15
Артём Кудрявцев жил один. Два года назад супруга каким-то образом пронюхала о противоестественном романе благоверного со смазливым Шухратиком и закатила брезгливую истерику, потребовав немедленного развода. Случись сей эксцесс ныне, Кудрявцев отпустил бы жену на все четыре стороны без опасений, что она не удержит язык за зубами. Товарищ Ежов, сам не чуравшийся подобных изысков в половом вопросе, смотрел на содомский грех близких сотрудников сквозь пальцы. Но поскольку при товарище Сталине требовалось соответствовать жёстким моральным нормам, риск огласки пришлось исключить наиболее надёжным способом. В общем, супруга, купаясь в дачном пруду, случайно утонула.
Разнеженный и утомлённый страстным прощанием с любовником, Кудрявцев в романтическом состоянии духа добрёл до своей холостяцкой квартиры на Пироговке и заснул как младенец, едва коснувшись головой подушки. Ни единой беспокойной мысли о судьбе Ибрагимова не шевельнулось в натруженном мозгу. С глаз долой, из сердца вон. Вопрос закрыт.
Насладиться покоем ему не довелось. Загремел телефонный звонок. Артём открыл глаза, но к аппарату не пошёл, решив спросонья, что вызов — от Таракина, в служебном рвении спешащего доложить об аресте комкора. Кудрявцев делил подчинённых только на две категории — тупые, но исполнительные, и просто тупые. Таракина он относил к первой.
Телефон смолк. «Слава богу, сообразил. И правильно, пусть утром лично доложит по всей форме. И фитиля получит! Какого хера начальство по пустякам среди ночи теребит?» — подумал, возвращаясь в сладкий предутренний сон, майор госбезопасности.
Часы в кабинете начальника СПО пробили одиннадцать. Старший лейтенант Таракин давным-давно должен был явиться с докладом об аресте! Не припоминающий подобного бардака Кудрявцев метался по кабинету, злясь на всех в мире. Сотрудники собственного отдела на вопрос о местонахождении Таракина отвечали с придурковатой откровенностью одно и то же: «Не могу знать!» И нельзя было справиться, не раскрывая интриги, поступил этот чёртов Марков во внутреннюю тюрьму или нет!
Перекипев, Кудрявцев попытался мыслить логически. Раз доклада об исполнении до сих пор нет, значит, оперативники ещё возятся на квартире Маркова. Либо… либо произошло то, о чём даже думать не хотелось. Была исчезающе малая, но всё-таки ненулевая вероятность, что затея с арестом комкора пойдёт наперекосяк. И если, не дай бог, худшее случилось, последствия для Кудрявцева могли вылиться в проблему, по сравнению с которой действия в обход прерогативы наркома — незначительный промах! Нетрудно представить, какими красками Агранов распишет другу Коле кудрявцевский залёт! И наверняка не преминет напомнить о прежнем грехе подчинённого.
Грех тот был не отпущенный.
Кудрявцев ещё при Ягоде вляпался на попытке прикрыть «художества» при строительстве укрепрайонов в Ленинградском военном округе. Чтобы следствие по делу понадёжней зашло в тупик, заинтересованные лица простимулировали высокопоставленного чина из НКВД изрядной суммой в червонцах, валюте и империалах с профилем Николая Второго, а сверх того — изящными ювелирными изделиями, в том числе и от Фаберже. Зачем всё это понадобилось Артёму Владимировичу в условиях диктатуры победившего пролетариата и тотального дефицита, когда надёжней было брать, так сказать, натурой, то есть товарами народного потребления? Он и сам не смог бы объяснить.
Судьба ли Остапа Бендера, ставшая к тому времени широко известной, его ничему не научила? Или оборотень в петлицах просто опередил на полвека своё время?
На всякую хитрую жабу найдётся свой хрущ с винтом. Нашлись и в органах сотрудники с чистым сердцем и холодными руками. При получении очередной порции «стимулирующих средств» Артёма взяли с поличным.
