Незнакомца я обнаружил спящим под кряжистым дубом. Здоровенный детина, с буйной рыжей шевелюрой и бородой, он сразу же проснулся, как только я приблизился на расстояние нескольких шагов. Тогда я еще не предполагал, какие непредсказуемые последствия принесет это знакомство. Но… все по порядку!
***
-- Ты кто это такой? Хриплый рев, вырвавшийся из глотки, ничего хорошего не предвещал.
– Я? Честное слово, поджилки мои в этот момент затряслись не по-детски. Этакий бугай в чаще леса, да еще и в тот момент, когда я окончательно потерял дорогу, заблудившись в этом шшадгейнском захолустье… Пересилив страх, я осторожно заметил:
-- Путник я, досточтимый господин… Иду из Окирана в Балшгард. А вы, если не секрет, из каких краев тут обретаетесь? Детина поднялся, отряхнул с себя опавшую листву и прогудел:
-- Вершигора меня кличут! На наружность значения не бери, я добрый! А не похоже, что ты лесной человек…
… Он действительно возвышался надо мною, как гора приличных размеров. Телосложения кряжистого: ручищи огромные, кулак, что голова моя – такой и на медведя пойдет с одним ножом, не побоится. Внезапно я понял, что испуг напрасен. Улыбка, озарившая зверскую рожу, враз сделала ее милой.
– А ты изрядно пообносился, мил человек! Достав из кармана широченных штанов золотой, он протянул его мне:
-- Бери, не сумлевайся! И потом, не просто так даю, мне твоя помощь пригодилась бы. Человек ты подходящий. Сделаешь, как я прошу, получишь еще сундучок с такими же монетами, полный… Правда, попотеть придется! Я всмотрелся в синие глаза. Пожалуй, великану стоило верить. И потом, даже если обманет, что с того? Золотой по моему нынешнему – уже изрядно: на неделю хватит, если экономить, а потом я надеялся устроиться на работу к балшгардскому архивариусу. В последнем письме, от него полученном, тот уверял, что место за мной, и никому не отдаст. В общем, минуту поколебавшись для приличия, я согласился.
– А что делать-то надо?
-- Пока ничего. Нам с тобой нужно найти третьего человека, который бы мне подошел. Пойдем туда! Показав здоровенной лапищей на просвет между деревьями, рыжий двинулся вперед. Немного приноровившись, я зашагал с ним рядом. День клонился к закату, а жара пока не спадала – хорошо, что в лесной чаще она не так чувствовалась…
***
Два часа похода я и не заметил. В обществе Вершигоры я себя чувствовал настолько спокойно, что даже не хотелось говорить. Остановившись, он легонько сжал мое плечо:
-- Вот туда нам! Место мне было незнакомо. Ветряная мельница, возвышавшаяся над купами деревьев, лениво взмахивала крыльями. Пасшаяся невдалеке корова щипала траву. И – ни души поблизости. Спустя минуту мы уже стояли посреди двора. Дом угрюмо желтел стенами, выкрашенными местной охрой. Вершигора нагнул голову, толкнул дверь: она оказалась незапертой. Вошли внутрь. Спутник мой, не говоря ни слова, вытащил из котомки шкатулку из камня. С первого взгляда она меня поразила тонкостью работы и каким-то особенным свечением, исходившим от ее стенок. Нечто, похожее на нефрит, только почти прозрачный. Зеленоватый, с бордовой «искрой», он притягивал взгляд непередаваемым волшебством. Отчего-то мне стало грустно и захотелось плакать. В тот момент я совершенно отчетливо понимал, что это – женщина! А еще точнее, девушка… Заключенная в своей прозрачной цитадели, она казалась беззащитной и в то же время звала к себе с той силой, которая свойственна только чистым душам. Будучи поглощенным созерцанием, я не слышал ничего. И очнулся от говора. Вершигора беседовал с невысоким субъектом, по всей видимости, хозяином дома. Извиняясь за непрошеный визит со всей учтивостью(я подивился изысканности оборотов речи), здоровяк, сделался вдруг похожим на грудного младенца(клянусь, именно так и было!), по непредвиденной прихоти судьбы облаченного в какую-то потрепанную хламиду взрослого. Фраза, сказанная как бы вскользь, не имела вроде бы интонационного всплеска, но хозяин вдруг взмахнул перед собой ладонями, отгораживаясь. Девушка внутри нефрита вдруг осердилась – я чувствовал это так же верно, как и обескураженность моего спутника. Ни говоря ни слова больше, тот сгреб в охапку шкатулку и двинулся к выходу.
