dekameron 6-23 ералаш

                Книга шестая. 

               

                Ералаш.


               Хочу – творю, хочу – вытворяю!
               
               
 
Коктейль «Пьяная ссора».

Светлый ром     40 мл
Сухой ром          20 мл
Смешать компоненты вместе с кубиками льда. Украсить кусочком  лимонной цедры.


                Новелла первая.
               
                Когда весна, теплом дразня,
                скользит по мне горячим глазом,
                ужасно жаль мне, что нельзя
                залечь на две кровати разом.
                Игорь Губерман      

               

                Награда.               

               

      То, хорошо запомнившееся мне августовское утро выдалось весьма жарким, и к девяти часам, когда я выбрался из дома и направился к озеру, носящему название «Фрумоаса» (буквально «Красивое»), у меня было лишь одно желание – немедленно окунуться в воду. На берегу из-за ещё раннего часа отдыхающих было не густо, а в воде еще меньше, что меня обрадовало, так как не люблю купаться в мутной воде.
   Сбросив с себя майку и спортивные брюки на пустовавшую парковую скамейку, я остался в плавках и направился к воде.   
     Поплавав минут десять-пятнадцать и достаточно освежившись, - вода, к счастью, еще не прогрелась до температуры воздуха, оставаясь приятно прохладной, - я вышел на берег, и от нечего делать внимательно осмотрелся по сторонам. На узкой песчаной полоске пляжа и выше нее, на траве, раскинувшись в живописных расслабленных позах на покрывалах - кто на солнце, а кто-то в тени невысоких деревьев, принимали солнечные ванны до полусотни отдыхающих. Неудивительно, что в основном это была молодежь – юноши и девушки, так как август месяц у нас - время каникул. Кое-кто из них, подолгу оставаясь в одной позе читал, другие, мечтая приобрести равномерный загар, то и дело поворачивались спиной или животом вслед за солнцем; в воде же торчали всего несколько голов, в основном неугомонных подростков, по целым дням из нее не вылезавшим, - я и сам был когда-то таким же.
      Я пересек узкую, в несколько метров, полоску песка и улегся навзничь в невысокую, густую и пружинистую траву, подставив грудь под еще ласковые, утренние лучи солнца. Неожиданно мой взгляд остановился на расположившейся вблизи группе девушек, отметив для себя пару-тройку стройных фигурок, однако вскоре, потеряв к ним интерес, я опустил голову на руку, задумался о чем-то и незаметно для себя задремал. Некоторое время я пребывал в этом состоянии между сном и бодрствованием, когда вдруг мой слух потревожил детский крик:
-Тонет, тонет! Смотрите, там тетенька тонет.
      Я вскочил на ноги. В трех шагах от меня, возбужденно подпрыгивая на месте, кричала девочка-подросток лет двенадцати, рукой указывая куда-то в сторону воды. Прикрывшись от солнца рукой, я посмотрел в указанном ею направлении, невольно напрягая зрение, и только тогда увидел шагах в двадцати-пяти от берега над желтоватой, блещущей солнечными бликами поверхностью воды лицо, на котором особо выделялся тёмный кружок разинутого рта. Судя по копне волос, это была девушка, которая судорожно дергала головой, то и дело запрокидываясь назад, при этом руки ее, совершая хаотичные движения, нелепо шлепали по воде. В метре от нее другая девушка энергично размахивала одной рукой над головой, очевидно пытаясь привлечь чье-нибудь внимание.
      Несколько человек, уже привлеченных криками, тоже вскочили и взволнованно переговаривались между собой, но то были сплошь женщины и подростки.
     «Надеюсь, что это не розыгрыш», - подумал я, направляясь к берегу и с ходу бросаясь в воду. Быстро загребая руками, я поплыл к тонущей девушке. Всего лишь позавчера вечером, некстати вспомнилось мне, где-то неподалеку от этого самого места, утонула по пьяному делу наша местная девушка, самая симпатичная в городе шлюшка – звали ее Лиза, и было ей всего 17 лет. Этой потере многие в нашем городе опечалились, – совсем ведь молоденькой ушла. Парни и девушки - партнеры-собутыльники Лизы, сидевшие на берегу и употреблявшие портвейн, даже внимания на ее исчезновение не обратили, а когда очухались, хватились подруги, полезли в воду, нашли и вытащили ее, было уже поздно – девушка не дышала.
     Еще несколько мощных гребков, и я у цели, однако, не рассчитав сил, я по инерции подплыл к девушке слишком близко. Очень серьёзная ошибка. Прямо передо мной возникло перекошенное страхом лицо, девушка, перестав размахивать руками, дернулась мне навстречу, каким-то чудом в одно мгновение дотянулась до моей шеи и судорожно обхватила ее одной, а затем и другой рукой, и все это с совсем не девичьей силой. Из-за чего уже в следующую секунду я ушел с головой под воду. От неожиданности щедро хлебнув воды, я попытался вырваться на поверхность, но не смог этого сделать, так как оказался намертво прижатым к груди девушки. На мгновение меня обуял тошнотворный страх… Но уже в следующую секунду отчаянным рывком я освободился от смертельного захвата, для чего одной рукой, сжатой в кулак, ткнул ее в грудь, а другой с трудом разжал ее кисть (думаю, мне это удалось не в последнюю очередь благодаря многолетним занятиям единоборствами). Вынырнув на поверхность, я жадно вдохнул воздух и увидел на расстоянии вытянутой руки от себя бледное, искаженное мукой лицо. Надо было немедленно действовать, однако в этот самый момент я вдруг почувствовал, что силы мои иссякли: от незапланированного нырка на вдохе и воды, неожиданно попавшей в мой организм, я, несколько секунд тому назад крепкий и весьма уверенный в себе мужик, вдруг ощутил себя слабым и совершенно обессилевшим – и это открытие было не из приятных; я еле держался на плаву, а тонущая девушка продолжала размахивать руками, тем самым мешая мне ее спасти. Собрав остатки сил, я медленно и опасливо приблизившись, размахнулся и открытой ладошкой с некоторой даже злостью шлепнул девушку по лицу, целясь в скулу. Попал, конечно. У девушки закатились глаза и она, перестав размахивать руками, опала в воду; я, а судорожно дыша, поднырнул, подставляя под ее безвольное, почти невесомое тело руки, перевернул на спину и, придерживая ее лицо над водой, погрёб одной рукой к берегу. Спустя полминуты я вынес девушку на берег и уложил на песок – рука ее вновь обвила мою шею, но теперь это уже было неопасно. С перепугу, видя, что она не подает признаков жизни, я вспомнил все, казалось, давно забытые мною упражнения по искусственному дыханию, которым нас усиленно обучают в школе, пионерлагерях, в армии, учебных заведениях и т.д., и все их я применил к девушке, очень надеясь на то, что это не мой удар по челюсти стал причиной тому, что она сейчас вот так безжизненно лежит передо мной. Теперь у меня была лишь одна проблема – груди лежащей передо мной девушки оказались неожиданно большими, что мешало мне правильно проводить искусственное дыхание. В связи с этим я первым делом поднял ее и поставил в коленно-локтевое положение, опустив животом на собственное колено.
     Надо сказать, что едва мы с ней выбрались на берег, как нас сразу стала окружать толпа, с каждой минутой все увеличивающаяся. Я, конечно, ничего этого поначалу не замечал, но в какое-то мгновение услышал голоса и увидел вокруг себя множество знакомых и незнакомых лиц; любопытные, судя по всему, сбежались со всех концов пляжа и теперь со всех сторон сыпались советы:
-Изо рта в рот - это лучшая помощь, - прокричал кто-то из зрителей.
-Да что ты ей титьки-то мнешь, волоки ее в кусты и используй, пока теплая, – восторженно кричал еще один умник.
-Трахни ее прямо здесь, на песке, вот увидишь, мигом отойдет.
-Давай, Савва, сделай ей вдувание, - радостно взвизгнул чей-то, на этот раз женский голос.
-Ну-ка вы, жеребцы с телками, расступитесь, видите, человеку дышать нечем, - устало отозвался я, продолжая спасательные мероприятия.
     Вскоре девушка, откликнувшись на мои потуги, кашлянула, открыла глаза, еще бессмысленные, и глубоко задышала; лицо ее постепенно стало приобретать естественный цвет. Стоя перед ней на коленях, я потрепал спасенную по щеке и сказал:
-Ну, вот все и закончилось, малышка, теперь уже не опасно.
     Зрители, окружавшие нас, стали неохотно расходиться, ведь эта девушка прямо на их глазах едва не рассталась с жизнью. А смерть – обратная сторона жизни - всегда привлекает и интригует людей. Спасенная, бережно поддерживаемая мною, села на песке, и тут же к ее плечу с другой стороны припала девушка, подруга пострадавшей – все это время она стояла рядом, закрыв лицо руками, и без конца повторяла: «Мама, мамочка! О, боже, что же теперь будет?» и, честно говоря, своими причитаниями стала меня уже раздражать.
     «Спасая одного человека, ты спасаешь целый мир», - всплыли в моей памяти чьи-то слова. Они показались мне несколько высокопарными для данного случая, зато помогли вернуться в хорошее расположение духа и успокоиться после случившегося. Кстати, в моей жизни уже был почти такой же случай, вдруг вспомнилось мне. Только он случился несколькими годами раньше и в другом месте, на берегу Черного моря. Тогда тонула девочка двенадцати лет, за которой ее мама просила меня присмотреть. В том случае я тоже подплыл к ней недопустимо близко и чуть не пострадал из-за этого, урок, однако, не пошел мне впрок – на этот раз точно такая же ошибка.
-Мы... я… как вас зовут? –  теребя меня за руку, спрашивала подруга спасенной девушки. – Мы пойдем в облисполком, напишем, как все было, и вам дадут медаль. За спасение утопающих.
   «Если сосчитать всех тех, кого я за эти годы из воды вытащил, то мне, пожалуй, положен уже орден, только жаль, что орденов таких не дают» - подумал я, а вслух, поднимаясь на ноги, сказал девушке: – Зовут меня Савва, и в нашем городе, милая моя, не облисполком, а всего лишь горисполком, так что самая лучшая медаль для меня – это поцелуй; заранее согласен, если это будете вы.
     Девушка на секунду растерялась, огляделась по сторонам, затем, приблизившись, прильнула ко мне, и я тут же получил требуемую награду – поцелуй, правда, скромный, в щечку.
-Как зовут вашу подругу? – спросил я, в смущении отодвигая от себя девушку.
-Ее – Гульнара, - ответила девушка, а меня – Зульфия... Нет, правда, давайте я запишу вашу фамилию, я пойду в горисполком и потребую, чтобы вам...
-Тише, девушка, и пожалуйста, хватит об этом, не то меня засмеют друзья и знакомые, если услышат, о чем мы тут с вами беседуем, - оглядываясь по сторонам, сказал я. К счастью, ни друзей, ни знакомых поблизости уже не было, лишь самые терпеливые зеваки, а также опоздавшие к представлению околачивались теперь рядом с нами, усиленно делая вид, будто они здесь оказались совершенно случайно.
- Сейчас, первым делом, ее необходимо отвезти в больницу, чтобы показать врачу, - добавил я, наклоняясь к девушке, по-прежнему сидевшей на песке, и поднимая ее на ноги. Она оказалась на удивление легкой.
-Зачем к врачу? Я вижу, она в порядке... – развела руками Зульфия.
-Нет, обязательно надо показать ее врачу, - твердо повторил я. – Чтобы не оказалось потом, что в легкие попала вода, и тогда могут быть любые осложнения, вплоть до смертельного исхода. Сейчас я посажу вас в машину к кому-нибудь из моих знакомых и немедленно двигайтесь в больницу.
  -Хорошо, - согласилась Зульфия, беря подругу за руку и спрашивая, как та себя чувствует. Подруга едва слышным голосом отвечала ей, что все в порядке, и она хочет побыстрее отправиться в лагерь, но состояние девушки было все еще слабым. То и дело поглядывая на спасенную мною Гульнару, я не мог для себя не отметить, что ее грудь, скрытая купальником, была не по фигуре крупной и полной. Зульфия же, как я также успел заметить, наоборот, была пропорционально сложена, округлые и зрелые формы ее тела радовали глаз, и ей, на мой взгляд, не хватало лишь того, что в избытке имелось у ее подруги – бюст ее был относительно мал.
      Стряхнув с себя непристойные и совершенно не подходящие к месту и времени мысли, я, приобняв Гульнару, повел девушку к дамбе; Зульфия поддерживала ее под руку с другой стороны, хотя в этом не было нужды, так как девушка уже вполне пришла в себя, хотя, может быть, еще не оправилась от шока, по-прежнему оставаясь бледненькой, но при этом она уже то и дело улыбалась.
-Мы живем в студенческом городке, - поведала мне Зульфия дорогой. – А учимся в Казанском университете.
          -Это я уже понял, - улыбнулся я ей. – Зульфия, у меня к вам будет одна просьба.
    Девушка с готовностью закивала.
-Как только ваша подруга выздоровеет, обязательно приходите в бар, - сказал я. – В противном случае мне придется вас разыскивать, а мне необходимо знать, что все закончилось благополучно. Вы меня легко там, в баре или ресторане, найдете, любой подскажет, где я, только имя мое назовите. Вы его запомнили? Савва.
-Хорошо, - ответила девушка. – Запомнила. Обещаю, что мы вас обязательно найдем.
      Через несколько минут на искусственной дамбе, которая отгораживает озеро от долины, по которой протекает речушка Фрумоаса, мы остановили проезжавший мимо «жигуленок». Его владельцем оказался знакомый мне мужик, работавший, как я знал, водителем междугороднего автобуса. Выслушав меня, он без слов посадил девушек к себе в машину и повез их в больницу. Я был уверен, что он сделает все как надо – привезет, еще и потребует срочно принять, - у него самого, как я знал, было двое детей, пожалуй, такого же примерно возраста. Перед тем как он тронулся с места, я еще раз шепнул Зульфие, что буду ждать их в баре ресторана в любой из ближайших дней.
-А какой это ресторан? Как он называется? – спросила та, высовываясь из окошка, когда машина уже тронулась.
-У нас в городе один-единственный ресторан, а бар расположен на первом этаже, - прокричал я ей вслед.
               
                *          *          *
      
      Это был уже третий по счету вечер, который я безвылазно проводил у Кондрата в баре; мой товарищ в который уже раз подшучивал надо мной, говоря, что не дождаться мне уже тех девушек-татарочек, с которыми у меня случилось происшествие на озере, и предлагал этим вечером сколотить компанию с другими девушками – его новыми знакомыми студентками-заочницами из местных.
-Хорошо, - наконец согласился я, - если «мои» до десяти вечера не придут, будем заниматься «твоими» заочницами.
      Оседлав стульчик-пуфик, стоявший на углу стойки прямо у двери, я пристроил перед собой пепельницу и закурил гаванскую сигару «Korona-korona», подаренную Кондрату кем-то из клиентов, недавно приехавшего из Кубы.      
    Женщины, девицы и совсем молоденькие девушки, в сопровождении мужчин и парней, или же без оных, чаще парами, а иногда небольшими компаниями, то и дело входили в бар, привлекая мое внимание, затем кто-то, оглядевшись внутри, выходил, а кое-кто оставался, заказывая напитки и присаживаясь за столики, одна блюзовая мелодия сменяла другую, а я, приканчивая третью чашку кофе, стал уже терять надежду... Однако когда моя сигара уже почти догорела до поясочка и в горле от курения и выпитого кофе появилось стойкое ощущение горечи, выяснилось, что я все же ждал не напрасно - среди вновь входивших посетительниц я наконец увидел «моих» девушек: это были Гульнара и Зульфия.   
     Признаться, в первую секунду я их просто не узнал, скорее догадался, что это те самые девушки, ведь встречались-то мы всего один раз, на озере, тогда обе они, да и я сам были в купальниках, к тому же и ситуация была – не приведи Господи - экстремальная. Девушки, не сразу сориентировавшись в полутемном баре, обойдя меня, подошли к стойке; Зульфия, с интересом озираясь по сторонам, шла первой; Гульнара скромно держалась за спиной подруги.
-Вы кого-нибудь разыскиваете? – привстав со своего места, спросил я. Девушки, обернувшись, увидели меня, Гульнара тут же покраснела и в смущении опустила глаза, а Зульфия воскликнула:
-А, ну вот мы вас и нашли. Здравствуйте, Савва!
-Здравствуйте, девчонки, - победно заулыбался я, подмигивая Кондрату. – Долго же вы добирались сюда. Присаживайтесь вот здесь, рядом со мной. Как самочувствие, Гульнара? Когда пойдем на озеро купаться?
     Гульнара засмущалась, а я осторожно прикоснувшись к ее руке, прошептал улыбнувшись: «Шучу, шучу» и пододвинул к девушкам стульчики-пуфики. Едва они присели, Кондрат тут же поставил перед девушками бокалы и стал наливать в них шампанское.
-Я надеюсь, доктор уже разрешил вам пить веселящие напитки? – спросил я, обращаясь к Гульнаре.
-Да… нет, я не знаю, - сконфузилась та.
-Савва, - вмешалась в наш разговор Зульфия, - я хотела вам сказать…
-Если вы опять про медаль, - перебил я девушку, - то я твердо решил: меньше чем на орден не соглашусь. А пока позвольте, я познакомлю вас со своим другом, нашим барменом, зовут его Кондрат. – Я вздохнул. – К сожалению, ничего хорошего о нем сказать не могу, потому что он... ну, вы сами понимаете, он мой лучший друг. А это, Кондрат, те самые девушки, о которых я тебе рассказывал.
      Я назвал ему имена девушек, и Кондрат раскланялся. Затем он налил мне и себе коньяку в миниатюрные рюмочки, после чего поднял свою, и слегка перегнувшись через стойку, наклонился и сказал Гульнаре:
-Ну, девушка, за твою вторую жизнь. Желаю прожить ее красиво, весело и беззаботно. – Кондрат выпил рюмку в один глоток, девушки пригубили из своих бокалов. Мы поболтали какое-то время о всякой всячине, затем Кондрат поставил танцевальную музыку, и я с Зульфией отправился кружиться в вальсе; застенчивую Гульнару, которую я и сам еще стеснялся, мы усадили за дальний столик в углу бара и  оставили одну.
-С первого взгляда может показаться, что Гульнара слишком стеснительная, - сказала Зульфия, медленно и ритмично двигаясь, постепенно притягивая меня за плечи вплотную к себе. – Но я открою тебе секрет, она просто немного замкнутая, вот и все. Но сегодня, - девушка, смешно закатив глаза, сделала многозначительную паузу, - она не будет против, если ты поухаживаешь за ней. Так что удели ей внимание, - она прошептала эти слова, почти уткнувшись мне в шею губами. – Знаешь, она считает себя обязанной тебе. – Закончив эту тираду, она вдруг спросила: - У вас с другом случайно нет каких-либо планов на этот вечер?
-Если ты не будешь против ухаживаний моего друга, тогда мы, считай, определились с планами, - весело сказал я. – Потому что мы с ним всеми четырьмя руками – за.
      Губы девушки тронула самодовольная улыбка, которую она тут же попыталась скрыть; ей, наверное, тоже пришла в голову подобная мысль. Оставив Зульфию у стойки общаться с Кондратом, я отправился к Гульнаре: девушка сидела за двухместным столиком, положив на него руки ладошками вверх, и рассматривала их.
-Ну, Гульнара, - сказал я, присаживаясь напротив девушки. – Если я не ошибаюсь, линия жизни на твоей ладони говорит о том, что жить тебе теперь до ста лет.  – Протянув руки, я мягко взял ее ладони в свои. – Как ты себя чувствуешь?
-Я... простите, что напугала вас тогда. Зульфия сказала, что я вас чуть не утопила. Я почти ничего не помню. Спасибо за все.
-Пожалуйста, - улыбнулся я. – Знаешь, пожалуй, это было бы несправедливо – утонуть там вдвоем, да еще с такой симпатичной девушкой, причем, даже не познакомившись с ней.
     Мои слова вызвали улыбку на лице девушки. Следующие несколько секунд мы сидели, безмолвно разглядывая друг друга. Мой взгляд, к моему стыду, в первую очередь приковывала ее грудь – крупная настолько, что тонкие лямки лифа едва ее удерживали. Третий размер, не меньше – пронеслось в голове, а то и вовсе четвертый. Я поднял глаза выше – модная блузка на двух бретельках открывала оголенные смуглые плечи, руки девушки были худенькими, а кожа – гладкой, без волос. Затем я решился поглядеть ей в глаза…  А заглянув в них, от неожиданности обомлел: глаза у нее были необыкновенно красивые – широко расставлены, да к тому же раскосые, что, конечно же, не редкость для девушки из Татарии, но при этом совершенно необычные – яркие, с блеском; цвет золотисто-карий, к тому же мне показалось, что в этот момент они светятся, возможно, симпатией ко мне – мне приятно было так думать; или же девушка испытывают ко мне какое-либо другое чувство - пусть даже это и обыкновенное чувство благодарности.
     Я с удовольствием продолжал разглядывать девушку: небольшая красивой формы головка, модная стрижка жестких черных волос под «Сассон», небольшие аккуратные ушки, обычный прямой носик, губы средней полноты слегка подкрашенные в вишнёвый тон. В молчании прошло несколько минут, затем наши головы, словно по волшебству, сблизились. Гульнара улыбнулась мне и прошептала:
-У тебя такие красивые губы...
-А у тебя – необыкновенные глаза.
-Мне ужасно стыдно, Савва, но я хочу… чтобы ты меня поцеловал, - еле слышно произнесла она. – Мне кажется, я ощущала уже приконовение этих губ, там, на озере.
-Да, - смешался я. – Только я не целовал тебя тогда, я просто... помогал тебе... дышать.
-Спасибо тебе, - Гульнара высвободила свои ладони из моих рук, после чего довольно сильно сжала их своими кистями и тут же отпустила. – Спасибо. Я тебе бесконечно благодарна.
     Я вновь взял и поднес ее руку к своим глазам, затем, разглядывая ее, сказал удивленно:
-Вот этой самой ручкой ты хотела меня утянуть за собой под воду? Руки-то у тебя сильные.
     Руки ее от плеч и до кистей действительно были худыми, но в моменты напряжения на них выделялись четко очерченные мышцы.
-Просто я волейболом занималась, - оглядывая свои руки, виновато сказала Гульнара. – Десять лет в спорте, между прочим, призер Союза среди девушек, кандидат в мастера.
-Что ж это ты, - улыбнулся я, - такая спортивная, а плавать не умеешь?
-В моем городе нет реки или озера, а потом, когда я стала заниматься в универе, плавать некогда было. То есть, я плаваю, конечно, но плохо и недалеко, да еще быстро устаю.
      Я склонил голову и прижал ее руку к своим губам.
  -Ну что ты, Савва? – смущенно покраснела девушка. – Это я должна тебе руки целовать.
-Это наше мужское дело – дамам руки целовать. А ты – просто живи и радуйся! И обязательно научись хорошо плавать.
-Я научусь, - пообещала она. – Я тебе очень, очень благодарна.
-Если ты еще раз заикнешься о благодарности, - нарочито строгим тоном проговорил я, - я попрошу тебя остаться со мной сегодня до... утра. – И тогда я, то есть мы… наверняка утопим друг друга... в поцелуях.
-Хорошо, я, я... согласна, - выговорила Гульнара и стыдливо опустила свои прекрасные глаза.
-И ты не боишься утонуть в поцелуях?
-Н-нет, не боюсь, - ответила девушка, - я с тобой уже ничего не боюсь.
Вот это да! А я чуть было не сглупил, собираясь уступить эту девушку Кондрату. Зульфия, конечно, тоже очень интересная девушка, но если присмотреться, она ничем не лучше Гульнары, просто ее имя – Зульфия – напомнило мне другое, несколько с ним схожее. Альфия – так звали одну необыкновенно красивую девушку, мою любовь двухлетней давности, которая, кстати, была студенткой того же университета и родом из тех самых мест.
     Не удержавшись, я спросил Гульнару, задав свой вопрос как можно равнодушнее:
-Знаешь, пару лет назад, когда ваши студенты, так же как и вы работали в нашем городе, среди них была одна девушка по имени Альфия. Она была активистка, везде и во всех мероприятиях участвовала, даже с городской трибуны выступала, поэтому я ее и запомнил.    
-Ты имеешь в виду... невысокая такая, яркая, красивая, и волосы черные?
-Да, - ответил я как можно беззаботнее, не акцентируясь на слове «красивая», - пожалуй, да, черные. Как у тебя.
-Я знаю ее, - кивнула девушка. - Она теперь секретарь комсомольской организации университета, на правах секретаря горкома. Учится на пятом курсе, весной выпускается. – Гульнара слегка надула губки и вопросительно посмотрела на меня. – А что, ты был с ней знаком?
-Да так, немного. – И добавил поспешно: - Она встречалась, будучи здесь, с моим соучеником, Гришей. Через него мы с ней и познакомились. И тоже, кстати, на озере. А запомнил я только глаза ее, они с твоими чем-то схожи.
-Пожалуйста, давай не будем больше о ней, - мягко попросила Гульнара. – Ладно? А то я сейчас ревновать начну. Разревусь еще.
«О боже, а ведь девочка действительно ревнует!»
-Нет-нет, что ты, - сказал я вставая и подавая ей руку, не показывая при этом, насколько мне ее ревность приятна. – Конечно, нет. Я не дам тебе повода для ревности и грусти, и уж тем более для слез.
     Двумя часами позднее, когда мы с Гульнарой со всеми удобствами устроились в постельке, а за стеной, в соседней комнате Кондрат развлекался с Зульфией, я бережно стянул простыню, которой Гульнара стыдливо прикрывала грудь, и сказал:
-Ты позволишь мне поцеловать ее?
-Конечно, милый, - Гульнара сдержанно засмеялась, - только там синяк, память от тебя, поэтому я стесняюсь.
    Надо же, подумал я, зарываясь лицом в большие и упругие груди. Я же ее тогда, в воде, кулаком прямо в грудь саданул. Всю, можно сказать, избил: по лицу врезал, руку вывернул и даже на груди синяк оставил – хоро-о-оший был повод для последующего любовного приключения. Однако моим действиям есть оправдание – все это я сделал, спасая ее.




 
               
                Новелла вторая.


Коктейль «Марионетка»

Светлый ром               20 мл
Ликер абрикосовый  15 мл
Херес сухой                15 мл
Ликер вишневый       15 мл
Слегка взбить со льдом, подать в бокале для коктейлей.
 


               


                Конкурс ресторанов.
               
                Я не стыжусь и не таюсь,
                когда палюсь в огне,
                я сразу даме признаюсь
                в ее любви ко мне.
                Игорь Губерман
      
