Валентина, как боевая подруга, не отставала. Семенила следом, по-старушечьи причитала на тяжкое житье-бытье. Парочку ввели в отдельный кабинет. Казенный стол, стулья, казарменный запах, едва перебиваемый женскими духами. Пассажиры и работники аэропорта оказались по разные стороны стола, как баррикад.
- Так в чем дело? - спросил Царенко, развалившись на предложенном стуле.
- Дело в том, что у вас задолженность за услуги ЖКХ - четыреста тысяч восемьсот пятьдесят девять рублей семьдесят три копейки. – Мужчина в погонах сверился с планшетом.
Ефимыч присвистнул. Валька потупила взгляд, закусила губу. Служивые люди пристально изучали реакцию туристов.
- Откуда это набежало? Едрит вашу налево.
- За ваш коттедж и еще один дом.
- Еще один дом?! – Бывший мэр вспыхнул, но тут же угас. Конечно же, домик для пьянок и оргий, сразу отключенный железным чурбаном. – Но почему так дорого?
Он вопросительно глянул на жену. Счета всегда собирала она или приходили в мэрию. Оплачивалось все точно в срок, он не вникал в эту бухгалтерию. Пустые хлопоты он с удовольствием делегировал супруге и подчиненным. Сейчас аукнулось.
- Ты знала? Едрит твою налево.
Жена кивнула.
- Почему не сказала?
- Прости, не хотела тебя расстраивать. К тому же, мы ждали, что со дня на день все вернется на круги своя.
- Прошу прощения, - вмешался судебный пристав. – Отношения выясните дома. Но с такой задолженностью мы не можем выпустить вас за границу. Точнее только вас, Григорий Ефимович, вся недвижимость числится за вами. За гражданкой Царенко Валентиной Ивановной никаких долгов нет. Можете расплатится прямо сейчас? Если что, банкомат рядом.
- Да откуда мы возьмем такие деньжища?! Едрит твою налево.
Они вернулись в фойе, присели на пластиковые лавки. Сумки бросили в ноги, как бесполезную вещь. Он обхватил голову руками, уставился в пол, будто в телевизор. Полное отсутствие мыслей. Тревога, безнадега, прострация. Она гладила супруга по плечу и приговаривала:
- Ничего, ничего, Гришенька, скоро все наладится, вот увидишь… Все будет, как прежде. На круги своя.
- Где ж оно наладится? Уже который месяц длится.
- Потерпи, потерпи. Бог терпел и нам велел.
Она раскрыла походную сумку. «Молния» еле жужжала, не желая сдаваться женским пальцам. Первыми показались контейнеры. Пара щелчков и в руках благоверной органично нарисовался огурчик.
- Хочешь?
Он отвернулся, начал растирать виски, сильно зажмурился от накатившей рези. Мир плыл перед глазами, словно медленно прибывающий поезд в предрассветной дымке. Ментальное землетрясение. Вулкан, пожар, наводнение. Она гладила по спине, похрустывая огурцом. Приговаривала, шептала, действовала, как успокоительное средство.
- За что мне это все? С работы уволили… Любимой. Теперь еще и путевки пропали. Деньги… Едрит твою налево.
- Путевка.
Он глянул на супругу, словно она, как барон Мюнхгаузен, нашла конгениальный выход из безвыходного положения.
- Что ты имеешь в виду?
- Пропала одна путевка. Твоя. Чтобы не пропала вторая и деньги, мне нужно ехать.
- Как?! Без меня?
- Говорила же тебе: надо было все имущество записывать на меня, родственников. Так все делают. И Яковлевич твой. Сейчас бы ты полетел, а я осталась. - Она вновь погладила мужа, точно ребенка. - Нельзя дать пропасть последним деньгам.
- А как я буду жить без тебя? Едрит твою налево.
Он вдруг со всей отчетливостью осознал, насколько сильно зависит от супруги. Насколько беспомощным окажется в бытовом плане. Кто теперь приготовит ужин, постирает белье, погладит? Он уже начал ностальгировать по огуречному запаху жены. Впервые за долгие десятилетия на глаза выступили слезы.
- Справишься. – Она приобняла мужа. – Ты же у нас большой и сильный. Я думаю, к моему приезду, тебя уже восстановят. Все вернется на круги своя. Все будет хорошо.
