Поутру, по огненному знаку,
Пять машин КВ ушло в атаку.
Стало черным небо голубое.
В полдень приползли из боя двое.
Клочьями с лица свисала кожа,
Руки их на головни похожи.
Влили водки им во рты ребята,
На руках снесли до медсанбата,
Молча у носилок постояли
И ушли туда, где танки ждали.
С.Орлов
«Цыган» Мишка Бутнару
август – начало сентября 1944 г.
Женька (в тайне гордясь) мог теперь представлять по «полной» свою часть и себя в ней: гвардии сержант Дегтярёв Е.И., «заряжающий» танка Т-34, 208-го гвардейского танкового батальона, 22-ой гвардейской танковой бригады, 5-го гвардейского Сталинградско-Киевского танкового корпуса, 6-й гвардейской танковой армии, 2-го Украинского фронта. Потому, что бригада опять появилась в сводках Совинформбюро.
И, как казалось в жарких песках Каракумов, война-паскудница, как пуля на излёте - здыхала понемногу. Это чувствовалось по всему. И в воздухе струилось невидимым эфиром - нечто. И в людях, не произносилось, но просилось на язык. – что-то. И потом, посмотрите на карту – мы, на пороге Европы. И войдём не стучась. Мы вломимся туда! А там и до логова… один бросок гранаты… один выстрел… один удар штыком… Да, что мы? Руками до горла вражины не достанем? Да свершится святая месть!
После возвращения Лавенецкого в часть, что уж он врал начальству по поводу своего «отчисления» из училища - история умалчивает, но его место в танке пока оставалось свободным. А, вот место башнёра «свято и пусто" не было! Сразу по приезду Владимира в экипаж прибыл «Родину защищать", как он прямо «с порога» заявил… цыган! Как положено с гитарой. «А разве у этих кочевников есть Родина?” – затуманенным взором, словно вспомнив что-то нехорошее, сверху донизу обозрев новичка, - спросил Криволап. И сам же ответил: «Только цыган нам не хватало!»
«Мишка Бутнару я. Так и зовите. И не цыган я вовсе, а молдованин! «Молдовеняску» знаешь? Танец такой… Кто не танцует – тот не человек, а так…». Парень оказался «нечто». Шутки-прибаутки, байки и бесконечное количество песен, казалось на всех языках мира, звучали из него круглосуточно, как из репродуктора-тарелки. Мурлыкал ли он себе под нос, когда исполнял служебные обязанности или пел под гитару на коротком бивуаке это всегда было здорово исполнено. Плюс природная жизнерадостность. Всё это на круг позволило «Цыганку» быстро занять своё место в экипаже.
Но, что совсем растопило сердце Лёни, так это прибывшая параллельно с новым башнёром ведомость из финансового отдела фронта и приказ по бригаде «О денежных премиях за подбитые и подожжённые танки противника». Экипаж, за отчётный период «наколотил» пять вражеских машин различных модификаций и две самоходки «Артштурм». Правда и сами были подбиты один раз. Согласно этому документу за каждую победу командир танка, механик-водитель и командир орудия получили по 500 руб., стрелок-радист и «остальные члены экипажа» – по 200 руб.
Обделённый на триста рублей Лавенецкий, для самоутверждения сидевший в тот раз на командирском месте, «в сердцах» только плюнул на спину Криволапу (случайно!) и отвернулся к рации, всем своим видом демонстрируя презрение к «меркантильным соображениям» экипажа. «Мишка – Цыганок», новоявленный башнёр и командир орудия, не знавший о таких порядках в РККА на радостях колотил чечётку на боеукладке, которую сам же и разложил под ногами…
Пока Женька блаженствовал «в песках» события в бригаде разворачивались своим чередом, то есть полным ходом шла Яссо – Кишинёвская операция. О чём доблестный экипаж смутно догадывался, но больше занимался подготовкой своей боевой машины, поскольку она стала танком комбрига. Разумеется вместе с людьми.
Машину самого командира 22-ой бригады гв. полковника Жилина Фёдора Андреевича подбили и он, к радости Саныча выбрал его экипаж, чтобы темпы наступления не снижались. А темпы – «кровь из носа» - до 80 км. в сутки.
В первых числах сентября 1944 года Женька неожиданно получил письмо от… Лавенецкого. И только прочитав его, понял, почему друг передал его с оказией – надёжным парнем из 20-ой бригады, прибывшим в училище на учёбу, а не через почту. Ни одна почта, ни один цензор такого «текста» бы не пропустили. Да ещё бы настучали «куда не надо».
После ритуального «зачина» письма Володя перешёл к главному: «…запомни Женька дату 25 августа с.г. – «чёрный день» для наших танкистов!
Но всё по порядку.
Мы наступаем и уже чувствуется «дыханье» Европы. Остались позади неохватные глазом равнины и степи Южной Украины и уже видны стали, пока только в хорошую немецкую оптику, короткие отроги зелёных Карпат. Небольшие городки, в прошлом княжеские замки стали настоящими крепостями и, набившаяся туда немчура вместе с румынами, контролировала узкие дороги предгорий. Эти дороги-тропинки, закрученные, как «тёщин язык», (даже в письме язвит Лавенецкий!), не предполагают свободы манёвра. А новое противотанковое вооружение фрицев – «Panzerfaust» - стало чрезвычайно эффективным оружием. Немцы, румыны и, особенно, венгры, предчувствуя скорый конец, дрались остервенело и изобретательно. В каждом доме «фаустник», в каждом втором дворе противотанковое орудие, а то и танк. Столько сожжённой нашей техники я ещё не видел.