     Часы, установленные в барной стойке, показали ровно пять пополудни. Пора, пожалуй, отправляться на обеденный перерыв, подумал я, и в эту самую минуту дверь, которая ведет в фойе ресторана, слегка приоткрывается, и я неожиданно для себя слышу голос директора общепита:
-Савва, можно к тебе?
      Удивившись столь необычному визиту, - Наина Васильевна весьма редко появляется в баре, - я подошел к двери и распахнул ее настежь; «Мамочка» - так все работники общепита называют нашего директора, шагнула внутрь, быстро огляделась по сторонам, словно желая убедиться в том, что кроме нас двоих здесь никого нет, затем уставилась на меня глубоким и пронзительным взглядом своих темно-синих глаз, выдержать который было весьма непросто.    
      Высокая, средней полноты, одетая в строгий синего цвета костюм, всегда весьма уверенная в себе дама в самом рассвете бальзаковского возраста, на этот раз казалась расстроенной и даже, по-моему, растерянной.
-Скажи мне, Савва, ты доволен своей работой? – спросила она.
      Через силу улыбнувшись, я кивнул, но все же сердце от какого-то неприятного предчувствия сжалось.
-Конечно, - наконец выдавил я из себя.
-А мной?
-Еще бы, ведь вы нам всем здесь вместо мамы – всегда поможете, поддержите, защитите. А что – я в чем-то провинился, что-нибудь не так сделал?
-Нет, просто недавно я узнала, что на меня…, - Наина Васильевна вновь огляделась по сторонам, словно кто-то невидимый мог нас здесь подслушивать, - …наш районный прокурор собирает компромат. – Она грустно улыбнулась. – Получается, что на этот раз я провинилась.
-А кто, вы думаете, заказчик компромата, кому это нужно? - спросил я, и сам испугался своего вопроса.
-Скорее всего, Первый, – ответила она спокойно, будто мой вопрос был чем-то само собой разумеющимся. - Он в последнее время стал на меня неровно дышать. Так что, думаю, его работа. Кстати, он ведь твой друг – наш первый секретарь райкома – не так ли?
     Я подавленно молчал. Потом сказал: 
-Какой же я ему друг: где он и где я? Вы же знаете, я – мелкая сошка, пешка на доске, ветерок дунет – пешку снесет, никто и не заметит…
-Скажи мне, если тебя прокурор к себе вызовет, что скажешь ему обо мне? Что я взятки беру?
-Бог с вами, Мамочка, - сглотнул я слюну. – За меня можете не беспокоиться, я руку, протягивающую мне кусок хлеба, кусать не стану.
-Ну, смотри. – Мамочка тяжело вздохнула, затем бросила взгляд на свои наручные часы. – Пошли, я здесь для того, чтобы провести собрание. Люди уже собрались наверху, ждут.
     Вместе – я на на шага позади - мы поднялись на второй этаж. Там уже находились практически все работники ресторана, насколько я смог охватить их взглядом: повара, официанты и кондитеры из обеих смен. Составив стулья в несколько рядов, они расположились кучно, полукругом; в первом ряду сидели шеф-повар, заведующая кондитерским цехом, администратор. Напротив них, за столиком, держа корпус неестественно прямо, благодаря чему в человеке сразу угадывалась военная выправка, одиноко сидел директор ресторана – худощавый седой полковник в отставке Николай Степанович Безбородов – он был в серо-голубом цивильном костюме, но с весьма внушительной колодкой орденов и медалей.
    Скользнув между рядов, я присел на свободное место, тем самым влившись в ряды младшего персонала. Тем временем Наина Васильевна тяжелым шагом подошла к столу, за которым сидел Николай Степанович, оперлась на стол рукой и заговорила:
-Здравствуйте все. Можете не вставать. Я пришла сюда для того, чтобы сообщить вам приятную новость. Вот мы трудимся-стараемся, а результатов нашей работы не видим... зарплату получаем, и всё. Короче, через неделю мы выезжаем на три дня в Кишинев – там сейчас проводится республиканский конкурс ресторанов. На время проведения конкурса мы получили в свое пользование ресторан высшей категории «Пловдив», который находится на Рышкановке. Один из лучших, заметьте, ресторанов в Кишиневе, да, пожалуй, и во всей республике. Так вот, на этом конкурсе мы должны показать себя во всей красе.
     Действительно, очень неплохой ресторан, подумал я. Мне, во всяком случае, он нравился, и я имел,  с чем сравнивать, так как у меня за последние несколько лет была возможность изучить все столичные рестораны. «Пловдив» нравился мне своим расположением - он несколько удален от центра города, что удобно сразу по нескольким причинам, а также интерьером, кухней и обслуживанием.
-Мы повезем с собой все – продукты, форму, музыкальные инструменты. Но самое главное в конкурсе, конечно же – кадры, которые, как известно, решают все, - вымученно улыбнувшись, продолжала Мамочка. – А кадры – это вы. На вас, дорогие товарищи, вся надежда и всего одна просьба – не подведите. – И, сразу, без паузы, продолжила: - Распорядок таков: один состав выезжает на конкурс, другой – остается на местах и работает с двойной нагрузкой, то есть не через день, а каждый день. – Волна недовольного шепота в зале. – И двойной зарплатой, - повысила голос Мамочка. – Наиболее достойные получат премии. Но для нас, как вы понимаете, главное – престиж. Все заведующие производствами оставляют на местах своих заместителей и выезжают для работы на время конкурса рядовыми поварами. Это всё. Остальные вопросы – в рабочем порядке. Да, бармены Молдавии в этом году, заметьте, впервые, тоже будут соревноваться, - вновь улыбнулась она. – Так что и здесь мы собираемся претендовать на призовое место. Ты как, Савва, готов, настроен побороться?
      Я мгновенно представил себе ситуацию – необходимо будет принять чужое оборудование, затем две ревизии: вначале получить, а затем сдать продукцию, и под конец – инвентаризация: пересчет ложечек, вилочек и стаканчиков. И все это в течение двух-трех дней. И потечет незнакомая клиентура; улыбайся им, старайся угодить, а навар – ни-ни. То есть, другими словами, буду привязан к бару – головы не поднять, на девочек не поглядеть. А девочки-то в Кишиневе – известное дело - все столичные, и почти все поголовно красавицы! Не зря ведь по всей стране и даже в Москве говорят: Кишинев – город невест.   
-А знаете что, Наина Васильевна, у меня есть встречное предложение: давайте молодежь выдвигать, - отозвался я. – Вот, например, Жорик – молодой, подающий надежды бармен – честолюбивый и толковый. Пусть он и поедет в качестве конкурсанта.
        В зале повисла гробовая тишина; мало кто из здесь присутствующих когда-либо слышал, чтобы Мамочке столь нахально противоречили.
-Означает ли это, что теперь тебе дано решать, кто поедет на конкурс, а кто нет? - произнесла, наконец, Мамочка. Голос ее был грозен и ничего хорошего мне не предвещал. – Мы рассчитываем на призовое, если не на первое место в республике, да будет тебе известно. Сорвать нам мероприятие хочешь? – Она помолчала, потом неожиданно согласилась: – Ладно, пусть будет так, но ты все равно поедешь – будешь моим личным посыльным, ты ведь в Кишиневе все и всех, вплоть до министров знаешь, так что тебе предстоит оперативные вопросы решать. Как-никак ты у нас значимая личность – золотой фонд общепита.
      Последнее было сказано весомо, но в то же время с легкой иронией, хорошо хоть без издевки. Никогда у нашей Мамочки не поймешь, как она к тебе на самом деле относится.
-Конечно, вот это – по мне, - с фальшивой радостью в голосе воскликнул я.
-На этом, считаю, можно и закончить, - сказала Мамочка, - остальные вопросы, повторяю, будем решать в рабочем порядке.
        Итак, в пять утра назначенного дня мы – сборный коллектив ресторана - выехали в Кишинев: грузовик-будка вез в мешках, ящиках и контейнерах продукты и напитки – все необходимое, кроме, разве что, хлеба, а также музыкальную аппаратуру; автобус «Лаз», заказанный в автопарке, принял людей. Перед отправлением Мамочка, построив нас около автобуса, обратилась к нам с напутственным словом и еще раз напомнила всем о чести и долге.
-Я приеду завтра, - пообещала она, грозно подняв вверх указательный палец. – А может быть еще и сегодня вечером. Без призового места не возвращайтесь – поувольняю всех к чертовой матери.
      Попрощавшись, Мамочка укатила куда-то на своем служебном «жигуленке», а наш автобус тронулся.
     Уже спустя несколько минут после отправления официанты, повара, музыканты и бармены, переглянувшись между собой, стали доставать из сумок бутылки и закуски. «Передайте стакан», - послышался чей-то хриплый голос; «я водку с утра пить не могу, только вино, ну, в крайнем случае, коньяк», - вторил ему другой, женский; «колбасу могли бы и дома нарезать, что же ее теперь, откусывать?» - «Ножа-то нет», - послышалось в ответ. - «А бутылку чем открывали?» - «Зубами, естественно».
      Мы с Кондратом, – он, также как и я, ехал на конкурс, и тоже непонятно в каком амплуа, пока же он просил меня считать его своим ассистентом, - сидели, удобно расположившись на заднем сиденье. После приличного возлияния с основательным перекусом мужики, повеселев, сгруппировались вокруг нас и уселись играть в триньку – самый любимый и распространенный в нашем городе вид мужского времяпровождения; а женщины, чтобы нам не мешать, да время с пользой употребить, перешли в переднюю часть автобуса, где они могли спокойно посплетничать.
    Кондрат занимался тем, что глядел в окно, - в карты он не играл. Стали раздавать карты и вскоре я, взяв инициативу в свои руки, почти все время банковал. Сдавая в очередной раз карты, я фальшиво вздыхал:
-Ой, и откуда вы на мою голову взялись, такие везучие. Ох, знал бы, с кем связываюсь, с самого начала играть бы отказался.
      Партнеры – музыканты и официанты - напряженно следили за моими руками, а я, ничуть не махлюя, продолжал выигрывать. Когда в моем кармане скопилось сотни три лишних рублей, оппоненты зашевелились, заговорили возмущенно: «Да ну его к черту, этого Савву», «связались на свою голову», «хватит ему деньги дарить, Савва и так не страдает от их отсутствия».
-Столица, братцы, требует больших расходов, - говорил я, распихивая очередной выигрыш по карманам. – Вот вы, например, едете зарабатывать, а я лично – тратить.
    Болтал впустую, а ведь как в воду глядел – так оно впоследствии и вышло, денег в Кишиневе я поистратил изрядно, почти ничего при этом не заработав.      
     Отложив карты в сторону, принялись травить анекдоты, кое-кто от скуки вновь потянулся к бутылкам. Когда въезжали в Кишинев, некоторых из ребят пришлось тормошить и будить – тех, кто накануне выпил лишнего.
    «Пловдив» – ресторан высшей категории. Уровень – соответствующий, цены приличные, и спрос с нас, конкурсантов, тоже немалый. Среди отправившихся на конкурс специалистов набралось аж четверо барменов: Слава Карась, работавший буфетчиком в кафе «Спутник», что при автовокзале, а также действующие бармены обоих баров: Кондрат, его напарник Жора и я. Кстати, кафе, в котором работал Слава, кроме основного - официального, имело сразу два дополнительных народных названия. Первое: "Школа мужества", - так как располагалось оно всего в нескольких десятках шагов от воинской части, и второе – "Женские слезы". (Без комментариев). Славке во время конкурса предстояло работать на самом ответственном участке – высокое начальство обслуживать, ведь он у нас универсал - бармен и официант экстра-класса, могу лишь с гордостью за товарища повторить, что мы с ним были одноклассники. Жорке, как мы помним, предстояло участвовать в конкурсе барменов, ну а нам с Кондратом, похоже, предназначалась роль мальчиков на побегушках.
       Едва приехали мы на место – и сразу для всех нашлось дело. Я отправился на кухню мясо рубить – профессионального рубщика мяса по халатности с собой не захватили. С непривычки я умаялся, - пришлось помахать топором с восьми утра чуть ли не до полудня практически без отдыха, но зато я за это время целую говяжью тушу искромсал. Именно искромсал, так как правильно рубить никто меня не учил. Затем, наскоро сполоснувшись в душевой комнате, я отправился к входу – поглазеть, как все будет происходить; накануне весь город оклеили объявлениями о конкурсе, и теперь целое скопище народу собралось у дверей в ожидании открытия.
     В ресторане в этот день все блестело и сверкало: и новая с иголочки форма швейцара, стоявшего у входа, и накрахмаленные шапочки у поваров и белоснежные фартушки официанток; цветы в вазах украсили столики, на каждом из которых лежали огромные красочные меню в несколько страниц.      
     Итак, ровно в полдень половинки парадной двери распахнулись, и залы ресторана мгновенно заполнились посетителями.
-А ты почему без дела слоняешься, Савва? – придержала меня за рукав замдиректора нашего общепита Марья Ивановна. – Ты разве не знаешь, что у нас каждый человек на счету. Немедленно хватай меню, бери себе три, нет, четыре столика и помогай девочкам-официанткам, видишь - они не справляются.
-Я – официантом? – удивился я.
-Ну конечно, - подтвердила Марья Ивановна. – Почему бы и нет. Покажи класс. – И, развернувшись на высоких каблучках, ушла своей грациозной походкой.
     Она надо мной насмехается, решил я про себя, однако делать было нечего и я, наскоро облачившись в костюм и рубашку с бабочкой, которые на всякий случай все же захватил с собой, поплелся в общий зал. Схватил первое попавшееся в руки меню, открыл его и едва не ошалел, глаза мои при этом полезли на лоб: наименований там было около сотни, и размещались они на целом десятке страниц - некоторые мне были совсем незнакомы и непонятны: то ли это первое, то ли закуска, а может и вовсе десерт. В растерянности я огляделся по сторонам: всем официантам досталось по пять столиков, я же благоразумно выбрал себе три еще неохваченных коллегами, правда, расположенных в самом дальнем конце зала, решив, что для дебюта этого будет вполне достаточно. На моем участке работали две девушки – Светлана Антипкина и Нина Бобош, работницы вполне профессиональные и хорошо ко мне относившиеся, и я знал, что в случае чего всегда могу рассчитывать на их помощь и уж тем более подсказку. Тем временем работа в зале закипела: клиенты валом валили, нередко приходили сразу целыми компаниями, одни едва успевали покинуть ресторан, как тут же их места занимали другие. За время обеда – в течение четырех часов - я успел обслужить 13 компаний общим количеством почти в полсотни человек, другим же официантам работы досталось вдвое, а то и втрое больше. Подходя к столику, я первым делом с улыбкой здоровался, затем подавал даме, если таковая имелась в компании, меню, если же нет, старшему по возрасту мужчине. После чего, принимая заказ, тщательно записывал все в блокнот, так как на свою память, в отличие от профессионалов, не надеялся. Если клиент, что-либо заказывая, указывал пальцем в меню, я с улыбкой заглядывал туда же вместе с ним, потому что видел меню, также как и он, впервые. Совместными усилиями мы, наконец, составляли заказ, после чего я спешил на раздачу. А там царила суета и анархия: если в любом другом, уже слаженном коллективе, будь то кафе, столовая или ресторан, существует какая-то иерархия, дисциплина и определенный, наработанный годами порядок, то в нашем случае каждая повариха была, по сути, заведующей производством – поэтому все, естественно, пытались командовать, и очень скоро кухня начала давать сбои. Для примера: официантка Светлана Антипкина, которую, несмотря на острый язычок и скандальный характер, тоже взяли на конкурс – за приличную внешность и умение хорошо работать, влетала на раздачу, где я смиренно дожидался выполнения своего заказа, и кричала поварихам:
-А ну вы, сучки толстозадые, пошевеливайтесь, клиент ждет.
    «Сучки» – почтенные 30-45-летние раздобревшие от хорошей и спокойной жизни руководительницы производств, злобно поглядывали на нее, но ругались втихомолку – не заводить же склоку прямо на раздаче.      
      Рассчитывая первую компанию, состоявшую из четырех мужчин, я вписал им в счет итоговую сумму - 37 рублей.
-Ты что это, бесплатно решил сегодня поработать? – сверившись с меню, удивленно спросил меня один из них, бывший в компании за старшего, затем протянул мне пять червончиков: - Спасибо за хорошее обслуживание, сдачи не надо.
     Приняв деньги, я тут же подал им огромную, в полстола величиной красную книгу отзывов:
-Будьте добры, не откажите в любезности, оставьте нам свой автограф, пожалуйста.
       Товарищ, испросив ручку, стал писать в книге благодарность.
-Как давно вы работаете официантом? – спросил он, возвращая мне книгу и ручку.
-Первый день в жизни, а что?
-Да так, ничего, - удивленно переглянулся он со своими товарищами, решив, наверное, что я шучу. Теперь каждому клиенту я вместе со счетом приносил книгу отзывов и предложений, и она стала быстро заполняться записями; писать люди не отказывались, некоторые с увлечением фантазируя, заносили в книгу витиеватые благодарности и отзывы. Когда закончился обед, и нам разрешили покинуть зал, я отправился в комнату отдыха, где без сил повалился на диван.
-Да ну вас к чертям, ребятки, - сказал я коллегам-официантам, уже там находившимся. – Ноги совсем отказываются ходить, вы что, и в самом деле каждый день так работаете?
      Коллеги сочувственно заулыбались.
      Спустя какое-то время к нам присоединился Кондрат.
-Где мы сегодня будем ночевать, коллега? – поинтересовался я у него.
-Говорят, в каком-то общежитии, - пожал он плечами.
-Что? – Я даже привстал с диванчика. – Мы – и в каком-то сраном общежитии? Да ни за что. Давай готовить запасной вариант.
      Уже через несколько минут мы с Кондратом, покинув ресторан и поймав такси, отправились по хорошо знакомому нам адресу – в гостиницу «Турист». Без труда, и, естественно, с доплатой, сняв два номера полулюкса на втором этаже, мы приняли душ и, спустившись в вестибюль, собрались уже уходить, когда я обратил внимание на элегантную молодую женщину в длинной шерстяной юбке в клетку и легкой кожаной курточке, стоявшую у стойки администратора. Она разговаривала с работницей гостиницы, и из их разговора я услышал лишь несколько слов: «Вы мне дали номер 712, - говорила женщина, - но там всё насквозь прокурено, могу я вас попросить поменять его на любой другой?». Работница отрицательно покачала головой, после чего, потеряв к собеседнице всякий интерес, занялась своими делами. Я, разглядывая женщину, успел заметить, что та обладала изящной фигурой и приятным лицом, обрамленным светло-каштановыми вьющимися волосами. «Господи, это же мой любимый женский типаж!» - только и успел подумать я, как мое тело абсолютно безосновательно отозвалось сладостно-чувственным томлением. Тем временем заинтересовавшая меня женщина отошла от стойки администратора, но, сделав пару шагов, остановилась в нерешительности. Это и дало мне повод к ней подойти.
-Извините, вам, как я случайно услышал, требуется помощь в устройстве? – улыбнувшись, спросил я. - У меня тут заместитель директора хороший друг, скажите, что надо сделать, он все, что вы пожелаете, исполнит.
-Нет, спасибо. Не стоит беспокоиться, молодой человек, - ответила женщина,  мило улыбнувшись в ответ. – У меня все в порядке. – Сказав это, она еще раз улыбнулась и ушла. Я проводил ее взглядом, походка ее от бедра с легким покачиванием таза была фантастически соблазнительной.  Я, выразительно поглядев ей вслед, указал на нее Кондрату, который, согласно прикрыв глаза, мне утвердительно кивнул.
-Ну и что ты мне киваешь? – сварливо спросил я своего товарища, расстроенный из-за того, что дамочка не пожелала воспользоваться моей помощью и, тем самым, не дала мне шанса с ней поближе познакомиться. – Если бы она мне вот так же кивала, вот это было бы да.
-Ты бы, конечно, был бы не против, если бы вся женская половина человечества тебе согласно кивала, - пробормотал он, и я уже открыл, было, рот, собираясь ответить ему какой-нибудь колкостью, как вдруг понял, что он, пожалуй, прав, и смолчал, а несколькими секундами позже рассмеялся и сказал:
-Ты как всегда, прав, брат мой.
     Больше нам в гостинице делать было нечего, и мы поспешили назад в ресторан. А вечером, в начале восьмого, когда работа у нас уже кипела вовсю, в ресторане появилась Мамочка, которая сообщила, что в банкетном зале в самое ближайшее время ожидается банкет для министерских и управленческих работников с халявным, то есть бесплатным угощением, на котором, собственно говоря, и решалось, кто какое место в конкурсе займет. И тут вдруг выяснилось, что фраже – вилки, ложки и ножи, приготовленные к обслуживанию высокого начальства, не соответствуют: на столе, оказывается, должно быть исключительно серебро. Вместе с Кондратом мы были экстренно командированы за серебром в другой ресторан, – Мамочка по телефону предварительно договорилась с его заведующим. Так как времени было в обрез, мы поймали такси и вскоре были на месте, но по приезде туда выяснилось, что необходимого количества фраже в этом ресторане нет, к тому же на вид оно показалось мне каким-то малосимпатичным. Пришлось на свой страх и риск вновь отправляться на поиски – благо, мы с Кондратом знаем в Кишиневе все без исключения рестораны и залы торжеств. Потратив час с лишним, мы объехали пять точек, но успеха это нам не принесло. Наконец, в одном из банкетных залов мы нашли, что нам требовалось, и в достаточном количестве, однако, кроме специальной расписки осторожная администратор взяла с меня еще и денежный залог в пятьсот рублей, хорошо хоть, что требуемая сумма у меня была с собой – наскребли вместе с Кондратом. Минуту спустя мы уже неслись на такси восвояси, на коленях я держал тяжелый ящик с приборами, и все же мы едва успели к сроку.
      И вновь по приезде мне пришлось включиться в работу и обслуживать свои три столика, только теперь, вечером, компании посетителей, к моему удовольствию, уже не менялись столь часто. Это дало мне возможность подсовывать книгу отзывов практически всем своим клиентам без исключения, и она быстро заполнилась всевозможными хвалебными записями.
     Тем временем в банкетном зале уже вовсю гуляла солидная министерская публика - еще бы, ведь банкет был халявный, то есть за счет нашего общепита. Из обслуги там «блистал» наш лучший официант Славка – настоящий ас своего дела, до этого несколько лет ходивший на кораблях по Дунаю за границу. Он обслуживал высокое начальство в «обнос» – все остальные официанты с трудом представляли себе, как это делается. У нас же, в общем зале, все шло своим чередом: пока я приобретал «бесценный» опыт работы официантом, Кондрат тоже времени зря не терял, а «снял» на первом этаже, в баре, двух длинноногих местных «козочек» и теперь методично накачивал их шампанским, развлекая анекдотами и байками. Я же для бодрости духа хватанул в буфете 150 граммов коньяка, после чего напряжение сразу спало, и работать стало легче. Я даже вспомнил ту хорошенькую женщину, что встретил в фойе гостиницы, и на душе от этого стало совсем хорошо, мне почему-то показалось, что, возможно, мне еще посчастливится вновь увидеть ее.
     К одиннадцати вечера я рассчитал всех своих клиентов, и уже собрался было на этом завершить работу, когда в зал вошли три девицы в сопровождении одного парня, и эта компания с ходу заняла один из моих столиков. Едва я успел подойти к ним, как парень заказал бутылку шампанского. Я принес, откупорил бутылку и стал наливать шампанское в фужеры, заодно разглядывая девушек, и лишь теперь заметил, что одна из них мне знакома – девушку звали Ирина, и еще недавно она была жительницей нашего города.
-А что вы, Савва, здесь делаете? – тоже узнав меня, спросила Ирина, улыбаясь. – Вы что, перебрались в Кишинев? 
-Временно, - ответил я, останавливаясь напротив и глядя ей прямо в глаза. – Только для того, чтобы навестить старых друзей... и подруг.
     Мой ответ девушку несколько сконфузил, и она смолкла. А дело было в том, что мы с Ириной были хорошо знакомы и даже, если можно так сказать, дружны – но не близки, нет: за время нашего знакомства, который охватывал период сроком примерно в полгода, эта девушка, одаривая меня надеждами и обещаниями, несколько раз весьма изобретательно упорхнула из моих рук, что в итоге очень больно ранило мое самолюбие. Любой, увидев ее, мог бы меня понять: Ирина была высокая, стройная, привлекательная шатенка, и улыбка ее, кокетливая и озорная одновременно, словно звала: «Ну, иди же за мной, не пожалеешь». Появляясь в моем баре с периодичностью примерно дважды в неделю, эта девушка почти всегда была одета в один и тот же желтый обтягивающий батник при черной юбке, который, надо признать, был ей весьма к лицу, за что и получила у нас с Кондратом прозвище: «Желтый цыпленок». Общаясь со мной, она откровенно кокетничала и призывно улыбалась, при этом охотно угощалась, выпивая бокал-два шампанского, после чего, когда я уже раскатывал губу в предчувствии интимного продолжения, исчезала, и это повторялось неоднократно. О том, как у нас с ней развивались отношения, можно написать отдельный рассказ, но эти самые отношения, увы, завершились ничем – Ирина так и не попала в мои любвеобильные объятия, а потом, месяца два или три тому назад девушка и вовсе исчезла из нашего города, и, как теперь выяснилось, жила постоянно в Кишиневе.
     Но... я все же не могу удержаться и займу внимание читателя всего лишь одним, последним эпизодом из наших с ней отношений.
     Время было позднее, немногим за полночь. Я провожаю Ирину домой – она, как я знал, снимала комнату в трехкомнатной квартире в одной из 4-этажек в районе Липованки, где вместе с ней жили хозяева - семейная пара среднего возраста. Выбив из меня честное слово, что я не буду настаивать на том, чтобы войти вместе с ней в квартиру, Ирина стала ключом открывать дверь – минутой ранее я получил от нее прощальный поцелуй в щечку. Внезапно я решил: сейчас, или никогда. Сделав шаг по лестнице вниз, я издал глубокий стон и стал медленно опадать на ступеньки, хватаясь рукой за грудь в области сердца, пока не замер в неудобной позе навзничь. Ирина, вскрикнув, возвращается, подходит, берет меня за руку и с тревогой спрашивает: «Что, Савва, что с тобой, тебе плохо?» Голос у девушки испуганный и это меня радует. «Да, - шепчу я, оттягивая ворот рубашки. – Сердце. Принеси мне таблетку, валидол, что-нибудь, воды. Ну же, скорее». - «Да-да, сейчас», - произносит она, затем бежит к двери и исчезает за ней. Я тут же вскакиваю и ныряю следом. Врываюсь в незнакомый мне коридор, как говорят военные, на плечах противника. Тут мы и столкнулись с Ириной – она как раз спешила ко мне со стаканом воды в руке. Я беру из ее рук стакан и ставлю его на трюмо, после чего хватаю девушку в охапку и волоку ее в зал. Глаза ее округляются от ужаса.
-Я буду кричать, - шепчет она мне в самое ухо. – Отпусти меня сейчас же, Савва.
     Но, ощутив в своих руках ее стройное гибкое тело, я, мгновенно воспылав желанием, втаскиваю девушку в зал, где с восторгом убеждаюсь, что в комнате кроме нас, никого нет.
-Тут кричи, иль не кричи, не услышат нас в ночи, - шепчу я ей в ухо, и пытаюсь повалить девушку на диван. Она сопротивляется изо всех сил.
-Как ты не понимаешь, что сейчас сюда заявится хозяйка квартиры, - чуть не плача шепчет Ирина, отбиваясь от моих рук. – Она даже днем в гости не разрешает никого приводить, а тут ты, ночью, да еще на моем диване.
-Кричи и зови, делай что хочешь, - говорю я, начиная ее раздевать, от близости ее тела кровь ударяет мне в голову и в другие, нижние части тела. Через несколько минут я, изрядно вспотев, раздел девушку до белья и, теряя остатки терпения, бросаюсь на нее. И как раз в это мгновение в комнате загорается яркий свет.
      Мы с Ириной в растерянности садимся в постели, и, ослепленные, с удивлением озираемся по сторонам. И тут она вдруг произносит:
-Мама? А ты откуда здесь?..
      «Мама?!» Меня молнией пронзает ужас, затем волной набегает первобытный страх и еще почему-то дикий восторг. К нам, раздетым почти догола – я в трусах, Ирина тоже в трусиках и уже без лифчика, - направляются двое – мама, а за ней мужчина – должно быть папа Ирины; при этом, следует отметить, на них тоже немного одежды - мама в ночнушке, а папа, как и я, в одних трусах.
-Вот ты чем здесь занимаешься, дочечка, - подходя, замахивается на Ирину мама – женщина, надо признать, довольно высокая ростом и крупно скроенная. – А я ведь тебя учиться сюда посылала, специально комнату сняла, а ты… Сучка бессовестная!
      Ирина прикусывает губу, затем, всхлипнув, прикрывается покрывалом и отворачивается к стене, однако я успеваю заметить, что у нее небольшие, но прелестные, в форме яблочек, груди.
-А это кто? – указывая на меня пальцем, спрашивает папа – невысокий, худощавый мужик лет 45, он явно в растерянности и не знает как себя в этой ситуации вести.
-Я, что ли? – переспрашиваю я. – Как кто? Жених.
      Папа и мама, а вслед с ними и Ирина втроем удивленно вытаращивают на меня глаза.
-Какой еще жених? – восклицает мать.
-Как какой? – отвечаю я. – Самый обыкновенный. И, как видите, вполне солидный.
-Он что, твой жених? – поворачивается мать лицом к дочери, в ее голосе звучит пренебрежение, и я, слегка обидевшись, спрашиваю ее:
-А что, мамочка, чем это я вам не нравлюсь?
-Женихи у матери с отцом руку девушки просят, а не по чужим квартирам шастают с целью попользоваться ею, - громовым голосом заявляет мать.
-Во-первых, мамочка, ваша дочь не сучка, а приличная девушка, просто я вошел в квартиру обманным путем, - признался я. - К тому же, заметьте, в первый раз за полгода нашего с ней знакомства вошел. А во-вторых, я не собирался ее насиловать, у нас с Ириной, можно сказать, чувства, а в-третьих, чего это вы о будущем зяте столь пренебрежительно, нельзя так, уважаемая, зятьями бросаться, неизвестно еще, кем я стану завтра.
-Ага, как же, - начинает понемногу успокаиваться мама, - знамое дело, профессором ты завтра станешь. – Она, тем не менее, начинает всматриваться в меня уже с некоторым интересом. - Так вы что же, не живете, значит? Вместе не спите? – с грубоватой прямолинейностью  спрашивает она, внимательно оглядев нас обоих.
-Пока не было этого, - неохотно отвечаю я, подмигнув вконец уже ошарашенной Ирине.
      Тут наш разговор прерывается появлением в комнате еще двух персонажей – это вновь пара: мужчина и женщина. По сравнению с нами эти были хоть частично одеты – мужчина в брюках, женщина в халате.
      Хозяева квартиры, понял я. Теперь все в сборе. Представляю себе собственный вид: в одних трусах, лицо красное, перекошенное - вначале от возбуждения, а теперь вот от стыда.
-Вот каков он, Сережа, наш будущий зятек, - с каким-то даже, как мне показалось, восторгом в голосе говорит мама Ирины, обращаясь к мужу.
-Дай-ка, я ему по шее накостыляю, - не разделяя ее восторга, запоздало рвется «в бой» мой «будущий тесть», но она одним лишь едва заметным взмахом руки тут же его легко останавливает.
     Хозяева квартиры с интересом на нас с Ириной посматривают, перешептываясь между собой, а она, всхлипывая, под покрывалом натягивает на себя блузку, а затем и юбку. Я же, отодвинувшись вглубь дивана, прикрываюсь краешком покрывала, – до своих вещей, валяющихся на полу, мне не дотянуться.
-Этого парня я что-то никогда раньше не видела, - говорит хозяйка дома, невысокая полная крашеная блондинка лет сорока.
-Нет, и я не видел, - близоруко вглядываясь в меня, подтверждает ее муж, мужчина ростом чуть повыше ее, с заметным брюшком. – В нашем районе я его не встречал.
      Хозяева и родители Ирины начинают спорить, что делать дальше: то ли милицию вызывать, то ли просто выгнать меня на улицу, но прежде надавать тумаков. Пришло время, понял я, взять инициативу в свои руки.
-Давайте-ка лучше ложиться спать, дорогие мама, папа и уважаемые хозяева, - фальшиво зевая, заявляю я. – Утро вечера мудренее, и на часах, между прочим, уже второй час ночи. А завтра поутру мы с вами во всем разберемся.
      Все в растерянности смотрят друг на друга, потом на меня, затем мама с оскорбленным видом говорит:
-Это что же получается, я собственными руками должна свою дочь в постель с тобой уложить?
-Нет, зачем же, - отвечаю я. – Я могу до утра и с папой поспать, а там видно будет.
     В легком замешательстве проходит минута-другая, затем все соглашаются что это – наилучший вариант. Мне предложено остаться все на том же диване, только хозяйка достает из него и застилает свежее постельное белье. Ко мне вместо Ирины напарником отправляется папа, сама она идет спать к маме; хозяева уходят к себе в спальню.
      Когда все разошлись и выключили свет, папа, поворчав немного, и поворочавшись с боку на бок, начинает рассказывать:
-Мы приехали накануне вечером из Кишинева, а туда добирались из Бричан. Прямиком сюда прибыли, гостинцы там, и все прочее – полные руки. Так и шли пешком от самого автовокзала, автобус же сюда не ходит. А Ириши дома нет – она с тобой, оказывается, где-то болталась.
-Я на работе был, - перебил его я, - а она - таки да, где-то болталась.
-Ну, так вот, - продолжил папа. – Познакомились с    хозяевами, перекусили, выпили по паре стаканов вина, потом прошлись немного по городским улицам, но не представляли себе, где дочку искать, города ведь не знаем, поэтому назад вернулись, думали, Ирина к этому времени тоже возвратится. Хозяева – добрые, я бы сказал чудесные люди, сказали, чтобы мы не беспокоились, дело, мол, молодое, и она придет попозже, затем опять за стол посадили. Снова выпили. И в половине первого спать пошли, хотя и волновались очень за дочь. Только уснули – тут вы явились.
-Давайте спать, папаша, - сказал я, усердно подтыкая между нами одеяло. – У нас много времени впереди, например, завтра, и я с удовольствием вас послушаю.
-Что ж, давай спать, зятек, - согласился он.
       Он уже похрапывал на своей половине дивана, а ко мне сон все не шел, и я все глубже вжимался в щель между стеной и диваном. Уснул я, кажется, перед самым рассветом.
     Я открыл глаза, когда все обитатели квартиры уже были на ногах. Одетые, они бродили по комнатам, стараясь не шуметь, лишь перешептывались между собой и на меня опасливо поглядывали.
      Выждав момент, когда в комнате никого не оказалось, я торопливо оделся.
-Доброе утро, - послышались голоса, и все мои ночные собеседники одновременно вошли в зал, последней заявилась Ирина. Опустив вниз свои слегка припухшие, очевидно, после бессонной ночи глаза, она все время молчала и держалась за маминой спиной.
      Из кармана своего фирменного красного замшевого пиджака, висевшего на стуле, я достал пачку денег, от которой «отстегнул» и небрежным жестом протянул хозяину квартиры четыре десятки.
-Будьте добры, любезный, - сказал я. – Сходите в магазин, он тут, насколько я знаю, совсем рядом, возьмите две бутылочки и чего-нибудь на ваше усмотрение закусить.
-Водочки? – с готовностью спросил хозяин, принимая деньги.
-Лучше коньячку, если коллектив не против, - сказал я.
-А жених-то действительно солидный, - сказала, ни к кому не обращаясь, хозяйка квартиры и отправилась на кухню хлопотать о закуске.
      Когда хозяин вернулся с покупками, мы вшестером уселись за стол переговоров, уже накрытый к раннему обеду. Посидели, выпили, поговорили о том, о сем, но о ночном происшествии никто не вспоминал. А без четверти двенадцать я встал и сказал:
-Прошу у всех извинения за беспокойство, причиненное вам ночью, а сейчас я должен идти работать.
-А где ты работаешь, дорогой зятек? – спросил уже заметно повеселевший к этому времени «папа» Сережа.
     Супруга поглядела на него с неудовольствием и даже дернула за локоть.
-Ирина вам все про меня расскажет, а я пойду. Рад был со всеми познакомиться. – С этими словами я надел пиджак и откланялся.
      Впоследствии никого из присутствовавших при том разговоре я больше не встречал, а Ирину вот, по прошествии неско льких месяцев после той истории увидел здесь, в ресторане.
      …Но вернёмся к повествованию. Спустившись на первый этаж в бар, я обнаружил Кондрата веселым и даже слегка пьяненьким, длинноногие девушки по-прежнему были при нем, их румяные щечки, веселые глазки и возбужденные голоса красноречиво говорили о готовности к продолжению общения. Разглядев обеих девушек получше, я не мог сказать, что остался от них в восторге, решив, что они чуточку вульгарны, из-за чего заказал у бармена Жоры и выпил еще сотку коньяку. «Я скоро буду», - шепнул я Кондрату на ухо, он кивнул, а я отправился назад, в зал. За время моего отсутствия Ирина уже успела, видимо, кое-что рассказать своим друзьям о наших с ней отношениях, потому что они встретили мое появление улыбками и добродушными смешками. Тогда я, не желая быть объектом насмешек, решил больше не подходить к ним, а присел за столик официантов, а вскоре парень из их компании встал и подошел, чтобы рассчитаться, после чего они ушли.
     В банкетном зале, где гуляли торговые боссы республики и столицы, еще слышны были долгие прочувственные тосты, перемежающиеся музыкой и взрывами хохота, а мы, официанты общего зала, рассчитав и проводив последних клиентов, свою работу на сегодня закончили. Напоследок девушки - официантки с поварихами - позвали меня в маленький закуток рядом с кухней, где мы выпили каждый почти по полному стакану кто водки, кто коньяка (из представительского фонда, как они мне объяснили), после чего все заторопились на ночлег, предоставленный нашему коллективу в одном из общежитий городского торга.
     Мы покидали здание ресторана целой группой. Кондрат, шедший следом, вывел из бара на улицу своих девушек, поймал такси, и теперь, сажая их в машину, призывно махал мне рукой; неподалеку от нас ловила такси компания Ирины.
     Тем временем подоспели еще две машины с шашечками, а следом за ними еще две, теперь такси должно было хватить на всех.
-Савва, а я могу поехать с тобой? – когда я уже садился в одну из машин, спросила откуда-то неожиданно появившаяся рядом со мной Ирина.
-Это еще зачем? – не слишком вежливо спросил я.
-Ну, может, вместе время проведем, - растерялась она от моей грубости.
-Ага, милочка, ты что же думаешь, теперь везде, где только можно, будешь мне кайф портить - и там, дома, а теперь еще и здесь, в Кишиневе, - недовольно пробормотал я, после чего Ирина с огорошенным видом отошла от машины.
       В это мгновение рядом с моим такси остановилось другое, из окна которого высунулся Кондрат. Он делал мне какие-то знаки, но я махнул рукой, показывая, чтобы он отправлялся.
-Шеф, в «Турист», - сказал я своему водителю. – Постарайся, пожалуйста, при первой же возможности оторваться от всех остальных.
-Будет сделано, - весело отозвался водитель, молодой парень, и автомобиль «Волга», взвизгнув скатами, сорвался с места. На ближайшем светофоре мы вновь поравнялись с такси Кондрата.
-Встречаемся на нашем месте, - крикнул я ему в открытое окно.
     Добравшись до места первым, я дождался Кондрата с его девицами у входа в гостиницу. Сунув швейцару десятку, мы вчетвером вошли внутрь и отправились на второй этаж пешком – ввиду позднего часа лифт уже не работал. Расположившись в номере Кондрата, мы продолжили выпивать – он достал из своей сумки коньяк и шоколадки, я сходил в свой номер и принес оттуда два стакана.
      Одна из девиц, Лидия, фигуристая девица, толкнула меня игриво коленом в бок:
-Давай пойдем к тебе в номер, - сказала она. – Посмотрим, какая там обстановка. А то мы здесь, - она кивнула на Кондрата и Катю, о чем-то шепчущихся, - кажется, мешаем.
      Мне не очень хотелось с ней уходить – девица эта, честно говоря, мне не особенно нравилась, но выбора не было; Кондрат на прощание со слабой улыбкой произнес:
-Приходите еще, ребятки. – И пьяно засмеялся.
-Савва, ты мне подаришь пятьдесят рублей? – едва мы вошли в комнату, спросила Лидия.
-Я не плачу девкам, - грубо ответил я. – Ты что, проститутка?
-Фи, как некрасиво, - ответила та. – Тебе что, жалко для меня полтинника?
-Нет, не жалко, но с проститутками я финансовых отношений не имею.
-Жлоб, - Лидия демонстративно принялась обувать только что снятые туфли. – Фигляр.
-Послушай, подруга, ты можешь катиться отсюда, только молча, а то еще одно кривое слово услышу, вниз по лестнице спущу.
-Я и сама дойду, - заявила та. – Только вот сейчас Катьку, свою подружку, с собой заберу.
-Катьку не трогай, а то я тебе… - угрожающе сказал я вставая. Опередив Лидию, я запер дверь на ключ изнутри.
     В спорах и взаимных упреках прошло не менее получаса, мы за это время успели обменяться столькими колкостями и оскорблениями, что теперь при любом раскладе я даже дотронуться до своей оппонентки уже не смог бы. Конечно, вместо чтения нравоучений этой девице я мог бы двумя-тремя оплеухами привести её в чувство, а затем заставить раздеться и… Но это не моя метода. «Времени прошло достаточно, - взглянув на часы, решил я про себя, устав от словесной перепалки. – Кондрат, думаю, со своей подружкой уже намиловался». Минуту спустя я уже шел по коридору, Лидия, посмеиваясь, шагала сзади.
       Постучал, Кондрат почти сразу нам открыл.
-Тут брат, накладочка вышла, - сказал я товарищу, пропуская вперед себя Лидию. – Девочки, оказывается, трахаются за деньги.
-А я и не знал, - пролепетал Кондрат, выходя следом за мной в коридор и прикрывая двери. – Я свою разок в попу шпокнул. Но денег она не просила.
-Тогда, если у вас всё, пусть эти телки уматывают домой, - сказал я. – Не жалко.
   Лидия, а вслед за ней и Катерина вышли в коридор.
-До свиданья, мальчики, - пропела Катерина, послав мне воздушный поцелуй.
      Я отвернулся, шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь.
-Проверь, на месте ли твои документы и деньги, - буркнул я, плюхаясь на стул, Кондрат на мои слова только отмахнулся.
-Ну вот, брат, ты получил удовольствие, а я - нет, - сказал я, не очень, впрочем, огорченный. И вдруг меня осенило, что я даже чуть не подпрыгнул на месте. Ведь несколькими этажами выше, в 712 номере, это я хорошо запомнил, живет такая дамочка... «Та, если и пятьсот рублей попросит, дам», - вдруг решил я.
-Пойдешь со мной? – спросил я товарища.
-Куда? – пьяно улыбнулся тот, удивленно уставившись на меня.
-К одной женщине. Я ее здесь еще в обед присмотрел. Ты же сам ее похвалил, помнишь? Фигура, мол, красивая, и все такое…
     Кондрат охотно кивнул, хотя видно было, что он не помнил. Минуту спустя мы уже стояли у лифта.
-Лампочки горят, а он не фурычит, - пробормотал Кондрат, несколько раз нажимая кнопку вызова. - Лифты же, блин, после двенадцати отключают, - вспомнил я, и мы потопали вверх по ступенькам.
-Ирку - «желтого цыпленка» - отпустил, - жаловался я вслух, поддерживая товарища, преодолевавшего ступеньки с затруднением. – А эти проститутки могли бы и раньше о деньгах заикнуться, я и так с трудом настроился эту Лидку трахнуть, а она к тому же профессионалкой оказалась.
-А ты уверен, что та, к которой мы сейчас идем, тебе даст? – спросил Кондрат.
-Пусть только дверь откроет, а там даст, конечно, куда денется, - хорохорился я. А сам подумал: «А ведь действительно, девиц легкого поведения я выпроводил, а та мадам, меня, дурачка наивного, точно как пить дать выгонит, вот и все приключения на сегодня».
-Шестой, - пробормотал Кондрат, вглядываясь в цифру на двери.
     В это время одна половинка коридорной двери открылась, и из-за нее навстречу нам вышел молоденький милиционер.
-А вы почему в такое позднее время по зданию болтаетесь? – с ходу сделав стойку и напустив на себя строгий вид, спросил он.
-А ты что так поздно здесь делаешь, старший лейтенант? – вкрадчивым голосом спросил я, бросив взгляд на его погоны.
-Я здесь по долгу службы, - немного сбавил он тон, продолжая нас разглядывать. – А вы кто такие?
-Слышал, небось: наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд и на фиг не нужна, - пропел я, затем солидно добавил: - Комитет госбезопасности, капитан Гвоздиков. (Я назвал фамилию своего одноклассника, в действительности работавшего комитетчиком). – Вольно, лейтенант, вы можете отправляться по своим делам. А мы пойдем дальше, так, коллега? – спросил я Кондрата.
     Кондрат, все это время стоявший опершись спиной на стену, и часто кивавший, подтверждая тем самым каждое мое слово, оттолкнулся от стены и, шагнув к лестнице, остановился покачиваясь.
-Успехов тебе, старший лейтенант, - пожал я руку милиционеру, так как он, подозрительно нас оглядывая, все не уходил. – Поделим обязанности: вам туда, - указал я вниз, - ну а нам – наверх. – Я плотно взял Кондрата под руку, и мы пошагали по ступенькам.
     Милиционер все стоял, провожая нас взглядом, пока мы не скрылись за поворотом лестницы. «Сомневается, а может, просто не захотел связываться, - подумал я. – Возможно также, он от женщины сейчас возвращается, или она его еще только ждет. В любом случае, нам с Кондратом повезло, что он не потребовал показать наши документы, так как скандал нам ни к чему».      
     Добравшись до седьмого этажа, мы пошли по слабо освещенному коридору, тычась носами в каждую дверь, и вскоре нашли нужный нам номер.
-Семьсот двенадцатый, - прошептал я. - Ты, брат, здесь подожди, я сейчас…
-А если она откроет? – растерянно спросил Кондрат. – Мне куда деваться?
      Действительно, подумал я, этот вопрос у нас как-то не обсуждался. Затем сказал:
-Тогда пойдешь обратно, если она там одна, без подружки. Сам дойдешь?
-Доберусь, - ответил он просто. – Спускаться-то легче.
-А если она окажется с подружкой, - решил я приободрить товарища, - то ты ею и займешься.
     Я поглядел на часы. Два часа ночи, не самое подходящее время для визитов. Да еще к совершенно незнакомой женщине. Постучал. Вначале за дверью было тихо, потом послышался сонный женский голос: «Кто там?». – «Проверка документов, - проговорил я, приникнув губами к замочной скважине, чтобы меня было лучше слышно внутри, и поменьше снаружи. - Откройте на минутку».
     Дверь открылась на ширину ладони.
-Ну, чего вам, молодые люди? – зыркнув на нас глазами, спросила меня растрепанная блондинка, рукой прикрывая распахнувшуюся на груди ночнушку.
-Ой, а где эта?.. – растерялся я. Это была явно не та девушка, которую я встретил сегодня в вестибюле гостиницы. Блондинка собралась было закрыть дверь, но я успел вставить в щель носок туфля. – …Секундочку, мне только спросить.
-В такое время? – тон дамочки был соответствующий.
-Поймите, мы договорились с э… одной дамой. - Имени интересующей меня женщины, шатенки, я, конечно же, не знал.
-Ну? – поторопила меня девушка. – С кем договорились? Или мне позвонить, пригласить милиционера?
-Да я и сам… при погонах, - усмехнулся я, вспомнив нашу встречу с милиционером всего несколько минут тому назад. – Скажите, а в каком номере живет та девушка, что была здесь до вас? – чуть ли не слезно попросил я. 
-Ладно, - сжалилась та. – Скажу. 607-ой. А теперь отпустите дверь, пожалуйста, несчастный полночный влюбленный.
-Спасибо, огромное вам спасибо, - сказал я закрывшейся перед моим носом двери, после чего вернулся к Кондрату. – Пошли, брат, нам сегодня пока не везет, но шансы все еще есть.
      Двумя минутами позже, спустившись на этаж ниже, я осторожно постучал в нужный мне номер, и спустя минуту женский голос из-за двери спросил:
-Кто там?
-Откройте, пожалуйста, на секунду, - взмолился я, и дверь, к моей неописуемой радости, после минутного ожидания, показавшимся мне часовым, открылась. И я увидел ЕЕ.
-Вы, а я вас ищу, - сказал я, уверенный, что нашел, наконец, ту самую женщину, хотя увидел лишь по локоть оголенную женскую руку и локон каштановых волос. – Мы встречались с вами сегодня днем там, внизу, возле стойки администратора, помните? Вы тогда еще не пожелали воспользоваться моей помощью. – Не зная, что еще сказать этой незнакомой, но так понравившейся мне женщине, я говорил все подряд, боясь лишь одного, что дверь вот-вот закроется и я ее, мою симпатию, никогда больше не увижу.    
– С первой минуты, как я вас увидел, я, признаюсь вам, сам не свой, и должен, просто обязан был вас увидеть хотя бы еще раз.
-Сумасшедший, вы просто сумасшедший, - прошептала женщина из-за двери. – Подождите минуту, я сейчас выйду.
     Я отошел от двери, почему-то сразу ей поверив, да и выбора у меня, собственно говоря, не было. 
-Ну что? – спросил шепотом Кондрат из своего угла.
-Иди к себе в номер, брат, - также шепотом ответил я. – Доберешься сам?
-Обижаешь, - пробормотал тот и пошел, покачиваясь, по направлению к лестнице.
     Проводив его взглядом, я переместил свое внимание на вожделенную дверь. Ждать почти не пришлось, дверь отворилась и вышла ОНА. Я сделал шаг навстречу и остановился.
-Я… простите меня за столь поздний визит. – Говоря это, я жадно разглядывал женщину. Поверх длинной ночной рубашки на ней был теперь надет бирюзового цвета шелковый халат с широкими рукавами. – Умоляю вас выслушать меня. Я как только увидел вас тогда, днем, и все…  Не смейтесь – вам это, конечно, не внове - мужское внимание, а я, разыскивая вас, чуть с ума не сошел. Особенно после того, как вас не оказалось в 712 номере.
-Вы что, уже и там побывали? – ужаснулась женщина.
-Да, но только… я не сказал о цели своего визита.
-И какова же цель, - терпеливо спросила она, поправив спустившийся на щеку локон. – Мне вы это смело можете сказать, так как время уже достаточно позднее и мы здесь беседуем вдвоем. – Женщина ободряюще кивнула. - Я вас узнала, конечно, вы друг заместителя директора гостиницы.
-А – это, - махнул я рукой. – Пустяки. Вы, быть может, не поверите, но когда я вас увидел впервые, сразу понял, что вы – дама моего сердца, вы пленили меня с первого взгляда.
-Ну, и что из этого, по-вашему, следует?..
-Я хотел бы… раз уж мы встретились, не расставаться с вами, - пролепетал я. – Вы понимаете мои чувства?
-Вы, быть может, сексуальный маньяк? – Женщина, сменив позу, отодвинулась от меня на полшага.
-О. это было бы слишком просто. – Я обезоруживающе улыбнулся. - Знаете, в течение последнего часа я убежал от двух женщин и только теперь сообразил, что это все потому, что вы были где-то рядом – я просто чувствовал это.
      Женщина вздохнула.
-Ну, а от меня вы чего хотите? Чтобы я вас пригласила к себе? Так я не могу, я не одна в номере.
      «Но и не с мужчиной!» - мелькнула у меня надежда, мгновенно переросшая в сумасшедшую уверенность.
-Тогда я приглашаю вас к себе, у меня на втором этаже свободный номер, хотя это, может, не совсем прилично звучит. Простите меня.
-Я… я даже не знаю. Вы же не уйдете по-хорошему?
     Я отрицательно покачал головой.
-Нет, не уйду. Я от вас без ума и готов ради вас на все. – И тут же поправился: - Хотя, смею заверить, вам лично это ничем не угрожает.
-Пойдемте со мной, - пригласила она меня в номер. И мы вошли внутрь. Я быстро огляделся: номер оказался двухкомнатным. В комнате, в которую мы вошли, была кушетка, стол и телевизор на тумбочке. Женщина, сделав приглашающий жест рукой, сказала:
-Садитесь. К сожалению, мне нечем вас угостить.
-У меня… там… в номере есть коньяк, - сломленным голосом прошептал я, скромно опускаясь на край кушетки. – Мне искренне жаль, что я потревожил ваш сон.
-Ну, и чем мы с вами будем заниматься, нежданный ночной визитер? – с легким оттенком кокетства спросила она, останавливаясь прямо передо мной.
-Всем, чем вы мне позволите, - несколько нахально ответил я, при этом с ужасом замечая, что храбрость меня покидает - сейчас, когда цель была близка, я был почти в растерянности.
-Минутку, - прошептала она, затем встала и вышла в другую комнату. Вскоре она вернулась, неся подушку и одеяло.
-Ложитесь сюда, - сказала она, снимая с себя халат и присаживаясь на кушетку. От этого ее такого простого и естественного движения мне в одно мгновение стало жарко. Я мигом освободился от своих вещей и юркнул под одеяло, секундой позже она последовала за мной. Нащупав под одеялом ее теплую руку, я прижался к ней щекой.
-Как зовут тебя, прекрасная незнакомка?
-Если тебе это важно, то Регина, - ответила она, в голосе её мне послышалась усмешка.
-А меня зовут Савва, заметь, у нас обоих редкие имена.
    Мы повозились с минуту под одеялом, при этом я с удовольствием вдыхал ее запахи – тела, волос, духов, мои руки обнимали ее пьяняще желанное тело, и вдруг Регина стала опускаться, скользить вниз, вот она пробралась к моему паху и... я почувствовал её горячие губы на своём естестве. Я стал гладить ее волосы и плечи. Регина увлеченно двигалась, мне вскоре стало очень приятно, это продолжалось до тех пор, пока я не кончил. Затем она выбралась из-под одеяла и, глубоко дыша, припала к моей груди.
-Милая Региночка, - шептал я. – Я просто хочу тебя, без всего этого, простой естественной любви, хочу обычного секса, прелесть моя.
      Минут через пять я вновь возбудился и стал гладить ее тело, бедра и ноги – кожа ее была нежной и бархатистой на ощупь. Я целовал ее плечи и грудь, когда Регина вновь стала опускаться вниз, к моему естеству.
-Ну не надо, пожалуйста, я вовсе не жажду этого, - прошептал я, привставая, но было уже поздно. Властные руки уложили меня обратно, а губы вновь завладели моим Удальцом. Хотя теперь ей пришлось заниматься этим значительно дольше, Регина вновь довела дело до финиша.
-Регина, - шептал я, секундами позже припадая к ее груди. – Я хочу тебя как женщину. Слышишь. Я умоляю тебя, позволь мне любить тебя.
-Нет, Савва, и не надо просить, потому что я не могу.
-Да, я прошу тебя, милая. – Я застонал от желания, у меня было такое ощущение, словно меня лишают чего-то очень сокровенного. - Ты удивишься – за одиннадцать лет моей взрослости я впервые прошу женщину мне отдаться. Позволь мне просто любить тебя и все.
-Я не могу. Просто пойми меня и прими как данность. Теперь давай просто поспим, скоро настанет утро.
      Еще через минуты две:
-Если ты будешь копошиться, я уйду к подружке, в соседнюю комнату.
-Мне кажется, что я и сам уже готов уйти к подружке.
-А как же быть с этим: «… я от вас без ума…».
-Это правда, Регина. Хорошо. Прости. Спи. 
      Несмотря на, казалось бы, полное удовлетворение, мне по-прежнему хотелось быть с этой женщиной, и прелести своей для меня она ничуть не потеряла. Наверное, у нее имелась веская причина заниматься со мной сексом именно таким вот способом, подумал я. А жаль. Вскоре приятная слабость, разлившаяся по всему моему телу, сделала свое дело, и сон овладел мною.
     Я проснулся, когда мои часы показывали половину десятого. Повернул голову и понял что я один на кушетке. Я встал, огляделся, нашёл и натянул брюки, затем заглянул в соседнюю комнату – спальню. Никого. Двуспальная кровать аккуратно застелена. Я был один. Один в чужом номере. А где же та необыкновенная женщина – Регина? И была ли она вообще? Опустошающая легкость в теле подсказала: да, несомненно, была. А сейчас в комнате оставался лишь запах от недавнего присутствия здесь женщины. Или женщин. Я направился в душ. Вода была едва теплой, но мне и такой было достаточно. Искупался с огромным удовольствием. Вытерся за неимением сухих полотенец простынёй. Вернувшись, я оглядел все в поисках хотя бы записки. Ничего! Ни Регины, ни записки, лишь влажные полотенца разбросанные тут и там и вчерашние газеты на стуле. На столе, в шкафу и в тумбочках тоже не было никаких вещей. С ума сойти. Она уехала. Вместе с подружкой, ведь она сказала мне, что в соседней комнате спит ее подружка. А я даже не почувствовал, когда она уходила, не проснулся. Какая жалость!
      По-воровски, оглядываясь по сторонам, я покинул чужой номер и спустился лифтом на свой этаж. Кондрат оказался на месте, он лежал в постели в своем в номере.
-Привет, брат, - улыбнулся я ему кисло.
-Ну как, и где твоя женщина? – подняв на меня мутные глаза, спросил он вялым голосом.
-Если бы я знал, - ответил я. – Так горько, брат, не поверишь. Нет, поначалу все было хорошо. А затем... В общем, наутро она ушла. Ускользнула. Сбежала. Улетела. И я проснулся один в пустом номере.
-Не терзайся, брат, ей, видимо, надо было уезжать. Или, может ты и прав, лететь, - предположил Кондрат, с трудом выбираясь из постели. - Не расстраивайся, сейчас спустимся к Диме, он даст нам на нее полный расклад – фамилию, адрес и все прочее.
-Действительно, - повеселел я, - и чего это я сам не догадался.
-Потому что любовь не только ослепляет, но и оглупляет, - Кондрат наставительно поднял палец.
     Десятью минутами позже мы, захватив с собой по дороге заместителя директора гостиницы Диму, который явно маялся от безделья в своем кабинете, отправились в ресторан при гостинице – завтракать. 
-Меня начальник нашего районного БХСС прессует, - со смехом жаловался Дима дорогой. – Я купил недавно новый «жигуль», так он все пристает ко мне: «Ты такой молодой, Дмитрий, а у тебя уже шестая по счету машина, так нельзя, потому что это бросается людям в глаза». А что я ему могу ответить? «Красиво жить не запретишь». Но он же мент, ме-ент, он не поймет. Вот вы, бармены, работники торговли, свои люди, вы меня прекрасно понимаете.
      У входа в зал ресторана нас встретила женщина-администратор и провела к столику, расположенному в центре зала. Клиентов сегодня кормили на одной половине зала, другая половина была отгорожена стульями, там велись какие-то занятия – десятка полтора молоденьких девушек с разносами в руках, в малосимпатичной коричневой, похожей на школьную, форме, учились подавать на стол.
-Простите, как вас зовут? – спросил я администратора, когда она нас усадила за столик.
-Нина Ивановна, а что?
-А кто командует этими девушками?
-В настоящий момент я.
-Могу я попросить вас, Ниниванна, чтобы именно эти девушки нас обслужили? – я изобразил на своем лице улыбку.
-Конечно, которая именно из них? – деловито спросила та.
-Они все выглядят, словно сестрички, - ответил я. –  Одинаковые. Вот все пусть и придут, хоть по одной вилочке-салфеточке принесут, но обязательно все. Это будет как бы дополнением к их обучению. Договорились?
-Ну… хорошо, - сказала та, вопросительно поглядев на Диму.
-Сделайте, - поддержал меня он. – Клиент просит. Хороший, заметьте, клиент.
       Кондрат с восторгом разглядывал девушек, минутой позднее окруживших наш столик, любая из которых – 15-16-летних, годилась ему, совсем еще молоденькому бармену, в невесты. Была лишь огромная разница в жизненном опыте. Девушки, стесняясь и краснея, ходили вокруг нашего стола и по очереди что-нибудь приносили, вскоре он был полностью заставлен разнообразной снедью, которую я заказывал без всякой на то нужды.
-Красота, - сказал я, наливая себе в стакан минералки, и тут одна из девушек шагнула ко мне, взяла из моих рук бутылку и, долив, спросила:
-Кому-нибудь еще воды, пожалуйста?
-Спасибо, мне тоже, - Кондрат подставил свой стакан. – Налейте и еще холодненькой принесите. Вы знаете, девушка, что такое сушняк? Нет? Поверьте мне, лучше вам этого не знать. – Он залпом выпил свой стакан, затем повернулся к Дмитрию: - У нас к тебе вопрос. Дамочка из номера пропала. Савва теперь места себе не находит.
-Унесла с собой что-нибудь? – живо спросил он.
-Ага, - усмехнулся я. – Частичку меня в себе. Нет-нет, ничего криминального, просто, когда я проснулся, ее уже не было. А жаль. Я ее не успел даже как следует рассмотреть, но уже влюбился без памяти.
-С вами все понятно, ребята, - рассмеялся Дима. – Проверим по журналу и по листочкам прибытия, номер, фамилия, домашний адрес, прописка, найдем, не сомневайтесь.
-Ну, чего уж там, - сказал я, накалывая на вилку ломтик селедки. – Никто и не сомневается. Фирма у вас серьезная. А пока давайте есть.
     Наш поздний завтрак или, если хотите, ранний обед прошел весело, непринужденно, но нам с Кондратом необходимо было спешить – работа ждала.
-Давай на свою дамочку данные, в смысле номер комнаты, которую она снимала, - деловито сказал Дима, когда мы, завершив трапезу и щедро расплатившись с Ниной Ивановной, проводили его до кабинета, - ну и имя, конечно.
-А знаешь что, Дмитрий? – поразмыслив, сказал я, - пожалуй, ничего не надо: исчезла, ну и бог с ней, может это и к лучшему, значит - не судьба.
-Возможно, ты и прав, - согласился Дмитрий, пожимая нам руки на прощание. – Но если что, я всегда к вашим услугам.
     Приехали мы в ресторан «Пловдив» с небольшим опозданием, и я, схватив меню, отправился к своим столикам.
-А мы уже тут переживали за тебя, - шепнула мне Светка Антипкина, - с вечера каких-то девок с собой увез, ночью в общагу спать не явился, пропал, думаем, парень.
-Я действительно пропал, Светик, - пожаловался я. – Влюбился безответно. Пожалеешь меня, горемыку, при случае?
     -Да ну тебя, болтун. - Светлана, засмеявшись, убежала по делам.
      Вчера, абсолютно честно работая, я получил около 70 рублей чаевых, что было неожиданно и весьма приятно. Сегодня пошел уже второй день моей работы официантом, и я своих клиентов вовсю веселил шутками-прибаутками, не забывая подавать им после десерта книгу предложений.
     На этот раз мой «улов» составил «всего» 60 рублей, но и работал я заметно меньше вчерашнего; наши официантки вошли во вкус, стараясь сами всех обслужить, и вовсю перехватывали клиентов, надеясь на щедрые чаевые.      
     Время близилось к закрытию, было что-то около одиннадцати, и я заскучал; Кондрат пропадал на сцене у музыкантов, планов на вечер никаких не было, и я уже стал было подумывать о том, чтобы эту ночь провести в общежитии, все же там наши дамочки-коллеги для меня были свои, и можно было без проблем с кем-нибудь из них на ночь уединиться – с официанткой или поварихой какой-нибудь. И тут я вспомнил почему-то Ирину – «Желтого цыпленка»; куда она вчера девалась, после того как я ее не очень красиво отвадил, я себе не представлял. Чтобы не расстраиваться, я постарался не думать о женщинах, но в голову то и дело лезли мысли то о Регине, а то почему-то об Ирине.
      Рассчитав своих последних клиентов, я стал спускаться по лестнице и вдруг заметил в вестибюле в углу у зеркала… Ирину. Я поначалу не поверил своим глазам и потряс головой. Нет, видение не исчезло, а даже зашевелилось и стало что-то вслух напевать. Девушка была одна. На ней был строгий коричневый, но вполне импозантный костюм, на голове новая прическа.
     «Чего это вдруг она так причипурилась? - подумал я. – Неужели ради меня?»
-Здравствуй, свет мой, солнышко, Ириша, - незаметно подкравшись сзади, весело прошептал я, обнимая девушку за талию. – Здравствуй, моя сбежавшая невеста.
-Убирайся вон, Савва, - вырвалась из моих рук Ирина и вновь шагнула к зеркалу. Я - следом.
-Не обижайся, радость моя, - проговорил я. – Вернись ко мне, и я все тебе прощу.
-Да? – Ирина, резко повернувшись, посмотрела мне прямо в глаза. – А сам?.. Вот куда ты вчера пропал?
     Я не мог поверить своим глазам: девушка меня упрекала, и,  казалось, готова была заплакать.
-Я уехал к себе в общежитие, - растерянно сказал я. - Думал, твое вчерашнее предложение это - очередная и не очень удачная шутка, поэтому и смылся. А девушки, что были с Кондратом, оказались проститутками и мы с ними сразу, прямо у общежития расстались. Слово даю. Честное комсомольское.
-А я… я ведь вполне серьезно вчера сказала, что хочу этот вечер провести с тобой.
-Прости, значит, я тебя не понял, - сказал я. – Мне стыдно. – Я склонил голову. – Весьма сожалею. – И тут же, сменив тему: - Ты тут одна?
      Девушка машинально кивнула.
-Что ж, тогда пойдем? – спросил я еле слышно.
-Пойдем, - с готовностью согласилась она.
-Дядя Сеня, - сказал я швейцару, вкладывая ему в ладонь металлический рублик, когда мы, минуя входные двери, стали выходить на улицу, – скажешь Кондрату, - а он к тебе сам подойдет, представится, - что я, друг его Савва, уехал, пусть меня не ждет и не ищет, хорошо?
-Передам, понятное дело. - ответил тот и весело мне подмигнул, после чего мы вышли на улицу. Воздух был влажный, холодало. На такси мы в считанные минуты добрались до гостиницы.
-Это и есть твое общежитие? – с улыбкой спросила Ирина.
-Ну да, тут все живут сообща, ты разве не знала? – весело ответил я, открывая перед ней входную дверь. Мы без труда миновали швейцара, премировав его трояком, и пробрались в мой номер.
-Налей мне чего-нибудь согревающего, - попросила Ирина, усаживаясь на кровать. Я откупорил коньяк, но стаканов рядом с кувшином с водой не оказалось, и тогда я вспомнил, что они после вчерашнего вечера остались в номере Кондрата.
-Ты давно из горлышка пила? – спросил я Ирину.
-Коньяк - никогда, - ответила она улыбаясь. – Не смогу, наверное.
-Давай тренироваться, - сказал я. – Я набираю коньяк в рот, потом целую тебя, и одновременно делюсь с тобой, попробуем?
-Ага, попробуем, - согласилась она, снимая куртку, затем коричневый замшевый пиджак.
-Снимай уже все, чтобы если проливать, так хоть вещи не портить, - предложил я.
      Помедлив секунду, Ирина разделась донага и, присев на постель, прикрылась краешком одеяла. Я отхлебнул коньяку, пахучая жидкость опалила рот, и я, припав к губам Ирины, понемногу, вместе с поцелуем стал вливать ей в рот коньяк.
-Очень пьяный был поцелуй, - сказала она, смеясь, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.
     В эту первую нашу с Ириной ночь было все – и поцелуи и упреки, затем страстные стоны и под конец ее легкий, журчащий смех.
-Какая же я была дура, - произнесла Ирина, обнимая меня и подбородком устраиваясь у меня на плече, - что не отдалась тебе еще в прошлом году. Тогда бы все у нас с тобой пошло по-другому.
     Я обнял ее и поцеловал в висок.
-А мне лично не о чем сожалеть, ведь сейчас мы вместе.
-Нет, я сожалею, потому что теперь я несвободна в своих поступках, я учусь в универе, а тогда, сразу после техникума, захомутала бы тебя и все время могла быть с тобой рядом.
-Это каким же образом? – спросил я, смеясь. – Ведь мы с тобой даже не переспали.
-Я тогда еще девушкой была, а ты меня только трахнуть хотел, других намерений в отношении меня у тебя не было, - слегка нахмурившись и надув губки, пожурила она меня.
-И трахнул бы, если бы мама с папой тогда к нам в комнату не ворвались, - напомнил я.
-Я из-за тебя тогда, - Ира легонько ударила меня по щеке, затем сразу же в это место поцеловала, - на обследование ходила.
-Какое такое обследование? – удивился я.
-На проверку девственности. Мама заставила. Помню, она сказала еще: «Отнеси эту справку своему жениху Савве, он тебя крепче любить будет».
-Так чего же ты, глупышка, ее не принесла, я такую еще никогда не видел.
-Потеряла.
-Справку?
-Нет. Девственность потеряла, дурачок. Злая на тебя была, вот и…
-Ах ты моя дурочка. – Я прижал девушку к себе. – А помнишь, в ресторане я из-за тебя чуть было не подрался. Музыкант-гитарист из Кишинёвского ансамбля «Контемпоранул» Андрюша С. тебя танцевать пригласил, а я приревновал и хотел ему по тыкве дать.
-Помню. А потом еще оказалось, что вы в этом…
- В Оргееве, - подсказал я.
– ...ага, в городе Оргееве вы с ним в одном классе учились. Да как-то все глупо с этой девственностью получилось, - обиженно, по-детски добавила она.
-Чего уж теперь сожалеть, забудь. Эта штучка одноразовая, хлоп и готово! Теперь в универе вокруг тебя сотни ребят симпатичных крутятся, многие неглупые, с перспективой, с приличными родителями, жильём и с уверенностью в завтрашнем дне, знай себе выбирай, да поменьше ошибайся.
-Они все какие-то… - прошептала Ирина. – Не такие, как ты.
-И слава богу, - вздохнув, сказал я. – Таких как я, поверь, летом надо на осине вешать, а оставшихся зимой в проруби топить, да-да, я себя немного знаю, поэтому и говорю так.
-Нет, неправда, мне с тобой хорошо. – Она затаенно улыбнулась.
-Чего же ты все время бегала от меня?
-Это игра такая – «догони меня» называется. Тебе не понять, ты же мужик. Может, у меня к тебе была такая странная любовь.
-Была? – шутливо отодвинул я ее от себя.
-И есть, - она вновь припала головой к моей груди и мы, поцеловавшись, вновь открыли друг другу свои объятия.
     Утром Ирина укатила в университет, а я, поспав еще пару часов, разбудил Кондрата, и мы поехали в ресторан.
-Ну что, Ирка – «Желтый цыпленок» - таки сцапала тебя вчера? – спросил он, когда мы садились в такси.
-А как ты?..
-Догадался? – усмехнувшись, спросил он. – Ты даже слова не сказал, свинюка, смылся втихаря, пришлось чуть ли не расследование проводить, чтобы узнать, куда ты делся. Хорошо, швейцар догадался сказать, куда ты делся.
-Упрек справедливый, принимается к сведению.
    В этот день я помогал своим коллегам укладываться – для нашего коллектива конкурс закончился.
    Половина наших работников тем же вечером заказным автобусом отправилась домой, другая половина, - из тех, что не очень торопились – на следующий день рейсовым.
   ***
    А через несколько дней на общем собрании, проведенном в ресторане, объявили результаты республиканского конкурса.
    Коллектив нашего ресторана занял второе место в республике из почти трех десятков претендентов. «Первое было определено заранее, так что я не в обиде», - с кривой ухмылочкой заметила на это Мамочка.   
      Славик, работавший официантом на банкете, завоевал первый приз в республике среди официантов по спецобслуживанию. Жора, наш бармен, оказался третьим среди барменов. «Ты гляди, брат, как интересно получается, - сказал я на это Кондрату, - если бы проводился городской конкурс, Жорка тоже бы выше третьего не поднялся – после тебя и меня». – «Или, вернее, после тебя и меня - согласился Кондрат». 
       «Второе место среди официантов республики в обычном разряде присвоено Савве А-ву», - услышали мы далее. Все присуствующие, в особенности официантки, стали удивленно на меня оглядываться, а я чуть не заржал. «Он, скажу я вам, очень старался, а также грамотно работал с книгой отзывов и предложений, - заметила Мамочка, оторвав глаза от листка, - так что, коллеги, возьмите себе этот факт на вооружение. Думать надо не только о левых заработках, но также и о престиже. В этом плане Савва - работник новой формации. У таких надо учиться».
    
