- Гирей-тудун! Гирей-тудун!
Громкий топот быстро несущихся ног заставил тудуна отложить в сторону грамоту, принесённую накануне вечером главным казначеем, пересчитавшим неплохой налоговый сбор с приехавших на торг купцов со всех краёв. Теперь не стыдно будет обо всём рассказать шад-беку после его возвращения, не зря ведь он назначил тудуна своим приближённым лицом при дворе.
Сегодня Гирей проснулся с больной головой, дурное предчувствие напрочь отбило охоту идти на торг, чтобы своими глазами посмотреть на привезённые товары. Что-то тёмное маячило на краю сознания, заставляя вздрагивать от каждого громкого звука, на грудь точно положили огромную меловую глыбу наподобие той, что была основанием крепости.
- Гирей-тудун!
Дверь распахнулась, громко отскочив от стены, и жалобно застонала, точно в предсмертной агонии или перед концом света. Ворвавшийся Хагок, наставник Итар-бека, упал перед тудуном навзничь, громко рыдая и колотя кулаками пол.
- Что ещё? – нахмурился Гирей, ожидая каких-либо подтверждений его скверному настроению.
Не часто ему приходилось видеть приближенного к маленькому правителю в таком состоянии. Евнух и раньше впадал в истерики по пустякам, никак не связанных с его положением при беке, но сегодня превзошёл все мыслимые и немыслимые ожидания.
- Гирей-тудун, - Хагок с трудом поднял глаза, затуманенные и выражающие ужас. – Итар-бек…
- Что случилось с беком? – Гирей поднялся, возвысившись над рыдающим Хагоком точно чёрная скала.
- Его убили…
Стены поплыли перед глазами Гирея, а в затылок ударили кузнечным молотом, и теперь комната троилась и расщеплялась на отдельные куски, меняясь местами с ужасающей скоростью.
- Как… убили? – окаменевшими губами произнёс Гирей, шаря рукой в воздухе, чтобы найти точку опоры. – Кто?
- Мы его схватили, - застонал Хагок, вновь рухнув всем телом на пол. – Он убил ромея Исаю и его дочь Анну.
Гирей-тудун шумно опустился на стул, ноги предательски задрожали, во рту пересохло, всё тело кололо так, словно пчелиный рой разом набросился на него, а сердце в бешеном галопе грохотало где-то в горле. Что он скажет своему повелителю, доверившему ему самое ценное в своё отсутствие? Что он ему теперь скажет?
Итар-бек… Любимый и единственный сын шад-бека Тэрона, наследник. Живой и озорной мальчишка, любимец всего двора, радость и боль Тэрона, потерявшего жену пять зим назад, когда над Маяцкой нависла завезённая с Востока необъяснимая болезнь, выкосившая половину жителей. Теперь Итар мёртв…
Исая… Сам шад-бек привёз его из Царьграда, наказал стеречь, чтобы к старому ромею хорошо относились как в крепости, так и за её пределами. Старик был умён, проницателен и шад-бек души в нём не чаял. По его наставлениям была построена главная башня крепости, в которой теперь жил правитель Маяцкой со своей семьёй и двором. Шад-бек голову снесёт любому, кто обидит старика. И вот теперь ромей тоже мёртв.
Анна… Шад-бек хотел взять её в жёны, когда вернётся из Византии, даже оговорил своё намерение с Исаей. Говорят, что это именно из-за Анны Тэрон стал христианином. Но и она теперь мертва…
Гирей с трудом поднялся на ноги, чувствуя, что жало сабли Тэрона уже было у его горла.
- Где Итар? – чужим голосом спросил он. – Вы принесли его тело?
- Он в своих покоях, - отозвался евнух, не в силах оторвать голову от пола.
Тудун вышел деревянной походкой в коридор, оставив несчастного Хагока, распластанного на полу, давиться рыданиями.
В покоях Итара стояла зловещая тишина. Видимо нянька ушла на торжище, а повар и несколько человек из прислуги ничего не знали. Только у постели маленького бека сидели воины из караула – Эрвазас и Диримхат. Оба были чернее воронова крыла в безлунную полночь.
