: зачем все это нужно хозяйке этого дома? В чем ее корысть, так сказать, ведь денег она не требует…
— Пусть тебя пока что это не волнует, - Мустафа вздрогнул, он словно бы услышал голос незнакомца, который раздавался у него в голове.
- Как это «не волнует»? – возразил он, — Ведь это едва ли не главный вопрос…
— Это верно, - снова услышал Мустафа голос в голове, - но ты все равно пока что ничего не поймешь. Я тебе все объясню после, а пока просто верь мне и следуй моим приказам.
***
Спустя час, или около того, с момента, когда исчез за дверью человек в черном, у фонтана объявилась хозяйка. Мустафа уже полностью просох, и снова уселся, опершись о дерево.
- С тобой все в порядке? – спросила она настороженно.
- Да, конечно, - ответил он.
- Ты какой-то странный сегодня, - сказала хозяйка, внимательно рассматривая Мустафу со всех сторон.
- Странный? – переспросил он, - в чем же моя странность? Все, вроде бы, как обычно…
— Вот как? Ну что ж… Пойдем что ли обедать? – спросила женщина все таким же настороженным тоном.
- Пожалуй, - согласился Мустафа.
- И все-таки, о чем ты там думал?
- Да как тебе сказать… О многом… - ответил Мустафа уклончиво.
- О многом? О чем же, например?
- Ну, например о том, что с тех пор, как я здесь, у меня не появилось ни одной стоящей мысли. Я не написал ни одной строчки… И вообще, все здесь странно…
- А какой смысл вообще писать что-либо, если тебя все равно предадут забвению. Рано или поздно.
- А это не важно… - ответил Мустафа, - когда рождается хорошая мысль, это само по себе счастье.
- И размышляя в той прежней жизни, ты был счастливее, чем теперь? – удивилась женщина.
- Не знаю… Думаю, что там я испытывал счастье, а здесь испытываю лишь удовольствие…
Женщина остановилась и, повернувшись к Мустафе, строго спросила:
- А в чем разница? И есть ли она?
- Я полагаю, что – да, есть… - ответил Мустафа уверенно.
- Так в чем же? – настаивала хозяйка.
- Я думаю, что истинное счастье испытываешь тогда, когда движешься к цели, добиваясь маленьких успехов каждый день, когда реализуешь задуманное, когда открываешь что-то такое, от чего захватывает дух.
- Так, а кто тебе мешает? – удивилась женщина, - Открывай что хочешь…
- Увы… - тихо ответил Мустафа, - Боюсь, что здесь это невозможно, поскольку непрерывное удовольствие растапливает разум, делает его бесформенным, что ли…
- Тебе, наверное, чего-то все же не хватает. Скажи, чего ты хотел бы? Быть может тебе нужна женщина?
- Не знаю, - ответил Мустафа, - но думаю, что не в этом дело…
Они пришли в гостиную, где уже находилось пять человек: три женщины и двое мужчин. Все обернулись и посмотрели на Мустафу с какой-то странной заинтересованностью. Прежде, никто не обращал внимание, когда он входил. Сейчас же, они словно бы пристально следили за ним, а женщины тихо переговаривались между собой и при этом почему-то хихикали. Несколько слуг принесли подносы с едой. Улучив момент, когда все глядели в свои тарелки, Мустафа высыпал в пиалу с мясом белый порошок из пакетика, который ему дал пришелец в черном. Похоже, что порошок не имел какого-либо вкуса. Во всяком случае, поедая мясо, Мустафа отметил, что оно такое же вкусное, как и обычно.
И тут вдруг что-то случилось, и он потерял сознание. На него навалилась тьма.
***
- Ну что, очухался? – услышал он рядом с собой чей-то голос. Мустафа открыл глаза и сел. Рядом, у костра сидел тот самый человек в черном бурнусе. Небо уже стало слегка серым, ибо приближался рассвет.
- Где я? – спросил Мустафа.
- Там же, где и был… - ответил пришелец.
- Кто ты? – спросил Мустафа, - И что ты со мной сделал?
- Я ничего с тобой не делал. Ты все сделал сам…
- Не понимаю… - признался Мустафа.