Она чмокнула мужа в щечку. На коже осталась огуречная мокрота. Она говорила еще долго, хотя он уже безропотно согласился. Супруги сидели на лавочке, словно голубки, нежно соприкасаясь головами. Он жил по принципу: жена всегда права, тем более в критичных ситуациях. Она много сделала для карьеры, достижения мэрских высот, буквально привела за ручку на самый пик. Муж проводил суженую к стойке регистрации, дождался взлета и помахал вослед, возможно, другому самолету. Потерянный, в депрессии, он грустно добрел до стоянки и покатил домой.
По дороге пару раз чуть не попал в ДТП, выехав на встречку и чудом уклонившись. Но как не приказывал себе взбодриться, транс не спадал. Ехал медленно, пытаясь собрать разбросанные мысли, справиться с тревожностью. Добрался до дома под вечер. Только тут обнаружил себя в майке и шортах, отчего коченел по дороге. Погодка с солнечной сменилась на дождливую. Для сугреву и красок жизни сел пить. Одну за одной, сетуя на несправедливость судьбы, ведя внутренний диалог. В мозгу он побеждал «конкурента» силой, харизмой, молчаливым красноречием. Незаметно для себя упал в сон прямо за барной стойкой.
Мелодия звонка играла долго, она казалась продолжением сна, но тренькала наяву. Царенко оторвал больную голову от столешницы, инстинктивно взял телефон. Не прочтя абонента, приложил к уху:
- Алло.
- Убили! Убили! – орала Нефедова.
Ефимыч подпрыгнул на стуле, хмель почти выветрился. Он озирался по сторонам, как будто старуха с косой пришла по его душу. Но вокруг царила тишина, затхлость перегара и пустые бутылки.
- Кого убили? Едрит твою налево.
- Сему. Семена! Мэра. – В голосе главбушки послышались нотки слез.
- Как убили?
- Вартанян застрелил!
- Ничего не понимаю. Он же железный… Погоди, сейчас буду.
Бывший мэр прыгнул в машину, точно вскочил на скакуна. Ворота забыл закрыть с вечера. Громкий рык, резкий разворот с ущербом ландшафтному дизайну, вылет на улицу. Газ в пол. Он по-прежнему в майке и шортах, но бродивший по жилам алкоголь утеплял организм. В дороге губы потихоньку подтягивались к ушам, пальцы барабанили по рулевой «баранке», бывший градоначальник начал насвистывать, как Макарыч. Поперебирал радиостанции, нашел веселенький мотивчик. Солнце вышло из-за туч. Значит, Гарик не выдержал и сделал всю грязную работу.
Вартанян устал бороться с «произволом» новой власти. Когда она по суду обязала устранить прошлогодние недоделки и заплатить неустойку, он долго напрягал лоб. По всему выходил не только конец богатой жизни, но и разорение. Спецтехника, коттедж и три машины уйдут с молотка. Семья пойдет по миру. Люди будут коситься, плевать вслед, на детей показывать пальцем. Они станут изгоями. Переезд? Снова идти в услужение к сородичам? Опять копить бабосы, во всем себе отказывать и создавать новый бизнес? Это не для седого и гордого армянина. Прихватив из чулана пыльный мешок с разобранным железом и серую коробку, Гарик заявился в мэрию.
Местный персонал привычен к горцу-завсегдатаю. Новости знали раньше других, но по привычке здоровались. Мало ли, может, еще вернется в фавор. Никто не обратил внимания на хмурое лицо, взгляд из-под бровей, процеженное сквозь зубы «здрасьте». Вартанян осмотрелся и преспокойно прошел в кабинет градоначальника. Ни секретарши, ни охраны. Двери - настежь. Заходи, кто хочешь, общайся с главой города по любому поводу. Пей из чайника, ешь печеньки. Такая власть может быть только железной.
- Добрый день, господин Вартанян! - Робот просканировал гостя. - У вас ко мне дело?
Армянин развалился на стуле напротив СМ-1. С презрением глянул на баранки, конфетки, кофемашину. Затем испепеляющим взглядом обдал сити-менеджера. Гарик сбросил принесенный чехол, показалась разобранная двустволка. Он неторопливо собрал ружье, завел разговор:
- Вот, ти думаэш, ти побэдиль, да? Нэт, ти – жэлэзний дурак, и нэ знаэш как дэлат дэла, да?
- Господин Вартанян, у вас ко мне дело? – Отсутствие эмоций – явный признак машины.