     P.S. Кстати, сразу же по приезде в родной город, я обнаружил в своем почтовом ящике невзрачный квадратик тонкой серой бумаги – повестку в прокуратуру. Следующим же утром я отправился туда – благо это все равно было по пути на работу.   
     Наша районная прокуратура размещается в отдельно стоящем одноэтажном неприметном здании в самом конце улицы, сразу за которым начинался городской парк.    
      Заместитель прокурора Марченко, старый мой знакомый, чья фамилия значилась в повестке, принял меня необычайно любезно и ласково.
-Давай, Савва, заходи и присаживайся, вот тебе ручка, вот тебе листочки. Тут, понимаешь, какое  дело… Напиши-ка нам, как у тебя все эти годы складывались отношения с твоим директором общепита – Наиной Васильевной. Все подробно: как и на каких условиях она тебя на работу принимала, сколько, когда и где ты давал ей денег, сколько раз и с кем она выпивала за твой счет, в смысле не рассчитывалась – все это в свободной, повествовательной форме. Не помнишь дат, пиши примерно. Замечу тебе, что это все так, для проформы, ваши работники уже все основное написали, а ты нам нужен просто для количества, директор ваша хоть так, хоть этак в ближайшем будущем с работы слетит и отправится под суд. В общем, ты напиши все, что тебе подсказывает твоя гражданская совесть. – Он замолчал и тогда я поднял глаза и посмотрел на него в упор.
      Марченко отвел свой взгляд, а после паузы продолжил:
-Давай-давай, ничего и никого не бойся, она в любом случае начальником больше работать не будет. Потому что взяточница. Высказывайся честно и откровенно. Ты ведь ни в чем не виноват, тебя использовали, ты простой работник.
-Да, - кивнув, подтвердил я, - я простой труженик мензурки.
-Ну вот, видишь, как ты всё хорошо понимаешь, - сказал он, задумчиво пожевав губами. -  Ну, не буду тебе мешать, пойду, у меня есть и другие дела. Через полчаса вернусь, надеюсь, справишься.
      Когда Марченко вернулся, передо мной на столе по-прежнему лежал девственно чистый лист бумаги.
-Ну, что же ты, Савва? Гражданин ты, надо признать, несознательный. – Голос его из тихого стал громогласным. - Советую написать все, как было, не раздражай меня, мы тут в бирюльки не играем. Я даю тебе еще час, подойди к этому делу со всей серьезностью. Кстати, твое будущее тоже в какой-то мере зависит от того, что ты сейчас напишешь.
-В смысле? - откинулся я в кресле.
-В смысле, если ты не напишешь то, что я тебе сказал, я припомню тебе все: и драки в ресторане с твоим участием, и изнасилования… Да-да, изнасилования, может, ты хочешь мне сказать, что их не было? Имя Вячеслава Елдакова о чем-нибудь тебе говорит? То-то же. Мы тебя жалели, прикрывали, потому что прежний прокурор говорил нам, чтобы мы смотрели на ваше баловство сквозь пальцы. Видать, выпивал там, у вас, вот и говорил так. Мы и смотрели сквозь пальцы – но теперь, если ты надумал умничать, то уже очень скоро будешь смотреть на меня сквозь решетку, понял. Я – с этой стороны, где честные люди, а ты с той, где преступники. Потому что то, что вы делали и сейчас делаете, вовсе не баловство. У нас на районе теперь новый прокурор, поэтому не надейся на прежнее снисходительное отношение к себе, этот номер уже не пройдет.
-Все везде одно и то же, - пробормотал я еле слышно, так как от его слов неприятно стеснило грудь.
-Что ты говоришь? – не расслышал Марченко.
-Я должен еще подумать, - сказал я уже громче.
      Марченко поглядел на часы.
-Ну, еще час я тебе обещал. Хочешь, закрою тебя здесь, в кабинете, чтобы лучше думалось? Или, может, сразу в камеру, а?
Я изобразил на лице непонимание.
-Шучу-шучу.
-Я не убегу. А чего бежать, здесь у вас хорошо: прохладно, кресло мягкое, посторонние не крутятся, по пустякам не беспокоят; и вообще, наверное, обходят этот домик стороной. Часок, пожалуй, выдержу.
-Вот-вот, ты подумай, только хорошо подумай, а я пошел.
      Прошли еще около двух часов, я успел за это время перебрать у него на столе и в шкафчиках все бумаги, даже подергал ручку сейфа, но он был закрыт.
      В коридоре послышались шаги, вошел Марченко, следом за ним в кабинет шагнул еще один мужчина, мне незнакомый, тоже, судя по форме, работник прокуратуры. На столе передо мной лежал все тот же листок бумаги, только теперь на нем были написаны четыре строчки.
-Гражданин Марченко, раз вам другие все уже написали, - сказал я, поднимаясь со своего места и протягивая ему листок, - то мне в свое оправдание осталось написать лишь это.
      Марченко взял листок и прочел вслух:
Уважаемый товарищ Марченко,
довожу до вашего сведения,
что я никого не насиловал,
а лишь проводил половые исследования. 
     Лицо заместителя прокурора побагровело.
-А? Что? Так ты еще, мля, и поэт, оказывается?! Вон из моего кабинета! Мерзавец! И помни – теперь-то я уж до тебя обязательно доберусь.





                Новелла третья. 


Коктейль «Фиговый листок»

Светлый ром     40 мл
Вермут               20 мл
Сок лимона        20 мл
Смешать компоненты в шейкере, слегка взбить с кубиками льда и подать в бокале. Украсить «пьяной» вишенкой.


                Гамбит от брюнетки.
               
                Всего лишь есть семь нот у гаммы,
                зато звучат не одинаково;
                вот точно так у юной дамы
                есть много разного и всякого.
                Игорь Губерман.