Сталин потребовал применить к взяточнику Кудрявцеву максимально строгие меры, но Ежов, сменивший на посту наркома Ягоду, сумел каким-то чудом отвести праведный сталинский гнев. Артём просидел месяц в камере, похудел на тюремной диете, но в органах остался, хотя слетел с финансового отдела и был понижен в спецзвании на две ступени. С большой частью «золотого запаса» ему пришлось добровольно расстаться под давлением обстоятельств. Слава богу, до заначенных на чёрный день средств холодные руки коллег не дотянулись! Квалификации у соратников не хватило, всё-таки не матёрые сыскари из угрозыска. Ему даже не приходило в голову, что, когда наступит по-настоящему чёрный день, никакая заначка не поможет.
Но вот — Сталина убили, а обвинение с Кудрявцева никто и не подумал снять. Это обстоятельство очень угнетало Артёма. Он лишь потому в и заговоре участвовать решился, что надеялся на новую власть, которая даст шанс пухлой папке следственного дела бесследно исчезнуть.
Вышло, однако, по-другому. Став наркомом, Агранов сразу же затребовал опасные эти документы и держит дело в личном сейфе. Об этом Кудрявцев узнал совершенно случайно.
Перерезать волосок, на котором подвешен «дамоклов топор» пятьдесят восьмой статьи, пункты семь и четырнадцать, Агранову теперь труда не составит! Аграновский друг товарищ Ежов адвокатом к Артёму не нанимался и, несмотря на определённое доверие — личную просьбу присматривать за Яковом, может учесть, что этот прокол уже второй. Тогда разом припомнят всё!
*
После доклада дежурного о прибытии Кудрявцева нарком выждал пару часов, чтобы начальник СПО, не имеющий сведений об исходе своей авантюры, что называется, «поварился в собственном соку». Для нагнетания атмосферы Агранов вызвал подчинённого не личным звонком, как делал обычно, а через секретаря, предупредив, чтобы тот запустил майора после предварительной выдержки в приёмной. Пусть ещё полчасика помается в неведении, срослось у него с несанкционированным арестом или нет.
Решив, что Кудрявцев дозрел, Яков Саулович нажал кнопку.
— Проходи, Артём Владимирович, присаживайся. Можешь курить.
— Вы же знаете, товарищ нарком, я некурящий, — с лёгкой обидой в голосе ответил майор.
— Ах, да, да… Ты же у нас французской борьбой занимался. Кажется, даже чемпионом города был?
— Вольной борьбой, товарищ нарком, — машинально поправил генерального комиссара Кудрявцев, судорожно пытаясь сообразить, к чему такой заход из-за угла. — Чемпион Ленинграда в среднем весе.
— Неважно. Главное, отличный, просто отличный пример для молодых сотрудников. А то, понимаешь, есть тревожные симптомы.
— Что вы имеете в виду, Яков Саулович?
— Я имею в виду недостаточную подготовку оперативников. Пренебрегают рукопашным боем сотрудники. Случись что, смогут ли выполнить задачу, скажем, по задержанию, не прибегая к пальбе? — Агранов многозначительно покачал головой. — Сам понимаешь, не всегда и не везде следует открывать огонь. Даже сотрудникам госбезопасности. Или того хуже. Представь себе ситуацию. Отправляешь ты группу на задержание, а клиент нейтрализует её голыми руками и бесследно исчезает, уворачивается от карающего меча славных пролетарских органов! Допустимы ли такие ошибки в нашей ответственной работе? Так и не ошибки это даже. Это — настоящие преступления!
Кудрявцев согласно кивнул, но не проронил ни звука, всем видом демонстрируя внимание к словам начальника.
«А у него хорошая выдержка, — закуривая, отметил про себя нарком, не спускавший взора с Кудрявцева. — Ни один мускул не дрогнул. И взгляда не отвёл, сокол круглоглазый. Хотя побледнел слегка. И испаринка лёгкая на лысине проступила».