Гирей посмотрел на мёртвое тело Итара с окровавленным лицом. Маленький бек был похож на куклу, которой наигрался озорной мальчишка и выбросил. Кукла, у которой больше не было души, о которой часто говорил Тэрону Исая. Теперь Гирей понял, что это значило.
Сколько бы тудун себя не убеждал, что всё происходящее сон, действительность была действительностью. Все его предчувствия оказались явными. Теперь оставалось смиренно лететь в неизбежность, голодную и безжалостную. Шад-бек никого не пощадит, никакие убеждения и оправдания не смягчат его гнев. Тэрон казнит всех, даже тех, кто просто окажется на его пути. Гирей слишком хорошо знал своего правителя. Плакала теперь его голова. Тудун даже видел, как она катится по двору к воротам, срубленная с его тела. Злосчастное видение ни за что не хотело исчезать перед его глазами и возникало раз за разом всё отчётливее.
- Как это произошло? – спросил он воинов.
- К нам прибежал какой-то мальчишка, - заговорил Диримхат. – Кричал, чтобы спасли Анну. Мы побежали к ромею. И Итар, как потом оказалось, вслед за нами.
И Диримхат сбивчиво рассказал как всё было, мрачно качая головой, точно проверяя сидит ли она ещё на его плечах. И тудун хорошо мог представить чувства воя, так похожие на его собственные.
- Вы узнали, кем был тот человек? – Гирей подошёл к окну, из которого хорошо просматривался весь внутренний двор и проездные ворота.
- Не успели, - виновато отозвался Эрвазас. – Мы заперли его в узнице. Прикажете казнить его?
- Я сам, - мрачно ответил Гирей. – Хочу поговорить с этим убийцей.
Во двор въехал всадник с золотым стягом.
Калсын! Значит, шад-бек скоро прибудет в крепость! А в крепости беда, которой правитель никак не ждёт. Как всё не вовремя!
- А что тот мальчишка, о котором вы говорили? – головная боль мешала Гирею здраво мыслить.
- Мы оставили его во дворе, - виновато ответил Диримхат. – Оборванец какой-то, видимо, из русов. Да он, наверное, сбежал давно.
Но Гирей видел, как Калсын, широко улыбаясь, говорит с тем самым оборванцем, сидящем на пороге башни-донжон, неприметным, но в то же время словно всегда существовавшим здесь.
- Отец твой из похода возвращается! Завтра увидитесь! – услышал Гирей звонкие слова Калсына.
В груди что-то лопнуло, взвизгнуло дикой кошкой и забилось в потаённый угол. Тудун бросился во двор, подгоняемый собственным страхом и взявшейся из ниоткуда надеждой, блёклой и слабой, как свет на самом дне глубокого колодца.
Только бы успеть! Только бы вовремя всё успеть!
Мысли неслись безудержной колесницей, нагоняя друг друга и с треском наскакивая, стремясь обогнать катившуюся голову тудуна по пыльной земле.
Выскочив на крыльцо, Гирей замер за спиной мальчишки-оборванца, жалкого, словно выброшенный в осеннюю непогоду щенок, с повязкой на теле, сквозь которую проступило алое пятно на груди.
- Калсын! – удивлённо воскликнул тудун, с трудом растягивая губы в улыбке. – Бек возвращается?
- А то, - довольно кивнул всадник. – Иначе меня бы здесь не было. Завтра к вечеру будет.
И Гирей довольно засмеялся, бросившись к всаднику, радостно похлопывая его по спине в знак приветствия.
- А что это у вас тут так тихо? – с удивлением спросил Калсын. – Али все на торжище ушли? И что это вы маленького бека без присмотра оставили? Шад-бек Тэрон узнал бы, выпорол бы вас за это. Где этот полосатый кот-обормот Хагок ходит? Итар, иди на коне прокачу тебя, - позвал Калсын мальчишку.
- Да беда у нас тут приключилась, - помрачнел вдруг Гирей, подходя к оборванцу. – Ранили нашего бека.
- То-то я смотрю, что он у вас с повязкой, - нахмурился Калсын. – Что ж случилось-то?