     Вскоре после того, как я стал работать в баре кафе «Весна», мне посчастливилось познакомиться с совсем еще юной и хорошенькой внешне девушкой. Звали ее Ольга, ей не было еще и восемнадцати, и в текущем учебном году она перешла на последний курс нашего городского медицинского училища. Несмотря на свой несерьёзный возраст, внешне девушка была вполне зрелой и гармонично развитой – как физически, так и интеллектуально. При этом она была весьма привлекательна внешне и именно в моем вкусе - яркая брюнетка среднего роста с зовущим взглядом огромных карих глаз. У неё были чёткие черты лица и сложена девушка тоже вполне кайфово. Она первой выразила желание познакомиться, и я, конечно же, немедленно откликнулся на этот призыв. Ольга не постеснялась в первый же вечер зайти в подсобку, когда я после первых минут нашего знакомства полушутя-полувсерьез предложил ей помочь мне перемыть стаканы, да так и проработала целый вечер до конца смены на месте судомойки. После этого я решил проводить девушку домой, так как время было уже достаточно позднее.
      Дорогой Ольга рассказала, что живет в съемной комнате в одном из частных домов вместе с подругой. Не знаю, было ли это случайностью, но когда мы пришли на место, Ольгиной соседки по комнате в тот вечер дома не оказалось – девушка, по ее словам, уехала в село к родителям, и мы, естественно, провели эту ночь вдвоем.
     Тайком, не включая света, мы пробрались в комнату, чтобы не беспокоить хозяйку дома, жившую через стенку. Пока Ольга, стесняясь, полоскалась, прикрывшись от меня дверцей шкафа, используя для этой цели кувшин и тазик, я возлежал в постели поверх одеяла уже обнаженный, и вожделение, подогреваемое фантазиями, волнами накатывало на меня, горяча тело. Несмотря на то, что практически каждый бармен, благодаря своей профессии, всегда на виду и нередко востребован у женщин, вышло так, что последние пару недель сексуальных отношений у меня ни с кем не было. А тут такая замечательная партнерша - юная и привлекательная внешне, предстоящей секс с которой обещал массу наслаждений.      
     Ольга подошла к дивану в халатике, внимательно, будто оценивая, оглядела меня, затем, выскользнув из него, осторожно прилегла рядом, и я стал при тусклом свете слабенького ночника изучать, лаская, ее прелестное юное тело, нежно тискать, целовать и покусывать плечи, шею и грудь. Она уже дрожала от возбуждения, прерывисто шепча какие-то слова, пока я целовал медовые соски ее упругой груди в форме крупных наливных яблочек, а если уж быть точным, то небольших дынек, и довел ее этим до такого состояния, что она порывистым движением опрокинула меня навзничь и полезла сверху, насаживаясь на моего Удальца своей уже разгоряченной сладостно-упругой Дундочкой.
     Она охнула, когда мой Удалец вошел в нее до конца, лицо ее с пухленькими девичьими щечками порозовело от испарины, в ее глазах на мгновенье мелькнул ужас, наверное, от боязни, что он целиком в ней не поместится, но все закончилось благополучно, ее Дундочка и мой Удалец поладили между собой, а затем с упоением слились в жаркой любовной схватке. Я был приятно удивлен прекрасным природным темпераментом моей партнерши, передавшемся ей, как она мне поведала во время одной из последующих встреч, вместе с болгарской кровью по материнской линии. Девушка оказалась необыкновенно сладостной и нежно-отзывчивой на ласку, она как кошечка искала ее, тянулась, выгибаясь навстречу моим рукам, и получала ее в полной мере.
     Итак, с самой первой нашей ночи я понял, что она - моя женщина, что мы с ней идеально подходим друг другу. Дальнейшие наши встречи, последовавшие за первой, только подтвердили мое предположение. Так завязался наш  роман.
     Надо сказать, что Ольга, на удивление чувственная для ее возраста партнерша, очень трепетно относилась к нашим интимным отношениям, была внимательна и заботливо-предупредительна в постели, и с трогательной нежностью заботилась обо мне, что, насколько мне известно, вообще было редкостью в отношениях между мужчиной и женщиной в наше время.  Всё это льстило моему самолюбию и дало дополнительный толчок к развитию наших отношений. Вскоре я с немалым удивлением обнаружил, что 17-летняя девчонка в интимном плане дает мне больше, чем супруга моя Марта, с которой я прожил семь лет, и с которой у нас, как мне до сих пор казалось, были вполне гармоничные отношения; кстати, некоторое время назад мы с ней из-за её измены расстались.
    В одну из ночей, когда мы лежали расслабленные, отдыхая после интима, Ольга зачем-то решила рассказать мне о мужчинах, которые были у нее до меня. Я отнекивался, отказываясь ее слушать, но она настояла, чтобы я выслушал ее, сказала, что так ей, мол, будет легче. Глупенькая наивная дурочка.
     И я услышал ее рассказ.
     Около трех лет тому назад, когда ей едва исполнилось 15, ее обманами и уговорами соблазнил... бармен. Грузин. По имени Сулико. Да, тот самый... присной памяти, мать его!.. Мой напарничек, с которым я работал какое-то время в баре ресторана «Прут», грузинский джигит. Надо же, кобель драный, и тут он поспел... После него у Ольги был очень короткий роман с Юрой Гагра; они встречались не более недели. Юра был весьма известной в нашем городе, – и за его пределами, - личностью, спортсменом, боксером, чемпионом республики, мастером спорта СССР, который, кстати сказать, вскоре стал рэкетиром экстра-класса, сумев поставить себя достаточно высоко в бандитской среде Молдавии и, между прочим, к настоящему времени контролировавшему пол-Кишинева. Затем у Ольги в любовниках побывал какой-то врач, у которого она проходила в поликлинике то ли стажировку, то ли практику – с ним у нее были более ли менее стабильные и продолжительные отношения, ну а теперь в ее жизни появился я…               
     Этот ее рассказ-исповедь был трогательно откровенным, ведь зачастую девушки и женщины – наши партнерши, - нередко имевшие до встречи с нами весьма бурную интимную жизнь, «признаются» нам лишь в том, что мы в ее жизни «номер два».               
      Выслушав Ольгину историю, я обнял ее, нежно поцеловал, успокоил, приласкал и сказал, что она для меня чиста и прекрасна, и что я больше не хочу слышать о ком-либо из ее прежних партнеров, и уж, тем более о том, что она винит себя за несколько сумбурное прошлое.
     Итак, после первой нашей встречи Ольга стала приходить в бар почти каждый вечер – чтобы помогать мне в работе. Не переставая улыбаться, она перемещалась внутри стойки, собирая стаканы и тарелки, и взгляды всех без исключения мужчин, находившихся в баре, были устремлены на нее; при этом, как мне казалось, со дня ее появления здесь поток посетителей в баре возрос еще на 10-15%. Вместе мы работали слаженно и весело, сталкиваясь порой случайно - или же специально - в подсобке, и тогда застывали на секунду, глядя друг на друга, затем целовались и тут же разбегались в разные стороны, отправляясь каждый по своим делам. Нередко, задерживая на девушке свой взгляд, я мысленно ласкал каждый изгиб ее тела, и представлял себе, чем мы с ней будем заниматься сегодня ночью, когда закончим работу и останемся, наконец, вдвоем. Ловя эти мои взгляды, Ольга бросала в ответ из-под густых ресниц задорный взгляд своих бездонных маслянисто-черных глаз, затем застенчиво опускала их, однако я был убежден, что думала она о том же, что и я.               
     Подруга-соседка, жившая с ней в одной комнате, вернулась из села спустя несколько дней, поэтому нам необходимо было найти для встреч другое место, новое любовное гнездышко. Оно и обнаружилось вскоре, причем в непосредственной близости от места моей работы: сосед, проживавший в доме, расположенном прямо напротив нашего кафе, Генка Стрелец – прожженный урка с шестью ходками на зону, имел там небольшую 2-х комнатную квартирку, в которой одна из комнат, изолированная спальня, пустовала. Быстро сговорившись с Генкой об аренде этой свободной комнаты, я задумался о форме оплаты, так как Генка любезно предоставил мне самому решать этот вопрос.  Заодно нужно было подумать о том, как распорядиться ключом от квартиры, так как этот самый ключ был единственным. Впрочем, ответ на оба этих вопроса нашелся сам, причем в первый же вечер: Генка «приспособился» заносить ключ самолично - он приходил в бар к закрытию, выпивал пару стаканов портвейна, после чего мы покидали бар вместе: я с Ольгой направлялся в «нашу» комнату, Генка же шел в другую, где его дожидалась сожительница Татьяна.               
     Придя на место и, не обращая внимания на голоса постоянно переругивающихся за стенкой Генку с Татьяной, мы с Ольгой запирали дверь нашей комнаты изнутри на задвижку, затем включали ночной светильник - небольшой, дающий совсем немного света, но вместе с тем создающий некоторый уют. Свет нам был просто необходим для того, чтобы видеть во время любви тела друг друга, что вскоре стало для нас насущной потребностью.               
      Ольга неподдельно радовалась каждой минуте нашей близости, глаза ее излучали счастье и восторг, и вскоре я решил, что она мне дана богом как компенсация за мою несчастную любовь в браке и не сложившуюся семейную жизнь. С другой стороны, уже в скором времени я стал немного побаиваться наших с Ольгой отношений, оттого, что она, как мне казалось, влюбилась в меня без оглядки, – ведь мы, мужчины, в большинстве своем трусы и нас пугает безграничная и всепоглощающая любовь к нам женщины; еще одним настораживающим фактором для меня было то, что увлекаясь любовными играми, Ольга не ведала границ, считая, что в любви все дозволено, - а это меня, в сущности, провинциального парня, слегка напрягало. Между тем, признаюсь, я и сам увлекся этой девушкой не на шутку, мне, повторюсь, было с ней попросту хорошо. Я как угодно вертел в постели ее юное гибкое тело, изобретая все новые позы, какие мне только подсказывали опыт, фантазия и мой метрового размера плакат Камасутры, висевший, правда, у меня дома над кроватью, но выученный мною наизусть. В минуты близости нежная упругая кожа моей партнерши  буквально вибрировала в моих пальцах, она безумно возбуждала меня, а как-то раз мы и вовсе сошли с ума: занимались любовью с полуночи до четырех утра практически без перерыва. Мой Удалец к утру почти совсем онемел, потерял чувствительность, а упругие мышцы ее Дундочки, казалось, без устали были готовы принимать и ласково обжимать его в своих объятиях, выделяя при этом смазку в виде увлажняющей любовной влаги.               
      В тот раз мы уснули лишь под утро; счастливые и до конца опустошенные, мы забылись, не разжимая объятий, на несколько коротких часов, затем сквозь сон я почувствовал, что Ольга меня целует, но у меня не было сил даже открыть глаза, не то чтобы ответить ей. Целый день после этой ночи (Ольга убежала в свое училище на занятия) я чувствовал стеснение в груди, покалывание в области сердца, и понял, что слегка переборщил с сексом. Что интересно, именно после этой ночи Ольга стала поговаривать о замужестве, уверенно заявляя, что готова стать мне идеальной супругой. Милая девочка, я был старше ее на добрых десять лет, к тому же предыдущий мой семилетний семейный опыт, признаться, не принеся ожидаемого счастья, меня лишь напугал. Я честно рассказал обо всем этом Ольге, и, надо заметить, она спокойно и с пониманием отнеслась к моему признанию; не слишком жалея себя, я рассказал также о своих ощущениях после последней нашей бурной ночи, и тогда она рассмеялась, сказав, что ей со мной всегда хорошо, а то, что мы вытворяли той ночью, было похоже на сумасшествие, которое совсем не обязательно повторять.
     «Теперь, милая, если ты не против, мы иногда будем позволять себе выходные», - сказал я Ольге. «Непременно, - ответила она. – Мне тоже в ту ночь казалось, что я вот-вот с ума сойду, до того мне было сладостно». В часы отдыха, анализируя наши с Ольгой отношения, я пришел к выводу, что с моей стороны они базируются почти исключительно на сексе. Даже спустя два месяца после начала наших встреч, ставших теперь ежедневными, я все еще желал ее так же страстно, как в первую ночь, а возможно, и более того. Каждый вечер, во время совместной работы, я вожделенно поглядывал на Ольгу, совершенно забывая о том, что сам же на этот день назначил нам обоим выходной, и тогда мы уходили на квартиру, и неистовая сила наслаждения вновь бросала нас в объятия друг друга.
     Как-то раз, мы, как обычно, закончив работу около полуночи и закрыв бар, пришли на квартиру. Там, в большой комнате, именуемой залом, мы обнаружили ее хозяина Генку: он, сидя за столом, чистил картошку и одновременно курил какой-то сморщенный, темного цвета, явно самодельный «бычок».               
        -Что, страдалец, – спросил я его, - Танька отказывается тебя кормить?
        -Да вот выпил у вас в баре два стакана портвейна, - пожаловался Генка, доставая из сетки лежащей на полу новую картофелину и внимательно изучая ее, решая, видимо, с какой стороны к ней лучше подступиться. – А когда вернулся, ее, сучки, в доме уже не было. Ушла, свои вещи и наши общие деньги забрала, а есть-пить мне не оставила, даже заныканную мною на черный день бутылку спирта с собой унесла. – Генка ловко и быстро очистил картофелину, его мускулистые руки, как, впрочем, и другие части тела, не скрытые тельняшкой, были сплошь в синих татуировках. Тут же, почти без паузы он спросил:               
         -У тебя есть что-нибудь выпить?               
         -Есть вот, шампанское, - с готовностью ответил я, встряхивая сумку.
         -Н-е-ет, - разочарованно протянул он и покачал головой. – Это кислое вино с пузырьками не для моего желудка. Мне бы чего покрепче и лучше сладкого, у меня же, ты знаешь, язва, и половины кишок нет, вырезаны.               
     Ольга, пока Генка все это рассказывал, собрала в миску очищенный уже картофель, вымыла его под краном, затем стала у газовой плиты, установила сковороду на огонь, мелко порезала в нее кусочки сала, брызнула туда же немного подсолнечного масла и, нарезав картофель дольками, принялась его жарить. Тогда Генка, очень довольный нашим вниманием к своей персоне, решил повеселить нас очередным рассказом из своей весьма богатой на тюремные приключения жизни.               
     - Это случилось два года тому назад. Кинули меня, значит, в Одесскую пересыльную тюрьму, - начал рассказывать он, ловко сворачивая пальцами новую «козью ножку». - За нарушение надзора получил я тогда срок - один год. Был август месяц. В камере, рассчитанной на тридцать человек, томятся восемьдесят – вонь, духота, дышать нечем, народ спит в три смены, а внутри сборняк несусветный: урки, хулиганы-рецидивисты сидят вместе с новичками, с теми, которым еще только первый срок «мотать» предстоит, молодежь и старики вперемежку, - карантин, одним словом. Впихнули меня в камеру, я как вошел, сразу поздоровался, затем нашел кусочек свободного места у голой стены, присел на корточки – усталый был. Через пару минут подваливают ко мне на полусогнутых два фраерка, оба - бычки накаченные, ну эти, которые из новеньких: что морды, что кулаки – огромные, как футбольные мячи, а в глазах ни проблеска ума, ни капли фантазии.               
     Тут один из них и говорит мне: «Клифт снимай, ты, бык колхозный, он тебе уже ни к чему. И в сумке покажи, что имеешь». Отвечаю я им устало: «Ребята, отвалите на хер, идите погуляйте». Куда мне, в самом деле, с ними тягаться, они же не сидели, как я, на баланде тюремной последние 20 лет. «Ты че, черт? – говорит один, - подымайся, а то мы тебя сейчас живо из штанов вытряхнем». - «Счас кончать тебя будем» - гундосит другой, устрашающе округляя глаза, и машут оба кулачищами, что твой вентилятор воздух нагоняют. «Стар я, чтобы с вами, быками, бодаться, - говорю я им, - так что идите, ребятки, на х...». И действительно, мне уже 42, хотя внешне выгляжу пацаном – худой, волосы черные, без седины, морщин нет – тюремная диета, одним словом.         
     А эти двое на мои слова как взовьются, уже чуть не из кожи лезут, скачут рядом, пыль поднимают; а хата молчит. Тут открывается дверь, мусор, прапорщик с бумажкой в руке входит, и фамилию мою объявляет. Я встаю, данные свои, статью и срок, как положено, называю.
        -Через 40 минут быть готовым с вещами на выход, - говорит он. Дверь закрылась, и тут со своего места поднимается, подходит ко мне один худощавый бродяга, отодвигает брезгливо этих двух духаристых, и спрашивает:               
      -Какая ходка, браток?               
      -Шестая, - отвечаю ему неохотно. Стыдно мне было признаться, что за нарушение надзора год получил, на Украине эта статья вообще не очень уважаемая. И вдруг эти два бугая, услышав наш разговор, как подрубленные падают на колени и подползают к моим ногам.               
       -Дядя, извини, прости, по глупости, по недоразумению вышло...
       -Ребята, - говорю я им, - я же сказал уже, подите на х..., глаза бы мои вас больше не видели.               
    Закончился рассказ, иа тут как раз подоспела картошка, разнесся по кухне вкуснейший запах. Ольга, найдя чеснок, мелко искрошила пару зубков и кинула в сковороду, после чего, накрыв крышкой, сняла ее с огня. Генка, обождав немного, потянулся к вилке, она, немытая, со следами-крошками на ней предыдущих трапез, валялась на столе, присыпанная картофельными очистками.
      -Ну, присоединяйтесь, - пригласил он, поддев вилкой исходящую душистым паром картофельную дольку и отправляя ее в рот.               
      -Спасибо, - вежливо откликнулся я, - мы поужинали в кафе, а сейчас пойдем, пожалуй, десерт есть.               
      -С вами все ясно, - понимающе улыбнулся Генка, прожевывая кусок, - идите, дело молодое, сам, помню, такой же был, как видел бабу, даже есть не хотелось, сразу в постель ее тянул.
     Мы отправились в спальню и, прикрыв за собой дверь, стали раздеваться. И где только Генка видел этих самых баб, запоздало подумал я, укладываясь в постель. Ведь он пил да воровал с 14 лет, тогда же и уселся впервые, а затем между отсидками проводил дома не более нескольких месяцев, ну а в зоне уж какие девки – одни обиженные в «петушатнике», хоть и с женскими именами, зато иметь их можно только сзади; тьфу-тьфу, сбереги меня, судьба, от подобной напасти.               
    Так прошел наш с Ольгой «медовый» месяц, затем другой, за ними потянулся третий, и тогда возникла еще одна напасть - Кондрат, мой товарищ, мой «боевой» партнер, этим моим увлечением Ольгой не на шутку взволновался и обеспокоился.    
     Еще бы, его можно было понять. Его лучший друг, партнер по всем делам, включая любовные, то есть я, втюрился в девчонку словно пацан, ну не смешно ли? Еще недавно мы чуть ли не каждый день ходили к девушкам, все время вместе, вдвоем, а теперь…               
    Нет, если уж говорить начистоту, то пару раз, когда Ольга отсутствовала в городе - ездила к родителям в свой родной город Измаил, - я кооперировался с Кондратом, и мы с ним отправлялись, как и прежде, к девчонкам облегчённого поведения. Подруги, с которыми мне приходилось кувыркаться в постели, по сравнению с Ольгой оказывались просто никакими, а может, это я настолько к ней привык, не знаю, зато, как только она возвращалась, я, радуясь ей, вздыхал с облегчением, тут же забывая всех остальных.               
    Как-то раз она вернулась в наш город после двухнедельных каникул, которые она провела в родительском доме, и «доброжелатели» все-все про нас с Кондратом Ольге рассказали: где, кто, что, с кем и когда, и так далее. И в тот самый злополучный день она пропала, даже выяснять отношения ко мне не пришла - просто исчезла и больше недели не появлялась. Однако, как очень скоро выяснилось, моя Ольга никуда не пропала, а, как говорится, пошла по рукам, – переспала, чертова девка, за этот короткий промежуток времени почти со всеми моими друзьями-приятелями. Как я понимаю, сделала она это в отместку за мои похождения. Так случилось, что обо всех ее «художествах» я узнал разом, в один день. Чему поначалу весьма огорчился, а затем задумался: может это и к лучшему, может, пришло время расставаться, всё равно ведь нам быть вместе по жизни не суждено. При всём при этом я по ней продолжал тосковать не на шутку. На следующий день после этого она пришла ко мне в бар, уселась в дальнем конце стойки и долго смотрела на меня своими огромными, и черными, как маслины, глазами.
     Смотрела она на меня с упреком, и в то же время с каким-то вызовом, а я, признаться, и без того чувствовал, что сам в большей степени повинен во всем том, что она вытворила за последнее время. Едва найдя в себе для этого силы, я подошел к ней и сказал:               
        -Оля, ты всё это время была мне очень дорога и, по большому счёту мне не в чем тебя упрекнуть. Но теперь, после всего произошедшего, прости, видеть тебя я больше не в силах. Пожалуйста, уходи, у нас нет будущего, так что забудем друг о друге, так будет лучше для нас обоих!               
     Что и говорить – оба мы были хороши. Пара гнедых! И она, не сказав ни единого слова, ушла.
     Несколько последующих за этим дней я ходил сам не свой, а в понедельник, в свой выходной день, забрел к Кондрату в бар. Время было еще раннее, начало седьмого вечера, и бар был еще закрыт для клиентов. Зашел, поздоровался со своим товарищем, чем-то занятым за стойкой, затем, заслышав знакомые голоса, проследовал к угловому столику, где обнаружил почти всех членов нашей компании: Жердя, Стаука, а также ментов - Банана и Яника. Все они были слегка навеселе, на столе стояла опустошенная бутылка коньяка, что, в общем, было явлением необычным, - никогда в нашей компании в такое раннее время не выпивали, а зачастую, кстати сказать, не выпивали вовсе.   
    Пожимая протянутые руки, я заметил, что мои друзья-товарищи поглядывают на меня как-то странно, при разговоре глаза в сторону отводят, но о причинах этого не догадывался. Поэтому, вернувшись к стойке, я спросил Кондрата, в чем дело, по какому поводу пьянка, на что тот лишь плечами пожал, хоть я и чувствовал, что он-то уж наверняка знает, в чем суть дела. Спустя четверть часа, когда все наши друзья-товарищи, по-прежнему стараясь не встречаться со мной взглядами, каждый ссылаясь на разные, мало что объясняющие причины, покинули бар, я решительно подошел к Кондрату и потребовал рассказать мне, в чем все-таки дело. И тогда он поведал мне о том, что произошло в баре еще до моего прихода, часом или двумя ранее.               
      - Ольга пришла сюда в самом начале перерыва и сидела одна, вот тут, напротив, и слезно уговаривала меня, чтобы я сделал все возможное, чтобы тебя с ней помирить, - стал рассказывать Кондрат. – Твоя подружка была в отчаянии, видно было, что она тебя, дурака, любит и оттого страдает ужасно. Но я, как ты знаешь, первый среди тех, кто был против ваших постоянных отношений; и тем более, зная специфику наших взаимоотношений с дамами, уж не знаю, на что она надеялась и рассчитывала. Лишь на то, наверное, что я имею на тебя большее влияние, чем другие и каким-либо образом уговорю тебя их продолжить. Но я-то понимал, что это нонсенс. И все же понять ее точку зрения по этому вопросу мне было любопытно, я надеялся вникнуть в ситуацию, однако поговорить по душам нам с ней не дали. Вначале заявился Банан и, едва завидев Ольгу, расплылся в улыбке и сходу направился к ней. «О, какие люди у нас сегодня в баре, - заявил он, - ты пришла сегодня Кондрата снять, или, может, хочешь еще разок ко мне на опорный пункт заглянуть, на кожаном диванчике расслабиться?» 
        Ольга от этих слов растерялась и ничего ему не ответила, лишь попросила для себя фужер шампанского. Ну, а вскоре, когда подошли все остальные, кого ты здесь застал, Банан вновь подступил к Ольге: «Ну, не стесняйся, все твои любовники, кроме Саввы, уже собрались, выбирай на вечер любого». И добавил, дурачась: «Все здесь знают, что ты женщина знойная и любвеобильная. Ну, хотя бы расскажи нам, кто из нас тебе больше нравится, кто тебя лучше удовлетворяет. В постели, как мужчина. Давай, не стесняйся». – «Ты действительно этого хочешь?» – тихо спросила его Ольга. «Ну конечно. Выкладывай». – Банан, посмеиваясь, оглянулся на нас. «И все остальные этого хотят?» - вновь спросила она. Ответом ей было молчание. «Хорошо, - сказала она, выпрямившись и вперив на нас дерзкий взгляд. – Я скажу. Только, пожалуйста, без обид. Ты, Банан, конечно, шустрый мужик, но в постели ты… кролик, – наскочил, подрыгался немного, при этом только и думаешь о том, чтобы поскорее кончить, а состояние женщины тебя не заботит. Такой же и Жердь. Вам обоим оценка – троечка. С минусом. Яник – этот немного другой, он думает о своей партнерше, умеет увлечь, завлечь, но ему не хватает огня – того и гляди уснет посреди процесса. И любовник он неплохой, но это и все, четверочка с минусом. Стаук – ничего особенного не могу сказать, мне такие парни вообще не нравятся. Вот Кондрат, если захочет, может женщине много дать, но все равно он эгоист, больше думает о себе». – «Ну, а твой Савва, что ты скажешь о нем?» – не вытерпел темпераментный Банан, заметно было, что он впервые в жизни присутствовал при столь откровенном разговоре. – «Савву не трогай, - одернула его Ольга. – Он – мой мужчина. И вы все вместе его одного не стоите. – Тут все присутствующие удивленно и растерянно переглянулись между собой. - Он единственный, кто умеет женщину поднять до вершин блаженства, при этом опуская на дно порока», – закончила она. «Ну, ты, дура, звезди-звезди, да не забывайся, - решил внести справедливость Жердь, - заканчивай тут глупости расписывать». – «А ты мне рот не затыкай, - огрызнулась Ольга. – Сами ведь хотели – честно. Вот и получите правду о себе». – И девушка, резко отодвинув от себя фужер с так и невыпитым шампанским, встала из-за столика и вышла из бара. Все мы, надо признать, после столь откровенного выступления были в большой растерянности.               
     «Кондрат, налей мне сто грамм коньяка, - сказал после ее ухода Жердь, тяжело опускаясь на пуфик. – Ну и стерва эта ваша Ольга». «Мне тоже налей, - подсел рядом с ним Банан. – Нехорошо пить в одиночку». «Чем же это он так хорош, наш Савва?» – задумчиво, ни к кому не обращаясь, спросил Яник, присоединяясь к ним.
     Короче, все они после Олькиного ухода выпили, затем Жердь взял целую бутылку, и они повторили, ну а потом ты пришел, - закончил свой рассказ Кондрат.               
    Ну что ж, теперь мне стали понятны и косые взгляды моих друзей и их столь ранний уход. И я почувствовал себя очень неловко, словно был перед ними в чем-то виноват.               
       -Скажи, Кондрат, ну и на хрена мне такая реклама? – спросил я. - Теперь ребята будут обижаться, почем зря.               
       -Плюнь ты на все это, - верно оценил мое состояние Кондрат. – Подумаешь, Олька всего-навсего правду сказала, она ведь любит тебя.
      -Ага, хороша любовь, - пробубнил я, - со всеми моими друзьями переспала. И ты, конечно, был первым среди них?
      -Конечно, кто же тебя, дурака, от любви отваживать будет, - строго оборвал меня Кондрат. – Жениться на ней ты ведь не собирался?
     -Ну, конечно не собирался, - подтвердил я.               
     -Вот и все, - подвел он итог. – Ведь мы с тобой о чем договаривались еще в самом начале наших отношений? Оберегать друг друга от ошибок и не давать товарищу утонуть в омуте любви.               
     Я, не найдя, чем ответить на эти слова, сник.
      -Ладно, налей уж тогда и мне сотку коньяку, - попросил я жалобно.
   Кондрат наполнил два бокала коньяком почти до краёв.
  -Давай, - прикоснулся он к моему бокалу своим, - выпьем… Уж не знаю за что. – Он помолчал несколько секунд, затем улыбнулся: - За любовь, наверное.




               
                Новелла четвертая.


Коктейль «Восторг»

Темный ром             20 мл
Ананасовый сок      20 мл
Апельсиновый сок  10 мл
Лимонный сок         10 мл
Все компоненты смешать в шейкере, слегка взбить со льдом, подать в бокале.


                Гамбит от блондинки.
               
                Не раз и я, в объятьях дев
                легко входя во вдохновенье,
                от наслажденья обалдев,
                остановить хотел мгновенье.
                Игорь Губерман   
               
      Прошло около двух недель со дня нашей последней встречи с Ольгой, а я все не находил себе места, злился на нее, на себя, на весь белый свет и… скучал и тосковал по ней. Женщин и девушек вокруг было множество, некоторых стоило только пальчиком поманить и они мигом прибежали бы, но… я все не мог забыть Ольгу.
     В один из вечеров я, решив сбросить моральное, а заодно и сексуальное напряжение, привел к себе в квартиру новенькую нашу официантку с весьма прозаическим именем Фрося, а она выкинула неожиданный фортель, отказала мне в близости, и тем самым вогнала меня в комплекс неполноценности.
     Нет, между нами все так хорошо начиналось - улыбочки, разговорчики, намеки, обещания, вот я и подумал: все, куда ей теперь деваться, она обязательно будет моей. При этом мне не хотелось торопить события, ведь мы с ней в одном кафе работаем, и она была, можно сказать, всегда под рукой, а после рабочего дня мы вместе по одной дороге домой ходим, и я, таким образом, дал ей «созреть».    
     Фроська, - девица сельская, – десятый ребенок в семье (что по нынешним временам является просто героическим поступком ее родителей), была высокой, ядреной, фигуристой и симпатичной. Волосы, растущие шапкой, были густющие, темно-каштановые, прибавьте еще огромные, карие глаза. Ей было 19 лет, а дома в селе у нее уже была лялька – двухлетняя дочь, явившаяся результатом раннего замужества, а может, и вообще без него обошлось, я знал лишь, что девочка существует. И еще знал, что пока Фрося работает, ее дочь воспитывает мама, то есть бабушка девочки. Вот и пригласил я Фросю к себе домой, подумал, повеселюсь с ней без проблем, - она и пошла. На улице было морозно - 18 градусов, от которого все вокруг – деревья, покрытые снежком, и даже воздух казались замершими от холода, и я уже млел в предчувствии того, как мы с Фроськой завалимся в теплую постельку и разгоним по телесам изрядно подстывшую за день кровь.
     Итак, половина первого ночи, мы с Фроськой приближаемся к магазину «Юбилейный», что расположен рядом с моим домом, и вдруг я замечаю, что на остановке, что через дорогу напротив, кто-то сидит.
-Видала, люди вон в этот поздний час автобуса дожидаются, - пошутил я, - только они в это время у нас уже не ходят.
     Подошли ближе, смотрим, мужик сидит внутри остановки на скамеечке. Он одет в овчинный тулуп и заячью шапку и спит, склонившись над завернутым в одеяло ребеночком, которому, судя по размерам пакета, явно всего нескольких месяцев, а может и недель от роду.
-Пьяный, сволочь, - сказал я, снимая руку мужика в рукавице с одеяльца, на что тот даже не прореагировал. Взяв в руки ребенка, я передал его Фроське и сказал:
-Проверь живой ли, дышит. – А сам по морде мужика охаживаю, по морде пощечинами, чтобы разбудить. Он что-то бухтит сквозь сон, но не просыпается.
     А тут – какая удача! - по дороге сверху, со стороны Спирина, где у нас располагается медицинский городок, едет «скорая помощь». Я выхожу на середину шоссе, - знаю, что в противном случае водитель не остановится, мимо проедет, - и начинаю энергично махать руками.
        Машина, взвизгнув тормозами, прокатилась несколько метров юзом и остановилась рядом со мной.
-Ты че, пьяный, что ли, в бога мать?! – открыв дверь, закричал на меня водитель.
-Выручайте, братцы, - шагнув к машине, заговорил я, попутно замечая, что внутри, кроме него и фельдшера, больше никого нет. – Заберите отсюда одного пьяного урода с ребенком в «скорую», скажите врачам, что они тут мерзли на улице, пусть ребенка проверят, обогреют, а этого куда  угодно, хоть в вытрезвитель можете сдать.
-Да ты, да я... - стал петушиться водитель, - я вам тут не такси.
-Вы ведь медработник, - обратился я к пожилому фельдшеру, - и понимаете, в чем дело. – Затем, уже водителю, который все бубнил что-то и никак не успокаивался: - Ну-ка глохни, баклан, еще слово скажешь, из кабины выкину, сам отвезу, а ты пешком пойдешь. 
     Фельдшер что-то сказал водителю, тот, продолжая бурчать, но уже гораздо тише, вполголоса, помог ему погрузить в машину ребенка вместе с незадачливым папашей, который до сих пор так и не пришел в себя, в машину, после чего они уехали.
     А потом мы с Фроськой пришли ко мне домой. Я думал, она, видя, как просто жизнь человеческая может закончиться, с лёгкостью мне отдастся, а она, представьте, полночи мучила меня, то есть, к себе не подпускала. Все что угодно – обнимайчики, поцелуйчики, словно я школьник какой, а секса – ни-ни. Плюнул – мысленно, конечно, – отвернулся к стене и уснул.

                *             *              *

     Вечером следующего дня я находился у Кондрата в баре, когда он, стоя у наружной двери, позвал:
-Иди, Савва, здесь тебя на улице Оля дожидается, и с ней еще какая-то подруга.
     Я вскочил с места и бросился, было, к выходу, затем большим усилием воли заставил себя медленно и степенно выйти наружу. На улице стояла Ольга, она, как всегда улыбалась; за спиной у нее маячила еще одна девушка, под кокетливо повязанным платочком я разглядел миловидное личико.
-Моя соученица Ленца, - беря меня за руку и одновременно увлекая в сторону, прошептала Ольга, кивнув в сторону своей спутницы. – Она просится в вашу компанию. – Сказав это, Ольга вопросительно поглядела на меня, и я понял, что она хочет таким вот способом, приведя с собой привлекательную подругу, вернуть себе утраченные позиции.
-Несколько месяцев тому назад она попала в лапы к одному типу, кажется, его кличка Буга, - продолжила тем временем свой рассказ Ольга, - ты ведь знаешь, что происходит с девочками, которые к нему попадают?
      Я кивнул, знаю мол. С некоторых пор, уже на протяжении, наверное, последних двух лет, очень многим молоденьким девушкам в нашем городе приходится столкнуться с тем, что десятки парней со спортивными навыками – бывшие, да и действующие спортсмены - буквально рыщут по городу и отлавливают их во всех общественных местах - на дискотеках, около молодежных кафе, у кинотеатра, а то и просто на улице, возле общежитий, или же рядом с учебными заведениями, где те учились, затем силой усаживают их в машины, после чего отвозят в лес, к озеру, а зимой на какую-нибудь квартиру, и там насилуют. Чаще всего насилие это бывает групповым, скидка делалась лишь девственницам, да и то не всегда.   
     Я этому явлению дал свое личное определение: «Сексуальный террор». Самая известная группа насильников, которую вполне можно было назвать бандой, подчинялась Буге, совсем еще молодому парню 18 или 19 лет.   
      Наглость этих парней не имела границ, по-видимому, они очень серьезно увлеклись этим «видом спорта», при этом послаблений или скидок не делалось никому: в лапы насильников порой попадались дочери известных в городе чиновников и руководителей, и с ними происходило то же, что и с остальными.
     Насильники, в тех случаях, когда кто-либо из их жертв пытался обратиться в милицию или прокуратуру, немедленно предлагали им отступного - деньги: пять тысяч, десять и более рублей, на сколько сторгуются, и тогда зачастую пострадавшая сторона, в которую кроме девушки входили ее родители, чтобы их история не получили огласки, соглашалась. При заключении сделки, во время так называемого «торга», эти ребята очень ловко и скрытно пользовались портативными японскими диктофонами (которыми, каюсь, я их и снабдил, даже не предполагая для какой цели они им), ведя записи всех разговоров. Поэтому, впоследствии, когда пострадавшая сторона не получив, естественно, ни гроша, все же обращалась в органы правосудия, дела об изнасилованиях если и открывались, то вскоре за недостаточностью улик закрывались, причем пострадавшая сторона нередко обвинялась в вымогательстве, ведь к услугам насильников имелись компрометирующие тех записи. В результате всего этого возникала безнаказанность, которая, естественно, порождала следующую волну насилия.    
      Ленца, подруга Ольги (которая называла ее именно так, на молдавский манер), точно так же, как и многие другие девушки, в один далеко не прекрасный для себя день оказалась в лапах этих парней, которые ее отвезли в лес. Она сопротивлялась, как могла, защищая свою невинность, за что ее «облагодетельствовал» лично главарь насильников по кличке Буга; о том, чтобы отпустить девушку, не трогать её, не могло быть и речи.   
     Ленца, судя по всему, бандиту понравилась, так как он ее оставил при себе, сделав своей постоянной подругой, но уже очень скоро, узнав, что она забеременела, без сожаления избавился от нее.
    Выслушивая всю эту историю от Ольги, выпалившей ее скороговоркой, я одновременно с интересом разглядывал Ленцу. Она была хорошо сложена, по-девичьи стройна, при этом она, может, в чем-то и уступала более яркой внешне Ольге, но милые и нежные черты ее лица, обрамленного волнистыми светло-русыми волосами ниже плеч, признаюсь, сразу расположили меня к девушке.
-Давай подсунем ее твоему товарищу Кондрату, - продолжала нашептывать мне на ухо Ольга. – Только предупреди его, что она немножко беременная, месяца два с половиной, не больше.
-Хорошо, - сказал я, - я с ним поговорю, а вы пока заходите, присаживайтесь за любой свободный столик.
     Девушки прошли в бар, я же, последовав за ними, дорогой шепнул Ольге:
-Знаешь что, куколка, ты пойди пока, поморочь голову Кондрату, а мне нужно будет с этой твоей Ленцей поговорить.
    Ольга удивилась моей просьбе, но исполнила ее, а мы с  Ленцей, прихватив с собой стаканы и кувшинчик с соком, отправились за угловой столик.
-Ты, как я слышал, имеешь желание примкнуть к нашей компании? – спросил я девушку, с интересом разглядывая собеседницу.
-Ты понимаешь, Савва, - ответила девушка, заметно волнуясь, глаза ее без остановки бегали по моему лицу, - так уж сложилось, что я провела вместе с этими... - она нервно прикусила губу, - бандитами, больше месяца, и хорошего слова от них ни разу не слышала. А Ольга так много хорошего о вас, в частности о тебе, рассказывала, что я, честно говоря, даже не верила ей. Не знала, что в наше время между ребятами и девушками могут быть столь красивые отношения. Если вы с Кондратом не против, я тоже могла бы… ну, не знаю... мне хочется пожить нормальной жизнью, раз уж так сложилась, что я уже женщина. – Она на несколько мгновений опустила голову, а когда вновь подняла, в глазах ее стояли слезы. – У меня здесь никого нет, родные далеко, на Украине…
    Желая ее успокоить, я взял ладони Ленцы в свои, девушка эта, признаюсь, нравились мне все больше, к тому же я всегда трепетно относился к беременным.
-Хорошо, считай, что ты принята в нашу компанию, - ласково улыбнувшись сказал я. - Обижать тебя здесь никто не станет, а бывшим твоим... знакомым сюда хода нет. А теперь скажи-ка мне честно: ты сегодня ела что-нибудь?
-Не-а, - после секундного раздумья покачала головой Ленца. – И улыбнулась застенчиво. – Как-то не до этого было.
-Поужинаешь со мной?
-Ну, не знаю, если все, тогда и я…
-Хорошо, договорились, - улыбнулся я, вставая со своего места, - тогда подожди немного, я быстро.
     Поднявшись в зал ресторана, я дал своей доброй знакомой поварихе Марьяше распоряжение насчет ужина, затем поручил официанту Петру принести мой заказ в бар и поспешил назад.
    Получасом позже Ленца, в стеснении опустив глаза, сидела перед полным подносом с едой и говорила:
-Не могу я, Савва, одна есть.
-Ты же видишь, все остальные не голодны. Я посижу с тобой, так что давай, приступай, не стесняйся.
    Я с удовольствием наблюдал как она красиво и аккуратно ест, при этом грамотно пользуясь приборами. Глядя на нее, можно было подумать, что она обучалась этикету в институте благородных девиц, если бы таковой в нашей стране существовал. На самом же деле Ленца, как позднее выяснилось, будучи уроженкой одного из небольших украинских провинциальных городков, была дочерью простых рабочих. К примеру, ее подруга, Ольга, девушка из интеллигентной семьи, мать которой была учительницей, а отец полковником госбезопасности, не обладала столь изысканными манерами.
      После ужина, во время которого Ленца одолела едва ли половину из принесённого, Ольга присоединилась к нам; мы слушали музыку, пили шампанское и болтали о чем угодно; за разговорами мы не заметили, как наступила полночь.
-Ну, чем будем заниматься, мой старый друг и две прекрасные юные леди? – напомнил о себе Кондрат, подходя к нам; он только что закрыл двери за последним из посетителей.
-Минутку! – попросил я и, наклонившись к Елене, спросил шепотом. – Если ты хочешь пойти домой, то я тебя провожу, а если хочешь остаться – только моргни мне.
      Вместо ответа девушка под столом сжала мою руку, и это решило все.
-Пожалуй, мы с Ленцей расположимся на ночь прямо здесь, в кабинке, нам есть еще что обсудить, - сказал я, стараясь не встречаться взглядом с Ольгой, - а вы, друзья, отправляйтесь за стойку, там у тебя, Кондрат, я знаю, имеется укромное местечко для двоих.
     Ольга, услышав эти слова, обожгла меня молниеносным взглядом, в котором отразилось все: недоумение, возмущение и затаенная боль; она и предположить не могла, что я, едва познакомившись с ее подругой, могу запасть на нее, иначе бы она и на пушечный выстрел эту самую Ленцу ко мне не подпустила. Кондрат, зная все о наших с Ольгой прежних отношениях, казалось, был удивлен не меньше ее, но я был тверд в своем решении остаться с Еленой, наверняка зная, что к Ольге никогда больше не смогу прикоснуться.
       Не обращая ни на кого внимания, я разложил прямо в кабинке полуторный матрас, вынутый из стойки, сверху на него бросил подушку и махровые простыни. В баре было прохладно, поэтому я включил электроплитку, установив ее поверх барного холодильника. Эта необычная плитка, изготовленная мастером «золотые руки» (моим тестем) по моему специальному заказу, в какие-нибудь двадцать минут полностью прогревала бар, и при этом еще испускала интенсивный оранжевый свет, благодаря которому в помещении не требовалось каких-либо других источников света. 
     Ольге каким-то чудом удалось справиться со своими эмоциями, не выплеснув их наружу и не устроив при этом сцену ревности, и уже спустя несколько минут, в тишине, нарушаемой лишь шелестом постельного белья, все мирно улеглись. Раздевшись и приняв горизонтальное положение, я обнял робеющую Ленцу и, дождавшись пока девушка расслабится, стал ласкать ее прекрасное юное тело. Что ж, я мог себя поздравить: даже в оранжевом свете было видно, что моя новая пассия была на удивление пропорционально сложена. Мы еще не приступали к сексу, когда Ольга за стойкой стала громко стонать от получаемого удовольствия от анального секса (мне ли было не знать, как и отчего она стонет?!) - в этом, надо признать, они с Кондратом были буквально созданы друг для друга. Нам с Еленой присутствие посторонних в помещении почти не мешало, мы нежно и прочувственно любили друг друга, затем, отдыхая, замирали, не отпуская объятий, потом все начиналось сначала. Не знаю, чем эта девушка так меня завела, но едва я прикасался к ней, как по моему телу словно ток пробегал, и я вновь был готов любить ее по второму, по третьему, и так далее разу.
     Спешу добавить, что первая ночь любви настолько сблизила нас, что мы с Еленой после этого не расставались ни на один день в течение трех последующих недель. Ее подруга Ольга рвала и метала, чувствуя, что окончательно теряет меня, что, однако, отнюдь не мешало ей при этом каждую ночь терзать Кондрата; в наших же отношениях с Еленой наступила полная идиллия и взаимопонимание, казалось, никто и ничто не могло нас разлучить.
   Интересно, что в один из этих дней в наш город приехали родители Ольги, дабы навестить дочь. Когда Ольга вызвала меня из бара, где я отдыхал с друзьями, и представила своим родителям, причём прямо на улице, я не очень-то удивился. Ведь она и прежде намекала на свое желание выйти за меня замуж.
  -Ну, здравствуй, дорогой Савва! – сказал мне папа, невысокий, крепко сложенный мужчина возрастом около сорока пяти. Надеюсь, Ольга уже рассказывала тебе кое-что о нас.
  -О, да! – ответил я, - лишь исключительно хорошее.
  -Меня зовут Николай Спиридонович, а это Клавдия Ивановна, моя супруга.
   Я пожал крепкую ладонь отца и слегка поклонился маме Ольги.
  -Не хотелось бы заходить внутрь помещения, где большое скопление людей, так что уж прости, поговорим пока что на улице. А когда наступит время застолий, поверь, мы не подкачаем, всё будет на достойном уровне. Ну, не буду ходить вокруг да около, - начал Николай Спиридонович. – Ольга нам вкратце рассказала о ваших отношениях. Вот мы и решили с тобой познакомиться.
  -Весьма рад знакомству, - ответил я.
  -Как ты знаешь, наша девочка весной получает диплом медработника. Мы ей советуем передохнуть год, поработать по специальности, а затем поступать в мединститут. В финансовом плане у нас все стабильно, до пенсии мне и маме еще время есть, так что главная наша задача – помочь дочери устроиться в этом мире. Если вы теперь вместе и любите друг друга, то почему бы вам не делать все последующие шаги тоже вместе? Это прекрасно, что любовь существует, хотя порой она вносит свои коррективы в жизнь не совсем вовремя. С другой стороны, нам кажется, чем проще все, тем лучше. Я не хочу тут говорить о том, что перспективы у нас безграничные, но вот товарищ Андропов, который теперь, как ты знаешь, наш генсек, является мне не только бывшим прямым начальником, но и родственником, причем довольно близким, так что намётки в этом плане имеются.
  -Это серьезное заявление, - без улыбки отозвался я. (Можно было воспринять это его сообщение двояко: как хвастовство и как предупреждение).
  -Жить пока можете и в нашем доме, пару комнат мы может уже сегодня выделить молодым, а также сделать к ним отдельный вход, если конечно он понадобится. Кроме этого, я собираюсь в ближайшее время приобрести новый автомобиль, поэтому свою «Волгу 24», которой 6 лет, планирую подарить зятю.
  -Привлекательное предложение тому счастливцу, которому все это достанется, - спокойным голосом отозвался я.
  -Поэтому у нас с мамой к вам предложение: вы с Ольгой тут подумайте, всё обсудите, да через недельку-другую приезжайте. Буду тебя знакомить с роднёй.
  -Я бы хотел внести в этот разговор маленькую ясность, - сказал я. – Ольга, вероятно, не сказала вам, что я в настоящий момент нахожусь в браке и у меня есть ребенок, сын.
  -Почему же, мы наслышаны об этом, - спокойно сказал Николай Спиридонович. – Но мы знаем также, что ваш брак на настоящий момент сугубо формальный. В смысле, это не проблема. Если понадобится, обратишься ко мне, и это недоразумение мы сумеем исправить в течение дня-двух, после чего у тебя на руках останется чистый паспорт. Так что давайте, дети, думайте, решайте, давить я на вас не хочу, но буду ждать с нетерпением. Мы с мамой будем ждать. Имей в виду, Савва, Олечка у нас одна-единственная, так что мы ее в обиду не дадим. А если она кого полюбит, то и мы этого человека полюбим. Как видишь, все просто.
  -Да, спасибо за прямоту, - отозвался я.
  -Рад был познакомиться, - пожал он мне руку на прощание спустя несколько минут.
 Родители отошли в сторону, а Ольга подошла ко мне.
  -И что же ты раньше нас не познакомила? – с усмешкой спросил я. – Потому что теперь этот разговор уже совсем некстати. Скажешь папе, что мы еще подумаем, как минимум до твоего диплома, но, как ты сама понимаешь, разбитую чашу уже не склеить.
  Когда Ольга повернулась, чтобы последовать за родителями, в глазах у нее стояли слёзы.