— Ты, наверное, не можешь взять в толк, к чему этот разговор?
— Если честно, хотелось бы ясности, товарищ генеральный комиссар.
— Будет тебе ясность, — Агранов протянул начальнику СПО тоненькую папочку. — Ознакомься.
Кудрявцев принял папку обеими руками, аккуратно положил перед собой на стол, вдохнул глубоко и только затем открыл. Глаза торопливо забегали по строчкам. Его фигура вдруг как-то изменилась. Агранову показалось, что и без того сидящий, будто аршин проглотил, Кудрявцев стал выше ростом. Да нет, майор будто воспарил над стулом!
— Я понимаю, Артём Владимирович, ты и так загружен выше головы, но войди в положение. На всё ГУГБ ты единственный чемпион и мастер спорта по борьбе. Авторитет!
— Что вы, товарищ нарком, — заскромничал Кудрявцев. — У нас в центральном аппарате десяток мастеров по самбо точно наберётся.
— И должность у тебя соответствующая, — Агранов движением руки отмёл возражение. — Не из лейтенантов же назначать ответственного за подготовку всего главного управления.
— Надо, значит надо, Яков Саулович! Мы большевики, мы трудностей не боимся!
— И вот ещё что. Отдел у тебя — серьёзней некуда. Загрузка твоя растёт, даже и без этой работы. Думаю, пора писать представление на очередное звание, что-то засиделся ты в майорах.
— Благодарю за доверие, товарищ генеральный комиссар! Постараюсь оправдать. Разрешите идти?
— Сейчас отпущу. С Ибрагимовым тебе придётся расстаться. Есть мнение, что ему пора отправляться в ГУЛАГ.
Как ни владел собой Кудрявцев, а растерянно зашарил по столу руками. Два таких толстых намёка за десяток минут — перебор для нервной системы. Известно, на воре и шапка горит! Ему остро захотелось, чтобы Агранов истолковал его замешательство в традиционном ключе. Пронесло, вроде, майор услышал желаемое:
— Не в этом смысле, Артём Владимирович… — а дальше последовал удар: — Назначим капитана начальником Севвостлага. Так что пришли его через часок, хочу лично побеседовать.
Кудрявцев закашлялся. Шухрата уже и след простыл! Если Яша начнёт копать, выяснится, что и приказ Ежова не выполнен! А это… это…
— Капитан Ибрагимов ещё не вернулся из командировки, товарищ нарком, — выдавил он из себя.
— Решил в Киеве поразвлечься? Распустил ты своего… э-э-э… сотрудника! Ладно, иди. Как появится, направишь ко мне.
Кудрявцев, мысленно перекрестившись, взялся за ручку двери, когда услышал голос наркома:
— Да, по рукопашному бою обрати особое внимание на Таракина и Попугаева. Рыхлые какие-то оба. Где они, кстати?
— В каком смысле? — ничего глупее спросить у наркома было нельзя. Майор уже расслабился, довольный вполне благополучным финалом разговора, и — пожалуйста! Растерялся!
— Кудрявцев, знаешь, за что Каин убил Авеля?
Сбитый с толку неожиданным вопросом, майор наморщил лоб:
— Кажется, в библии сказано, что из зависти?
— За то, что отвечал вопросом на вопрос! — поправил его с ядовитой улыбкой Агранов. — А ты вроде русский. Так что не верти задницей, давай по существу! Где твои сотрудники? И не стой у двери. Подойди, присядь.
«Он в курсе задания на арест Маркова, — возвращаясь к только что покинутому месту у стола, торопливо размышлял Кудрявцев, — это очевидно. Где-то у меня в отделе течёт! Значит, враньё исключается. Честность — лучшая политика, так что сейчас выгодней всего закосить под инициативного дурака! Какой спрос с дурака? Максимум, что грозит — неполное служебное соответствие. А то и выговором обойдётся. Привезут Маркова, извинимся за ошибку и отпустим».