- У мэня к тэбэ одын дэл. – Армянин «сломал» ружье, вскрыл картонную коробку, вставил в ствол два патрона. Раздался щелчок собранного оружия. – Ти вэрнэш, как било, или я тэбя пристрэлил, как собак, да?
- Господин Вартанян, у вас ко мне дело? - Робот явно не понимал армянский акцент.
- Нэ прыдуряй! – Кавказец подскочил, навел ружье на робота. – Возвращай контракты взад, да?
- Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку.
- Возвращай или я тэбя пристрэлил, как собак! – Он упер приклад в плечо и взвел курки.
В дверь сунулась девочка-бухгалтер. Гарик развернулся, зло цыкнул. Сверкнул железный зуб. Девочка ойкнула, попятилась прочь. Вскоре пришла в себя и припустила вниз по лестнице, только каблучки стучали.
- Ну! – Дуло вновь нацелилось на мэра.
- Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку.
- Убью! Мамой клянус!
- Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку.
- Ах, ти! Издэваться, да?
Две пули врезались в грудину СМ-1. Из стволов пошел легкий дымок, запахло порохом. Голова сити-менеджера сделала пару оборотов, речь возобновилась:
- Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку. Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку. Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку…
- А-а! – Дальше пошла неразличимая армянская брань.
Вартанян трясущимися руками доставал новые патроны, рассыпал по столу, пытался собрать в кучу. Ярость клокотала, словно цунами. На улице завыла сирена, добавив нервозности. Гарик глянул в окно, подкатили два УАЗика, выскочили полицейские с автоматами. Они рванули внутрь здания. Девочка все-таки успела стукануть главбушке, а та уже позвонила Чеботару. Вартанян опустил голову, тяжело вздохнул.
- Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку, - тараторил робот. - Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку. Вы нарушили условия. Город с вами больше не сотрудничает. Вам необходимо выплатить неустойку…
- Замолчи, Богом прошу! – Армянин озверел.
Он снова «сломал» ружье, вогнал патроны в стволы. Выстрел снес мэру нечто напоминающее башку. По закону шара она прикатилась к туфлям человека. «Патефон» умолк. Гарик пнул, как футбольный мяч, попавшийся под ногу. Корень зла уничтожен. Вартанян сбил банку кофе со стола, стекло разлетелось вдребезги, зерна рассыпались по полу.
На лестнице послышался топот кирзовых сапог. Шум нарастал. По стенам, точно по телу Гарика, пробежала дрожь. Он выдохнул, перекрестился. Армянская речь прозвучала, будто молитва. Вартанян приставил дуло к подбородку и нажал на курок.
Когда Царенко ввалился в приемную, тело армянин уже накрыли белым покрывалом. Работали эксперты, щелкал фотоаппарат, сверкала фотовспышка. В дверях натянули ограничительную ленту. Сотрудники администрации толпились в проеме. Нефедова и подчиненные бухгалтерши утирали слезы, сжимая в руках носовые платки. Маленький Фалей встал на цыпочки и загораживал Ефимычу обзор. Грязнов прижался к косяку и замер, словно изваяние. Пахло рассыпанным кофе.
Елена удивилась прикиду, но тут же бросилась на грудь бывшему мэру, разрыдалась по третьему кругу. Даже слегка намокла майка. Приторные духи, всегда раздражавшие Царенко, усилились неимоверно. Он гладил женскую головку, заглядывая внутрь кабинета. На стене виднелись красные разводы, остатки мозгов. Макарыч повернул голову в сторону, и Ефимыч разглядел «конкурента» в кресле, точно всадника без головы. Сначала бывший мэр пытался понять явление, затем осознал. Невольная улыбка расширила губы. Рука начала эротично гладить волосы главбушки, склоняя к низу. Она оторвалась, глянула на бывшего шефа, как на сумасшедшего. Царенко срочно подавил ухмылку, сделал скорбное выражение лица, пробормотал:
- Ничего, ничего, все образуется. Едрит твою налево.
Григорий Ефимович выскочил на улицу. Погодка, солнышко, птички. Он победно вскинул руки. Забежав за супермаркет, бывший мэр срочно забарабанил пальцами по телефону.
- Василий Яковлевич? Так это, Царенко беспокоит… а, ну да, ну да, у вас забит мой номер, ага… Так это, у нас это… ЧП! Едрит налево… Уже в курсе?.. Ага… ага. Чо мне делать?.. Понял… Ненадолго. Бригада. Понял. Пока не торопиться, но быть готовым. Ясно. Ага.
