Итак, почему «жизнь – газета». Откуда пошло это слово, ставшее главным ремеслом автора и его же сизифовым камнем. Словари трактуют: «Газета - от итальянского gazzetta, букв. «(маленькая) сорока, болтунья», от gazza «сорока». Источник венец. gazeta — название старинной венецианской монеты, которую платили за газету».
Или вот так: «Газета» - это слово изначально не имело никакого отношения к периодической печати, а означало «мелкая монета», которую нужно было уплатить, чтобы получить возможность прочесть то, что впоследствии мы и стали называть газетой. Газеты впервые появились в Венеции в 1563 году и сначала были рукописными».
В стране советов газеты были дешевы и доступны миллионам. Экземпляр газеты стоил от двух до трех копеек. Поэтому автор этого «повествования в отмеренных сроках» вложил в название своего «произведения» невольную амбивалентность.
Что тоже требует обращения к справочникам.
«Амбивалентность» (от лат. ambo — «оба» и лат. valentia — «сила») — двойственность (расщепление) отношения к чему-либо, в особенности — двойственность переживания, выражающаяся в том, что один и тот же объект вызывает у человека одновременно два противоположных чувства».
С одной стороны газета, как место профессиональной деятельности автора, стала «сизифовым трудом» на протяжении 30 лет его жизни. Почему? -расскажем позже.
С другой, возвращаясь к венецианской монетке, можно было вместо «жизнь – газета» назвать мемуары автора «жизнь-копейка». Сегодня копейка – история. Другие времена – другие деньги. Но жизнь по большей части у народа осталась копеечной.
Но вернемся к истории автора.
Предысторию его журналистского становления, начиная с учебы на журфаке МГУ и далее службы в ГРИ ЦТ (далее обозначим ее как программу «Время») вы сможете найти, (если возникнет желание, что весьма сомнительно) в мемуарах «Время председателя Лапина», «Смеховые элементы в телевизионной публицистике» и «Кампучийских хрониках». Мы же начнем отсчет этой мемуарной «повести временных лет», длиной почти в полвека, с того самого июльского дня 1981 года, когда главный кадровик Гостелерадио СССР объявил автору волю председателя Лапина: уволиться по собственному желанию, или попасть под сокращение штатов, что на новоязе кадровиков означает «профнепригодность». Автор имел глупость задать вопрос: откуда такая немилость?
Последовала многозначительная пауза и на мужественном лице Игоря Лобанова автору удалось прочесть: не задавай глупых вопросов.
«Наверное вам следовало бы догадаться чем вызвано это решение председателя». Этой фразой Игорь Лобанов дал понять: приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Кто-то, может быть принялся бы каяться в несуществующем злодеянии, как красные маршалы в подвалах Лубянки в 37 году. Но автор как-то каяться не привык. Да и Лапин совсем не Сталин, а кабинет кадровика Лобанова далек от лубянских кабинетов заплечных дел мастеров, хотя и мрачноват. Так что всё было буднично. Автор написал заявление «об «освобождении от работы в Гостелерадио СССР по собственному желанию в связи с переходом на другую работу», (какую другую я и понятия не имел), что вызвало мимолетную гримасу неодобрения на многозначительном лице товарища Лобанова. Положив бумагу в одну из многочисленных папок, он сказал – «вам позвонят». Кто позвонит и зачем? - объяснять не стал. В Гостелерадио СССР трудились сотни клерков, наверное их было больше чем журналистов.
Это выглядело как скверный фарс, но атмосфера фарса со смертельным исходом уже надвигалась на страну советов. Просто в то время этого никто еще не прочувствовал до конца.
Автор, как и практически все его соотечественники, был щепкой. "Лес рубят, щепки летят…" а куда? В реку под названием Судьба. А там, куда прибьёт ее прихотливое течение. Сегодня тем, кто родился в застойном 1981-ом, уже за сорок. Что они помнят о том времени, в котором их родители почти поголовно были конформистами? В этой дефиниции не было ничего уничижительного. Все жили так, как планировал Госплан, а его чиновники планировали жизнь граждан СССР так, как требовала «линия партии», а линию эту вырабатывал клан кремлевских геронтофилов. Сверхдержава погрузилась в застой, как в зыбучие пески. Голливудский ковбой Ронни Рейган подхлестнул экономическую катастрофу пока не видимую отчетливо, втянув кремлевских старцев в «звездные войны», словно мало нам было абсолютно безнадежной афганской авантюры, именуемой «интернациональным долгом».