- Исая и Анна убиты, - мрачно заявил Гирей.
Калсын с ужасом посмотрел на него, отшатнувшись в сторону.
- Едва уберегли нашего маленького бека, - покачал головой тудун, покосившись на мальчишку, равнодушно смотревшего на коня. – Как раз перед твоим приездом, Калсын. Я только что узнал.
- Шад-бек будет в ярости, - зацокал языком вой. – Я не могу даже представить, каким будет этот гнев. Два года, которые он провёл в походе вместе с Византией, напрочь лишили его сострадания. Боюсь представить, каким будет гнев. Ярость Тэрона хуже степного урагана, от неё не укрыться за стенами крепости, не пересидеть в овраге. Тебе, Гирей, я не завидую. Радуйся, что сын его жив.
Мальчишка от этих слов встрепенулся, с удивлением посмотрел на Калсына, а затем на Гирея. В ясных голубых глазах промелькнуло что-то радостное и едва уловимое.
Тудун закивал, с сожалением обводя двор взглядом, стараясь отогнать от себя мрачное видение.
Он знал, что гнева Тэрона ему теперь не избежать, но если ему удастся осуществить задуманное, шад-бек оставит ему жизнь. Жизнь, его, Гирея, жизнь. А это уже много, это то, что ему теперь только и нужно. Будет у него жизнь – будет всё. Только бы успеть осуществить задуманное.
- На всё воля нашего повелителя, - смиренно ответил он Калсыну, а после добавил: – Я сообщу о твоём возвращении.
Отправив воя отдыхать с дороги, тудун повернулся к мальчику. Теперь от этого оборванца зависела его жизнь. И от его, Гирея, расторопности и осмотрительности.
- Ну что, малыш, пойдём? – ласково обратился он к мальчишке.
- Вы меня продадите?
Бездонно голубые глаза оборванца померкли, когда он посмотрел на Гирея. Но в них тудун увидел отражение госпожи Лаэйи. Наложница Тэрона, девчонка Севера без имени, купленная им в Итиле у варягов вопреки наставлениям мудрецов, проповедовавших иудаизм и желавших добиться расположения упрямого шад-бека, стала той, кто растопила сердце даже такого чёрствого человека, как Гирей. Лаэйя всегда была добра к тудуну, всегда с пониманием относилась к нему. Итар не унаследовал от неё этой черты, сколько бы Гирей не присматривался к сыну Тэрона. Но почему-то сейчас он увидел то, что всегда хотел видеть в маленьком беке.
- Ну что ты, малыш, - улыбнулся Гирей. – Мы пойдём с тобой туда, где начнётся наша с тобой новая жизнь. Я расскажу тебе об этом. Но только не здесь. Тебе пришлось многое пережить, позволь мне позаботиться о тебе.
И тудун протянул руку, терпеливо ожидая решения беззащитного ребёнка. Поколебавшись несколько мгновений несчастный оборванец отозвался, не зная, в какую жизнь ему предстоит войти. Но, увы, Гирей не мог теперь его отпустить. Руку этого ребёнка он будет держать крепко, так крепко, что никто не посмеет разорвать эту связь.
- Сейчас я накормлю тебя и дам одежду, - ласково говорил Гирей, пока они шли по тёмному переходу в его покои. – Теперь тебя никто не обидит.
- Вы отпустите меня домой? – с надеждой спросил мальчик.
- Как только ты будешь хорошо себя чувствовать и отдохнёшь, - слукавил тудун. – Сегодня тебе лучше остаться здесь.
- Но пришлый сказал, что завтра здесь что-то случится, - испуганно воскликнул мальчишка.
- Самое ужасное, что могло случиться, уже случилось, - заметил Гирей, отворяя дверь своих покоев, которые ему выделил сам шад-бек. – А завтра ещё не наступило.
Усадив мальчишку в деревянное кресло, изготовленное умелым мастером, тудун велел ждать, пока он принесёт ему еду и одежду. Гирей должен был сделать всё сам, никому он не мог доверить своего задуманного дела.