***
Время летело незаметно. Мы побывали уже в трех домах местных землевладельцев и везде шкатулка давала отказ. Вершигора заметно приуныл, но я почему-то проникся сочувствием к великану: разве мог быть порочным человек, владевший такой вещью? И потом, мне попросту захотелось помочь. Думаю, это главное. Как бы то ни было, до полной тьмы еще оставалось два часа. И в глубоких уже сумерках мы подошли к дому, выглядевшему достаточно древним, чтобы не внушать почтения. Постучав тяжелым бронзовым кольцом в калитку дубовых ворот, мы долго прислушивались. Потом я толкнул калитку, оказавшуюся незапертой и мы вошли внутрь. Собак не было. Да и кому они тут были нужны, в этой почти что заколдованной(как я чуял) местности? «Дело в гору, не место вору», как говорила моя бабуля, тоже изрядно понимавшая в волшебстве…
***
… Хозяин появился в полночь. Мы уже успели поговорить о вещах, не имевших отношения к нынешнему: Вершигора оказался интересным собеседником. Он знал толк решительно во всем, что и я: разговор как раз шел об особенностях музицирования на клайшах Хетов, когда стукнуло в сенях. Человек, появившийся в дверном проеме, напоминал гнома. Борода, иссиня-черная, лопатой лежала на груди. Волосы с сильной проседью волной ниспадали на плечи. В правой руке он держал мортрану, ягдташ, потемневший на швах от свежей крови, оттягивал плечо.
– Вижу, вы тут не скучаете, дорогие гости! Прошу прощения за опоздание, но не мог же я встретить вас пустым столом… Немного терпения, и будем ужинать! … Мы поспешно привстали и учтиво раскланялись.
– Вижу, вас не удивить! Вершигора внимательно рассматривал гвайдра: выглядел тот уставшим, но веселым: голодный, почти волчий блеск в глазах цвета орбикса. Поставив на огонь очага котелок, полный воды, он принялся доставать содержимое. Два гуся вскоре были ошпарены кипятком и ощипаны. Решительно отказавшись от помощи, хозяин быстро разделал тушки и, бросив в котел горсть какой-то травы, опустил мясо в воду. На столе появился жбан с вином. Нарезав хлеб и сыр, гвайдр наполнил стаканы густой и маслянистой жидкостью.
– Вино покупаю у Езера с Большой Гривы, проверено… Пейте мелкими глоточками, оно коварно… И расскажите старику Баргу, что привело вас сюда? …Молча Вершигора достал шкатулку и поставил ее на стол. Охотник, опершись на стол обеими руками, вперил в нее взгляд.
-- Сказано – выпито, брошено – съедено! Так? Ларец изнутри высверкнул мягким сполохом -- выглядело так, как будто строптивая выказала, наконец, согласие с судьбой.
***
-- Итак, колдовство… Барг гладил бороду. И вам, милейший, весьма потребно освободить ее от чар ревнивца… Вершигора удрученно кивнул. Жбан опустел изрядно, мы уже не считали нужным соблюдать церемонии и чувствовали друг к другу полнейшее и безоговорочное доверие.
– Болтаюсь, я, любезный, уже давно в таком подвешенном состоянии… Раз согласны мне помочь, то – как говорится, следуйте изустным наставлениям.! Вам придется сварить меня, как этих добрых гусей!
… Барг не смутился, только потрогал бороду.
– Что ж, чан подходящих размеров у меня есть… Когда начнем? Думаю, тянуть не стоит.
– Да!
Вершигора крякнул.
– Буду орать от боли – не обращайте внимания! Жалость неуместна. Ларец даст все необходимое. Заклинания тоже. Займет все не более трех дней, но обещаю наградить по царски!