Несмотря на отсутствие информации и то, что время давно перевалило за полдень, он всё ещё надеялся, что оперативники просто затянули с исполнением. Ну не было пока случая, чтобы арестуемые, особенно высокопоставленные, оказали хоть малейшее сопротивление! Крупные начальники и командиры теряли волю, как кролики перед удавом, едва узрев на пороге группу людей в форме НКВД. Большинству можно было даже ордер не предъявлять.
— Ну, слушаю тебя, товарищ начальник секретно-политического отдела, — разминая очередную папиросу, подбодрил майора Агранов. Ему стало интересно, какую тактику изберёт «кучерявый», выкручиваясь.
— Сотрудники Таракин и Попугаев проводят задержание комкора Маркова, товарищ генеральный комиссар. Виноват, что не обратился к вам за официальной санкцией. Нужно было торопиться, а вас в наркомате уже не было…
— Что ты несёшь, Кудрявцев? — перебил нарком. — С какой стати этого комкора арестовывать? А во-вторых, какого хрена ты взял на себя функции пятого отдела*?
— Планируя операцию «Лемниската», мы полагали, что с маршалом погибнет вся его свита — в результате воздушной катастрофы по халатности авиатехников. Вчера мне доложили, что один из сопровождавших Егорова командиров остался жив. Вернулся в Москву поездом. И я подумал, что халатность — это же так мелко. Не звучит и очков нам не принесёт. То ли дело, если будет вскрыт заговорщик из высшего командного состава РККА! Резонансное подтверждение бдительности органов госбезопасности!
— Бред, но допустим. А зачем ему гибель Егорова? Можешь обосновать?
— Пожалуйста, товарищ генеральный комиссар! Куча вариантов. Например, месть за убийство товарища Сталина. Марков ему обязан карьерой. Именно при нём Марков достиг в свои годы — в мирное время, заметьте — вершины, стал аж комкором. На банкете после выпуска из академии Сталин даже произнёс тост персонально в его честь. И потом, Марков был ранен рикошетной пулей в момент покушения.
— Ну, уж пуля-то здесь точно ни при чём. Херню городишь, Кудрявцев! Куда больше, чем Сталину, Марков обязан карьерой Троцкому. Как и я, кстати. Так что не годится. С этими исходными посылами у тебя получится такая же липа, как на Шапошникова. Хоть все пальцы обсоси, ничего не высосешь! Или не пальцы? — Агранов издевательски хмыкнул.
Намёк был толстый. Но к делу напрямую не относился. Кудрявцев сделал вид, будто не понял. Вместе с намёком мимо внимания пролетела одна коротенькая фраза начальника.
— Так это ещё лучше, товарищ нарком! Налицо контрреволюционная троцкистская деятельность, выразившаяся в устранении маршала Егорова, соратника по фронтам Гражданской войны товарища Сталина, подло убитого врагами народа. Как известно советскому народу, товарищ Ежов — верный продолжатель дела Ленина-Сталина. Плюс ко всему, дело Шапошникова сдвинем с мёртвой точки, так как оно пополнится серьёзным фактом: командарм не давал хода сигналам на будущего врага народа, когда руководил академией Фрунзе.
Развивая свою нарочито глупую идею, Кудрявцев не обратил внимания на промелькнувшее в глазах Агранова выражение. А хоть бы и обратил… Ничего в его судьбе уже не изменилось бы. Яков Саулович решение воздать ему по всей, так сказать, совокупности прегрешений и душевных качеств принял, имея в виду стенограмму давешнего разговора подчинённого с Колей. Нынешняя игра Кудрявцева в «дурачка» была для него прозрачней родниковой воды. Самому же наркому играть вдруг расхотелось. Не игрок этот, по словам Коли, «хитрожопый» крепыш, а простая фигура. Деревянная. С данного момента ставшая лишней на доске.