Щепки плыли по реке, иные скапливались в заводях, которых с каждым днем становилось все больше.
Вот и автор, покинув Гостелерадио вкупе с корпунктом в Кампучии, попал в одну из таких загадочных заводей, где похоже выращивали особых специалистов, достойных наследников своих отцов из Коминтерна. Называлась эта заводь Университет Дружбы народов имени Патриса Лумумбы, (в продвинутом народе «Лумумбарий») . Здесь автор сделает небольшое отступление во времени, перескочив на несколько месяцев вперед. Это необходимо чтобы понять главную ипостась УДН от тех заповедных времен до сегодняшнего дня.
Одна жизнь, как тогда ему казалось, кончилась.
Автор ещё не знал, что впереди его ждут испытания посерьезнее, чем внезапное крушение карьеры тележурналиста. Хотя и в этот злополучный день он не тешил себя иллюзиями.
Он просто перешагнул в другую жизнь, в которой ему следовало обрести себя, не потеряв своей самости. И начиналась она с весьма странного и неожиданного звонка от Буданцева. Так случилось, что Университет Дружбы народов имени Патриса Лумумбы («Лумумбарий») с апологетом семиотики и искусствометрии Буданцевым был той самой заводью, в которой сбилась с курса щепка автора. О Юрии Петровиче Буданцеве автор поведает читателю позднее, а пока... А пока неожиданный взгляд на УДН со стороны «конторы глубокого бурения».
…Где-то в начале декабря 1981 года состоялась у автора странная встреча в странном офисе странного журнала, которого никто и в глаза не видывал, но судя по всему где-то он издавался, а вот для кого Бог весть.
Организовал эту встречу Володя К. из «дальних соседей» в кампучийском корпункте ТАСС. Его начальником (формальным, эти парни работали на свои конторы автономно), был Боря К. « из ближних». Автор был для них «белой вороной». Сотрудничать ему никто не предлагал ни из «ближних», ни из «дальних». Собственно автора это как-то мало занимало. Своих съемок хватало. Так что каждый свой хлеб кушал. Боря К. был парень скользкий, а вот Володя К. – как-то попроще. Иногда спрашивал о тех из кхмеров с которыми автор часто общался.
Через своего кампучийского куратора и переводчика Самарина автор был слегка вхож в МИД НРК, тогдашнюю вотчину нынешнего некоронованного короля Камбоджи Хун Сена. И очень это обстоятельство Володю К. занимало.
Сейчас автор уже и упомнит, как этот Володя вышел на него в Москве. То ли в отпуск приехал, то ли его решили сменить. Короче, «дальний сосед» внезапно проникся бедами автора и даже предложил встретиться с неким Александром Ивановичем из того самого странного офиса на Старом Арбате аккурат напротив вахтанговского театра.
Оказался Александр Иванович человеком лет сорока без особых примет. Такого на улице встретишь раз сто и все равно не вспомнишь. Неприметность славное качество «соседей», что «ближних», что «дальних». Тихие люди. Совсем как большие деньги, которые любят тишину.
После нескольких ответов автора на несколько вопросов А.И. тот его словно ушатом холодной воды окатил.
«Со слов Владимира я понял, что вы оказались ассистентом на кафедре в МГУ и это вас угнетает. Я бы смог такое понять. Но вы же служите нынче в УДН, а это самая что ни есть загранработа. Вы что, ни понимаете что попали в один из самых элитных вузов страны, где со временем перед вами откроются отличные перспективы».
Автор в замешательстве выслушал собеседника. Что-то пробормотал в ответ и покинул странный офис странного журнала с тем, чтобы никогда больше не встретиться с человеком без особых примет.
И здесь автор делает паузу…