Зачем и для кого я пишу, спрашиваю я себя в минуты уныния и нахлынувшего острого сознания писательского одиночества. Где мой читатель? Он, конечно, есть, но в таком количестве, что о массовости и говорить не приходится. Было время, когда читателей было больше, чем мастеров слова. Теперь, кажется, наоборот. Писателей стало больше, а читателей – меньше. Их не армия, даже не полк. Дай Бог, провинциальному писателю набрать сотню-другую. Звёзды на литературном небе сияют только в столицах. Издательства издают те книги, которые приносят барыш. Художественные достоинства на втором, а то и на третьем месте.
Время наше деловое, суетливое. Люди заняты добыванием денежных знаков. Читать, тем более вчитываться, некогда, да и трудно.
Беда и в том, что толпы пишущих пополнились за счёт бывших любителей чтения. Все преграды сняты. Цензуры слова нет. И, слава богу. Но нет и цензуры вкуса. Слово обесценивается. В самовыражении как таковом нет ничего дурного, особенно, когда есть, что сказать. Но поэзия – это не только «что», но и «как». Кроме мысли есть и чувство, музыка, «подводное течение». Не всё можно выразить прямо. «Что не выразишь словами, звуком на душу навей». И эта способность есть не у каждого. Так что поэзия, слово художника вообще – товар не для всех.
Так что, зачем, почему и для кого я пишу и не лучше ли бросить это бессмысленное занятие? Конечно, мне, как и другим пишущим, независимо от размера дарования, ответ ясен: хочется высказаться, сообщить «имеющим уши» сокровенное слово. Может быть, оно будет услышано в шуме этого «безумного мира». Если пишется, писать надо. Пусть для немногих родственных душ. Мне нравится рисовать картины, возникающие в моей душе и приходящие из необъятных просторов жизни. Что-то подсказывает мне, что у меня это неплохо получается. Но обратная связь такая слабая. Пульс еле угадывается. Автор без читателей – как полководец без армии, как прорицатель без паствы. Он не «властитель дум», не "учитель", а «глас вопиющего в пустыне»; низведён до роли рядового бытописателя, забавника, рассказывающего на ночь страшные сказки. Писатель - свободный художник, никому ничем не обязанный, пока не попадает в сети служебного искусства. Но абсолютная свобода – пустота. Поэтому писатель – и то, и другое, и третье.
Вот так обстоят дела в призрачном мире литературы.
И всё же надежда, что у меня найдётся (и находится) свой читатель, всё еще греет моё сердце. И ещё я по наивности полагаю, что от выплавленных, вытканных, пропетых мною песен мир станет немного лучше и «звук в заветной лире» не сразу угаснет в пространстве.