Ефимыч нажал «отбой», громко выдохнул, отер пот со лба. «Не торопиться, но быть готовым, не торопиться, но быть готовым», - повторял он, словно мантру, потирая ладоши. Улыбка растянулась до ушей, золотые зубы выпятились, как у саблезубого тигра, бодрость тела нахлынула, как в двадцать лет. Кругом лето, плавкий асфальт, свежая краска обновленных фасадов. Кукарекнул петух, будто объявляя начало новой жизни. Для бывшего мэра – старой, доброй, лучшей. «На круги своя». Ожесточенно перла крапива. «Не устранил Сема, СМ-1, биологически активную добавку, - злорадно подумал Царенко. - Недоработочка с твоей стороны. Слабак, мямля, тьфу. А Валька, как в воду глядела! Не успеет вернуться, а меня уже восстановили. Едрит ее налево».
Григорий Ефимович приметил фигурку Чеботару, мирно и мерно прогуливающегося с внучкой в кепочке с вышитыми буквами «Д» и «Ч». Девочка – уже второй класс, а главный полиционер сам водил в школу, а если она жаловалась на усталость, нес на руках все три километра. Личный водитель ехал рядом на дребезжащем УАЗике. Внучке давно надоело кататься на моторе. Бабушка всегда говорила: прогулки полезней. Да и дедушкины руки теплее. Он укрывал любимицу, точно птенчика. Два поколения могли беседовать часами.
- Деда, смотри какое большое гнездо! – восторгалась внучка, заметив обиталище аиста на высоком дереве. – Может, в этом гнезде живет не одна семья?
- Одна. Птицы не строят многоквартирных гнезд. - Владимир Митрофанович улыбался.
- А может, это кукушкино гнездо?!
- Кукушки не вьют гнезда, а подбрасывают яйца в чужие.
- А как же другие птицы не замечают? Яйца же различаются.
- А птицы не разбирают, они - дальтоники.
Бывший мэр настиг «сладкую парочку», зарулившую в сквер. Забежал со спины, хлопнул приятеля по плечу. Тот вяло обернулся.
- Привет, Володь, ты чо не на службе? Едрит твою налево.
- Есть кому работать.
- Чай не каждый день мэров убивают. Дело политическое! - Царенко светился от счастья.
- Так это же робот. Этим пусть старший следователь занимается. А мне вот опять к пенсии подфартило, твою душу… А чо ты вдруг за него печешься? Он разве тебе не поперек горла?
- Да я не в том смысле… - Ефимыч скривил губы. – Он всем нам поперек горла. А если бы меня убивали, ты тоже с внучкой прогуливался бы?
- Ты – другое дело, - быстро заверил Чеботару. – Ты ж человек. Человечище!
- Дедушка, а чем человек отличается от человечища? Это такое человек-чудовище?
Бывший мэр хмыкнул и насупился.
- Нет, внученька. Это значит, большой человек! Человечище! – Дед показал размах руками. Так растопыриться не мог даже Царенко.
Григорий Ефимович простился с главным полиционером, еще раз сходил в мэрию, поутешал любовницу по попке в укромной кладовой. Хоть робот - не человек, но расположение «тела» и головы эксперты привычно обвели мелом. Вид этой картины вселял в Царенко воодушевление. Домой он прилетел в приподнятом настроении. Танцевал по комнатам без музыки с гиканьем гориллы в брачный период, пока не прихватило поясницу. Повздыхал, поохал, налил бокал коньяка. Присел, подумал, посмотрел, словно зашитый алкоголик. Едкий шоколадный аромат бередил нейроны мозга. Губы посжимались, поразжимались, будто диктор телевидения готовился к выходу в эфир. Ефимыч порывисто встал, вылил содержимое бокала в раковину и срочно залег на боковую. От перебродившего адреналина сон не шел долго, но под утро сморил.
Будильник вырвал из морфеевых объятий. Бывший градоначальник вяло выключил и повернулся на бок, но через секунду вскочил, сел на кровати. Руки в упор, ноги болтаются, точно на качелях. Проспал от силы два часа, но предвкушение грандиозности событий перевесило природные инстинкты. Пробег до ванной. Бодрые умывания. Острая бритва, легкие порезы. Ватки на ранки: две на шею, одну на подбородок. Брутальный одеколон вместо крема после бритья. Придирчивый выбор пиджака, галстука. Белая рубашка. Царенко раскопал даже черный «дипломат», затерянный в гардеробе.