— Ладно, товарищ майор, хватит воду в ступе толочь. Давай разбираться, — он раздавил папиросу в пепельнице, будто поставил в разговоре жирную точку. — Вижу, ты будто на горячей сковородке сидишь!
Вызванному секретарю приказал:
— Никитин, соедини с отделом Артёма Владимировича. А ты, — снова обратился к майору, — подойди сюда. Выясняй ситуацию с арестом.
Кудрявцев взял трубку и поморщился, услышав бодрое: «Старший лейтенант Круглый у аппарата. Здравия желаю, товарищ генеральный комиссар госбезопасности!»
— Круглый, это я, звоню от народного комиссара. Что? Не твоё дело. Таракин объявился?
Яков Саулович поднял глаза на «кучерявого». Судя по выражению лица, полученный ответ майора не удовлетворил.
— Ну, браток, каков итог? Полная неизвестность? Какие дальнейшие действия намерен предпринять, товарищ начальник эс-пэ-о?
— Срочно отправлю группу на адрес, пусть выяснят причину.
— Не трать попусту время. Могу по дружбе подсказать, где искать пропавших. Дуй в Алёшинские казармы**. Лично! Там в карцере сидят какие-то люди, назвавшиеся сотрудниками госбезопасности. Выясни, кто они. И как туда попали. Хотя, что это я? Профессионала учить — только язык попусту мозолить.
Кудрявцеву стало тяжело держаться на ногах и трудно дышать. На него словно свалилась гора пыльной ваты. Сбылось, сбылось самое маловероятное! Окружающее заволокла густая серая муть, в которой заглохли звуки, померк свет и пропал воздух. Издалека еле слышно донеслось: «Эй, эй! Майор, ты что? Не вздумай в обморок упасть! Никитин, помоги майору. Воды дай!»
«Кучерявый» выхлебал, клацая зубами о стекло, стакан воды. Взгляд его стал осмысленным. Агранов предупредил:
— С тобой поедут мои ребята. На всякий случай. И смотри, про Ибрагимова не забудь! Чтобы сегодня, кровь из носу, был у меня! Иди с глаз моих!
Поговорив таким образом с подчинённым, генеральный комиссар поостыл. И отверг пришедшую поначалу в голову идею — избавиться от Кудрявцева. Лучше иметь засвеченного соглядатая и скармливать ему информацию, удовлетворяющую Ежова, чем рисковать в неведении, кого ещё приставит к нему друг Коля. Что тот не оставит его без «дружеского» внимания, Агранов не сомневался. Он сам поступил бы точно так же.
Оставалось дождаться, как объяснит «кучерявый» отсутствие Ибрагимова, если уже успел «исполнить» своего любовника.
*
Простой скоросшиватель из серого картона без всяких грифов и штампов был украшен фиолетовой каллиграфической надписью: «МАРКОВ Андрей Петрович. Комкор». Сведения об отчаянном командире по приказу генерального комиссара подобрали срочно.
На первый взгляд, ничего особенного, биография — вполне рядовая для бурного революционного времени. Реальное училище не окончил, шестнадцати лет записался в Красную армию; участник обороны Петрограда от армии Юденича; в польском походе поначалу состоял для поручений при командующем Юго-Западным фронтом Егорове; по собственной просьбе направлен взводным в сорок седьмой стрелковый полк пятнадцатой стрелковой дивизии; орден Красного знамени вручил ротному командиру Маркову лично Троцкий; участвовал в Перекопско-Чонгарской операции в составе 6-й армии Корка.
А вот это уже интересно! После занятия Крымского полуострова батальонный командир Марков чудом избежал трибунала за утрату пролетарской бдительности, выразившуюся в преступной жалости к пленным белым офицерам. Своей властью отпустил двоих: поручика Лемке и вольноопределяющегося Баранова. Распоряжение о закрытии дела поступило прямиком из Москвы. В примечании к этому пункту было сказано, что установить лицо, отдавшее распоряжение, не представляется возможным, так как в материалах дела отсутствует страница.