                *                *                *
   
     Это произошло поздним морозным вечером, когда мы, как обычно, остались в баре вчетвером после закрытия.    
    Ленца сидела напротив меня за столиком и была отчего-то грустна.
-Э-эй, - приподнял я пальцем ее подбородок, - почему ты грустишь, моя девочка?
-Оттого, Савва, что это последний вечер, который я провожу с вами, с тобой, - сказала она, и глаза ее мгновенно наполнились слезами. – Завтра я уезжаю на Украину, но не домой, нет, а к своей двоюродной тетке, в Харьков. Сделаю там искусственные роды, избавлюсь от ребенка, зачатого от  этого урода, - ее лицо, милое и нежное, на мгновенье исказила злая гримаска, - а потом вернусь, закончу училище, ведь нам осталось всего два месяца заниматься, а затем уеду далеко-далеко, в Благовещенск, кое-кто уже давно зовет меня туда.
-Но… почему ты говоришь об этом только сейчас? – растерянно спросил я. – Почему ты… - Я не закончил фразу и подавленно замолчал. Конечно, Ленцу можно было понять, девушка не хотела оставаться в городе, где все ей напоминало об ее несчастье. Изнасилование, а затем, вследствие него нежелательная беременность, которая, кстати, скоро приобретёт вполне реальные формы, - все это угнетало ее, и даже наши отношения, на мой взгляд, замечательные, не могли изменить чего-либо в ее планах. Впрочем, Ленца наверняка понимала, может быть, даже лучше меня самого, что у наших с ней отношений нет будущего. Ко всему прочему, ее подруга Ольга каждый день отравляла ей жизнь, упрекая в связи со мной. И Елена сделала свой выбор. Но последующие, сказанные ею слова, вообще чуть не свели меня с ума.
-Савва, я решила эту ночь провести с Кондратом, поэтому прости меня, если сможешь. Это мне просто необходимо, иначе я сойду с ума от любви к тебе. – После этих слов девушка замолчала и заплакала навзрыд.
     В негодовании поглядев на молчавших все это время Кондрата с Ольгой, я увлек ее в сторону, обнял, прижал к своей груди и зашептал:
-Бог мой, да ты с ума сошла, ты не обязана ни с кем спать, и уж тем более с Кондратом. Кто это тебя, дурочка моя, надоумил на такое?
-Я сама так решила, - шептала она сквозь слезы. - Так мне будет легче забыть... тебя.
-Я не верю тебе, милая, я не верю ни одному твоему слову, а знаю лишь одно: это Олька сбивает тебя с толку.
-Мне лично уже давно все равно, - раздался голос Ольги, сидевшей за стойкой, которая каким-то образом услышала, о чем мы говорили. – Я ей и слова не сказала.
  -Вы все сегодня словно с ума посходили, - после паузы сказал я, и сам в этот момент понял, что это был конец нашим с Ленцей таким чудесным, и, как оказалось, столь хрупким и недолговечным отношениям. В растерянности я замолчал; потом подумал немного и сдался. Затуманившимся взглядом я наблюдал, как Кондрат подхватил мою Ленцу на руки и понес к себе, за стойку. Конечно, я мог, плюнув на все, решить эту проблему по-мужски: жениться, позволить ей родить, а ребенка впоследствии усыновить. Или же, позволив ей сделать аборт, жениться на ней после. Но, если честно, множество других "если" меня придавили: а). если я разведусь, б). если не думать о десяти годах, нас с ней разделяющих, и так далее и тому подобное. Короче, я проявил слабость характера. Проходя мимо электроплитки, стоявшей на холодильнике, Кондрат на секунду остановился, придержав Ленцу над раскаленной спиралью.
-Что ты делаешь? – испуганно воскликнула Ольга.
-Я разогреваю в Ленке любовь к себе, - глухим голосом проговорил мой товарищ.
-Наверное, так всем нам будет лучше, правда, Савва? - с затаенной улыбкой спросила подоспевшая Ольга, несмело касаясь рукой моего плеча.
-Пусть весь мир катится к черту, - произнес я и без сил повалился на уже разложенный в кабинке матрас.
-Наконец-то ты будешь мой, и только мой! - вскричала Ольга, бросаясь ко мне и принимаясь срывать с меня одежды. – Теперь я уже ученая и никому тебя не отдам, слышишь?
     Я слушал и не слышал ее; я пытался оттолкнуть от себя ее руки, но мне это не удавалось. Все происходившее здесь и сейчас было словно не со мной. Помню, из-за стойки высунулось лицо Кондрата, он окликнул меня, затем чем-то швырнул в мою сторону, я поймал, оказалось, это был жидкий крем. Кондрат пользовался им во время любовных игр, для лучшего, так сказать, проникновения.
    Чуть позднее, когда Ольга увлеченно исполняла минет, у меня не было ни сил, ни желания ей сопротивляться, хотя минет, как, впрочем, и все прочее, связанное с сексом, у нее получался великолепно. Когда все закончилось, я не очень тактично отодвинул ее от себя и мгновенно провалился в сон.   
     Когда я проснулся, за окном уже было утро и девчонок в баре не оказалось; лишь Кондрат, мурлыкая себе под нос какую-то песенку, суетился за стойкой.
-А вот вчерашнего я тебе никогда не прощу, Кондрат, - сказал я, выбираясь из своего ложа и принимаясь одеваться. – Ладно они дуры, им всякие странные мысли в голову приходят, но ты-то, блин?
-Но как-то же я должен был тебя выручить, причем в который уже раз, - усмехнулся он, еще не ощущая серьезности момента.
-Ты поддался на дешевую уловку Ольги и за это я готов даже убить тебя, - сказал я, и он, поняв, наконец, что я не шучу, уставился на меня и побледнел. – Да-да, убить тебя, к примеру, на дуэли, а за неимением другого оружия, - добавил я, доставая из кармана куртки нунчаку, - придется драться на этих деревяшках, так что бери свои и выходи сюда, на середину зала.
-Ты это серьезно? – спросил меня Кондрат, на его лице играла неуверенная улыбка.
-Ты меня знаешь, - ответил я жестко, - я не шучу.
     Спустя минуту Кондрат вышел из-за стойки со своими нунчаку в руках, и мы стали друг напротив друга. Его нунчаку, с металическими набойками на концах были, по крайней мере, в два раза тяжелее моих, и заметно длиннее, но меня это не смущало. Он, признаю, и владел ими получше меня, зато у меня за спиной был огромный по сравнению с его собственным опыт всякого рода схваток: на ковре, на ринге, на татами и просто в уличных драках. Не теряя контакта с глазами противника, я пустил нунчаку оборотом, он сделал то же самое. Несколько секунд мы, не предпринимая решительных действий, просто кружили по бару, затем я сделал пробный выпад, который он легко отбил, раздался деревянный треск. Тогда, сделав обманное движение, я нанес Кондрату новый удар, вложив в него всю скорость и силу. Он попытался защититься, но не успел, и мои нунчаку, не встречая сопротивления, обрушилась на его руку. Послышался глухой удар, я замер: мне показалось, что я сломал ему кость. Кондрат, действительно, выронив нунчаку, схватился за руку; на его лице застыла гримаса боли.
-Что? Больно? – бросился я к нему.
Кондрат скривился как бы от боли, но уже в следующую секунду растерянно улыбнулся и показал мне свою неповрежденную руку: оказалось, что треснули… его часы – подарочные, командирские – от удара они сплющились и стрелки вдавились в механизм.
-Нет, не больно, - отозвался он после паузы, сам еще не веря, что невредим. – Только душа очень болит, а рука совсем чуть-чуть - ушиб, наверное, а вот часы жалко.
     Я стоял, растерянный, затем шагнул к нему, обнял на секунду, затем отошел, отпустился в кресло и... зарыдал, слезы затуманили мне глаза.
-Ты, ты... сволочь, брат, - всхлипывая, шептал я, вытирая слезы рукавом. - Да и не брат ты мне вовсе, потому что братья так не поступают. - Кондрат сидел рядом, приложив к руке тряпку со льдом, и молча выслушивал мои упреки.
     Прошло, наверное, минут десять, пока я, наконец, успокоился и сказал ему:
-Прости меня, брат, не знаю, что это на меня нашло. Ты, конечно же, ни в чем не виноват. – Я попытался улыбнуться. - А часы я тебе куплю другие, ещё получше этих.
-На хер мне часы, - сказал Кондрат. – Забудь об этом.
-А эти девушки... – повысил я голос. – Хотя мне и больно об этом говорить, но для меня они больше не существуют, нервы они мне потрепали предостаточно.
-И для меня тоже не существуют, - тяжело вздохнув, пробормотал он, видимо для того, чтобы меня успокоить.   







                Новелла пятая.    

Коктейль «Икс-игрек-зет»

Темный ром            30 мл
Ликер лимонный    20 мл
Сок лимона             20 мл 
Компоненты смешать в шейкере, взбить со льдом, подать в бокале.               


                Неделька.
      
       Завидев девку, малой толики
    не ощущаю я стыда,
              что много прежде мысли – стоит ли?
       я твёрдо чувствую, что да.
       Игорь Губерман
      
       Как-то раз, общаясь с одной знакомой мне женщиной, на пальце у нее я заметил необычное украшение - несколько тонких колечек, сложенных вместе. «Что это означает?» – спросил я. «Не знаю, что именно означает, но называется эта неделька», - сообщила мне она.
* **
       Стоял жаркий летний полдень, пятница, когда мы с моим товарищем Ленькой Калкиным по прозвищу «Румын» неторопливо прогуливались по «стометровке» - так мы называем главную в нашем городе улицу – Ленина, и от нечего делать обсуждали знакомых дамочек. Тема соответствовала погоде – зной, лень, расслабленность, минимум одежды на женщинах, проходивших мимо нас, отчего в воздухе буквально витали сексуальные флюиды, так что говорили мы, конечно же, о любви и сексе.
      - Хочешь, Савва, - сказал Ленька, позёвывая от скуки, - я тебе покажу, кого бы я в нашем городе с удовольствием поимел? Я имею в виду, конечно, только тех дам, которых можно увидеть здесь и сейчас, никуда не уходя из центра города.
      - Хочу, да это мне, пожалуй, даже интересно, - подумав, согласился я. Делать мне все равно было нечего, да и временем свободным я располагал, так хоть для разнообразия взглянуть на девушек, которые нравятся моему товарищу – ведь у каждого из нас свой вкус. Надо сказать, что Ленька - парень весьма симпатичный и привлекательный, был почти как две капли воды похож на актёра Михаила Боярского, даже усы у них точь-в-точь, только наш Лёнька возрастом помоложе. Однако, несмотря на примечательную внешность, вкусы его в отношении женщин были не слишком требовательными – простые потребительские вкусы, так как я его не раз встречал в городе с разными девушками и женщинами, и ни одна из них не поразила меня своей внешностью или особой индивидуальностью, и уж тем более большим умом. При этом следует отметить, что Лёнькин старший брат, Шурик, весьма известный в нашем городе ловелас, немало преуспевший на этом поприще, отличался от младшего брата более тонким и изысканным вкусом.
     Так как наш путь лежал от парка к центру города, то первым по ходу с левой стороны перед нами оказался магазин золотых изделий под названием «Ауреола», и мой товарищ, поравнявшись с ним, кивнул на темноволосую молоденькую продавщицу, стоявшую на верхней ступеньке у открытых дверей.
      -А вот, кстати, и первая из них, - негромко сказал он мне, одновременно располагающе улыбнувшись девушке. – Зовут Аннушка. Она работает здесь всего пару месяцев и ещё не успела стать такой нахальной, как те, что здесь давно работают. А девушка, согласись, симпатичная, а главное, скромная. Ни с кем, насколько мне известно, в настоящий момент не встречается.
     - Согласен с тобой, будем считать ее номером раз, - бегло оглядев девушку, шутливо начал я отсчет, и мы последовали дальше.
    - А вот здесь, - сказал Ленька, останавливаясь у магазина тканей, - работает ещё одна из моих симпатий, совсем молодая мадам, 19 лет всего, правда она замужем, но с мужчинами, как мне сказали, потихоньку встречается, так как ее муж в настоящий момент проходит срочную службу в армии. Встречается втихаря, конечно. Зовут ее Валентина.
      -Номер два, - сделал следующую отметочку я. – И, заметив, что Ленька с удивлением уставился на меня, с преувеличенной уверенностью сказал:
     -Ты мне всех своих симпатий покажи, а я попробую некоторым образом выручить тебя, вписать их в свою коллекцию, раз тебе некогда. То есть, мой дорогой товарищ, выражаясь иными словами, придётся мне тебя в этой сфере временно подменить.
       Ленька, надо признать, казался слегка шокированным моими словами, и, смущенно улыбаясь, весь наш дальнейший путь все также с недоверием посматривал на меня. 
      -А вот это для тебя, Савва, думаю, будет самым лёгким вариантом, - сказал Лёнька, когда мы проходили мимо открытых дверей кафе «Весна». – Тут у вас работает Ленка, администраторша, я бы ей лично с удовольствием вдул.
     - Отпадает, - равнодушно проговорил я. – Вариант возможно и лёгкий, даже проходной, но мадам эта совершенно не в моём вкусе, так что не будем и обсуждать.
      -Хорошо, - легко уступил Лёнька. - А вот тут работает Сонечка, - с ехидной усмешкой сказал он, когда мы поравнялись с детской комнатой милиции, расположенной по правой стороне улицы в малюсеньком здании, состоящем из одного помещения, – она лейтенант, практикантка. И при всём при этом весьма знойная женщина.
     - Знаком с ней шапочно, сойдет, - невозмутимо согласился я. – Включаем в список. Под номером три.
       Мы прошли по улице ещё с полсотни метров и свернули налево, к молочному магазину.
       -А вот здесь у нас работает девушка Паша, - сказал Ленька, потянув на себя тугую пружинную дверь, и мы вошли в приятно прохладное в столь жаркий день помещение. Мой товарищ, прищурившись, огляделся вокруг, так как освещение здесь было искусственное, слабое, особенно если войти в него с залитой светом улицы, затем подошел к одной из двух продавщиц, обретавшихся за прилавком, и обратился к ней с каким-то вопросом. Та что-то ответила ему, он поблагодарил её, вернулся и прошептал мне на ухо: «Паша, о которой я тебе говорил, будет на работе после обеда». «Номер четыре», - хладнокровно, также шепотом сообщил ему я, так как меня уже начинала увлекать эта игра. Мы покинули магазин и, перейдя дорогу, остановились напротив двухэтажного здания дома быта.
      -Здесь мне парикмахерша одна нравится, зовут ее Клава, - проговорил Лёнька.                .
       Я посмотрел на своего товарища долгим испытующим взглядом. Этим заявлением Ленька нанес удар по моему самолюбию, хотя он мог и не знать об этом. Дело в том, что Клава, о которой он говорил, была мне хорошо знакома. Это была яркая брюнетка болгарских кровей именно в моем вкусе, но все дело было в том, что она работала здесь вместе с моей супругой, и, мало того, была ее ученицей и, ко всему прочему, была вхожа в наш дом. «Что ж, - подумал я. – А почему бы, собственно говоря, и нет, взялся за гуж, как говорится... Придется, видимо, мне стать ее учителем в другой области. Или же учеником, это уж как получится».
       - Итак, это был номер пять, - резюмировал я вслух после некоторых колебаний. Тем временем, пройдя сквозь двор за домом быта, мы, миновав дурно пахнущий городской туалет, расположенный вблизи заднего фасада кинотеатра, проследовали к универмагу. Войдя внутрь, мы по лестнице поднялись на второй этаж и направились прямиком в отдел готовой мужской одежды, где Ленька, взяв меня за руку, зашептал:
        -Во-о-он, та высокая черненькая, видишь ее. – Ей бы я тоже с визгом отдался.                .
       Я присмотрелся к мадам, указанной им, повнимательнее. В универмаге, надо сказать, работало немало симпатичных девушек, а также привлекательных замужних женщин, однако Лёнька почему-то остановил свой выбор на этой высокой, ничем не примечательной внешне женщине, впрочем, было все же в ней кое-что особенное – ее крупный с горбинкой нос и огромные грустные глаза, но это уже, как говорится, на любителя.
       Я без улыбки посмотрел на товарища и вздохнул, но он, сохраняя невозмутимость, повернул назад и направился к ступенькам, ведущим на первый этаж.               
       Шагая за ним, я призадумался. Теперь я даже сам не знал, шутил ли я насчет того, что пересплю с теми женщинами, что нравятся Леньке, или сказал это всерьез.
      -Так что с тебя, друг мой, причитается, - решившись, сказал я, когда мы вышли на улицу. – Эта – Евгения из готовой одежды, шестая. То есть, выходит по одной пассии в день, плюс один выходной, все точно по КЗоТу. Теперь скажи мне, готов ли ты выставить ящик шампанского, если я полностью пройдусь по твоему списку в течение ближайшей недели, пока тебя в городе не будет?
     -Ты понимаешь, - замялся Ленька, - зарплата у меня в «Южмелиоводстрой» и так не слишком... 250 рублей еле набирается вместе с командировочными – я ведь пять дней в неделю сижу там безвылазно, работая по две смены; потом неделю дома. Давай договоримся так: две бутылки с меня и… ещё сколько выпьешь. За один вечер, естественно.
     -Ну, вот так всегда, - разочарованно протянул я. – Я, значит, паши – расходуй сексуальную энергию, я же и свои деньги на этих мадам должен потратить, а приз за это – сплошные слезы. Одно меня радует - то, что ты даже не смеёшься по поводу нашего пари, значит, веришь, что это возможно в принципе.               
      -Только в принципе, Савва. И только теоретически, я думаю. Вот я уеду, - сказал Ленька, - на всю неделю, а ты действуй, может, что-нибудь и получится. – Он по-прежнему смотрел на меня недоверчиво, потом, подумав немного, сказал: - Да, а как я узнаю, что ты действительно с кем-то из них переспал.               
      -Тут уж, дорогой товарищ, придется тебе поверить мне на слово, трусики своих жертв я, как предмет доказательный, в отличие от некоторых, не собираю. Впрочем, можешь при случае спросить у этих девушек обо мне – когда удобный момент подвернётся.               
      -Ну что ж, договорились, в этом случае придется полагаться на твою порядочность, - сказал Ленька, и мы ударили по рукам.               
       Вообще-то, честно говоря, нас с Лёнькой друзьями назвать было нельзя, разве что приятелями: встречаясь в городе от случая к случаю, мы с удовольствием общались, обсуждали городские новости, понемногу сплетничали о женщинах, с которыми спали или только собирались переспать, но вот способностей и возможностей друг друга в этой весьма важной для нас обоих области не знали, так как вместе к девушкам не ходили, или, вернее, ходили, и зачастую, кстати, к одним и тем же, но разными, как говорят, тропками и, конечно, в разные дни.               
       Мы уже возвращались по улице Ленина обратно, так как уже через час мне предстояло открывать бар, расположенный в кафе «Весна», когда Ленька остановился, тронул меня за рукав рубашки и сказал:
         -А вот эту интересную мадам я каким-то образом пропустил и сразу тебе не назвал – цыганочку, зовут ее Надя.
       Я сразу понял, о ком он говорит, даже не поворачивая головы и еще не услышав имени. Я знал Надю. Еще год тому назад она работала поварихой у нас в кафе, потом перешла в новую общепитовскую точку, расположенную здесь же на улице Ленина, где стала торговать разливным квасом. Интересная внешне женщина, и особенно, наверное, тем, кому нравятся цыганки с их природной грацией, раскованностью, темпераментом, жгучим взглядом черных глаз и прочая, прочая, прочая.
       -Согласен, - протянул я Леньке руку на прощание, - седьмая. Ты таки готов нарушить КЗОТ, оставив меня без выходного. Так и быть, за каждую покоренную мною мадам поставишь мне бутылку. – Ленька согласно кивнул, но при этом даже не улыбнулся.               
      -Может, это, зайдешь ко мне, соку холодного попьем? – спросил я. – Или пива чешского, а? – Но Леонид, деловито глянув на часы, отрицательно покачал головой, пожал мне руку и отправился восвояси. Посмотрев вслед уходящему товарищу, я вздохнул, и решил, что если выполню этот фантастический план, который мы с Ленькой сдуру наметили, хотя бы частично, буду очень рад этому.
       Следует сказать, что при этом настроен я был весьма решительно, и потому начать решил немедленно, с номера один, и для этой цели пошагал прямиком в «золотой» магазин – организм мой был в каком-то странном возбуждении, и я, зная себя, решил – или попытаться сейчас, попробовать свои силы, пока есть кураж, или же вообще не стоит связываться с этим почти безнадёжным делом. Кроме того, из всех вышеперечисленных дам более всего меня на этот момент интересовала именно Аннушка.
       Я знал, что передо мной стоит практически невыполнимая задача – в весьма ограниченный срок – неделя - переспать с семью женщинами, которые до этой минуты обо мне и думать не думали, а может, даже и не желали, но из-за какого-то глупого упрямства, каприза, наконец, мне почему-то хотелось верить, что шанс у меня есть. К тому же это была реальная, а потому может и единственная на этот период возможность разогнать скуку и поднять в крови дремавший до сих пор адреналин.
     Поднявшись по лесенке в «золотой» магазин, как говорят у нас в народе, я осмотрелся внутри, увидел, что у кассы как раз в этот момент находится та самая Анна, и больше в помещении никого нет, и, решив, что это добрый для меня знак, подошел.
      -Здравствуйте, Аннушка, - обратился я к ней. – И напустив на себя серьезный вид, сказал неуверенно: - Знаете, мне, я думаю, потребуется ваша помощь.
        -Да, пожалуйста, - шагнула ко мне девушка. Она улыбнулась, и я понял, чем она понравилась Леньке – она действительно была миленькой. Её улыбка была открытой и доверчивой, за ней не скрывалось профессиональное равнодушие, которое можно было наблюдать у многих её более опытных коллег.
        -Так вот какое у меня дело, Аннушка, - говорю я. – Понимаете, мне нравится одна девушка, но она на меня не обращает внимания.
         -Так чем же я в таком случае смогу помочь? – спросила Анна, рукой облокотившись на прилавок и глядя на меня с некоторым интересом.
       Я же со своей стороны с удовольствием разглядывал девушку – Аннушка была почти одного со мной роста. Стройная фигура, красивой формы головка, изящная шея, узкая кисть с тонкими длинными ухоженными пальцами, лежащими на прилавке, и… детское удивленное выражение, которое, казалось, навсегда поселилось на ее лице. А ведь Ленька сказал, что ей больше двадцати.
      -Может быть, - я неуверенно провел ладонью по прилавку, - стоит прийти к ней, для привлечения внимания, с подарком? Что-нибудь: колечко там, или цепочка; кулон, а может перстенек. Что вы думаете по этому поводу?
     -Я думаю, для первого раза достаточно было бы и цветов, - сказала Анна, включаясь в игру. – Но если вы хотите сделать ей предложение?..
      -Ну, в какой-то мере да. Я хочу сделать ей предложение, но не предложение выйти за меня замуж, так как она знает, что я женат.
      -Ну... тогда я даже не знаю…
      -Предложение несколько другого рода - стать моей любовницей, - сказал я. – Я хочу ей признаться, что влюблен в нее, что жажду, мечтаю быть у ее ног, короче, я хочу просить, чтобы мы с ней могли иногда встречаться втайне от моей жены.
     -Вы думаете, если она даже пойдёт на это, будет ли этого ей достаточно? – спросила Анна.
     -Смотрите, я готов просить, чтобы она подарила мне всего одну ночь, - сказал я запальчиво, чувствуя, что начинаю всерьёз входить в роль влюбленного.
     -Ну, хорошо, - Анна, казалось, была в некоторой растерянности. – Давайте тогда вместе подумаем, что бы вам для этой цели подошло в качестве подарка.
      -Может, колечко? – неуверенно спросил я. Честно говоря, я плохо разбирался во всем этом; при моём чисто пролетарском равнодушии к золоту и драгоценным камням я считал все эти украшения ненужными побрякушками.
      -Вот тут у нас есть самые разные колечки, - сказала Анна, вытягивая ящичек из-под стекла. – А вот здесь перстни. Какой размер вам нужен?
       -Меряйте на себя, - махнул я рукой, - я все равно в этом ничего не смыслю.
-А на какую сумму вы располагаете? - вновь спросила Анна.
    - Ну, не знаю. Что бы вы подсказали?
     - За одну ночь? – кокетливо улыбнулась Анна.
Я загадочно улыбнулся: теперь мы с ней были словно заговорщики. Она достала одно колечко, на первый взгляд показавшееся мне слишком скромным, и примерила его.
       -Понимаете, - вставил я, - я хотел бы сделать так, чтобы это предложение ни в коей мере не обидело ее. Чтобы она не подумала, боже сохрани, что этим подарком я покупаю ее.
  -Но вы же хотите чтобы она вам отдалась? – Анна теперь уже полностью вошла в роль, казалось, её увлёк мой азарт и она жаждет мне помочь.
       -Да, именно, - со вздохом сказал я, словно решаясь на какое-то трудное дело. В этот момент в магазин вошла какая-то сельского типа женщина с двумя вязаными котомками, перекинутыми через плечо, и спросила, не тут ли продаются школьные тетрадки. Анна объяснила ей что канцтовары - это соседний с «Ауреолой» магазин, женщина вышла, и мы, одновременно улыбнувшись, вновь обратились к нашей теме разговора.
      -Вот! – сказала Анна, перебирая украшения. – Вот этот перстенек вашей пассии вполне возможно, что подойдет.
       Я вгляделся: перстенек был тонкий, почти как предыдущее колечко, зато с камушком, похоже, что с бриликом.
      -Его цена 321 рубль, - прервала мои размышления Анна. Лицо ее в этот момент стало почему-то грустным.
      -Мне кажется, вы чем-то расстроились? – спросил я осторожно.
    -Я?.. – вздохнула она. – Да нет. Честно говоря, я его хотела себе оставить, к нам в магазин таких всего лишь три поступило...
     -Так... – пробормотал я, делая вид, что внимательно разглядываю перстень. В душе же я очень обрадовался такому повороту событий. Ведь если дело за деньгами, а потом… если у нас с ней всё получится…
       И тут же решил загадать желание: если с Аннушкой у меня все сегодня сложится, есть надежда, что и все остальное задуманное тоже...
       Мне, в сущности наивному по своей природе человеку, прежде всегда почему-то казалось, что любая из продавщиц этого магазина может себе позволить купить любую понравившуюся ей вещь, и только теперь я стал понимать, что это далеко не так.
       Да, усмехнулся я про себя, это у себя в баре я мог открыть и выпить сам или же с друзьями любую бутылку – даже не задумываясь о том, что необходимо положить за нее деньги в кассу – за счет чаевых за пару часов само набежит. Анна же тем временем все вертела на пальце перстенек – видно было, что ей не хочется с ним расставаться. И на какую-то секунду я представил себе Анну бьющуюся в моих объятиях и сам этому удивился – моя наглая самоуверенность не имели границ.
       -Если только вашей девушке этот размер подойдет, - сказала девушка, - ведь у меня тонкие пальцы.
      -Скажите, Анна, - вкрадчиво начал я главное предложение. – Не должна же обидеться на меня женщина, если я вот так подойду к ней и предложу этот подарок?
     -Не знаю... Это зависит от того, как она воспитана, от настроения в тот момент и от того, нравитесь ли вы ей вообще. – Анна без улыбки смотрела прямо мне в глаза.
      -Выписывайте, - решительно сказал я, тоже глядя ей в глаза – мне это далось нелегко, ведь я ещё не сказал ей самого главного.
       -С вас 321 рубль, - сказала Анна, подходя к кассе. Я вынул из кармана пачку денег, отлепил нужную сумму, протянул ей и сказал:
     -Знаете, даже если она примет этот перстень в подарок и не захочет близости, я все равно буду счастлив и ничего не потребую взамен. .
     Анна хмыкнула, на ее лице отразилось недоверие. Мы рассчитались, и она с сожалением потянула с пальца перстенек.
      -Снимите, пожалуйста, ценник, - попросил я. – А то как-то неудобно... с ним.
       Анна ножничками надрезала нитку.
         -А теперь снова наденьте, я хочу видеть, как он смотрится без ценника.
       Анна с готовностью выполнила мою просьбу. Я наклонился через прилавок, как будто вглядываясь в украшение, и поцеловал ей руку.
      -Ой! Что это вы?.. – застеснялась девушка, она убрала свою руку и покраснела.
      -Он вам, Аннушка, очень идет, - сказал я.
      -Да, но... – девушка была в полной растерянности.
       -Мне кажется, что лучше, чем на вашей руке, он не будет смотреться ни на чьей другой. Так что пусть там и останется.
       -Савва (ага! а она, оказывается, знала, как меня зовут), а как же та женщина... о которой вы говорили...
       -Эта женщина вы, Анна, - с грустью в голосе сказал я.
      -Но... Нет-нет, это невозможно. Это просто смешно... я не собираюсь... – глаза ее в этот момент были растеряны и даже слегка увлажнились.
      -Этот кусочек металла для меня ровно ничего не значит, - сказал я. – Вы правильно сказали, что главное – как женщина к этому отнесётся. И вы также помните мои слова о том, что это ее ни к чему не обязывает, Анна, слышите, я подчеркиваю, ни к чему! – Сказав все это, я быстрым шагом отправился на выход.
         Было около половины десятого вечера, и я у себя в баре вовсю трудился, обслуживая нескончаемый поток клиентов; день выдался нелегкий – народ в эти дни получил зарплату, и к тому же сегодня закончилась трудовая неделя, впереди были выходные.
       И все же Анну я заметил сразу, когда она только появилась у входа - она шагнула через порог бара, нерешительно огляделась – девушка была здесь явно впервые, - потом, увидев меня, прошла, неуверенно шагая, к стойке. Я, не заставляя ее ждать, пошел, улыбаясь навстречу.
       -Савва, я хочу вам кое-что отдать... – дождавшись, когда возле нас никого не оказалось, начала она, перстенек, как я заметил, девушка вертела на пальце.
       -От вас я с радостью приму все что угодно, - весело прервал ее я. Затем, наклонившись к ней, шепнул: - И вас саму тоже.
       Но Анна видно, была настроена серьёзно и решительно.
       -Вот, возьмите, а то я оставлю его здесь, - нахмурившись, сказала она, потом оглянулась с опаской по сторонам – не слушает ли нас кто-либо посторонний.
       -Давайте, Анушка, сделаем так... - предложил ей я. – В одиннадцать мы закрываем, потом и поговорим, потому что, чувствую, я вел себя сегодня по отношению к вам не совсем корректно.
     -В бар я больше не зайду, - прервала она меня.
     -Где вы живете? – мгновенно спросил я.
      -У магазина «Молдова», а что?
        -Давайте я провожу вас сегодня домой, а пока вы посидите здесь, попьете шампанского, идет?
       Девушка заколебалась, и я сказал:
       -У нас, как вы, наверное, знаете, вполне приличное заведение, многие здесь отдыхают, и вы тоже имеете право посидеть, выпить хотя бы соку или кофе.
Девушка подумала еще несколько секунд, затем кивнула, произнеся: «соку». Я повеселел, налил ей фужер шампанского, рядом положил шоколадку на блюдечке и, извинившись, отправился обслуживать других.
    -Скажите, вы всем предлагаете такой сок? – спросила меня Анна, когда я, улучив секунду, вновь подлетел к ней (она отпила из стакана всего на треть, но и это я счёл для себя добрым знаком).
     -Нет, только взрослым девушкам, то есть совершеннолетним, - ответил я и был вознагражден улыбкой.
       А часом позже мы с ней шли по ночным улицам. Как бы невзначай мы миновали ее дом и проследовали дальше. Анна молчала, а я все время говорил:
        -Я не могу вам этого объяснить, Анна, это как-то так всё подошло... короче, понравились вы мне, ну что я могу ещё сказать, разве это можно выразить словами?
     -А если вы мне – нет? – смущенно спросила она, взгляд ее то и дело ускользал от моего.
     -Не нравлюсь? Ну так и что же с того? – усмехнулся я. – Значит, так и будет. Подойдем сейчас к вашему дому, пожмем руки на прощание и все...
     -И всё?..
     -Неужели вы думаете, что я собираюсь вас преследовать? Нет, естественно. Я считаю, что сказал вам уже более чем достаточно, теперь прошу лишь извинить за прямоту и назойливость.
       Мы немного помолчали. А вскоре поравнялись с домом, где у меня была снята квартира – для интимных встреч.
      -Зайдем ко мне? – с улыбкой спросил я, останавливаясь у своего подъезда, - выпьем кофе. Именно, кофе, теперь я вас не обману.
       Анна рассеянно кивнула, и мы поднялись в квартиру.
       Оказавшись внутри и оглядевшись, Анна усмехнулась, видимо из-за того, что увидела в однокомнатной квартире из обстановки лишь диван и японский кассетный магнитофон на маленьком столике рядом.
    -Это и есть ваше жилье? – спросила она.
    -А что, слишком похоже на логово зверя? – спросил я.
     -Нет, это похоже на место, куда водят случайных женщин.
      -Я в этой квартирке почти не бываю, - прервал ее я, не давая развить эту губительную для наших отношений мысль до конца. – Если честно, мне дали ключи для того, чтобы я ее охранял.
       Анна вдруг остановились посреди комнаты, затем повернулась ко мне лицом.
       -Савва, я не смогу вот так...
      -А ты закрой глаза и доверься мне, - сказал я несколько грубовато, подходя и крепко обнимая ее. – Я же сделаю все остальное.
       Она не отстранилась, не оттолкнула меня – просто стояла и молчала.
       Потом вымолвила:
      -Просто я такая – я долго привыкаю к человеку. Извини.
      -В жизни порой случается так, - проговорил я, беря её за руку, - что между двоими всё происходит спонтанно, мгновенно, а потом – можно долгие годы вспоминать это, как случайное, но приятное для обоих происшествие и улыбаться друг другу при встрече.
       Конечно, я еще много подобных слов сказал ей, пока помогал девушке раздеваться, после чего мы стали близки. Девушка оказалась в постели стеснительной и пассивной, да и я не проявлял никакой агрессии – только ласка, нежность, а под самое утро я проводил Анну домой – ведь она жила совсем рядом, буквально в двух минутах ходьбы.
       Обратно я шел, чуть ли не подпрыгивая. Надо ли говорить о том, что я был на вершине восторга – ведь началось всё буквально на ровном месте и вот - получилось же!
      