-- Пустое, милейший! Не монеты красят, а золото души! Барг осклабился, отчего на секунду лицо приобрело волчье, жуткое выражение… Не знаю, почему, но в тот момент я верил в то, что сила и любовь вполне сочетаемы… То, что воспоследовало потом, постараюсь передать с наибольшей точностью, насколько это может позволить моя наблюдательность.
***
Котел вместимостью примерно в пару бочек парил. Костер развели под ним давно, часа четыре назад, Ветра не было, об этом позаботился Барг, прошептав соответствующее заклинание. Вершигора разделся, залез на дерево, росшее рядом с казаном. Осторожно попробовав воду ногой, сморщился, и вздохнул. Погружался медленно, ополаскивая себя тщательно и с расстановкой. Наконец, затих, покряхтев от удовольствия. И рявкнул:
-- Барг, поддай-ка! Гвайдр послушно подкинул дров. Еще через час великан морщился уже не от удовольствия. Ошпаренная кожа покраснела и начала слезать клочьями.
– Берд! Возьми-ка дживу и принеси сюда… Я повиновался. Поставив шкатулку на пень, стоящий в полутора саженях от котла, погладил ее. Джива выбросила узкий вертикальный луч, превратившийся вскоре в правильный куб, поставленный на одну из вершин. Куб светился розовым. Через несколько минут в центре куба материализовалась площадка из палисандра, на которой лежал золотой портсигар. Я взял его и повертел в руках.
– Нажми на рубин! Я нажал на камень, вделанный в середину крышки. Крышка открылась, внутри портсигара я увидел семь сигарет с золотыми ободками шириной примерно в палец. На каждой был рисунок, ни одной деталью не повторявший соседние.
– Дай Баргу первую, с быком!
… Я достал сигарету с крылатым быком на ободке. Рисунок поражал изумительной достоверностью изображения. Оно шевелилось, как живой зверь. Барг поклонился, взял сигарету торжественно, обеими руками. И, сунув ее в рот, поднес ветку, зажженную от костра. Аромат горящего табака был приятным… Примешивался сильный запах полыни.
***
Где-то через полчаса кожа со лба бедного Вершигоры начала буквально сползать клочьями. Я отвернулся, не в силах наблюдать это. Вопли страдальца не добавляли шарма происходящему… Длилось это недолго, не более десяти минут. Голос, более всего напоминающий рык раненого медведя, позвал меня по имени. Я обернулся.
… Лицо, чем-то похожее на прежнего Вершигору, смотрело на меня со страдальческой улыбкой. Остатки растительности еще не были побеждены волшебством, но новорожденная кожа уже наливалась свежей упругостью.
– Дай ему вторую!
…Я достал вторую сигарету, с изображением оленя. Барг выглядел немного уставшим: видимо, волшебство зелья давало о себе знать. Зажигая вторую сигарету, он подмигнул мне. Запах этой отдавал сильной примесью тухлого мяса и я поморщился. Далее все повторилось с точностью до минуты: кожа, слезающая с рук, клочья плоти, буро-синие в своей отвратительности. Борода окончательно исчезла, а вот волосы на голове удлинились и стали более гладкими и пушистыми. На этот раз великан не издал ни стона, только дышал тяжело и прерывисто. Да и не выглядел он уже таким великаном – несколько уменьшился, сжался в размерах… Говорить у него уже не было сил, он только и мог, что кивком головы указать на портсигар. Я согласно кивнул в ответ и протянул Баргу третью, с изображением орла. Аромат ее напоминал запах морской свежести, перемешанный с йодом. На этот раз все произошло быстрее: изменилось лицо. Теперь оно почти ничем не напоминало прежнего Вершигору. Возникла, словно ниоткуда, одухотворенность черт. Глаза изменили цвет, но ненамного. Крохотные искры изумруда потеснили синь от краев к центру. Зрачки резко увеличились, как бездонные озера Мироздания, внезапно посетившего в этот момент нашу грешную планету…
-- Все на сегодня! Голос он потерял совсем. Только сипел. Мы с Баргом кое-как вытащили тело из котла и уложили на заранее приготовленный топчан. Вершигора шипел от боли – кожа-то почти мясо – могу представить его муки, ошпаренного долгой пыткой кипятка… Стал он намного меньше ростом, как я и говорил. Буйная растительность на теле почти исчезла, остались немногочисленные островки. Набухли соски на груди, да и сами грудные мышцы странно округлились. Бедра стали шире. Впрочем, мне было не до этого. Держался он мужественно, спору нет, и мне стало совестно. Признаюсь, в этот момент я чувствовал к нему непонятную нежность…
– Что могу для тебя сделать?