В двадцать втором году Марков направлен по указанию Троцкого (в числе лично ему известных командиров) в Народно-революционную армию Дальневосточной республики; командовал полком в Белорусском военном округе, с двадцать седьмого по тридцать первый год был неоднократно отмечен в приказах Егорова.
Во время учёбы на оперативном факультете академии имени Фрунзе на комдива Маркова поступило двадцать два доноса, из них за последний год — семнадцать. Ни Шапошников, ни впоследствии Корк хода доносам не давали. Звание комкор присвоено непосредственно при выпуске; в настоящее время тов. Марков А.П. значится на должности заместителя командующего войсками Среднеазиатского военного округа.
Воспитательница марковского сына баронесса (бывшая, разумеется) Амалия Карловна Витгефт была в двадцатом году невестой Владимира Лемке. В настоящее время этот бывший поручик — штандартенфюрер Вольфганг Фридрих фон Лемке, офицер СД, один из разработчиков операции «Entfernter Donner***».
Да уж, громыхнуло на славу! Операция в целом удалась, но с неожиданным для немцев результатом. Яков Саулович сам приложил руку к тому, чтобы дело завершилось воцарением Ежова, о чём теперь и сожалел. С недавних пор его беспокоила мысль, как исправить ситуацию, чтобы исключить гитлеровскую агрессию? Как ни странно, в ней заинтересованы, кроме самой Германии, западные демократии, что и делает фашистское нашествие стопроцентно вероятным.
Хм… Витгефт, фон Лемке, Марков? Занятный получается треугольник! Агранов, не отрывая взгляда от абзаца, нашарил папиросу. Глубоко затянулся. Поворот сюжета, однако! Уж не этого ли эсэсовца в двадцатом «преступно пожалел» Марков?
Нарком усмехнулся. За каких-то полдня на Маркова нашёлся такой острый материал, что подверстать к нему любую антисоветскую, то есть в настоящий момент — антиежовскую деятельность — раз плюнуть. Но вот обосновать — для заграницы, а вовсе не для карманного пролетарского суда, зачем немцам через связку Лемке — Витгефт — Марков понадобилось ликвидировать Егорова, ими же выбранного кандидата на кремлёвский «престол», было бы воистину творческой задачей. А «кучерявый» майор вместо сбора информации ограничился собственными убогими измышлениями. По лености или из самоуверенной наглости, посчитав себя личностью, облечённой доверием самого председателя Совнаркома?
Профессиональная привычка взяла своё — Агранов машинально отдал распоряжение собрать всю информацию по Амалии Витгефт и установить за ней наблюдение.
Прочитав доставленную нарочным копию рапорта комкора Маркова, Агранов связался с наркоматом обороны.
Кураторство над творческой интеллигенцией в сложные годы своего становления Советская власть абы кому не доверяла. Яков Саулович выделялся на общем культурном уровне ОГПУ-НКВД изрядной начитанностью. «Стулья надо ковать, пока они горячи»**** — с этой максимой сына турецко-подданного он был полностью согласен, поэтому решил заложить какой-никакой фундамент для возможной реализации идеи очередного спасения России в разговоре с Шапошниковым.
— Здравствуйте, Борис Михайлович! Устроил ваш Марков корриду! С одной стороны, сунул НКВД носом в дерьмо, но с другой — открыл руководству глаза на вопиющие непорядки в органах. Я до сих пор в недоумении, как реагировать на сей афронт. А с третьей стороны принципиальность, решительность и умение ориентироваться в непростых ситуациях делают комкору честь. На столь твёрдых людей можно без опаски опереться! Честно вам признаюсь, в моём ведомстве сотрудников с такими качествами определённо не хватает.