       На следующий день - это была суббота - я явился в магазин тканей с самого утра и направился прямиком к заведующей Наде (мы с ней уже давно были знакомы, а с ее мужем, Василием Ивановичем, дружны, и я нередко бывал в их доме). Я коротко переговорил с Надеждой, почти не скрывая своей цели, и узнал от нее, что продавщица Валентина, интересовавшая меня, придет сегодня на работу после обеда. Узнал я также и самое главное - что Валентина очень отзывчива на внимание со стороны мужчин. (Этот «секрет» мне Надежда раскрыла с заметной долей сарказма в голосе).
       Придя в магазин во второй раз уже после обеда, я стал исподволь, с интересом разглядывать Валентину, в то время как она (по указанию Нади) выбирала для меня с самой верхней полки в подсобном помещении дефицитные импортные полотенца. Что ж, девушка была довольно хороша собой, - вкус у Лёньки и на этот раз не подкачал. Обратившись к девушке, я мягко стал расспрашивать ее, что ещё есть в магазине интересного из товаров, она же только посмеивалась, зная, что я хорошо знаком с заведующей и могу попросить у той всё что пожелаю и вообще девушка вела себя со мной раскованно и свободно. Под конец наших изысканий я, получив из её рук целую упаковку не очень нужных мне товаров и, рассчитавшись за него в кассе, спросил Валентину:
       -Могу ли я пригласить тебя, Валентина, вечером в бар, где мы сможем выпить шампанского, так как я теперь чувствую себя должником.
      -Но ведь это Надежда вам всё сделала, а не я, - недоуменно ответила она.
       -С Надеждой у нас будет отдельный разговор, - сказал я, придерживая девушку за локоть, - а мы с вами просто посидим, выпьем и поговорим. С такой приятной женщиной я…
      -Я не смогу, Савва, - опустила голову Валентина. – Ведь я, к вашему сведению, замужем. И по барам и ресторанам мне ходить не положено. – В голосе её я подметил еле уловимую горечь и не замедлил этим воспользоваться.
      -Поймите, Валентина, я и сам не заинтересован, как говорится, в рекламе, так как тоже, увы, женат, но дайте же мне возможность быть благодарным за вашу любезность.
       Девушка покраснела и опустила голову.
      -Ну не знаю, может быть, в другой раз, - прошептала она.
       «В другой раз», – подумал я и усмехнулся. Если бы она знала мою проблему, что мне не подходит даже следующий день, только сегодняшний.
       -А знаешь что, давай уйдём отсюда прямо сейчас, - вдруг, неожиданно для самого себя предложил я. В этот момент я каким-то шестым чувством почувствовал, что Валентина готова поддаться уговорам и мягко надавил, добавив: - Уйдём, погуляем, ведь днём нас, если даже увидят вместе, ни в чем не заподозрят, а с Надей я как-нибудь договорюсь, найду подходящие слова, не сомневайся.
       Девушка умоляюще посмотрела на меня, но я уже сделал первый шаг, и отступать было поздно, да и не хотелось. Надежда сидела в отгороженном стеной из сложенных тканей закутке, считавшимся ее кабинетом, и что-то писала в большом толстом журнале.
     -Надежда, пожалуйста, отпусти нас с Валентиной на часок-два погулять, нам с ней понадобится полотенца по цветам разложить, потому что сам я не справлюсь, - прикоснувшись ладонью к ее руке, попросил я, глаза мои в эту минуту были умоляющими и говорили много больше чем слова.
       -Ну что ж, раз надо, идите, - неожиданно легко согласилась та. – Только скажи ей, чтобы в семь вечера была на месте, а пока я поработаю вместо неё, так и  быть, задержусь. Идите прямо сейчас, пока я не передумала. – Надя, понятливо улыбаясь, смотрела на меня.
      -Наденька, ты самая замечательная из всех знакомых мне женщин, повезло же Василию, твоему мужу, ох, повезло! - выпалил я.
     -Идите уже, болтунишка, - сказала та.
       До семи – это время как раз и меня устраивало, ведь в семь я должен был открывать бар. Когда мы с Валентиной вышли из магазина, я улыбнулся девушке ободряюще и, протянув ей ключ от своей квартиры, сказал:
      -Ты знаешь, где находится первый в нашем городе кооперативный дом?
       -Да, конечно, - ответила та, рассеянно принимая ключ из моих рук и зачем-то рассматривая его.
      - Подъезд первый, квартира девять. Ты без боязни открывай и заходи, а я буду там через десять минут, договорились. – И, видя, что девушка всё ещё колеблется, добавил: - Пойми меня правильно, я мужчина не нахальный, Валюша, тебе не придётся от меня отбиваться. Поболтаем, послушаем музыку, познакомимся поближе, а там… короче, видно будет. – Закончив эту тираду, я пошагал в противоположном от дома направлении. С замиранием сердца спустя четверть часа, сделав круг в несколько кварталов, я подходил к дому; поднявшись на нужный этаж, подошел к двери, легонько толкнул её и тихо вошёл. Ключ торчал в замке изнутри, провернув его, я запер дверь. Валентину я обнаружил на кухне, у окна, она стояла ко мне лицом, опершись руками на батарею отопления, взгляд её был испуганно-напряженный. Увидев меня, она, казалось, вздохнула с облегчением.
      -Не волнуйся, это всего лишь я, - проговорил я негромко, приблизившись к девушке вплотную.
       Томно прикрыв глаза, Валентина медленно опустила голову мне на грудь – чего же еще я мог ожидать. Вскоре мы уже лежали в постели, плотные шторы, интимно затемняя комнату, создавали впечатление ночи, поэтому мы, не стесняясь, отдались друг другу. Валентина оказалась девушкой сексуальной и весьма отзывчивой на ласки, дав мне в этом плане гораздо больше, чем Анна прошедшей ночью.
       -Мы ещё встретимся? - спросила она спустя некоторое время, когда я, приоткрыв дверь на ширину ладони, по всем правилам конспирации выглядывал наружу, чтобы никто из соседей не имел возможности наблюдать за уходом моей гостьи.
      -Если только ты этого сама захочешь, милая. На днях я проведаю тебя, - я нежно поцеловал её в шею. – Признаюсь, мне было с тобой ужасно приятно, и уже сейчас я хочу продолжения. Жаль, что мы не можем остаться вместе до утра, это была бы чудесная ночь. – Я говорил это абсолютно честно, от сердца, но на ночь, как я знал, она не могла остаться по очень простой причине, потому, что жила девушка вместе с родителями мужа в их доме.
  - Но эта ночь, хочу надеяться, у нас впереди!
       Воскресенье за делами и хлопотами как-то незаметно пролетело, а вечер понедельника застал меня в кабинете лейтенанта Сонечки, а проще говоря, в опорном пункте детской комнаты милиции, расположенном на ул. Ленина; хозяйка его, круглолицая пухленькая кудрявая блондинка, сидела напротив меня и мило, даже, как мне казалось, призывно улыбалась. Почему-то я считал, что с этой дамочкой, с которой я был знаком вот уже несколько лет, мне будет легче договориться, чем с предыдущими девушками, тем более что мы с Сонечкой уже давно симпатизировали друг другу, а если до сих пор не переспали, то лишь потому, что я не проявил достаточной инициативы. Сонечка, говорят, не отказывала своим коллегам, милиционерам, а вот мне всё недосуг было попросить – каждый день новые соблазны одолевали. За час с лишним, что мы провели вместе, в комнату под каким-либо предлогом вошли четверо или пятеро её коллег,  которые, увидев меня, здоровались, затем оглядывали нас с удивлением и тут же, будто вспомнив о каких-то неотложных делах, ретировались. Оперуполномоченный Володя Банан зашёл последним, хитро уставился на меня и дождался, конечно же, комплимента.
      -Иди работай, старший лейтенант Банан, - сказал я ему шутливо и указал на часы, тикающие на стене. – Как раз в это время в нашем городе начинают мотоциклы угонять, а ты здесь, в кабинете, из себя хитрого сыщика изображаешь. Что будешь утром докладать начальнику, какими достижениями похвастаешься? А также перед женой чем будешь оправдываться за поздний приход? 
       Банан, понятливо поглядев на меня, исчез, не желая, видимо, выслушивать моих дальнейших сентенций, а Сонечка сказала:
      -Зачем ты так, он ведь хороший парень.
       -Не только хороший парень, он также мне друг, но временами он бывает слишком настырным, а это раздражает. Но нам с тобой, Сонечка, некогда о нем разговаривать, у нас на сегодня другие планы.
       -У нас с тобой, ты хотел сказать? - фальшиво удивилась Сонечка.
      -Да, а я разве тебе еще не сказал? – настала моя очередь удивляться. – Сегодня у меня по программе свидание с тобой.
       -А что, в баре девочки уже кончились? – Сонечка, казалось, желала услышать от меня объяснение в любви.
      -Нет, конечно, просто этой ночью мне хочется побыть под защитой закона, - сказал я доверчиво. – Так что гони, пожалуйста, всех своих коллег к чёртовой матери, чтобы не мешали нам.
      -Однако заявочки у тебя?! – протянула Сонечка и тут же спросила кокетливо:
      -А если у меня лично на сегодня другие планы?
      -Сонечка, - я привстал со своего места и посмотрел ей прямо в глаза. – К чёрту всякие чужие планы, я тебе официально заявляю, что никто и ничто не сможет нам помешать быть сегодня вместе.
       Сонечка после моих слов стала перекладывать на столе какие-то папки и сказала рассеянно:
        -Так откровенно ты все это говоришь, Савва. Чего же ты ко мне раньше не приходил?
     -Стеснялся я тебя. Женщина ты, конечно, интересная и привлекательная, но как взглянешь на эту форму… оторопь берет.
        -Так в постели же я буду без формы, - усмехнувшись, сказала Сонечка, затем повернулась ко мне спиной и стала, собирая папки со стола складывать их в сейф.
       -Знаешь, а ведь ты права… и надо же, только сейчас я это сообразил, - сказал я, когда она обернулась.
       -Э-э… у меня есть ключи от того опорного пункта, что возле ЗАГСа, - сказала Сонечка. – Теперь тон у неё был сугубо деловой, словно мы вместе отправлялись на задание.
       -Знаешь, - мягко перебил ее я, - не хотелось бы, чтобы ваши доблестные офицеры Банан или Яник постучали в окно и застали нас в самый интересный момент. У меня в сотне метров от того места имеется свободная квартира.
      -Не сомневаюсь, я так и думала, - сказала Сонечка. – Что ж, давай встретимся на твоей территории. Только глупости всякие не предлагай, я женщина строгих моральных правил. И пью только водку и ничего другого.
      -Тогда будем играть по твоим правилам, девушка, - томно прошептал я.
     -Знаю я вас, вы мужики избалованные и испорченные, вам только чего-нибудь особенного подавай. Слушай, Савва, а если я с собой подружку позову, то как ты к этому отнесешься, а?
       В этом случае дело приобретало совсем другой поворот, и я совершенно не подумал об этом.
    -Ну что ж, давай, зови, - после некоторого раздумья согласился я. - Только если подругу не зовут Васей, и она не майор милиции.
     -Нет, девушка хорошая, Дина зовут. И довольно симпатичная, если это кому-то интересно, в охране на пультовой работает.
      -Если хотя бы примерно такая же, как ты, то я с удовольствием соглашаюсь на расширение компании, веселее будет. Наш бармен Кондрат ей в партнеры подойдёт, надеюсь?
       -Подойдёт, еще как подойдет, она, думаю, даже обрадуется такому партнеру, - сказала Сонечка, и тут же, сняв трубку, стала куда-то названивать.
       Через полчаса мы с Сонечкой и её подружкой Диной вошли в бар к Кондрату, где заняли отдельный столик. Посовещавшись, решили для начала выпить. От шампанского наши дамы отказались, и я принёс за наш столик бутылку водки, перелитую в другую, пустую, из-под минералки, а также сок в кувшине, на закуску у нас имелись легкие бутерброды и шоколад. Ко времени закрытия бара наши дамочки уже прилично окосели, особенно давала жару Дина.
     -Как тебе эта Дина? – спросил я Кондрата, переливая вторую бутылку водки в пустую от минералки.
     -Сойдёт за второй сорт, - пробурчал мой друг, коллега и главный напарник по амурным делам.
     -Вот как раз и поэкспериментируешь с ней, - сказал я, нажимая на слог «мент», чем вызвал у своего товарища кислую улыбку, и вопрос был решён.
     -А на черта тебе сдалась эта Соня? – спросил он.
    -Не поверишь, братец, поспорил тут с одним, что трахну её.
    -На сколько поспорил?
    -На бутылку шампанского.
     -Ну да, - важно кивнул Кондрат, - это её, то есть Сонькина, полная цена.
       Ко мне в однокомнатную квартиру решили не идти, квартира Кондрата – хата № 1 - была ближе, всего в нескольких минутах ходьбы от ресторана и, что было важнее, в ней хватало места для двух пар. Девиц так разобрало от выпитого, что пока мы шли домой, я всё время оглядывался по сторонам, боясь, что вездесущий «луноход» перехватит нас по дороге, и тогда нашим партнершам уж точно придётся показывать свои милицейские удостоверения, и хорошо, если не в вытрезвителе.
       Добравшись до места без проблем, мы, разбившись на пары, тут же разошлись по комнатам и без лишних проволочек улеглись. Пока я прилежно отрабатывал номер, Софочка довольно громко стонала, из чего я сделал вывод, что ей сие мероприятие понравилось. Это вскоре подтвердила и она сама, сказав просто:
     --Ты хороший мужик, Савва. Ты меня удовлетворил.
     -Честно? - спросил я дурацким тоном, которого она не оценила.
    -Честное комсомольское, - ответила она со смешком.
    -Всегда готов! – ответил я почему-то тоже по-пионерски, и с приятным ощущением выполненного долга мгновенно провалился в сон. Утром, с трудом разлепив глаза, я обнаружил, что дамочки наши тю-тю, ушли.
    -Кондрат, а где эти?.. – спросил я партнёра, заходя в соседнюю комнату.
     -Выгнал я их, твоих девочек, - с усмешкой ответил партнёр – он тоже до сих пор валялся в кровати. – Дина хотела ещё пистончик, в семь утра, так я ей сказал, что мама вот-вот должна подойти, тогда она растолкала твою подружку-лейтенантшу, забрала её, и они смылись.
     -Спасибо, ты заодно и меня выручил, избавил от утреннего пистона, - хлопнул я его по плечу и мы рассмеялись.
      
       От Кондрата я направился прямиком в молочный магазин: после водки, выпитой накануне вечером – а я вчера за компанию с девицами в погонах тоже граммов триста накатил, - бутылочка холодного молока или кефирчика была бы наилучшим лечением.
       В этом магазине мне импонировали и спасительный полумрак (ведь мое лицо этим утром, после вчерашнего, было, наверняка помятым), и приятная прохлада, и те особенные запахи молочных продуктов, которые меня лично никогда не раздражают, в отличие, например, от запаха рыбы. Я попросил у продавщицы Паши (той самой, о которой мы с Леонидом говорили) по бутылке молока и кефира и медленно, с остановками с удовольствием выцедил ту и другую, одновременно внимательно наблюдая за девушкой, молоденькой продавщицей, фасовавшей за прилавком сливочное масло; она же то и дело бросала на меня ответные удивлённые взгляды. Шикарная русая коса была ей очень к лицу, да и сама девушка была ничего: легкая полнота, совершенно ее не портившая и простое русское лицо почти без косметики. Я же, присматриваясь к ней, начинал испытывать некоторое беспокойство – такие девушки как эта, нередко проблемные, и ухаживания за ними могут длиться неделями и месяцами, так что одного дня даже мне, «профессионалу» в плане соблазнения, может оказаться недостаточно.
     -Что вы на меня так глядите? – не удержавшись, спросила девушка.
     -Молоко у вас очень вкусное, - ответил я. -  Завидую работникам магазина, ведь каждый день вы можете пить его свеженьким и холодненьким и в очереди для этого не стоять.
       Девушка улыбнулась и стала переставлять в витрине баночки со сметаной.
       «Ёхарный бабай, - подумал я, злясь на Лёньку. - Она же молоденькая совсем, он бы мне ещё целочку подсунул».
     Понемногу я разговорил Пашу, она была лёгка на шутку и проста в общении и это мне импонировало. Нам было легко общаться, так как других продавцов в это время в торговом зале не было. Я уже было почти договорился с девушкой о свидании у кинотеатра после работы, которую девушка заканчивала в час пополудни, когда из внутренних помещений в зал вышла заведующая магазином, Тамара, и, заметив меня, тотчас поманила к себе пальцем.
      -Савва, я твоей жене расскажу, что ты к девушкам липнешь, - довольно громким голосом сказала она.
     -Не злись, мамочка, - ответил я ей. – Ты же не хотела, чтобы я встречался с твоей дочкой Наташей, не мешай мне хоть теперь.
      -Иди-иди, - усмехнувшись, сказала она. – Нужен мне такой зять, который так и смотрит, как нырнуть налево. А ты давай работай, не болтай с клиентами, - показно грозно прикрикнула она на Пашу, - а то попрошу начальство, чтобы тебя в овощной перевели, на картошку. – И ушла в недра магазина.
       -Я буду ждать тебя у кинотеатра перед первым сеансом, - сказал я перед уходом Паше, а она, прикрывая ладошкой рот, прыснула:
     -Ты же сказал, что не любишь индийские фильмы, а там в обоих залах сегодня только индийские.
       -Любовь требует жертв, - картинно прижав руку к сердцу, прошептал я и покинул магазин.
       Паша, как выяснилось из нашего предыдущего разговора, страстно любила индийские фильмы и ни одного из них не пропускала, а некоторые глядела даже по нескольку раз. Словом, мне предстояло этим вечером убить три часа без какой-либо гарантии, что мое дело выгорит и удастся с ней переспать. Однако в 16.30 я как штык торчал у кинотеатра, беззлобно проклиная свой спор с Лёнькой, а заодно и всех оптом бестолковых малолеток, любящих слёзно-сопливое кино. Но увидев Пашу, одетую в белое в горошек обтягивающее платье, подчеркивающее ее фигуру, я решил потерпеть и мужественно шагнул вместе с ней в двери кинотеатра.
       Рита, бессменная вот уже в течение целого ряда лет билетёрша кинотеатра, увидев меня с девушкой, тут же демонстративно покачав укоризненно головой и кивнув при этом на Пашу, – она, также как и заведующая молочным магазином Тамара, знала меня как семейного человека - пропустила нас внутрь без билетов и мы, пробравшись на девятый ряд – эти места считались бронированными и никогда не продавались – уселись посредине. Впереди нас расположилась целая компания молодёжи – в основном тут были девушки, - которые своим поведением мне сразу показались странными и какими-то необычными – они вели себя для их возраста необычайно тихо. Позднее, приглядевшись к ним внимательней, я понял, что молодежь эта из школы глухонемых. Передо мной чуть наискосок сидела хорошенькая девушка с короткой, почти мальчишеской причёской чёрных волос, и я стал при каждой возможности внимательно разглядывать её, стараясь при этом не обидеть мою даму – Пашу, и вскоре убедился, что та – сидевшая впереди - настоящая красавица. Но бог, к сожалению, дав ей столь привлекательную внешность, лишил её дара речи – девушка, выражая свои эмоции в процессе просмотра фильма, могла издавать лишь гортанные, пугающие нас, обыкновенных людей, звуки. Полный жалости к этой девушке, с которой природа обошлась столь безжалостно, я, схватив Пашу за руку и не вникая в сюжет фильма, стал нашёптывать ей на ухо всякие глупости на тему любви. Паша же в редкие минуты моего молчания успела рассказать, что ей двадцать лет (а я, признаться, боялся, что ей меньше восемнадцати), что она успела закончить торговое училище, и теперь живёт в общежитии горторга, того, что расположено у центрального пивного бара, построенного недавно.
       После кинофильма, из которого мне запомнились лишь несколько сцен, мы направились к моему дому, что, в общем, было нам обоим удобно, то есть Паше было по пути. Я что-то плёл дорогой о любви и красоте отношений между мужчиной и женщиной, приводя примеры из только что просмотренного фильма, а из головы не шла та, хорошенькая немая девушка, сидевшая рядом с нами.
     -Кончай заливать, Савва, - неожиданно прервала меня Паша, вздохнув. – Это ты где так научился врать про любовь? Небось, в баре, куда каждый день приходят разные девушки, да? Там ты на них и тренируешься, думаешь, я не знаю? Смотри, я хоть и сельская девушка, а всё понимаю, и не надо мне петь песни соловья, я и так согласна пойти с тобой – без любви, потому, что ты умный и хорошенький внешне городской парень, да и работаешь в таком приметном месте...
       Мне нечего было больше сказать, между нами неожиданно для меня самого всё в одно мгновение определилось и стало на свои места. И на душе, если честно, тоже полегчало.
       Даже после длительного душа, принятого Пашей, девушка в постели продолжала пахнуть молоком и я, обнимая её, невольно представлял её, лежащую рядом, целым куском сыра, который мне предстоит съесть. Партнершей, впрочем, Паша оказалась совсем никакая – первоклашка и всё, - она старалась мне угодить, пыталась подстроиться, как-то даже помогать, но почти ничего не чувствовала, несмотря на все мои старания, и я решил – кончу и достаточно, не буду до одури напрягаться, чтобы доставить ей удовольствие, всё равно, видимо, мне это не удастся. Когда-нибудь она, конечно, распробует эту самую любовь на вкус, но не сегодня, и уж наверняка не со мной.
       Понятное дело, чувство гордости и самолюбия требовали от меня, чтобы я выложился, попытался пробудить её от спячки, но нет, мне это не удалось – кончив два раза за сравнительно короткое время, я вполне удовлетворился, сдался и уснул.
       Рано утром Паша со словами: «Я тебя люблю!», поцеловала меня где-то за ухом и, покинув меня, побежала в свой магазин, а я, поудивлявшись с минуту этой девичьей непосредственности, опять погрузился в сон, провалявшись в постели до самого обеда.
       Позднее, выбравшись в город, я вальяжно расхаживал по его улицам, и меня распирала гордость от достигнутых мною любовных побед за последние дни, но при этом даже похвастать мне было не перед кем: Лёнька ещё не приехал, а Кондрату этого рассказывать и вовсе не стоило, тот попросту поднял бы меня на смех – так как девицы, их внешность и уровень развития - по его мнению, а уж его-то вкус мне хорошо знаком, были не ахти. И был бы прав, вон, к примеру, Паша, девушка весьма простая в общении и в отношениях.
      
       Клава, парикмахер, которая должна была стать следующей «жертвой» в моем донжуанском списке, в среду, как я узнал, работала в первую смену, что дало мне возможность подключить к этому делу её подружку, работавшую в универмаге – Тасю, с которой какое-то время назад, может около полугода, у меня были близкие отношения. Решив действовать через подружку – чтобы наверняка, - я дождался, когда у Таси настало обеденное время, и мы с ней, пока я провожал ее до военкомата, около которого она жила, красиво обо всем переговорили, в результате чего девушка пообещала мне, что всё уладит в наилучшем виде и этим же вечером и она сама, и Клава будут готовы к общению.
       «Единственная просьба, Савва, - сказала Тася, - встречаемся на нейтральной территории – не в баре и, уж конечно, не в ресторане». Я согласился. А, отходя от ворот военкомата, задумался. Из задумчивости меня вывел сигнал автомобиля, за рулём которого сидел Василий Иванович – мой добрый приятель и карточный партнёр.
     -Чего загрустил, дружище? - с всегдашней широкой улыбкой спросил он, опуская боковое стекло и пожимая мне руку, - тебя в армию, что ли, забирают?
     -Нет, Василий, мы своё уже отвоевали, - бодро ответил я, - пусть теперь молодые дерзают. У меня другая проблема, на вечер напарник нужен, вторая девушка в наличие имеется, а парня нет.
     -Ну, так в чём же проблема, меня в компанию возьми.
       Я замялся…
     -Понимаешь, дело в том, что она не красавица, а вы, мои друзья, все такие разбалованные, переборчивые, вам только особенных подавай.
       -Какая-нибудь из этих, секретарша? – спросил Василий, кивнув в сторону здания военкомата.
      -Нет, не из этих, - ответил я. – Эта просто живет рядом. И после короткой паузы добавил: - А зовут девушку Тася, она в универмаге работает, ты её наверняка знаешь.
    -Знаю, хорошая девочка, только худая немного, - сказал он. – Ну, садись в машину, подвезу тебя, куда требуется, дорогой обсудим детали.
       Машина тронулась и Василий, задумавшись на минуту, сказал:
      -В десять вечера я буду свободен. Если вас устроит, поедем ко мне, в общежитие нашего предприятия. – Василий, заметив, что я скривился, услышав слово «общежитие», добавил с легким упрёком: - Ты же у меня не был, Савва, там имеются квартиры для особо важных гостей. Мы иногда там даже иностранцев принимаем. И душ и ванна, и даже сауна имеется.
      -Прошу прощения, виноват, не знал, - сказал я.
       -А Тася, - задумался он. – Она, конечно, ничего особенного из себя не представляет, но, думаю, для первого нашего с ней знакомства минета будет достаточно.
  Я на эти слова тактично промолчал.
     В начале одиннадцатого вечера мы с Василием подобрали девушек в центре города, и вскоре подъехали к общежитию, где через отдельный вход, расположенный в торце здания, который мой товарищ открыл своим ключом, поднялись по ступенькам и попали в квартиру, расположенную на втором этаже. Не теряя времени, мы разошлись по комнатам, и Клава сказала, остановившись у двери:
    -Ты мне нравишься, Савва, и ты это знаешь. Но ты выбрал для встречи не очень удачный день.
       Я поднял на неё удивлённые глаза, а она усмехнулась и сказала:
       -Завтра я уезжаю в Вулканешты, практика у меня в вашем городе закончилась, и меня туда посылают на постоянное место работы, есть вакансия – рабочее место с проживанием. А насчёт этого… - она кивнула на постель, - я должна тебе сказать, что, во-первых, я уважаю твою жену Марту. – Увидев, что я начал возмущенно жестикулировать, она продолжила: - А во-вторых, у меня сегодня… ну, ты понимаешь, короче, мне нельзя, месячные.
      -Смотри, - перебил ее я. – Я все прекрасно понимаю. Будь у нас другой шанс, я бы извинился и сказал: хорошо, давай встретимся в другой раз. Но, ты же знаешь, - я улыбнулся, - что его у нас может и не быть, поэтому давай как-нибудь это сделаем. Ну, например, будем осторожны, хорошо?
      -И ты не побрезгуешь? – спросила Клава, недоверчиво глядя на меня и улыбаясь. И добавила, потупив взгляд: – У меня есть с собой резинка, кондом, так, случайно в сумке оказалась.
      -Нет, не побрезгую, - вздохнул я. – Сам виноват, так как раньше я стеснялся и не использовал более удобный шанс… Так что давай сюда эту самую резинку.
       Конечно, мы с Клавой переспали; о том, чтобы получить удовольствие, и речи быть не могло, так, побаловались и всё. После чего уснули.
      -Жаль, что у нас с тобой именно так получилось, - сказала Клава рано утром на прощание, ласково потрепав меня по щеке. – Приезжай, найдёшь меня, Вулканешты городок маленький. Буду рада тебе, и знай: отдамся – на все сто, не пожалеешь.
       Мы простояли с полминуты, обнявшись, и почти любовно глядя друг на друга, затем подошли Тася и Василий, который посадил нас в машину и спустя несколько минут всех развёз по домам. Так, неожиданно, благодаря спору с Лёнькой, я встретил женщину, которой я нравился и даже не подозревал об этом. Впрочем, мне Клавка тоже всегда нравилась, значит, это было взаимно.
      
       Четверг, позднее утро. Я прохаживаюсь по универмагу, усиленно изыскивая способ подкатить к Евгении, продавщице, которая чем-то нравилась Леньке, – но в голову ничего путного не приходило. Конечно, мы с ней были заочно знакомы, даже, встречаясь в городе, здоровались, точнее, кивали друг другу из вежливости. Ведь она работала в отделе мужской одежды, и я порой покупал там что-либо себе – признаться, в основном это были трусы и носки, всё остальное из одежды вот уже несколько лет я приобретал в московских магазинах сети «Берёзка». За внешторговские рубли, называемые чеками. Хотя те интимные вещи, что я покупал у Жени, возможно, в какой-то мере и сближали нас, но не настолько, ха-ха, чтобы я мог вот так запросто предложить ей переспать, - усмехнулся я про себя. Хотя – с другой стороны, после всех моих удавшихся попыток за прошедшие дни я настолько уверился в себе, что в какой-то мере осмелел и даже обнаглел, и на любую встречную женщину теперь поглядывал как на потенциальную сексуальную партнёршу. Однако, поразмыслив над этим своим состоянием, я вовремя сам себя остудил и успокоил, понимая, что излишняя самоуверенность может привести к неудаче. А ведь цель – осилить семь дамочек за неделю, и не просто осилить, а прежде соблазнить их - была уже близка! И Женя – шестая! То есть, финиш близок! Так и не решив, о чём я буду с ней говорить, я отправился к другой, хорошо знакомой мне продавщице, работавшей на этом же этаже, которую звали Елена. С ней мы были уже давно знакомы, как минимум несколько лет.
       Она, совсем еще молодая мать-одиночка, а точнее, вдова, имея ребёнка – девочку шести лет, снимала квартиру вместе со своей сестрой, также матерью-одиночкой. Они не имели собственного жилья, так как были не местные, а приезжими откуда-то из России. Муж Елены – мой товарищ еще по юношеству - Лёша, умер по не до конца выясненной причине три или четыре года тому назад совсем молодым – ему тогда было всего 23 года. Лена на тот момент прожила с ним вместе уже года четыре, - они рано поженились, - и была беременна вторым ребёнком… И вот случилось так, что в один, совсем не прекрасный день Лёша выпил энное количество самогона, будучи в гостях у своих дальних родственников в селе, затем, сказавшись усталым, встал из-за стола, вышел на улицу, присел на скамеечку у забора… и умер. Сердце отказало. Вот такое несчастье. Любопытно, что когда Лёшке было 17, а мне, соответственно, 16, мы, как-то раз, работая вместе с ним на одном предприятии, вместе же ходили сдавать кровь – в те времена это было вроде как бы патриотично, и в то же время считалось обязательным. Лешка, помнится, сдал тогда то ли 200, то ли 300 граммов, а после забора крови, выйдя в коридор, упал в обморок. Медсестра, я помню её слова и теперь, хотя с тех пор прошло немало лет, почему-то уверенно сказала мне тогда, смачивая ватку нашатырём: «Этот парень долго жить не будет, скоро умрёт». А Лешка, к слову сказать, был настоящий красавец: метр восемьдесят рост, восемьдесят кило вес. Гвардеец, одним словом. Ну и что: будто накаркала медсестра – таки умер парень совсем молоденьким. Ленка, его супруга, тогда загоревала сильно – оно и понятно - и сделала аборт, так как с одним ребёнком у неё ещё были шансы выйти замуж повторно, а уж с двумя было бы весьма сомнительно…
       Но вернемся к основной теме повествования: уж лучше бы Лёня-Румын, заключая со мной пари, назвал именно её – Леночка мне нравилась гораздо больше Жени - она была более привлекательной и женственной, милой и по-домашнему спокойной. И замуж её, Елену, пока не взяли…
       Что интересно, нам с Еленой уже пару раз случилось побывать на гульках вместе, на одной квартире – но в разных парах. И поменяться партнершами, а я, помнится, прилагал к этому все усилия, не удалось: один раз и вопрос так не стоял, ну, типа, пары создавались «по любви», что, впрочем, не помешало партнеру Елены «наградить» ее гонореей, а в другой - у меня дома - она оказалась в постели с моим первым напарником по бару – Сашкой Чумаковым. Ну, тот ей в ту ночь своим корнем любви, размером с литровую молочную бутылку, разворотил все внутренности, и наутро их постель оказалась полна кровищи. Я уж тут не говорю о том, что всю ночь с их стороны раздавались её стоны. Мне пришлось тогда поутру все белье из постели выбросить, а Елена призналась своей подруге, моей пассии, что даже во время родов ей не было так больно…
       …Выслушав мое предложение со сдержанной улыбкой, Елена, - она ко мне почему-то всегда относилась с некоторой опаской, что, впрочем, было понятно: ей трудно было надеяться на мою порядочность, на то что я в какой-нибудь не самый подходящий момент обо всех её приключениях кому-нибудь не растреплюсь, - подумав немного и поломавшись для приличия, всё же согласилась посодействовать, и при этом спросила:
     -И кого же ты мне, Савва, из своих друзей предложишь на этот раз, - сказала она не без сарказма.
     -Я бы сам, Леночка,  по правде говоря, с визгом тебе предложился, - сказал я, глядя ей прямо в глаза, - но мне нужна Женя, а наша с тобой встреча, думаю, ещё впереди.
      -Хорошо, я постараюсь, и, кстати, ты правильно сделал, что подошёл ко мне, думаю, без моего участия в этом Женя не захочет и разговаривать с тобой, - сказала Лена. – Но, если честно, я не хотела бы больше с тобой связываться, хотя ты сам, может, ни в чем и не виноват, зато у тебя такие опасные друзья...
      -В последний раз, Леночка, обещаю. – Я склонил перед ней голову. – Выбор за тобой. Назови любого из моих друзей – и он с радостью припадёт к твоим коленям, потому что ты женщина во всех смыслах привлекательная.
        -Ага-ага, пой, светик, пой. Ну хорошо, тогда… пусть это будет… Граф.
         -Вовка? - спросил я. – Почему он? А впрочем, Леночек, для тебя – хоть звёздочку с неба.
       -Иди уже, болтун. Зайди через час, тогда я точно тебе скажу, да-да, а если нет, так нет, не от одной меня ведь это зависит.
        -Зато на одну тебя я уповаю, - шутливо закатывая глаза, произнёс я, и, ловя выражение её лица, добавил: – Всё-всё, ухожу, ухожу, ухожу…
       Итак, дело осталось за «малым»: дождаться решения Жени, если Леночка её сосватает, уговорит, и при благоприятном для меня решении найти Графа, чтобы договориться с ним об участии в этом деле. Главное, чтобы он не был в отъезде, что случается не так уж редко, а если он в городе, то никуда не денется, не откажет товарищу. Созвонившись с Графом, а он, к моей радости, оказался дома, я за одну минуту договорился с ним. А в то же самое время Леночка, как позднее выяснилось, пыталась уговорить Женю, но поначалу та не хотела обо мне и слышать! Не знаю уж, какие такие аргументы в мою пользу Елена ей привела, но в итоге Женя - гордая дама! – все же согласилась на встречу на завтра, на пятницу, но при этом поставила условие: мы выезжаем для этой цели в Вулканешты, Болград или Измаил. Не так чтобы слишком далеко от нашего родного города, но все же… Вот так-то!
       Вечером в пятницу, встретившись, словно шпионы, в каком-то глухом тупике недалеко от центра, я вместе с девушками влез в Вовкину машину, и мы взяли путь на город Болград. Дорогой мы с Вовкой предоставили дамам возможность говорить о чём угодно, лишь бы время занять и снять стеснение, которое, не сосмневаюсь, испытывал любой из нас. Спустя час мы прибыли на место. Тамошний ресторан, весьма, надо сказать, непрезентабельный, и, что немаловажно, единственный в городе, был почти пуст, то есть изнемогал от недостатка клиентов. И это в конце рабочей недели! Мы сели за столик, один из множества свободных, заказали поесть и выпить, а пока принялись развлекать наших дам шутками и анекдотами. Дамы попросили шампанского, я же стал пить водку, причём какого-то подозрительного вкуса, то ли разбавленную, то ли и вовсе паленую. Вовка, как наш водитель, да ещё находясь в чужом городе, притом и в чужой республике тоже, решил воздержаться от крепких напитков и цедил понемногу шампанское. Одновременно он цепким взглядом осматривал всех подряд находившихся в поле зрения дам. За столом было скучновато и мне одному было нелегко все время поддерживать разговор, тем более, что все наперед было ясно – кто с кем спит. Но тут на нашу удачу в ресторан заглянул Юрка Павлов, бывший наш земляк (несколько лет тому назад он проживал в нашем городе, играл на гитаре, пел на танцах и, кстати, был любимейшим солистом публики (помните: «Тыща лошадей, подков четыре тыщи счастья никому не принесли…»). Благодаря этой песне он прослыл, можно сказать, местной звездой; кроме прочего он являлся редкостным по популярности бабником, так как девицы валили в его объятия косяком. А потом неожиданно, к величайшой досаде местных дам пропал из города – весьма вероятно, что из-за какой-то сердечной истории - и всплыл уже здесь, в Болграде, о чем, кстати, я узнал только сейчас). Обрадовавшись неожиданной встрече с приятелем, мы с ним выпили по стопарику, после чего вышли на улицу прогуляться, попутно, с его помощью, я договорился в местной гостинице, расположенной неподалёку, за два приличных номера на одну ночь. Юра попутно рассказал немного о себе, сообщил, что работает теперь инструктором по прыжкам с парашютом (!?) в местной воинской части, десантной дивизии и имеет звание прапорщика. Слушая его, я откровенно удивлялся, так как, признаться, сам я выше, чем с кровати, никогда в жизни не прыгал, поэтому восторгался им теперь и даже немного завидовал. Вернувшись в ресторан, мы с ним, выпив ещё пару раз по сто, вспомнили прежние времена, и Юрка, расчувствовавшись, вышел на эстраду, чтобы спеть песню все о тех самых лошадях. Ребята, хорошо знавшие его, без проблем отдали Юрию гитару и предоставили микрофон. Ещё пару лет назад за исполнение этой песни, а исполнял он её, надо признаться, с огромным чувством и довольно мастерски, половина девчонок нашего города (и Болграда, конечно, это уж без сомнения) готовы были отдаться ему. Воспоминания настолько захватили меня, что я чуть было не забыл о цели нашего визита сюда, то есть, о наших дамах. Но Граф, вовремя глянув на часы, пинком по голени под столом напомнил мне об этом, и я, очнувшись, быстренько рассчитался за ужин, попрощался с Юрием, и вскоре мы, покинув этот скучный ресторан с его скудной кухней и подозрительной выпивкой, отправились в местную гостиницу, где накануне я заказал два отдельных номера. Раздевшись и уже улегшись в постель, мы с Женей слегка поконфликтовали: она перед сексом требовала от меня признаний в любви, я же готов был доказывать эту самую любовь лишь на практике, без слов. В итоге она, с полчаса покапризничав, всё же отдалась мне, а позже, войдя во вкус, вдохновила меня на хороший, долгий и добротный секс, так что в итоге нам обоим стало хорошо и приятно.
       Утром следующего дня – а это у нас была суббота – мы покинули унылый, пыльный «город-побратим» Болград и, почти не разговаривая между собой в дороге, выехали в наш родной город Кагул. Все сказались усталыми и не выспавшимися, самочувствие моих друзей после вчерашних возлияний тоже оставляло желать лучшего, лишь мне было хорошо, так как меня по известной вам, читатель, причине горячило все возрастающее воодушевление. Добравшись до нашего города и высадив девушек там, где они попросили, а затем и меня, Граф отправился к себе домой, дорогой готовясь врать подруге, у которой проживал, что всю ночь играл в карты. А я должен был, в случае необходимости, засвидетельствовать, что он не врёт. На прощание мы с Графом пожали друг другу руки, я сказал ему: «спасибо, ты настоящий друг, не бросил меня одного в этом деле», и прибавил, чтобы он не жадничал, и посоветовал ему поступить, как я обычно делал: дать подруге сотню-другую рублей, якобы с выигрыша, чтобы та сильно не допытывалась где, да что, да с кем, да как. После чего мы расстались, и я отправился спать.
   Надя-цыганка, весёлая и насмешливая, бойко торговавшая в этот жаркий день квасом, когда я подошёл к ее окошку, кивком головы поздоровалась со мной как со старым знакомым.
       С жадностью выпив бокал кваса, я, дождавшись момента, когда мы останемся вдвоём, спросил:
    -Наденька, я стесняюсь сказать, но дело в том, что денег с собой не имею. Можно мне еще один бокал, и этот тоже будет в долг?
       Она долго и с интересом смотрела на меня, затем улыбнулась и спросила, беря в руки мой бокал и наполняя его:
    -Бедненький ты мой кудрявенький Савва, у тебя и вправду нет денег, или ты шутишь? И, кстати, отчего это у тебя такая жажда возникла?
     -Если честно, то жажда эта от любви, Наденька. Я ужасно хочу пить, а как жажду утолю, сразу любви возжелаю, то есть тебя захочу, - скороговоркой проговорил я.
     -Хм, Савва, что-то ты мне раньше об этом не говорил, - удивлённо подняв брови, сказала она. – Когда я с тобой на одном предприятии работала и у тебя была возможность сказать об этом в любое время любого дня.
       Я улыбнулся. Сколько времени мы с Надей были знакомы, столько друг другу и симпатизировали. Порой шутили, и шуточки эти были порой на грани, но до дела так и не доходило. Остра, ох и остра она была на язычок. Но дело было не в этом, и не по этой причине мы до сих пор не сблизились, просто до неё руки, как говорится, не доходили. И еще, вполне возможно что я её немного побаивался.
      -Раньше ты была близко, и казалось, что ты слишком своя, понимаешь меня. Ну типа сестра. Вблизи не замечаешь многого, и лишь отдалившись, начинаешь понимать, что что-то упустил. Признаюсь, молод я тогда был и глуп. Я смотрел на тебя как на коллегу по работе, а не как на женщину, - продолжал я, с удовольствием отхлебывая холодный вкусный квас.
    -А теперь?  - глаза Надежды смеялись.
    -А теперь понял, что много потерял, - выдохнул я. И настала пора открыть карты.
    -То есть ты хочешь сказать, что хочешь меня? – Надя ливанула квасу в пустой стакан и залпом его выпив, посмотрела на меня с сомнением, затем спросила кокетливо: – А что я могу от тебя получить? Ты кто по национальности? Русский? Украинец? Ах да, что это я, ты же еврей... Мне кто-то как-то сказал... Меня мой муж, цыган, не удовлетворял, из-за чего я его и выгнала, а тут еврей…
     -Во мне колобродят шесть кровей, Наденька, - прервал я ее рассуждения. - Вот мы встретимся с тобой наедине и выясним, кто на что способен, и чья кровь пересилит,  - перебил её я. – А оценки потом, поутру будем друг другу выставлять. Так как?
    -Хорошо, - Надежда игриво показала язычок. – Сегодня вечером тебя устроит?
      Я кивнул.
       -Я живу около автостанции, дом номер N6, ты, надеюсь, знаешь, где это?
       -Да, конечно знаю, - вновь кивнул я.
       -Квартира номер четыре, этаж второй, однокомнатная, но комната очень большая. Только предупреждаю: я живу вместе с дочкой и племянницей. Дочка еще маленькая, ей два годика. Племянницу мою Лена зовут. Ей семнадцать, так что можешь своего друга привести. Ну, этого…
       -Кондрата, что ли? – спросил я.
    -Да, он, кстати, уже как-то напрашивался к ней в гости, когда она мне тут помогала. Вот заодно и…
       Шустряк мой напарничек, подумал я. Мне он, во всяком случае, об этом ничего не говорил. Что ж, тем лучше, вот я его и обрадую.
       Когда Кондрат, мой друг и партнёр по амурным мероприятиям закончил свою работу в баре, было уже начало двенадцатого. Закрыв бар, мы сели в его машину и вскоре прибыли на место. Найдя нужную нам квартиру, я осторожно, едва слышно постучал, но двери открылись сразу, и стало понятно, что нас ждали. Довольно привлекательная молоденькая девушка, одетая в спортивный костюм, с улыбкой встретила нас у порога, и, взяв из рук Кондрата бутылку коньяка и большую шоколадку, провела нас в комнату, а сама отправилась на кухню.
       Я огляделся в полутемной комнате метров в 25 квадратных, которая была больше похожа на веранду, так как две внешние стены её была сплошь в окнах. В детской кроватке, расположенной в левом от входа углу, спал посапывая ребёнок. В правом располагался застеленный простынями диван, чуть дальше и левее имелась кушетка, частично прикрытая платяным шкафом. Пахло стиранным детским бельём и ещё чем-то влажным, помещение явно нуждалась в проветривании. На кушетке прикрытая простыней до груди лежала Надежда, видно было, что она только проснулась, потому что щурилась на свет из кухни.
     -Ну, так ты меня ждёшь, Надежда? – спросил я, та в ответ лениво закивала, и я успел шепнуть Кондрату: - А Леночка, признаться, хороша. Завидую тебе. И в любую минуту готов поменяться.
  Кондрат, жадина этакий, промолчал.
       Для чего-то я еще попёрся за компанию с Кондратом и Леной на кухню, выпил с ними по 100 граммов коньячку, затем, видя, что Надя не выходит, извинился и отправился в комнату. Осторожно минуя тесно расставленную мебель, я пробрался к Наде, и быстренько раздевшись, полез к ней в тёплую постель, горя желанием доказать ей, что не только цыган способен удовлетворить женщину, пусть даже и горячей крови. Я настраивал себя на долгий и добротный секс, поэтому приступил к делу основательно. Надя сдерживала мои порывы, и, обхватив меня руками за плечи, навязала медленный темп. Вскоре по-соседству с нами завозились на диване, а потом громко, в унисон задышали Кондрат с Еленой и, выражаясь в рифму, скажу: «мелодия про это звучала в два дуэта».