- Ты попал в очень странное место. О нем мало кто знает, но при этом оно прекрасно известно большинству магов Магриба.
- Ты имеешь в виду тот дом, где я провел столько времени?
- Никакого дома нет на самом деле, - ответил пришелец, - Точнее, его нет в нашем мире, но где-то он определённо есть…
- Ты можешь не говорить загадками? И скажи, почтенный, как тебя зовут?
- Зовут меня Али-Акбар-Саид, - ответил человек в черном.
- Хм… так звали одного великого мага из Ливии, - заметил Мустафа.
— Это я и есть, - ответил Саид, пожимая плечами.
- Как это? Али-Акбар -Саид умер много лет назад!
- Я хотел, чтобы все так и думали, - ответил Саид спокойно. – Уединение и свобода от чужих мнений, это то, что мне было нужно. Но вернемся к началу разговора. Ты случайно забрел в долину, которую иногда зовут домом Цирцеи…
- Цирцеи? – переспросил Мустафа. – Какое странное имя…
- Да, это имя ей дали греки. Она жила много веков назад где-то на Крите и была очень сильной ведьмой. Настолько сильной, что даже смела спорить с тамошними богами… Но потом боги те исчезли, ибо стало некому в них верить, а с ними поначалу исчезла и Цирцея. Но, в отличие от тех богов, она не растворилась где-то в небесах, а, используя свое могущество, продолжила свое, уже незримое существование. Причем, уже в разных землях. Слыхал, что ее дом есть в Испании, Финикии, и вот у нас тоже…
- Как это «боги умерли»? И почему они умерли, а эта ведьма осталась, пусть и в таком странном виде?
- Боги часто слишком самолюбивы и просто не верят в собственную смерть. Ведьма же знала все наперед, и когда люди от богов стали отворачиваться, она продолжала творить для них чудеса. И потому поток тех, кто в нее верил не иссякал… ну, или иссякал медленнее.
- И почему она приняла такой странный образ жизни? – Мустафа был ошарашен услышанным и потому не переставал сыпать вопросами.
- Старость… - ответил пришелец туманно, - Старость и смерть преследуют не только людей, но и богов, как ты теперь уже понял. Да и ведьма – не исключение. Просто их жизни – это тысячелетия. Она просто устала от людского внимания, а потому избрала уединение. Она обволакивала людей негой с тем, чтобы они, с одной стороны верили в нее и были благодарны, а с другой – не путались под ногами. Насколько я понимаю, у нее еще много разных планов. Несмотря на преклонный возраст, она все еще одень энергична.
- Так что же со мной произошло?
- Да ничего… просто ты провалился в ее мир. А я увидел твоего верблюда, и понял, что с хозяином приключилась беда. И вот ты вернулся. Можешь не благодарить…
- И все-таки я не понимаю - зачем ей это? - удивился Мустафа.
- Как зачем? – в свою очередь удивился Саид. – Она жива до тех пор, пока хоть кто-то находится во власти ее чар, то есть – верит в нее, и поддерживает ее своей силой, которую она высасывает при помощи того, что ты называл «негой».
- Понимаю… А почему ты спас именно меня?
- Ну, изначально я не знал, что это ты. – ответил Сайид, пожимая плечами, - Просто решил проверить. К слову, я видел в том доме почти всех, и должен сказать, что практически никого, кто там еще остается, спасти уже нельзя.
- Почему? – удивился Мустафа.
- По-моему, ты уже сам ответил на свой вопрос. Потому что счастье и удовольствие это не одно и тоже. Спасти можно только того, у кого есть хоть какая-то цель, ради которой он будет стараться. Все остальное - бесполезно.
- Сколько же я там пробыл? – спросил Мустафа.
- По времени нашего мира – часа два, я думаю.
- Два часа? Но я там был несколько месяцев!
- Да, верно, там время течет иначе. Но, как видишь, твой верблюд все еще пасется, а значит времени прошло совсем не много.
Ну, а теперь вставай и поехали. Я покажу тебе, как добраться до Белых Хижин. С этими словами Саид вскочил в седло своего вороного коня, а обескураженный Мустафа неспешно побрел к своему верблюду.
Hopetown 2023