— Увы, голубчик, — ответил Шапошников, — в нашем ведомстве офицеры, подобные Андрею Петровичу, тоже наперечёт. Маркова знаю с времён его обучения в академии, весьма ценю и уважаю. Если имеете на него виды, скажу прямо: не отдам!
— Помилуйте, Борис Михайлович, ещё Козьма Прутков заметил, что всякий человек необходимо причиняет пользу, употреблённый на своём месте. Раз Марков рождён для службы в армии, так пусть и служит. Извините, что вторгаюсь в вашу епархию, но мне интересно, скоро ли он вернётся к исполнению должности в САВО?
— Весьма надеюсь, что никогда. Покойный Александр Ильич предлагал ему возглавить оперативное управление Генштаба, и я считаю, на данный момент лучшей кандидатуры не сыскать.
— Марков согласился?
— В том и дело, что нет. Он убеждён, что гораздо больше пользы принесёт на строевой должности.
— Вот как? А если, — закинул удочку Агранов, — предложить ему должность заместителя Белова*****? Первого заместителя!
— Вы же знаете, Яков Саулович, штатным расписанием первый зам не предусмотрен. Но сама идея заслуживает внимания.
— Можете рассчитывать на мою помощь в продвижении идеи через Совнарком!
Мембрана телефона донесла до слуха Агранова звук зажигаемой спички и глубокой затяжки.
— Яков Саулович, голубчик, просветите, чем вызвано такое участие в судьбе простого комкора?
— Если я отвечу, что Марков с его эскападой просто пришёлся мне по душе, вы ведь не поверите?
— Не поверю.
— А большего я, увы, пока сказать не могу. Единственное, в чём можете быть уверены совершенно, ни вы лично, ни Марков, ни РККА не проиграют. Страна в целом — тоже.
*
Вернувшись в управление с позорно провалившими задание сотрудниками, майор Кудрявцев велел им держать рты на замке и не попадаться на глаза, если не хотят загреметь, куда Макар телят не гонял.
До позднего вечера он пробегал по кабинету, утирая с бритой головы холодный пот и пытаясь сочинить правдоподобную историю, почему Ибрагимов до сих пор не появился. Что странно, выдумывать хитроумные «прегрешения» обвиняемых он мог влёт, пачками, экспромты из него так и сыпались, а как дошло дело до оправдания собственных косяков, фантазия забастовала. Обычная грубая схема не годилась: речь шла о собственной шкуре! А стопроцентно надёжная и правдоподобная версия не выстраивалась. Уж больно в опасной вилке он оказался: Ежову требуется Ибрагимов мёртвый, а Агранову нужен живой, причём сейчас и в его кабинете! Выход просматривался один: из двух зол выбрать меньшее. Якова следует поставить в известность о тайном распоряжении предсовнаркома. Приняв решение, майор почувствовал облегчение и даже удивился недавней своей панической реакции: с чего это на него накатило?
Время шло к полуночи. Кудрявцев позвонил в приёмную, чтобы доложить об «истинной» судьбе обречённого на заклание капитана. Агранов оказался на месте, но слушать подчинённого не стал.
— Хорошо, что сам объявился, — устало сказал Яков Саулович, не давая подчинённому вставить слово, — мне с твоим таджиком сейчас возиться недосуг. Жду завтра в четырнадцать. Обоих! — и оборвал разговор.
_______________________________
*) Пятый отдел ГУГБ — особый отдел, то есть военная контрразведка. В число задач входило выявление среди военнослужащих лиц, чья деятельность квалифицировалась советским законодательством как государственное преступление — измена, шпионаж, диверсия, терроризм.
**) В Алёшинских казармах размещалась гарнизонная гауптвахта.
***) «Далёкий гром» (нем.) — В описываемой реальности — совместная операция СД и абвера, которая должна была привести к власти в СССР маршала Егорова.
****) См. «Двенадцать стульев», И. Ильф и Е. Петров.
*****) Белов, Иван Панфилович — командарм первого ранга, в описываемой реальности командующий войсками Московского военного округа.