       То ли это соседи её всерьез завели, то ли Надежда сама наконец пробудилась ото сна, но вскоре она навязала мне теперь уже более быстрый темп, порой напоминавший скачку. Мы не прерывали нашего занятия, когда Кондрат с Леной, закончив, встали и ушли на кухню, помню только, он сказал громко, чтобы я слышал, что собирается съездить в бар, его девочка, мол, захотела шампанского. Позже я услышал, как он вернулся, очевидно, привезя обещанное, затем они с Еленой, посидев некоторое время на кухне, пришли в комнату и вновь залегли в постель – а я все это время продолжал свой бесконечный «сеанс». Наши соседи, спустя какое-то время, громогласно кончили, и только после этого я кончил в первый раз. Моя Надежда к этому моменту была уже никакая. Сомлела, если можно так выразиться, в тряпочку, и, раскачивая головой из стороны в сторону шептала: «Мама, мамочка родная, до чего же мне хорошо!»
       Что ж, с гордостью хочу отметить, что без единого перерыва мы с ней «упражнялись» в постели не менее полутора часов. Хотя признаюсь, почти все это время я думал только о племяннице Леночке…
       …Когда я приплыл во второй раз, Кондрат уже уехал, Елена спокойно спала, а на часах было начало четвёртого утра. С чувством исполненного долга я уснул. Утром, а встали мы в десять, Надя, склонившись надо мной, сказала с улыбкой:
      -Ты – лучше всех! Во всяком случае, среди тех мужчин,  которых я знала. Из-за тебя я на работу не пошла, и мой квас, скорее всего, скиснет к чёрту.
       Любому мужику приятно слышать такие слова, а в особенности, когда чувствуешь, что заслужил их.
      … Кстати, Надежда впоследствии ещё несколько раз приглашала меня к себе, но я ей на это отвечал:
      -Я могу прийти, но теперь только к Леночке.
И тогда Надежда демонстративно от меня отворачивалась.
       Я же знал за себя, что далеко не в каждый день способен на подобные «подвиги», а вдруг Наденька потребует повторения той самой ночи?
       Короче, после нескольких таких разговоров Надя оставила меня в покое.

      P.S
     С Лёнькой, моим оппонентом по спору, мы встретились спустя ровно неделю на главной улице города – ул. Ленина, именуемой у нас, местных жителей, как я уже говорил, стометровкой. Еле сдерживая свой жеребячий восторг, я спросил его:
        -Ну, товарищ дорогой, ты помнишь наш спор-уговор?
        -Да, помню, конечно, - почти без эмоций откликнулся он. – Ну и как?
      -Неси ящик шампанского, я его заслуженно выиграл.
       -Ты что, хочешь сказать, что трахнул всех шестерых? – не поверил Ленька.
       -Семерых, дорогой товарищ, семерых! - ответил я, и в моих словах была такая гордость и убежденность, что Ленька, глядевший поначалу недоверчиво, закивал и сказал:
      -Да, можно только позавидовать! И как тебе это удалось? И всё, наверное, потому, что ты работаешь в баре?
     -В твоих словах есть рациональное зерно, это правда, - прервал я его. - Ну да хватит болтать, проиграл – плати.  Короче, пошли за шампанским, помогу нести.
     -Постой, - сказал он. – А мы ещё говорили за Лену, твою администраторшу в кафе «Весна», ты её случаем не «вжарил»?
      -Во-первых, ещё не вечер, - сказал я, невольно скривившись. – А во-вторых, я её и «жарить» не стану, она слишком вульгарная. Короче, оставляю её тебе.
     -Кто бы говорил? – произнёс Ленька. – И передразнил меня: «Вульгарная». А сам-то, сам…
       На сумму, которая у него имелась с собой в кармане, Ленька смог приобрести лишь две бутылки шампанского, которые мы тут же вместе и распили. На пирожные в качестве закуски я раскошелился уже из своих денег. Хвастая своими победами я, конечно, не сказал Лёньке о том, что только прямые мои расходы на «спорных» девушек за эту неделю составили более семисот рублей, или, другими словами, его трёхмесячную зарплату. Вместе с командировочными. А то бы он нашел в этом объяснение в моих успехах на любовном фронте, а ведь дело, согласитесь, не только в деньгах, а еще и во многом другом. При этом удовольствия, скажем откровенно, было и не очень много, зато самоуважение моё по итогам прошедшей недели выросло беспредельно.
      
 


               
                Новелла шестая.
 
Коктейль «Рум-кум»

Темный ром                40 мл
Ликер апельсиновый  20 мл
Сок лим она                30 мл
Смешать компоненты в шейкере, слегка взбить со льдом, подать в бокале
                День Хэ или пятница 13-е

      
       Ждут меня, безусловно, в аду
       за влечение к каждой прелестнице,
       но возможно, я в рай попаду
       по пожарной какой-нибудь лестнице.
                Игорь Губерман.
               
                Глава первая.
     -Чем занимаешься, брат Савва? – услышал я в телефонной трубке голос Кондрата.
      -В данный момент таки тем, что с тобой разговариваю, - искренне радуясь другу, ответил я, - только с постели встал, глаза еще полностью не открылись.
      -Тогда снова их закрой, и считай мои слова продолжением приятного сна. При этом слушай внимательно и сразу решай, сможешь ли составить мне компанию.
     -Весь внимание.
     -Я только что виделся и разговаривал с Иркой, которая из Измаила, ну этой, студенткой-заочницей из нашего педучилища по кличке Сама-Сама.
     -Ну и?..
     - В настоящий момент она гуляет по городу вместе со своей подружкой.
      -Танькой, что ли, той, что из Тирасполя?
     -Ну да, у нее, кстати, теперь тоже погоняло подходящее имеется, музыканты нашего ресторана, с которыми она раньше крутилась, присвоили, – Быстро-Быстро.
    -За что же она удостоилась такой кликухи? Хотя я, конечно, догадываюсь. – Я хихикнул.
    -А она, говорят, с кем бы ни пошла в постельку, тут же заявляет партнеру: ну давай, милый, сделаем это по-быстрому. Короче, девки эти сегодня свободны, правда, говорят, только до обеда, а потом в училище чем-то заняты будут. Я, конечно, мог бы Ирку одну к себе домой выдернуть, но ты же понимаешь, вдвоем мне с ней будет не так интересно, вчетвером наверняка веселее, так что давай, присоединяйся.
    -Понятно… Ну что ж, не могу тебе отказать, дружище, - усмехнулся я, - кто же тебя выручит, если не товарищ. Тем более, я сегодня выходной. На какое время определились?
    -Через полчасика, если тебе подходит, выходи из дому, мы по дороге ко мне тебя подберем.
    -Буду ждать как обычно, на остановке, - ответил я и повесил трубку.
       Сполоснувшись под душем едва тёплой водой, я растерся докрасна полотенцем, затем оделся, после чего легко позавтракал – чашка кофе и бутерброд с маслом, а затем не спеша спустился вниз и вышел к остановке, которая находится прямо у моего дома. Ждать мне почти не пришлось, минуты через три к остановке подъехала машина «жигули» модели 03 красного цвета с большой ржавой дырой в левом крыле, по которой я её безошибочно узнавал.
       Ирина и Татьяна, комфортно сидевшие на заднем сиденье, при виде меня заулыбались и весело приветствовали; девушки, как всегда, были в хорошем настроении,  выглядели они импозантно и привлекательно.
     -Здравствуйте, пупсики, с приездом вас! – с нескрываемым удовольствием поздоровался я с ними – обе девицы были хорошенькими внешне, классными собеседницами и компанейскими подругами: веселыми, общительными, острыми на язычок, где-то, может быть, чуть-чуть циничными, зато, что немаловажно, неглупыми, и еще с юморком.
       В нашем городе эти дамочки впервые появились два или три года тому назад. Они учились на заочном отделении местного педагогического училища, и в дни своих приездов, как рассказывают их постоянные приятели – ресторанные и другие музыканты, - устраивали незабываемые сексуальные феерверки. Впрочем, почему бы и нет, им было всего по 19-20 лет, обе были пока еще не замужем, поэтому девушки вполне могли себе это удовольствие позволить. (Я это лишь потому говорю, что и замужние заочницы, их соученицы, целыми сотнями съезжающиеся из близлежащих городов, городков и сел южной Молдавии и Украины для сдачи семестровых, годовых и выпускных экзаменов, параллельно учёбе, не теряя зря времени, оттягиваются в нашем городе в плане отдыха на полную катушку, а временами и вовсе, как сейчас модно говорить, скатывались с этих самых катушек, пускаясь в многочисленные и разнообразные сексуальные приключения).
       Впрочем, я отвлекся, ведь героинь сегодняшней нашей темы всего две: Ирина и Татьяна.
       Кондрат, впустив нас в квартиру, задержался в прихожей, и я, воспользовавшись этим, спросил его шепотом:
     -К кому из девушек я могу сегодня поприставать?
     -Если ты не возражаешь, брат, я расположен шпокнуть Ирку, у меня к ней сегодня подходящее настроение.
     -Нет проблем, - ответил я бодро, - в таком случае я занимаюсь Танюшкой.
     Попутно признаюсь вам, уважаемый читатель, что если двух этих дамочек поставить рядом, и предложить определить, какая из них лучше, мне лично пришлось бы весьма туго, как тому Буриданову ослу, который, как вы помните, умер от голода, так и не решив, какая из двух куч сена, лежащих перед ним, больше и аппетитнее. Вот и я бы тоже оказался бы перед неразрешимой дилеммой, потому что обе они были замечательно хороши: практически одного роста - 173-175 см, обе стройные, длинноногие, великолепно сложенные. Ирина, пожалуй, внешне была более яркой и эмоциональной, и, на мой взгляд, выглядела более сексапильной, лицо же Татьяны на первому впечатлению казалось несколько проще, к тому же местами его украшают мелкие конопушки, однако взгляд ее, умный и одновременно хитрый, словно у лисички, и при этом слегка ироничный, буквально завораживал, притягивал к себе мужские взгляды и был, пожалуй, не менее загадочен, чем у знаменитой Джоконды на портрете работы Леонардо да Винчи. Одеты обе эти дамочки были всегда по моде, как говорится, с иголочки; по большому счету девушек можно было бы причислить к категории дам, которым мужчины должны поклоняться да ручки целовать, если бы у них не была существенно занижена самооценка, и девицы эти не позволяли по отношению к себе всё, что мужчинам заблагорассудится.
     Лично у меня уже немало было возможностей переспать с любой из них, но, лишь только соберусь я это сделать, как подумаю при этом, да как вспомню, кто только из моих друзей-товарищей туда не нырял, появлялась какая-то брезгливость и… даже руки опускаются, не говоря уж обо всем остальном.
      Но иногда наступает день – как, например, сегодняшний, - и ты, стряхнув с себя условности и заумные мысли, бездумно идешь по пути наименьшего сопротивления, при этом успокаивая себя: ну хорошие ведь девушки, внешне – просто загляденье, ну и что, если они с музыкантами водятся и трахаются, так не со всеми же подряд, и в групповухах вроде не участвуют, по крайней мере, я не слышал об этом, а музыканты – что ж, это своеобразный уровень! - в некотором роде привилегированный класс, что-то вроде нас, барменов. И, кроме того, должны же эти дамочки в каком-то кругу вращаться, что же им – дома на печи сидеть, старости дожидаясь?
      -Сама-Сама, когда же мы с тобой наконец отдадимся друг другу? – шутливо пихнул я Ирину локтем в бок, когда мы с ней столкнулись случайно на кухне.
    -Ты же знаешь, Савва, я с большим удовольствием, только вот все времени нет, то ты занят, то я несвободна, - в том же ключе ответила она мне и тут же, в одну секунду состроив скорбное лицо, протянула ко мне трагически заломленные руки и добавила томным голосом: - Но я не теряю надежды, ми-и-и-лый!
    -Я приду. Когда-нибудь. Ты только дождись меня, - трагическим голосом прошептал я, наши руки соприкоснулись на миг и, трепеща, разъединились, но тут Кондрат, прервав нашу шуточную идиллию, ухватил Ирину за руку и увел в мамину комнату. Настроив себя подобным образом, я, наконец, переключил свое внимание на Татьяну, она, все это время преспокойно наблюдавшая нашу с Ириной юморесочку, игриво мне подмигнула, и мы вместе отправились в отведенную нам комнату.
       Для интимной встречи нам с Татьяной Кондрат выделил свою спальню, и я был ему за это благодарен: ведь за окном белый день, к тому же это была моя первая с этой дамочкой встреча. Комната в настоящий момент была затемнена плотными шторами и потому выглядела вполне конфиденциально. Пока моя партнерша, крутясь около тумбочки с музыкальной аппаратурой, с неподдельным интересом разглядывала фирменные диски, подбор которых являлся предметом гордости Кондрата, я разделся и нырнул под одеяло.
     -Татьяна, я жду тебя, - позвал я. Она подняла голову, открыто мне улыбнулась, и все мои сомнения мгновенно испарились: с этой секунды я желал, я просто жаждал ее. Не торопясь, без малейшего стеснения, она разделась передо мной почти догола, оставшись лишь в ажурных голубых трусиках и, шагнув к кровати, присоединилась ко мне; я тут же потянулся навстречу, неловко ткнувшись ей в ногу своим уже предельно напряженным естеством. Робкие, неловкие объятия - целовать Татьяну я, конечно же, не собирался, да она и не настаивала на этом, - и вот мы уже торопливо ищем удобную для нас позу. Одним движением приподняв ее попку, я сдернул с девушки трусики… и в следующее мгновение меня буквально сразил острый запах, который я распознал в доли секунды, - это был запах запревшего тела, а вернее, её интимного места.
     -Танька, - нехотя разорвав объятия и откинувшись в сторону, прошептал я, - тебе надо бы сходить в ванную.
     -Зачем? – послышался ее ответный шепот.
     -Сполоснуться, вот зачем, - почти огрызнулся я, чувствуя как возбуждение, всего минуту назад достигшее своего апогея, начинает спадать. – Подмоешься и бегом обратно.
    -Нет, Савва, это потом, после, - прошептала она, в сладострастном порыве обнимая меня, - иди же скорее ко мне, давай, ну, быстрее.
     -А подмыться? Это ведь надо делать «до того как»! – не сдавался я.
     -Нет, потом, после этого, ну же, давай, быстро, - был её ответ.
       В полном расстройстве чувств, брезгливо отодвигаясь от своей партнерши, я подумал усмехнувшись: «А ведь в самую точку попал тот, который давал ей погоняло «Быстро-Быстро».
     -Так ты что, не хочешь меня? - приподнявшись на локте, спросила меня Татьяна, на лице ее было написано безмерное удивление.
     -Еще как хочу, - пробурчал я и в растерянности добавил, - но ты что, не понимаешь, я же не должен гнать тебя в ванную силой.
    -Не хочешь и не надо, - сказала Татьяна и, выпростав из-под одеяла свои длинные стройные ноги, демонстративно стала натягивать трусики, а вслед за ними колготки и все остальное. Но ее ноги, линии бёдер в любой другой момент могущие свести меня, да и любого другого с ума своей совершенной формой, в эту минуту абсолютно не возбуждали меня.
       Облом полнейший, блин! Одевшись, я вышел на балкон, и стоя там из-за расстройства чувств выкурил подряд три сигареты, пока не услышал голос окликнувшего меня Кондрата.
       Вскоре мы всей четверкой собрались в прихожей, Кондрат даже успел навести в квартире кое-какой порядок, чтобы скрыть от матери следы нашего нахождения здесь, после чего мы вышли на улицу. Всё это прошло в молчании. Приехав в центр города, и высадив девушек у педучилища, мой товарищ обернулся ко мне.
     -Там всё в порядке, я имею в виду в комнате, Савва? – спросил меня Кондрат. – В смысле постель, мама, если вздумает заглянуть туда, ну, чтобы поменять бельё или еще для чего, не упадет в обморок, не обнаружит следов вашей с Татьяной встречи?
    -Не упадет, - выдавил из себя я сквозь зубы, - и не обнаружит, так как между нами ничего не было. Зато я чуть не упал, когда эта ваша Танечка разделась – такой от нее шел несвежий духан.
       Кондрат удивленно уставился на меня, затем расхохотался.
    -Ой, не могу, не смеши меня, - смеялся он, ударяя кулаком по рулю, - ой, уморила, девка и, признаться, немало удивила меня; надо же, какая замарашка. – Закончив смеяться, он сказал серьезно: - Она что, не понимает, что ли, что от этого болячки всякие заводятся?
    -Смотри, - отозвался я, - вполне возможно, это ее собственный запах такой, ну… резко выраженный. Или же месячные только что закончились. Мне даже жаль, что так получилось, девка она, в общем-то, классная, и, на тебе… не трахнул, даже галочку не поставил.
     -Так надо было ей… - предположил Кондрат.
     -...Предложить другую форму секса? – закончил я за товарища. - Да ни к чему это, просто в какую-то секунду мне стало противно и желание к ней сразу улетучилось. – Сказав это, я стал выбираться из машины: - Ну ладно, пойду я, увидимся позже, брат-Кондрат, настроение, сам  понимаешь, не очень.
      -Увидимся, - сказал он и завел двигатель.

                Глава вторая.
     Несколькими часами позднее я повстречал Кондрата и         Леньку, бесцельно гуляющими по городу.
      -Чего болтаетесь, мены? – спросил я, пожимая Лёньке руку.
      -Аппетит нагуливаем, - широко улыбаясь, ответил Ленька. – В ресторан обедать направляемся. Пойдешь с нами?
     -Ну, раз вы приглашаете, - ответил я, - разве я могу отказаться.
    -Ага-ага, - пробурчал Лёнька, - кто бы нас пригласил.
     По дороге в ресторан мы обсуждали свежие городские сплетни, а также наши текущие дела. Поднявшись на второй этаж, и войдя в ресторанный зал, мы заняли один из свободных столиков, затем, приметив работавшую в смене новенькую официантку по имени Леночка, подозвали ее, объяснили, кто мы такие есть и почему к нам следует с особым вниманием относиться, после чего сделали заказ. Из закусок в меню были неизменные в течение всего календарного года салат из кислой капусты и винегрет. Выбрав винегрет, который, впрочем, оказался вполне съедобным, я с аппетитом стал уплетать закуску, но в какой-то момент мне попался камешек, совсем небольшой, величиной с дробинку, и я чуть было не сломал об него зуб.
       Минут пять я просидел с открытым ртом, приходя в себя от боли и отложив вилку в сторону, потом, отодвинув винегрет, бездумно стал жевать хлеб. Мои товарищи, вместо того чтобы выразить мне свое сочувствие, только посмеялись.
       Из закусок Лёнька дополнительно заказал три порции "яйцо под майонезом", но Леночка их почему-то все не несла. На первое я рассчитывал съесть харчо или солянку сборную, но оказалось, что сегодня из первых блюд в меню был представлен только «его величество» борщ. Естественно, мы его и заказали. Официантка среди прочего поставила перед нами бутылку пятизвездочного коньяка и уже собиралась было удалиться.
     -Леночка, а где же обещанные яйца под майонезом? – с усмешкой спросил ее Лёня, откупоривая бутылку и принимаясь разливать коньяк по рюмкам. Девушка развела руками и сказала: «Ой, я опять забыла об этих яйцах, ну ничего, потерпите, чуть позже принесу» и тут же упорхнула. Я, затаив на своих товарищей обиду за насмешки над моими страданиями с зубом, был начеку и лишь только Кондрат, зачерпнув первую ложку борща, отправил ее в рот, тут же предложил выпить за дружбу – люблю наблюдать, как мой товарищ закусывает коньяк кусочком шоколада – сразу после борща; сам я этот божественный напиток шоколадом не закусываю, предпочитаю фрукты. Два раза, пока ели первое, мне удалось сказать тост и оба раза мы выпили по рюмке, затем Кондрат, заметив на моем лице злорадную ухмылку, бросил ложку и заметил укоризненно:
     -Ты, как я понял, Савва, издеваешься над нами, давайте же что-то одно делать: или борщ есть, или коньяк пить.
     -А что, разве невкусное сочетание, борщ с коньяком, да еще вприкуску с шоколадом? – язвительно спросил я, но мой вопрос остался без ответа.
      Тем временем Лёнька, поднимая в очередной раз   рюмку, сделал пол-оборота в сторону, поздоровался с сидевшими за соседним столом знакомыми нам милиционерами и сказал:
     -От нашего стола вашему столу…
     - …наш жидкий стул, - негромко закончил за него Кондрат.
       Соседи удивленно посмотрели на нас, затем переглянулись между собой, но, так ничего не поняв, кивнули нам и продолжили есть, а мы тем временем едва не попадали от хохота со своих стульев.
       Успокоились мы лишь тогда, когда нам на второе принесли антрекоты, которые при ближайшем рассмотрении оказались плохо прожаренными, сыроватыми, а пюре в гарнире оказалось и вовсе холодным.
     -Какого черта, блин, мы разве кровавый бифштекс заказывали? – вскричал Лёнька, брезгливо тыча в мясо вилкой, затем, подозвав официантку, и держа при этом свою тарелку на весу, сказал: - Отнеси это поварам обратно, затем добавил: - Да, а что же яйца? Что ты, Леночка, сделала с нашими яйцами? – И махнул обреченно рукой. Официантка взяла тарелки, и хотела было уже уходить, как Лёнька остановил ее и сказал: - Передай поварам наше коллективное «фи», да именно так, ну а насчет яиц… можешь их майонезом смазать и сама же облизать, потому что мы вроде как уже и обедать закончили.
       Мы с Кондратом, мгновенно переглянувшись, грохнули от хохота – такого юморного оборота, да еще в Лёнькином исполнении, мы никак не ожидали; официантка, обиженно надув губки, спешно удалилась вглубь служебных помещений.
       Наш веселый – как, впрочем, и всегда, - обед подходил к концу, мы уже допивали из чашек плохонький растворимый кофе, когда я, похлопав себя по карманам, сказал Лёньке:
    -Хочу вас обрадовать, уважаемый коллега, сегодня наконец настал ваш черед платить за обед.
       Сказал я это не просто так, а с намеком, потому, что вот уже примерно с полгода минуло с тех пор, как Лёнька был введён в наш круг, и чуть ли не круглые сутки проводил с нами вместе; за это время мы нашли ему сносную работу – вначале одну, затем другую, и его доходы стали уже вполне соразмеримы с нашими, - однако же, тем не менее, Лёнька до сих пор норовил уклоняться от любых платежей, предпочитая ждать момента, когда расплатятся другие, то есть кто-либо из нас.
 Лёнькин ответ поверг меня в шок:
    - А почему это я должен платить? Ведь я – красивый!
    - А-а? Что? Я чего-то недопонял, - растерялся я. - Ты красивый, говоришь? – Нет, ты слышал, Кондрат? – обернулся я к товарищу. - Затем опять обращаясь к Лёньке: - А я что, сплю с тобой, что ли, на хрена мне твоя красота сдалась?
  Выдав эту тираду, я замолчал.
     -А что тут, блин, непонятного? – с самодовольным видом ответствовал Лёнька, откинувшись на спинку стула и ничуть пр этом не огорошенный темой нашего разговора. – Почти все девицы, которые с тобой или с Кондратом встречаются, прежде на меня клюют, то есть западают. Это потом уже вы их… это... снимаете.
     После долгой паузы наконец прорезался голос и у Кондрата:
    -А вот когда я был в нашей компании самым красивым, я платил со всеми поровну и подобных заявлений не делал.
       «Час от часу не легче, - усмехнулся я про себя на эти слова, удивляясь уже во второй раз в течение одной лишь минуты, - а я, значит, урод, квазимодо записной, причем, получается, на все времена – прошлые,  настоящие, а там, глядишь, и на будущие?!»
       Я встал со своего места, на ходу рассчитался с официанткой за весь заказ, после чего закурил и, оставив своих товарищей за столом, отправился на выход; мне вдруг захотелось побыть одному, – настроение, которое по понятным причинам и так с самого утра было не ахти, теперь и вовсе скатилось с тройки до нуля, если считать по пятибальной шкале.
       Выйдя из здания ресторана, я услышал над собой голос Кондрата, он говорил с балкона второго этажа:
     -Савва, вечерком я надеюсь увидеть тебя в баре.
       Я неопределенно махнул рукой и пошагал в сторону дома.
       Позднее, вечером, отоспавшись, я вспомнил о приглашении Кондрата и без особого желания отправился в ресторан; там в последнее время было не слишком весело, зато дома и подавно – скука смертная.
     Часы показывали половину одиннадцатого, когда я вошел в бар и осмотрелся. Клиенты к этому времени почти все разошлись, только в одной из угловых кабинок слышался Лёнькин басок, ему вторил смех нашего приятеля Графа.
       Я заглянул в кабинку и поздоровался с сидевшими в ней: кроме уже названных ребят, там уместились аж пять девушек – все как на подбор высокие и симпатичные, а главное - мне незнакомые.
     -Чего грустите, народ? – бодрым голосом спросил я, с интересом разглядывая девушек. – О, да тут такой цветничок завидный! Приятно вас видеть! Предлагаю выпить за знакомство. Как вы насчёт накатить, то есть, простите, выпить по коктейлю? Дядя, - я ладонью похлопал себя по груди, - угощает.
     -Почему же не выпить, мы с удовольствием, дядя, - открыто улыбнувшись, отозвалась одна из девиц.
     -В таком случае дайте мне всего одну минутку, - сказал я и отправился к стойке.
       Сулико, мой напарник, без особого энтузиазма принялся делать заказанные мною коктейли, и я, чтобы подсластить ему работу, уронил на стойку десять рублей и попросил:
     -Чего-нибудь попроще, коллега, - полтинник водки, капля ликера, капля сиропа, две капли лимонного сока, поверх всего минералка, - не надо нас удивлять, и, уж тем более, шокировать.
       Мой напарник улыбнулся и выставил на стойку стаканы с коктейлями, я сунул в каждый по соломинке. Затем отнес их за стол, девушки разобрали стаканы с коктейлями и принялись их цедить.
     -А чего это вы, дядя, в вашем почтенном возрасте и явно надломленным здоровьем все еще по ресторанам ходите? – насмешливо спросил меня Лёнька, подмигивая Графу.
      -А в чем дело, племянничек? – спросил я в свою очередь, услышав в его голосе подвох.
     -А вот недавно, буквально накануне вашего прихода, отсюда две наши общие знакомые девушки вышли, так одна из них, её Татьяна зовут, утверждает что вы, простите, – импотент. – Увидев мои бешеные глаза, он поспешил поправиться: - Я тут не при чем, это она так сказала, правда ведь, Граф?
       Тот едва заметно кивнул. Теперь внимание всех присутствующих, и в особенности девушек, было на меня. Что ж, им не дождаться на моем лице конфуза или же растерянности.
     -Да, к сожалению, дорогие друзья и уважаемые гостьи, вынужден признаться, что это правда, я – импотент, причем уже давно. Более того – недавно я был избран почетным председателем общегородской секции импотентов. Но все же считаю, что со стороны Татьяны это было весьма неосторожное, даже опрометчивое заявление. К следующей нашей с ней встрече я выпью стакан конского возбудителя и мы еще поглядим...
       Девушки прыснули со смеху, а я, показав Лёньке кулак, вернулся за стойку и подсел к Кондрату, о чем-то беседовавшему с Сулико.
       Спустя четверть часа веселой гурьбой, прихватив с собой и Кондрата, мы покинули бар и отправились на нашу ближайшую к ресторану блатхату о двух комнатах, так как другими квартирами на текущий период времени мы не располагали. В последнюю минуту, перехватив нас уже в фойе ресторана, в коллектив влился еще один наш приятель - Игорь Жердин и, таким образом, нас в компании стало поровну: пять на пять. Дорогой, смеясь и подшучивая друг над другом, мы постепенно стали разбиваться на пары, Жердь, по обыкновению , выбрал себе в партнерши самую высокую девицу, а со мной рядом в итоге долгих пертурбаций оказалась девушка одного со мной роста с длинными русыми волосами, и звали ее Жанночка.
       Я взял ее плотно под руку - девушка эта еще в баре мне приглянулась, а при наличии в нашей компании стольких кавалеров – записных донжуанов - я боялся ее столь же быстро потерять, как и обрел, - после чего повел всю компанию в указанное место. Квартирка, до которой мы вскоре добрались, как я уже сказал, была двухкомнатной, но и это было еще громко сказано: на самом деле это была времянка, поделенная пополам хлипкой стеной в полкирпича, однокомнатная конура с прихожей, всего лишь несколькими месяцами ранее переоборудованная хозяевами из ставшего ненужным, ввиду отсутствия в семье машины, гаража. Располагалась времянка во дворе дома, в котором жил швейцар нашего ресторана Ильич, который и был здесь хозяином.
       Первая комнатенка, прихожая, в сущности, небольшой чулан, располагалась сразу за входом и имела параметры два на полтора метра, то есть в ней с трудом помещалась узкая кушетка. И все. Далее тяжелая тканевая штора закрывала проем, ведущий в следующее помещение размером в 6-7 метров квадратных, в котором размещался небольшой стол, а по его сторонам стояли две полуторные кровати. Вот и вся обстановка, если не считать еще домотканных дорожек на полу. «Удобства» и умывальник  во дворе.
     -Савва, - прервала мои размышления Жанночка, шевельнув плененным мною локотком.
     -Да, милая? – замедлив шаг, спросил я.
     -Скажи, ты не обидишься на меня, если я…
      -  Последовала пауза.
     -Я слушаю, - подбодрил я девушку. – Ради тебя, пупсик, я готов на что угодно.
     -Ты не обидишься, если я буду сегодня… с Лёней.
     -Ну что ж… хорошо, пусть будет по-твоему, - ответил я, мысленно чертыхнувшись – впервые я оказался в ситуации, когда мною в открытую пренебрегают. И добавил: – Если ты это из-за того так решила, что Лёнька с подачи Татьяны давеча на меня набрехал, то, скажу тебе откровенно, слухи о моей импотенции сильно преувеличены. – Впрочем, что я тут… «(распинаюсь, - мысленно добавил я)».
   Я с сожалением отпустил локоток едва знакомой мне девушки, которой эти излияния были неинтересны – пусть идет, добивается своей цели.
       Однако Лёнечка – объект её страсти - был в эту минуту не один, рядом с ним находилась одна из девушек, которая, судя по всему, явно не собиралась кому-либо уступать своего избранника.
       Тем временем, преодолев входную калитку, мы достигли цели нашей прогулки и столпились у входа во времянку. У двери произошла небольшая заминка, затем внутрь шагнул Лёнька, потом вошла его девушка, следом за ними поспешила «моя» Жанночка. Две другие девушки, спросив, где находится туалет, отправились в дальнюю часть двора, еще одна, оставшись у двери, о чем-то переговаривалась с Жердем.
     Чтобы не мешать народу определяться, кто, где и с кем собирается уединиться, я, как отбракованный партнёршей, отошел в сторону, стал под стену дома и закурил, - ведь при любом раскладе две пары остаются без места, то есть без кроватей и я, как хозяин, должен был быть одним из них, тем более что пары-то как раз у меня теперь и не было. Подошел Кондрат, стрельнул у меня сигарету, прикурил. После чего, глубоко затянувшись, спросил:
     -А где твоя подружка?
     -Отпросилась, сказала, что без ума от Лёньки и мечтает с ним переспать, - сказал я.
     Кондрат, опершись спиной на стену, стал медленно по ней съезжать, при этом он беззвучно хохотал.
       «Опять он, чертяка, надсмехается над товарищем», - подумал я и демонстративно отвернулся; Кондрат тем временем встал на ноги и толкнул меня локтем в бок.
      -Чего тебе? – спросил я его грубовато.
       Глаза моего товарища смеялись.
      -Так моя тоже… - и он, не сдержавшись, рассмеялся в голос.
       Смех его затем перешел в кашель, прокашлявшись, он продолжал:
      -Моя тоже сказала, что хочет эту ночь провести с Лёней.
      -И ты ей… позволил?
      -А что мне с ней, драться, что ли, или ныть, уговаривать, дай, мол, сначала мне разок.
       В следующую минуту к нам присоединился Жердь, который с ходу спросил:
      -Савва, что это за телки такие наглые, я эту длинную полчаса убалтывал и уламывал, а она мне (тут он измененным голосом, но довольно удачно стал копировать девушку): - «Миилый, проасти меня, давай как-нибудь в другой раз встретимся и пообщаемся, понимаешь, я эту ночь хочу подарить Лёне, он такой парень – ну прямо мечта всей моей жизни».
       Мы с Кондратом, схватившись за животы, уже буквально подыхали со смеху. Жердь, ничего не понимая, с минуту переводил взгляд с одного на другого, затем сказал:
      -Да ну вас всех к черту, я пошел в ресторан, может быть, там еще не всех подруг раздергали и для меня какая-нибудь осталась.
     -Извини, Жердь, что так получилось, - хлопнул я его по плечу, - мы сами этих подруг впервые видим, вот и получается что пролетели коллективно.
       Игорь хмыкнул и, хлопнув калиткой, пропал в темноте.
       Со стороны туалета послышались шаркающие шаги: к нам направлялся Граф.
     -Только не говори нам, Граф, что тебя забраковали, - все еще смеясь, сказал ему Кондрат. (Граф у нас тоже записной красавец – чуть выше среднего роста и атлетического сложения брюнет мужественного типа с выдающейся далеко вперед нижней челюстью, которая, впрочем, его совсем не портила).
       Граф в изумлении воззрился на него, и в то же мгновение мы сообразили, что и он тоже… наш товарищ по несчастью. Граф, сразу все поняв, стоял и молча жевал челюстью.
     -Просто удивительное единодушие, - подытожил я. – Интересно, как сами девки это себе представляют?
       Мы поглядели на двери квартирки, у которой томились, переминаясь с ноги на ногу, две девушки, остальные, получается, находились внутри, с Лёнькой.
      -Пятеро – на одного? – шепотом спросил Граф. – Интересно было бы посмотреть. Но, не хотел бы я на его месте оказаться.
       -А мне все это уже порядком надоело, - сказал Кондрат, щелчком отправляя окурок в ночное небо, - каковы наши действия, брат Савва?
       -Пойдем, брат, отсюда, - сказал я, отходя от стены, - лично мне глубоко безразлично, чем все это закончится. Граф, давай с нами, кстати, кажется, Жердь был прав, еще не поздно вернуться в ресторан.
      -А Лёнька как же? – с сомнением в голосе спросил Кондрат, сделав пару шагов и остановившись.
      -А чего, ты же слышал, он у нас красивый, - с сарказмом в голосе сказал я. – Три телки сейчас истекают перед ним истомой, еще две на подходе, а он как кот облизывается, и совсем не думает в эту минуту о своих товарищах, хотя прекрасно знает, что лишних девок в нашей компании нет. Не забудем также, что здоровья у него много – все же мастер спорта по штанге, распихает их, если что, у него на это есть жим, толчок и рывок.
  -Хорошо, пойдем, - сказал Кондрат, устремляясь за мной, - хотя пять баб… ты же сам понимаешь… еще перевяжут ему одно место и изнасилуют.
        -Жив останется, - уверенно сказал я. – А если гонор свой после этого подрастеряет, это ему только на пользу пойдет.
       Десятью минутами позже мы вернулись в ресторан, где разошлись в разные стороны и вскоре потеряли друг друга из виду; Граф встретил Жердя и они, спустя всего несколько минут, посадив каких-то девиц к себе в машину, уехали; Кондрат перехватил у выхода одну из своих старых знакомых – кажется, эту мадам зовут Людмила – и, попрощавшись со мной, увел ее к себе на квартиру, а я, окончательно решив двигаться домой, вышел из ресторана на улицу.