Что бы ты знал, дальше пишу тебе со слов Саныча, а он в свою очередь слышал всё от начальника разведки корпуса подполковника Петрова. Иванов случайно, вместе с новым нашим комбригом Нагирняком стал свидетелем его рассказа.
… Наш «разведчик» вспоминал, что накануне, 24 августа, всем трём танковым бригадам корпуса была поставлена задача: захватить, во что бы то ни стало, мост через реку Бырлад, приток реки Серет, не дав его разрушить немцам и, захватив город Текуч, двигаться на Фокшаны с дальнейшим выходом к центральному нефтеносному району Румынии Плоешти.
… У нас уже был накоплен большой опыт боевых действий в различных условиях войны. Все понимали, что в городах и гористой местности нужна новая тактика боя. Сформировать её стремились все командиры. В составе штурмовых отрядов, в разных машинах находилось всё руководство корпуса – командующий, генерал-лейтенант Алексеев, начальник политотдела полковник Белов А.М., начальник разведки корпуса подполковник Петров В.Г. и начальник артиллерии корпуса, фамилию которого я забыл.
Ты знаешь Женька, после «громкого» бывшего командующего корпусом Кравченко, новый – Алексеев, достойнейший командир – как и Кравченко в штабе не сидел. Он передвигался вместе со своими танками на подвижном командном пункте, которым ему служили два «виллиса». Кроме комкора, в них находились начальник артиллерии, разведки корпуса и охрана в бронетранспортёре.
…Алексеев считал, что такой командный пункт управления войсками наиболее удобен во время манёвренных боёв. Со своего «виллиса» он держал связь с войсками и корректировал их действия.
Немцы бомбили дорогу. Комкор был вынужден остановиться и переждать налёт. На разумное замечание Белова, что надо бы подождать, когда танки нашего нового комбрига Нагирняка ворвутся в Текучи, В.М.Алексеев ответил: «А мост? Сейчас главное мост, ждать нельзя!»
….«Виллисы» и бронетранспортёр помчались дальше за наступавшими танками. С ходу они влетели на улицы Текучи, где уже вели бой танкисты 22-й бригады и с ходу же попали в засаду…
Саныч, «железный» Саныч разволновался, как будто сам видел всё собственными глазами и, немного передохнув, продолжил: «Из окон двухэтажного дома по колонне резанули пулемётные очереди. Машина генерал-лейтенанта на миг остановилась, а сам он, привстав и резко оттолкнувшись от смотрового стекла, выпрыгнул в придорожный кювет. За ним выскочил ординарец Прокаев. В «Виллис», который по инерции продолжал движение и врезался в дерево, всадили фаустпатрон. И во вторую машину тоже! Обе сгорели за считанные минуты. Белов еле успел выбраться из последней. По бронетранспортёру немцы ударили из пушки, находившейся в саду возле дома. Снаряд разорвался внутри, превратив машину в бесформенную горящую груду металла. Вся бойня произошло за секунды.
Выживший Белов выскочил на соседнюю улицу и остановил первый шедший танк, сообщив его командиру о засаде и возможном ранении Алексеева. «Тридцатьчетвёрка» направилась к месту происшествия, но не успела. Немцы опередили танкистов, ударив в упор из клятого фаустпатрона. Сдетонировал боезапас и Т-34 взорвался.
Белов остановил следующий танк. Когда из его люка вылез замполит 22-й гвардейской танковой бригады майор Яковлев, Белов обрисовал ему ситуацию: «Там генерал Алексеев. Ранен, убит — не знаю. Только осторожно, они уже взорвали наш танк. Прошейте дом огнём, потом подходите».
Огнём орудия своего танка Яковлев превратил дом с засадой в груду развалин. Затем его Т-34 подъехал к злосчастному месту. Танкисты нашли генерала.
Он лежал на спине, широко раскинув руки. Автоматная очередь прошила ему грудь, одна из пуль попала в лицо. На генерале лежал ординарец Прокаев. Полковник Белов бросился к ним в надежде, что они лишь ранены, и обнаружил, что потерявший сознание Прокаев прикрывает своим телом уже мёртвого генерала.
Так погиб командир 5-го гвардейского танкового корпуса, генерал-лейтенант Алексеев. Общее руководство штурмом города было поручено нашему новому комбригу подполковнику Нагирняку. Но, видать в этот день: не судьба! И хотя мост был захвачен и Текуч освобождён - гвардии подполковник Нагирняк Д.В., «увлекая личный состав на боевые подвиги, погиб смертью храбрых». В этот же «чёрный» день был убит и начальник разведки корпуса подполковник Петров. Пленных в этот день не брали….
Женька, утраты невосполнимые. Пишу тебе, а сердце ноет. Какие люди были! Похоронили всех в городке Бельцы…
Это теперь даже мне известно, что тактика боя в городе принципиально отличается от полевой. В городе танкиста за каждым углом может ожидать выстрел из фаустпатрона. По такому случаю, рассказал Петров, создавались штурмовые отряды, в каждый из которых входило два-три танка и десяток автоматчиков. Танки подавляли укрепленные огневые точки противника, а пехота зачищала дома и оберегала танки от «фаустников». Так, дом за домом штурмовые группы продвигаются вперед по своим маршрутам, пока не захватят весь город.
Комбриг ставит задачу: куда и к какому времени должен выйти каждый батальон. Как это сделать, уже забота комбата. Он Царь, Бог и воинский начальник. Он делит батальон на штурмовые отряды, каждый взвод – это, считай, отряд, и даёт задание каждому отряду. Все работают по плану. Эффект налицо.
Но, какой ценой…
Ладно. Без соплей. Обнимаю тебя. Пиши.
Твой бедный Йорик-Лавенецкий.