…Он фыркнул.
-- Принеси мне вина… Признаться, вина понадобилось много.
***
Наутро мы повторили сессию добровольных пыток. На этот раз воду не понадобилось нагревать до кипения. После четвертой сигареты(с изображением рыси), выкуренной Баргом, кожа с Вершигоры слезла чулком, как со змеи. Изворачиваясь в воде, он весело крикнул:
-- Эй, рохли! Что вылупились?! Давайте пятую! …Пятая, с изображением совы, курилась Баргом немилосердно долго… Запах ее напоминал свежерастертые листья хрена пополам со смородиновым листом. Свежесть и летние чувства. Впрочем, эффект от нее был несколько иным: кожа Вершигоры на этот раз не слезала, а искрилась всполохами свечения, напоминавшего, пожалуй, северное сияние пополам с потоками раскаленной лавы. К тому моменту, когда Барг сделал последнюю затяжку, кожа налилась плотным блеском и казалось нежной и шелковистой даже на взгляд… Не могу представить, что было бы на ощупь.
– Ребятки, похоже, что управимся быстрее… Голос Вершигоры разительно изменился. Тембр стал мягче, мелодичнее. По-прежнему низкий, он очаровал меня неземной музыкальностью. Взглянув , я оторопел. В чане был не он! Девушка с бронзовой кожей, голову которой венчали рога! Рога не были уродливыми. Более всего они напоминали венец из волос, уложенный вокруг головы невесты. Но поразило мня не это. Мысль. Я чувствовал ее(теперь несомненно было, что это именно «она») мысли! Мы общались не посредством слов! Спервоначалу меня почти придавила к земле мощь этой женщины. Но довольно быстро привык. Девица улыбнулась и я почти потерял голову.
– Шестая ждет, Берд! Ты что, онемел?
***
Шестая, с изображением сокола, пахла осенней прелой листвой. Джива, по-прежнему стоящая на пне, выбросила портал с уже привычным палисандром. На полочке лежали два пера жемчужно-молочной расцветки, величиной с две пяди каждая. Я осторожно взял одно в руки.
–Не спеши, Берд, пусть выкурит последнюю! Я достал из портсигара сигарету с изображением кинжала. Барг, изрядно уже уставший, обреченно вздохнул. Аромат ее был необычен – резкий запах озона пополам с удушливым запахом свежей крови. На палисандровом столике на этот раз лежал кинжал с гардой, украшенной золотой змеей. Два рубина на месте глаз и необычная поза… Змея как будто готовилась к броску, но в то же время, упреждала мудростью… Джива погасла и свернула портал. Девушка в чане капризно протянула:
-- Ну, что же ты, Берд, милейший? Собрался бросить в этой кастрюле беззащитную фею, да? Соберись! Я прекрасно понимал, к чему она клонит, но не решался. Наконец, взял кинжал и прикоснулся к атласно-гладкой коже под лопаткой. Клинок без малейшего усилия с моей стороны рассек кожу. Брызнула кровь. Второе касание разрезало вторую. Я вздохнул и приложил оба пера к разрезам. Как в калейдоскопе, закружились звенья и… раны затянулись, а перья, умножившиеся волшебным образом, оформились в два крыла. Пришло и Имя. Не буду называть его, ибо имена Богинь не принято произносить. Благо, что думать о них можно…
***
Вот, собственно и все. Дальнейшее читателю неинтересно, за исключением, может быть, того, что я утратил привычные представления о реальности. Джива живет глубоко в сердце и какая разница, увидимся мы с ней когда-нибудь или нет? Кстати, о вознаграждении. Вскоре после того, как я устроился на работу помощником архивариуса в Балшгарде, в тамошней библиотеке князя я обнаружил карту известных сокровищ бильдера Анджа… Впрочем, об этом другая история…