Повара Юбала нигде не было видно, так же как и его помощника. Но это было только к лучшему – меньше глаз и ушей.
Вернувшись с едой для мальчишки, Гирей позвал Диримхата и Эрвазаса, которым велел принести чан с водой и одежду.
- Теперь возвращайтесь в покои маленького бека и никуда оттуда не выходите, никого, кроме меня не пускайте, - сурово наказал он. – Я займусь сам церемонией погребения.
Воины остались в недоумении, но это не волновало Гирея. Его больше заботило доверия мальчишки, на которого он возложил все свои надежды. И пока тот купался и ел, тудун пристально к нему присматривался, осторожно и ненавязчиво расспрашивая его о том, кем и откуда он был. А когда узнал, что мальчишка из Вересова гнезда, выдохнул с облегчением – мальчик не раб, в нём есть воля и несгибаемый характер, который хоть и станет преградой для их дальнейшего договора, но, всё же, это будет тем, что поможет ему, Гирею, остаться на своём месте. А с Вересом он уж как-нибудь договорится, если придётся этому случиться.
Когда после сытой еды и всех волнений маленький рус уснул, Гирей тихо вышел, закрыв за собой дверь на ключ. Времени было мало. Действовать нужно было прямо сейчас.
Отыскав Хагока, продолжавшего рыдать так, что только глухой бы или мёртвый его не услышал, Гирей притащил евнуха в покои маленького бека.
- Хагок, подготовь лучший наряд для Итар-бека из новых, - распорядился тудун, встряхнув бывшего наставника. – Проведи церемонию омовения, подготовь для него оружие и все его любимые вещи. У тебя не больше часа на всё.
- А как же Исая и Анна? – всхлипывая, спросил Хагок.
- Мы позаботимся о них, - успокоил его Гирей.
Смерть Исаи и Анны от жителей Маяцкой тудун скрывать не собирался.
Забрав с собой Диримхата и Эрвазаса, Гирей отправился готовить место для погребения, не слушая того, что воины говорили об обычаях захоронения у ромеев – ему не было до этого сейчас дела, до захода солнца оставалось ещё полдня. Слишком мало для большого дела, слишком мало, чтобы достойно проститься с маленьким беком.
Весть о смерти ромеев Гирей распространил сам, пока вместе с воями двигался через городище и селище к высокому крутояру, где хоронили уважаемых людей, и к моменту, когда они возвращались обратно, городище гудело от страшного известия.
Повара Юбалу Гирей застал в дурном настроении. Оно и понятно. Повар не знал о смерти Итара, но смерть Исаи и Анны выбила его из колеи – шад-бек Тэрон не помилует и его.
- Ну как же так, тудун Гирей? – заохал он, едва тудун появился на пороге.
- Позже, Юбал, - отмахнулся Гирей. – Отправь помощника готовить возницу для погребения ромеев.
Исаю и Анну провожали в последний путь многие жители, хорошо знавшие славных отца и дочь. Радость утреннего торга сменилась печалью и слезами. Многие не могли понять случившегося, спрашивая друг друга, придумывая новые и новые выдумки смерти знатных людей из окружения самого правителя. Гирей слышал это, всё замечал, и думал, думал, думал…
В предзакатном небе с пронзительным щебетом носились стрижи, нападая стаями на молодого сокола, бесстрашно парившего над крепостью, не замечая взволнованной своры маленьких птиц. Зной сменился тяжёлой истомой, воздух словно набух и лениво стекал по склонам к реке. Запахи разнотравья дурманили, как сладкий мёд, наполняя голову похмельной тяжестью.
Гирей силой погрузил в повозку с крытым верхом рыдающую наложницу, что по вечерам рассказывала сказки Итару или играла с ним, запихнул сундучок с её лучшими вещами, помог Хагоку забраться следом, и лихо вскочил на молодого жеребца, которого полгода назад выбрал маленький бек у арабских купцов.
Повозка, которой управлял Эрвазас, выехала из городища, когда солнечный диск нырнул за далёкую полоску леса, окрасив мыс в последние цвета пурпурного. Собачий брех ещё долго преследовал странную процессию. Но Гирей заботился лишь о том, чтобы Эрвазас веселее подгонял впряжённую в повозку лошадь.