В центр он ехал вальяжно под веселую музыку, достал из бардачка пачку сигарет. Закурил с удовольствием, - ощущение, словно от гаванской сигары, - настолько насыщенной казалась жизнь. Он обещал жене бросить курить сразу после свадьбы, но не сподобился и спустя много лет, хотя вроде бы выкурил целый газопровод. День солнечный с прохладой ветерка, посвистом птиц. Крапива раздухорилась, будто цвела в последний раз. Время в дороге пролетело, точно миг.
У входа в администрацию Григория Ефимовича схватила за руку бесцеремонная дамочка лет тридцати, с рыжей шевелюрой до плеч и в сером костюме. Без объяснений она уволокла бывшего мэра на пять метров от входа. Секунда, другая и Царенко неожиданно оказался перед камерой с выглядывающим оператором. Недоумение, растерянность, крупный план.
- Мы ведем репортаж с места событий. – Дамочка затараторила в микрофон. - Скажите, что вы думаете по поводу убийства мэра?
Ефимыч поперхнулся, внезапно подскочило давление, голова закружилась. Бывший градоначальник начал заваливаться в сторону на ватных ногах. Журналистка поддержала. Он воспринял вопрос на себя. Но через минуту осознал о ком речь. От волнения вспотел, мощный запах одеколона покрыл округу. Улыбка расползлась до ушей. Как не приказывал себе подавить, невербалика брала верх. Так и печатлелся в кадре с широко улыбающимся ртом с золотыми зубами, словно после первой взятки.
- Думаю… Рано или поздно этот эксперимент надо было прекращать. Ибо запомните! Машина никогда не заменит человека. Конечно, жаль, что все произошло так… внезапно. Но ничего не поделаешь. Жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть. Едрит твою налево.
- Значит, вы недовольны правлением застрелянного мэра?
- Я? Я больше всех недоволен. – Царенко хотел сделать недовольное лицо, но только рассмеялся.
- Странно. Другие горожане говорят, что он успел сделать много полезного.
- Да что он сделал? Фасады подновил? Ха! Эка невидаль. Нужно смотреть широко, вглубь… человека! Все для него и все на благо его. А для этого нужно понять простую работящую душу, с утра до вечера стоящую у станка или коровы. – Ефимыч изобразил доение. – Не может этого бездушная железяка. Как ни крути!
- Вот такие разные мнения у местных жителей насчет убийства и деятельности мэра-робота. Раиса Побегалова, Артем Заплечный специально для второго канала.
- Ого! Меня покажут в федеральных новостях. – Бывший градоначальник присвистнул. - Едрит твою налево.
Журналистка с оператором более не обращали внимания на интервьюируемого, погрузились в «Газель». Дверь с лязгом захлопнулась, машина срочно тронулась с места, укатив в областной центр. Поднятая пыль осела на пиджаке Царенко. Он стряхнул, будто пепел сигарет.
- Не очень-то радуйся. – Нефедова подошла сбоку.
- Почему?
Она сняла ватки с ранок любовника, бросила в урну и томно удалилась. Он мечтательно проводил взглядом пышный зад, почувствовал прилив начальнической похоти, почесал шею. Ничто не могло омрачить настроение в этот радостный день убойной «отставки» конкурента. Он взлетел на второй этаж, точно студент, получивший пятерку. Слегка запнулся о порог, - отвык. «Дипломат» шлепнулся об пол, клацнули замки. Бывший мэр тут же подхватил, вернул спине осанку, прошествовал, как фанфарон.
Кабинет уже прибрали. От крови на стене остались разводы, мел на полу стерли. От активных действий бабы Мани, местной уборщицы, пахло хлоркой. Раскрытые ставни и свежий воздух спасали мало. Сити-менеджер, по-прежнему, восседал в кресле. Голова приделана, вмятины устранены, краска обновлена. Лишь легкая потертость и следы косметического ремонта напоминали об «убийстве». Почти цветущий вид конкурента обидел бывшего, вновь зачесалась шея. Прошиб пот, раздался запах парфюма, словно неожиданный взрыв петарды.
Вокруг робота суетились две подозрительные личности в синих спецовках.
Продолжение - http://proza.ru/2023/08/01/752