- Я не пойду! – взвизгнула наложница, когда они остановились у дромоса на самом краю глубокого оврага.
- Бек тебя выбрал, ты должна его сопровождать, - Гирей выволок наложницу из повозки. – Это великая честь, ты должна радоваться, что отправишься вместе с ним, как лучшая из лучших.
- Я не хочу умирать!
- Смерть – это продолжение пути, - сказал ей Диримхат. – И честь разделить этот путь вместе со своим господином.
Воин взял на руки тело Итар-бека, завёрнутое в золотой стяг дома Тэрона, и первым шагнул в дромос. Скуля, как бродячая собака, за ним с подсвечником в дрожащих руках отправился Хагок, подталкиваемый в спину Гиреем, тащившим за собой упиравшуюся наложницу и её сундук с погребальным приданым.
Оставшийся Эрвазас твёрдой рукой перерезал горло жеребцу, чьё тело предстояло разрубить на несколько частей, чтобы породистый друг маленького бека мог отправиться с ним в неизвестное путешествие в иной мир.
- Прости меня, Итар-бек, - рыдал Хагок, склонившись над уложенным на холодный пол катакомбы телом маленького повелителя. – Не досмотрел я за тобой, не уберёг. Твой Хагок любит тебя, всегда будет любить тебя. Не серчай, когда встретимся с тобой.
Наложница сдавленно всхлипнула, когда Гирей пронзил грудь евнуха обоюдоострой саблей, а после обернулся к ней, не глядя в глаза, равнодушный к её слезам. Будто в этот момент тудун не был человеком, не был кем-то живым, кем-то, кто мог чувствовать…
Гирей обернулся в последний раз и обвёл взглядом катакомбу.
Всё правильно, всё так, как и должно быть.
Итар-бек пойдёт дальше не один. С ним все те, кто был ему дорог и любим при жизни – любимый наставник Хагок, весёлая наложница, знающая много забавных историй и игр, бравые воины Диримхат и Эрвазас, крепкий молодой скакун, на котором он отправится с первым рассветным лучом к Тенгри-хану. Все лучшие вещи и оружие маленький бек и его провожатые возьмут с собой, туда, где солнце никогда не садится. Там у них всё будет хорошо. Тенгри позаботится о беке, примет в свои чертоги.
А он, тудун Гирей, останется здесь, в Маяцкой, ждать шад-бека Тэрона и растить нового маленького правителя, нового Итар-бека, в котором течёт кровь русов. Он пошёл бы за своим повелителем, но у него осталось слишком много дел среди живых. Слишком много, чтобы остаться в холодной катакомбе в ожидании встречи с божеством Тенгри.
Едва вернувшись в крепость, Гирей безо всяких объяснений ворвался к повару Юбалу, которому вместе с его помощником, старой нянькой и её рабыней, приказал собираться.
- Отправляю вас в Итиль, - сообщил он им. – Юбал, вернёшься, когда твои блюда станут отличаться по вкусу друг от друга. Обоз с купцами ждёт тебя за воротами. Они присмотрят за тем, чтобы твои кости целыми добрались куда нужно.
И когда гомон недовольных голосов и скрип повозки стих, Гирей с облегчением выдохнул. Теперь ему никто не помешает в осуществлении задуманного. Все, кто видел Итара таким, каким он был этим утром, покоятся рядом с ним или изгнаны из Маяцкой. А остальные увидят маленького руса, которого он сделает беком. И эту тайну он унесёт с собой в могилу, но не сегодня…
Обведя двор цепким взглядом, тудун поёжился от сырого воздуха, наползающего с Сосны, и от внезапного пронзительного воя, прозвучавшего далеко в степи. Вой этот не сулил ничего доброго, но после всего случившегося было не до новых тревог. Гирей поднялся на крыльцо башни в полной решимости довести задуманное до конца – у него осталась целая ночь, чтобы поговорить с русом о его судьбе, убедить его, пригрозить ему, наставить его или же заставить сделать то, что ему, Гирею, нужно.