     Виновен в этом или космос,
  или научный беспредел:
  несовращеннолетний возраст
   весьма у дев помолодел.
       Игорь Губерман

                Глава третья.

       Но не успел я сделать и нескольких шагов, как вблизи меня остановилась машина, водитель которой опустил стекло и позвал:
     -Савва, давай быстренько садись.
       Голос говорившего был мне знаком, я пригляделся и узнал его: это был Николай по прежней кличке Капуста, а по новой - Афоня, неисправимый оптимист и редкостный балагур с неиссякаемым запасом шуток и анекдотов на все темы и на все случаи жизни.
       Обойдя машину спереди, я уселся на сидение рядом с Николаем и пожал ему руку.
   -Ты свободен? – спросил он.
 -Как птица, - пожал я плечами.
     -И куда ты путь держишь?
    -Да вот, домой идти собирался.
     -Вот это ты зря, поехали со мной, меня на хате две подруги уже целый час дожидаются, а я как дурак езжу, партнера себе ищу.
     -На фига тебе партнер? – спросил его я, - ты что, сам не справишься?
    -Ну и скучный ты человек, Савва, - сказал Афоня, трогая с места, - тебе, видно, только секс в чистом виде подавай, а как же насчет поприкалываться, посмеяться, а? Как без этого? Нет, ты не прав, мне лично для этого дела напарник нужен.
    -Хорошо, уговорил, - заверил я Колю, поневоле проникаясь его приподнятым настроением. И тут же спросил: - А что за подруги, где ты их надыбал?
    -Там же, где и ты их обычно находишь, в ресторане, только ты сегодня, как я вижу, пролетел, а я вот сразу двух подцепил.
     -Добро, посмотрим сейчас на твоих «курочек», - снисходительно сказал я, - небось там такой товарец, что и смотреть не на что, можно сразу домой уходить.
     -Ты не уйдешь, телки, поверь мне, вполне достойные, - просто сказал Николай и притормозил автомобиль… совсем близко от дома, где мы накануне оставили Лёньку с пятью подвыпившими девицами.
       Дом, в который мы вошли, был выстроен из красного кирпича и снаружи не оштукатурен, зато внутри оказался довольно уютным. Девушки, ожидавшие Коляна, с которыми он меня тут же познакомил, были вполне симпатичными и я с удовольствием стал их разглядывать. Дело было в том, что в компании Николая нередко можно было встретить клевую, но развязную шлюху, и глуповатую девицу, недавно вырвавшуюся из села и еще не избавившуюся от чудовищного деревенского акцента и соответствующих привычек. Сегодня же в его сетях каким-то образом увязли две довольно смазливые «шмары»: одна из них была стройная, манерная, медлительная с необычным для наших мест правильным русским выговором светлая шатенка лет двадцати двух - двадцати пяти, причем имя у нее тоже было довольно необычное – Капитолина; вторая же была совсем молоденькой, но зато фигуристой, и при этом излишне развязной, она с первой же минуты нашего появления в доме стала рассказывать похабные анекдоты, и рот ее на протяжении целого получаса все не закрывался; эту девицу звали Вероника. Она была не выше полутора метров ростом, но благодаря прилично развитой груди и довольно широким бедрам выглядела вполне зрелой, так что я вздохнул успокоенно, удовлетворенный выбором Николая. Мы выпили холодного домашнего вина, закусили солеными помидорами, затем Коля шепнул мне, что я могу заняться Капитолиной, для чего мне предоставляется  спальня, а сам он с Вероникой отправился во вторую половину дома. Капитолина спокойно проследовала со мной в спальню, но на мое предложение разоблачиться и отправиться в постельку, неожиданно заартачилась:
     -Ты знаешь, мы с тобой друг другу абсолютно не подходим, - безапелляционным тоном и распевным голосом заявила она.
     -Это в каком же смысле не подходим? - не успев даже обидеться, из одного лишь, как говорят, спортивного интереса, спросил я.
        -Потому что ты не в моем вкусе, понимаешь? К тому же я кое-что о тебе знаю, наслышана: ты – бармен, а значит пресыщенный и неисправимый развратник и циник, - сказала она, неприязненно глядя на меня. – И, кроме того, ты мне как мужчина не нравишься, в тебе слишком мало мужского начала.
     -Ах, вон оно как? На основании всего вышесказанного, - решительно двинулся я в ее сторону, - тебе сейчас придется познать, достаточно ли во мне мужского конца. – Увидев неподдельное изумление на ее лице, я жестко добавил: - Да-да, я думаю, наступило время поставить тебя в стойло, вздрючить как следует, а заодно и обломать тебе рожки, милая Капа.
     -Как, ты собираешься меня насиловать? – спросила она, картинно закрывая лицо руками.
     -Причем самым зверским образом, - набирал я обороты, крепко хватая ее за плечи.
      -Савва, Савва, подожди, - услышал я голос Коляна, в этот самый момент входившего в спальню. – Извини, что нарушил ваш интим, тут, понимаешь, произошла маленькая накладочка.
       Остановившись, я с неудовольствием поглядел на него. Я только собрался воспитать в дамочке уважение к мужчине, а он, видите ли, мешает.
    -Извини еще раз, мы с тобой сейчас сделаем небольшую перестановочку, рокировку, как говорят шахматисты. Пройди в дальнюю комнату, Вероника там уже ждет тебя. А Капа… я сам ею займусь. Женщина она, ну что тебе сказать, язык без костей, кого хочешь, с панталыку собьет.
       Весь дрожа от злости и негодования я последовал его совету, хотя мне о-о-очень хотелось в эту минуту добраться до этой самой Капы и кое-что ей разъяснить…
       Вероника, находившаяся к моему приходу в постели, явила собой полную противоположность Капитолине: с мягкой предупредительной улыбкой, лишь завидев меня, она приглашающе отбросила край одеяла. Я присел рядом, взъерошил у нее на голове волосы и спросил:
      -Ну, чем будем заниматься, милая девочка?
     -Время уже позднее, - живо откликнулась та, ловя мою руку и прижимая к своей теплой и мягкой груди. – Анекдоты я уже все рассказала, так что пора баиньки.
       -Хорошо, уговорила, - невольно усмехнулся я и стал раздеваться. Улегшись с ней рядом, я спросил:
    -А сколько тебе лет, пупсик?
    -Ха, ты не поверишь, у меня как раз завтра день рождения, - доверчиво прижимаясь ко мне своим наливным горячим телом, прошептала она. – Сделай мне приятно, это будет мне самым лучшим подарком.
       После нескольких минут поглаживаний и объятий мы приступили к основному действу. На мгновение моя рука коснулась нежных, словно пушок, волос ее лобка и я едва не всполошился – отчего бы это, подумал я, сколько же лет этой девчонке? Но было поздно - девушка перехватив инициативу, притянула меня к себе. Мы легко соединились и, не мешкая, отдались любовным движениям. Нет, подумал я, успокаиваясь в её сладостных объятиях, с таким опытом она не может быть несовершеннолетней. Все у нас с Вероникой шло хорошо и гладко, и я рядом с ней постарался расслабиться и отвлечься от всего негативного, целый день преследовавшего меня.
    -Ты как? – спросил я по истечении пятнадцати минут наших совместных беспрерывных движений.
    -Не знаю, - ответила моя пассия, - я просто чувствую его там, внутри себя, и мне от этого хорошо.
       Ни о чем больше не спрашивая, я завершил наш любовный акт, после чего тут же отвалился в сторону и… уснул.
       Проснулся я спустя пару часов, приподнялся в постели, девчонка, лежавшая рядом, тоже шевельнулась, обдав меня теплом своего тела.
       Чтобы не захотеть её вновь, я встал с постели и быстро оделся.
     -Передай Колюне, что я ушел домой, не хотел его беспокоить, - сказал я ей, заметив, что Вероника открыла глаза. – А ты сладенькая, и я надеюсь, что все самое хорошее в твоей жизни еще впереди. С днем рождения.
    -Спасибо, милый, до свидания.
       Улица встретила меня предутренней прохладой, и, пройдя пару десятков шагов, я остановился поеживаясь. Вспомнив кое о чём, я замер в раздумье: может, стоило бы зайти навестить находившегося неподалёку Лёньку и убедиться в том, что он жив и здоров. Или же черт с ним,  и мне следует попросту отправиться домой.
       После минутного раздумия, вспомнив Лёнькину самодовольную рожу, я, больше не колеблясь, двинулся в сторону своего дома. Но не успел пройти и нескольких шагов, как меня сзади окликнули:
      -Эй, Савва, ну-ка погоди!
       От неожиданности я остановился и обернулся: меня быстрым шагом нагонял мой старый приятель Ваня по кличке Яник, капитан милиции, ныне заместитель начальника районного уголовного розыска.
      - Ты откуда так поздно? – спросил он, пожимая мне руку.
     -Уже скорее рано, чем поздно, гражданин начальник, - пошутил я.
     -С каких это пор ты по чужим квартирам шныряешь? – вновь спросил он, кивая на частные домики. – Насколько я знаю, обе твои съемные квартиры расположены в другой части города.
      -Вот же привычки ваши мусорские – все спрашивать, да расспрашивать, - усмехнулся я. – А насчет квартир – это устарелая информация, - добавил я: - Я от того, Вань, что бог дает, не отказываюсь, а куда от души приглашают – всегда тороплюсь туда явиться. Затем, приглядевшись к Янику, спросил:
     -А ты чего в такой час не спишь, по работе что ли, носишься?
      -Да вот, одного придурка уже полночи ищу. Кольку-Капусту, или Афоню, ну ты его знаешь.
       У меня внутри похолодело от плохого предчувствия.
    -И на черта он тебе сдался? – спросил я как можно более непринужденно.
    -Да девочку он одну подцепил у ресторана, а ей еще и -…надцати не исполнилось, из дома убежала. Найду этого Капусту, сразу закрою, за связь с малолеткой. Не в ладушки же он с ней сейчас играет.
       У меня в глазах потемнело: вот же черт, вот это Колян меня подставил!
      -Я накануне вечером видел его у ресторана, - начал я осторожно, будто припоминая. – И телка с ним была, правда совсем взрослая, лет двадцати пяти, если не старше.
     -Да нет, это она, Вероника, просто взросло выглядят, крупная, задница у нее - да, как у женщины, у меня есть ее описание. – Он вздохнул: - Она бы мне и на фиг не сдалась, да майор, начальник УГРо соседнего, Леовского района позвонил, это дочка его. Малолетка – дура бестолковая, уже две недели, как сбежала из дому, теперь отцу с ней одни хлопоты.
       Час от часу не легче, обреченно подумал я, и холод ужаса пробрал меня до самых костей. Все! Капец мне. Посадят ведь за мусорскую дочечку, это уж точно, и – никакой пощады не жди. Ау, ты чем думал, Савва, когда ложился с ней в постель? Ведь она по документам совсем еще ребенок. И чувствовал же, у нее на одном месте пушок вместо волос. С чем и поздравляю вас, Савва батькович! Доигрались! Приехали! Финиш!
     -Так ты куда сейчас путь держишь? – подозрительно оглядев меня, спросил Яник.
      -Вспомнил, что обещал Лёньке разбудить его и забрать с собой, - соврал я.
      -Ну-ну, - пронзительно глядя мне в глаза, сказал Яник. – Если корешка своего Кольку случайно повстречаешь, не говори ему ничего, я с ним сам разберусь.
      -Да мы с ним, ты же знаешь, разными тропками ходим, - сказал я, напуская на себя безмятежный вид, после чего пожал Ивану руку и медленным шагом поплелся в сторону центра города.
     Но едва только Яник скрылся с глаз, я повернул обратно. Шел торопливо, но сторожко, внимательно оглядываясь по сторонам, и будь за мной следом в эту минуту хоть десять ищеек, я бы их всех обманул.
     Пробравшись в дом, который только накануне покинул, я поднял Кольку с постели, все ему выложил, объяснил, в какой ситуации мы находимся, затем спросил его, не знает ли он, каким образом девица эта, Вероника, в наш город попала. Он почесал за ухом, потом вспомнил, что был у нее в ее родном городе возлюбленный, тоже школьник, только двумя годами старше, она у него жила с неделю, но потом сбежала.
       Как трогательно, ну прямо «Ромео и Джульетта», - подумалось мне. И возраст соотвествует. Только помнится, в финальном акте этой нежной и пылкой любовной истории всех главных действующих лиц поубивали.
    -Надо ее срочно домой отвезти, а лучше всего прямиком к тому парню, может хоть это нам поможет соскочить, - предложил я.
    -Да, ты прав, - согласился Колюня, у него в эту минуту даже чувство юмора пропало. – Западло по 102 статье в зону идти, народ не поймет, сделают разбор, и наверняка будут проблемы.
     -Не думай пока об этом, - сморщившись как от зубной боли, попросил я. – Ты пятерик отсидел, за приблатненного проканал, и то беспокоишься, а что мне говорить? Так ты отвезешь девочку или нет?
      -Если откажется ехать, тогда проще убить и куда-нибудь в лес вывезти, чтобы от тела избавиться - прошептал он, глядя мне в глаза, и я понял, что он не шутит.
     -Поехали вместе, Колюня, вдвоем мы решим этот вопрос в наилучшем виде, и ментов я попробую взять на себя, а пока не будем панику пороть, понадеемся на лучшее.
   Всего несколько минут нам потребовалось, чтобы одеть, а затем вытащить из дому ничего не понимающую и сопротивляющуюся девочку, затем я сел с ней на заднее сиденье, а Коля нажал на газ. Город-"побратим" Леово находится в полусотне километров от нашего, значит, минут сорок езды. За это время я должен был подготовить Веронику к разговору с ее родителями. Дорога была почти пустынна. Спустя час мы уже были на месте, предрассветная темнота, скрывающая все вокруг, была очень кстати. Парнишка, первый полюбовник Вероники, жил в частном доме и что особенно важно, имел отдельную комнату, где, собственно, все у них с Вероникой и началось. Дорогой девочка все мне выложила, включая его имя и семейное положение, и теперь у меня в голове созревал план действий. Попутно я ей объяснил, что лучшим вариантом сейчас будет вернуться к ее первому парню, чтобы ее за плохое поведение не отправили в специнтернат, который может оказаться похуже тюрьмы. И посоветовал забыть все приключения, что были у нее за прошедшую неделю, а также участников этих приключений. Выслушав меня, довочка задумалась. Постучав в указанное ею окно, которое, к счастью, находилось невысоко от земли, мы дождались, чтобы оно открылось, и перед нами возникла кудрявая голова.
   -Василий, привет! Слушай меня внимательно, - сказал ему я. - Сейчас мы к тебе забросим твою подружку - Веронику, а далее, кто бы чего не спросил, скажешь, что все это время она у тебя была, просто ты никому не рассказывал.
 -Так папаша ее, мент этот, уже два раза за эти дни к нам приходил, - отозвался Вася, беспристанно зевая.
  -Он же у вас в доме обыск не делал, - ответил я. - Короче, план такой: она в тебя влюбилась, ты не смог ей отказать и приютил у себя, зная, что она с отцом конфликтует. То, что между вами было, никому не интересно, так как вы еще малолетки. Ромео и Джульетта, молдавский вариант. Ты ее не насиловал, она сама пришла, значит, у вас все по любви и согласию и судить никто никого не будет, да и папаше ее это невыгодно - сор из избы выносить.
  -Но я не хочу, чтобы она сейчас ко мне пришла, - закапризничал Василий. - И где вот она болтается уже неделю?
   -Вася, ты не должен ничего спрашивать, она у тебя пару часов побудет, а утром отправишь ее к отцу, и на этом все закончится. Жениться тебя тоже никто не заставит, так что просто потерпи ее немного. На вот тебе, триста рублей, за моральный ущерб, бери, только ей ничего не говори. – Я протянул парню пачечку четвертных. - И прошу тебя, не ссорься с ней. Будь помягче, помни: терпеть тебе ее осталось всего пару часов. Можешь для разнообразия шпокнуть ее в последний раз. - Слушая его мычание, и воспринимая это как возражения, я добавил в свой голос жёсткие нотки: - Если не хочешь по-хорошему, Вася, я тебе обещаю, что мы, за то, что ты ей целку сломал, ноги переломаем и яйца разобьем всмятку, понял? Инвалидом сделаем, имей в виду! А потом еще и папашу ее на тебя науськаем, тогда тебе вообще жизни не будет.
   Василий после этих слов все еще ныл, но деньги взял, и окно открыл пошире. Подсадить дамочку и десантировать ее в хорошо знакомое ей окно взяло у нас меньше минуты. И едва оно закрылось, как мы бросились к машине и через минуту были уже далеко от этого места. Остановившись у ближайшего телефона-автомата, я набрал 02 и изменённым голосом сообщил дежурному по РОВД, что дочь начальника уголовного розыска находится в доме у своего любимого парня по имени Василий. Когда дежурный спросил меня кто у телефона, я сказал: "сосед" и положил трубку. В полной уверенности, что не пройдет и получаса, как заботливый папаша найдет свою дочь.
    Часом позже, возвратившись домой, я стал лихорадочно складывать вещи – самое необходимое, вдруг придется бежать, иди там знай, как дальше события развернутся, вдруг этой девочке допрос с пристрастием устроят. Вытащил из потайных мест все свои денежные заначки, пересчитал: выходило не очень весело – чуть более полутора тысяч рублей. Конечно, будь у меня в запасе три-четыре дня, я собрал бы все свои деньги, получил бы долги и набралось бы тогда тысяч пять-шесть… Но времени, как я понимал, у меня почти не оставалось. Осознав это, я без сил опустился на диван. Да и куда бежать? – с тоской подумал я. Страна хоть и большая, так у нас ведь любого без труда найдут. Вот тебе и пятница, 13, подумал я. Хотелось заплакать, но слез не было. Вытащил запрятанный глубоко среди вещей ПМ – пистолет «Макарова», выщелкнул обойму, перебрал патроны… На крайняк, подумалось мне, можно и пулю себе в лоб пустить – тогда все проблемы сами собой уладятся.
       «…Чую с гибельным восторгом – пропадаю…» - не совсем вовремя ворвалась в мозг стихотворная строчка из Высоцкого.
       Снял трубку телефона, набрал знакомый по памяти номер.
     -Иван Иванович, Яник, привет, это тебя Савва беспокоит. Ты уже трудишься? В смысле находишься в отделе? Так и не поспал этой ночью?.. Слушай, у меня к тебе большая просьба. Я это... насчет той самой девочки, Вероники, что с Афоней вчера ушла. Ты это, пожалуйста, активность поубавь, и свой пыл профессиональный поумерь. – Затем, после паузы и его естественного вопроса «почему?», добавил: - Да, я тоже тут замешан, и, как ты сам понимаешь, совершенно случайно, но кому же это объяснишь. – Терпеливо выслушав его обычное, еле разборчивое бормотание, продолжил: - Понимаешь, я как-то не привык, ложась в постель с девкой, паспорт у неё спрашивать. Короче, в настоящий момент она уже за пределами нашего района, скоро будет дома или у дружка своего прежнего, папа ее уже знает, где она, короче так или иначе, они скоро встретятся. А значит, у них все будет хорошо. Ну, и нам тоже так спокойнее. Ты бы ему по-дружески присоветовал шум не поднимать и виновных не искать, у девчонки ещё вся жизнь впереди. С меня причитается, сам понимаешь… По гроб жизни обязан буду… Ситуация видишь как сложилась... очень надеюсь на твою порядочность и нашу дружбу. Но если меня с этим делом ждут неприятности и избежать их нельзя, ты хотя бы предупреди, если отмазать не получится. – И совсем уже кислым голосом добавил: - Давай, пока.
       Часов в одиннадцать утра Афоня связался со мной по телефону и стал убеждать, что всё будет хорошо. Мне очень хотелось верить в это, поэтому он меня почти убедил. Положив трубку, я впервые за много часов вздохнул полной грудью.
    Уже ближе к вечеру, так никуда и не уехав, я встретился со своими дружками – Кондратом и Лёнькой.
     - Ну вы блин и козлы, - скривился, завидев меня, Лёнька. – Бросили друга этим стервам на растерзание.
      - Что-то я вчера не заметил, чтобы ты этим фактом сильно опечалился, когда все эти подруги к тебе одному приклеились, - обозленно ответил я. – Лучше расскажи нам, твоим друзьям, как все было. Изнасиловали или обошлось?
     - Вначале и вправду было весело и прикольно, - с усмешкой стал рассказывать Лёнька. – Я с одной начал, потом вторая подключилась – так грамотно, будто эти подружки не впервые такое устраивали. А когда еще две в комнату зашли и стали раздеваться, я, честно говоря, труханул. Сказал им, чтобы убирались. Но они, представляешь, тоже к нам в постель полезли! Офигели бабы! Пришлось треснуть одной, той, что пострашнее, по тыкве, она аж под дверь отлетела, так у них сексуальный азарт сразу и поутих. Остальные растерялись, начали одеваться. Ну, я тут же собрался и ушел.
       Мы с Кондратом переглянулись и тихонько рассмеялись.
       -Ну всем кайф перепортили, сучки, и себе и людям, - зло сказал я и глянул на часы. - Ладно, а теперь пошли в кабак. Ужин с меня, так и быть, ставлю.


    




                Новелла седьмая.

Коктейль «жало с ромом»
Ром темный          40 мл
Ликер светлый     20 мл
Смешать в шейкере, слегка взбить, подать в бокале

                Где ты, моя ненаглядная, где… 
               
                Она была собой прекрасна,
                и ей владел любой подлец,
                она была на все согласна,
                и даже – на худой конец.
                Игорь Губерман
    
      Воскресный день уже клонился к вечеру, когда я, закончив все свои дела, направил стопы в кафе-бар «Ла умбрэ», где работали мои друзья Кондрат и Лёньчик. Этот день для меня выдался нелегким, пришлось серьёзно потрудиться на благо общепита и себя лично. И всё это в ознаменование окончания уборочной, в честь которой сегодня в нашем городе состоялась общерайонная ярмарка, называемая у нас праздником Урожая.
     Я, так же как и большинство работников городского торга и общепита, в этот день был задействован в празднестве, причём с раннего утра: обслуживал сие мероприятие, торгуя около рынка на открытом прилавке самыми различными видами продукции. В ассортименте у меня имелось копченое, печеное, отварное и жареное мясо – свинина и говядина крупными кусками от килограмма до трёх, а также всевозможные колбасы и полуфабрикаты. Кроме того меня обеспечили кондитерской продукцией всех видов, и, соответственно, пивом и лимонадом. Таким образом, помимо большого количества мясной продукции, я продал не менее сотни тортов и около трех тысяч пирожных. Кондитеры всех трех городских цехов в этот ярмарочный день буквально завалили мой прилавок своей сладкой продукцией, по ходу праздника дирекция общепита устроила между цехами соцсоревнование, поэтому производители сладкого накануне очень постарались, изготовив сверх обычного своего ассортимента некоторое количество отборных, выставочных экземпляров. Обычно равнодушный к кондитерским изделиям, я, получив целый поднос этих шедевров, не удержался при виде подобной красоты и, выбрав минутку, отволок его в кафе к ребятам, чтобы вечером после работы вместе ими полакомиться. 
      Праздные толпы людей самого разного возраста – от дошкольного до пенсионного - с раннего утра буквально осаждавшие все без исключения городские предприятия общественного питания – столовые, кафе и буфеты, не обходили вниманием и удобно расположенный в центре города кафе-бар, в котором продавалась самая разнообразная и всегда качественная продукция. Поэтому еще издали я увидел около кафе «Ла умбрэ» очередь покупателей, приобретавших соки, пирожные и мороженое.
     Я подошел ближе: сгрудившаяся у раздаточного окошка кафе группа молодежи, состоящая преимущественно из девушек, в ожидании своей очереди живо обсуждала перипетии ярмарки.
     Думая о чем-то своем, я направился было к служебному входу, но при этом мимоходом не преминул скользнуть взглядом по лицам девушек, которых у прилавка было не меньше десятка, и… остановился как вкопанный. Мое внимание привлекло одно лицо, показавшееся на фоне всех прочих премиленьким. Сменив направление, я, маскируя свою заинтересованность равнодушным взглядом, подошел к девушкам поближе. Первой в очереди к окошку стояла симпатичная кудрявая блондинка, которая была занята тем, что пересчитывала на ладошке мелочь, второй в очереди была брюнетка с короткой стрижкой «паж», которая заглядывая первой девушке через плечо, что-то говорила, а заинтересовавшая меня девушка, шатенка с миловидным овальной формы лицом и прекрасными карими глазами, стояла, о чем-то задумавшись, следом за двумя первыми.
      Подойдя к окошку, к началу очереди, я изобразил благостное лицо и жалостливым голосом попросил:
    -Девушки, не угостите несчастного колхозника стаканчиком сока? Ужасно пить хочется, а деньги – все до копейки - в кассе...
    -Кхы… – удивленно взглянув на меня, произнесла кудрявая блондинка, - мы тут сами копейки считаем, а он?..
     -Нашел, у кого просить, у студентов, - усмехнулась другая девушка, брюнетка, стоявшая следом за ней.
     -Так ведь я стакан соку прошу, самого простого, березового, - умоляющим тоном продолжал я, - всего лишь восемь копеечек, ну, выручайте, девчонки.
     Тут наверное уместно будет заметить, что самый мой вид, - а я с раннего утра был одет в белую рабочую спецовку, превратившуюся к концу дня в серую, - не вызывал, очевидно, у девушек доверия, участия или сочувствия.
    -Я возьму вам сок, - выглянув из-за спин своих подруг, сказала ТА САМАЯ девушка, мило мне при этом улыбнувшись. – Вы какой будете пить, и впрямь хотите березовый?
       Уже в следующую секунду, разглядев ее лицо вблизи, детально, озаренное к тому же открытой чистой улыбкой, я, признаюсь, едва не обомлел: нет, я предполагал, конечно, что девушка, заинтересовавшая меня, прехорошенькая, однако теперь я с уверенностью мог сказать, что лицо ее, обрамленное вьющимися темно-каштановыми волосами, было необыкновенно красивым. Не в силах оторвать от нее своего взгляда, я украдкой оглядел ее всю: среднего роста, стройная, одета в белую блузку с рюшами и короткую темно-синюю юбку, на ногах сандалии.
     -Вообще-то мне все равно, что пить, - ответил я, обезоруживающе улыбаясь ей, - просто жажда замучила.
    -Тогда я вам возьму, как и себе, яблочный.
      Не в силах еще что-либо произнести, я только кивнул в знак благодарности.
     -Тебя ждать, Лика? – спросила мою собеседницу блондинка, как раз в этот момент отходившая от окошка и державшая в каждой руке по стакану сока. Лика, махнув ей рукой, ответила:
      -Ты иди, Тома, и придержи мне место, я сейчас подойду.
      Я стоял, дожидаясь, пока девушка купит мне сок, а сам тем временем продолжал разглядывать ее и не мог налюбоваться. Пожалуй, не кривя душой, я мог бы сказать, что девушки очаровательнее её я в своей жизни еще не встречал. Глаза большие, карие, выразительные, бровки густые, слегка закругленные, правильный прямой носик, алые губки – на мой вкус все в ней было совершенно, линии лица и пропорции изумительные. И где, вы спросите, в наше время можно повстречать такую красотку? Ответ до смешного банален: на улице провинциального городка, около кафе, в очереди за мороженым, а ведь девушка эта, даже при первом взгляде на нее, смотрелась бриллиантом чистой воды и высшей пробы. Протянув мне стакан с соком, она тем самым вывела меня из легкого транса.
        -Пожалуйста, ваш яблочный, - сказала она, мило улыбнувшись, и я в ответ смог выдохнуть на это лишь полусдавленным голосом: «спасибо!»; впрочем, у меня действительно в горле пересохло.
     Я пил сок мелкими глотками, при этом продолжая наблюдать за ней, а девушка Лика, как назвала ее подруга, еще раз улыбнулась мне, затем, отойдя от окошка, присоединилась к своим подругам.
     Поставив на один из свободных столиков пустой стакан, я по-быстрому нырнул в кафе, прошмыгнул мимо удивленно уставившегося на меня Кондрата, готовившего в огромной пятиведерной кастрюле очередной замес мороженого, схватил с подсобного столика большую тарелку и быстро стал перекладывать на нее с подноса пирожные, успев мимоходом шепнуть товарищу:
      -Сделай, пожалуйста, три красивые, двухцветные порции мороженого с шоколадом и орешками и три чашечки кофейку, только по-быстрому. Закончишь, вынеси наружу, я тебя там встречу.
     Второй бармен, Лёнечка – общепризнанный, по мнению очень многих в нашем городе красавЭц, дамский любимчик и угодник, поглядел на меня со своего места у окошка рассеянно-удивленно, и я, не сдержавшись, бросил ему укоризненно:
    -А ты, лопух, какого черта торчишь у окошка? Тебе что, глаза мороженым залепило, и ты уже никого перед собой не замечаешь? Таких красоток пропускаешь, эх ты…
     С этими словами я выскочил за дверь и направился к столу, за которым на пластмассовых стульях сидела девушка Лика вместе со своими подругами. Подойдя, я молча поставил в центр их стола блюдо, на котором теснились конкурсные пирожные: искусно выделанные корзинки с цветами, посыпанные цветной глазурью, а также наполеон, миндальные, заварные – эклеры, лебеди с изогнутыми шеями, так называемые картошки – шоколадные батончики, и великолепные трубочки с кремом, – один к одному трудолюбиво исполненные шедевры кондитерского искусства.
       -Ой, что это, откуда такая красота? – воскликнула одна из девушек, с интересом разглядывая принесенное.
     -Надо же, отродясь такой красоты не видела! – восторженно произнесла Лика, затем удивленно посмотрела на меня.
     -Извините, мы этого не зака-а-азывали, - пролепетала третья девушка, не отрывая глаз от тарелки.
      -Скажите спасибо вашей подруге Лике, - сказал я, скромно отступя назад и скрестив руки на груди. – Она угостила меня соком, а это – самое малое, чем могу отблагодарить ее я.
     Этот красивый монолог прервался появлением у столика парня, одетого в стройотрядовскую курточку. Он шагнул к столу и сказал строгим голосом:
      -Не берите этого, девчонки, не надо.
    Моя физиономия самопроизвольно вытянулась от удивления, и я в растерянности спросил:
     -А почему, собственно?..
     Как раз в эту самую минуту Кондрат, выйдя из кафе, подошел к столику и поставил на него три красиво оформленные порции мороженого в креманках, щедро посыпанных тертым орешком и шоколадом.
     Ситуацию разрядила Лика, она грациозным движением взяла одно из пирожных, надкусила его своими жемчужными зубками, затем сказала парню:
      -И не подумаю отказаться от подобной красоты, - и, улыбнувшись, добавила: - Ты присаживайся, Андрюша, не суетись, а если не хочешь, возвращайся за свой столик.
     Молодой человек по имени Андрей, пытавшийся еще что-то сказать, махнул рукой и отправился восвояси; мы с Кондратом, дабы не смущать девушек, деликатно отошли и остановились у входа в кафе.
       -Видал? – спросил я его. – Как тебе эта красотуля?
       -Нет слов, чертовски хороша! - признал Кондрат. В его устах это была наивысшая похвала девушке или женщине.
      -Так что будем делать? – спросил его я. – Попытаемся договориться на вечер?
       -Давай, - согласился он. – Пусть возьмет с собой подружку – и к тебе. Хата у тебя, надеюсь, сегодня свободна?
      -Свободна, - сказал я, бросая очередной взгляд на девушку. Затем повернулся к товарищу и сказал:
      -Послушай, а может, мы эту девочку Лёньке отдадим? Мы перед ним виноваты… в долгу, можно сказать, перед товарищем. Ну, с тех пор, когда с этими университетскими девчонками из девятой комнаты развлекались…
     Кондрат скривился:
     -Так он же не справится, ехарный бабай, начнет, как обычно, сопли жевать, а птичка тем временем улетит.
     Я, не слушая излияний своего товарища, критически поглядел на себя как бы со стороны, и решил, что в равноценные партнеры этой девочке Лике, увы, не гожусь, - уже и возраст не тот, да и все прочее... Кондрат же, в отличие от меня, видимо, не настолько был очарован внешностью Лики, чтобы проявить горячее желание обладать ею. Что ж... тогда пусть она достанется Лёньке, решил я, если, конечно, она вообще имеет желание кому-либо доставаться.
     Мы вошли в кафе – за девушек пока можно было не беспокоиться, им, чтобы управиться со всем тем, что было на столе, необходимо было как минимум минут двадцать.
     А что касается университетских девушек и Леньки…
     Эта история произошла у нас совсем недавно. Так сложилось, что в течение нескольких дней мы с Кондратом вывезли в лес, когда попарно, а когда и по трое, целый десяток девушек – студенток Кишиневского университета, с которыми познакомились накануне здесь же, в кафешке. Вывезли, и, конечно же, переспали с ними, причем мне лично удалась близость со всеми десятью.
     А Лёньке, который все эти дни работал в кафе, мы врали, что по вечерам занимаемся совсем другими делами. Лишь в самый последний день, накануне отъезда девушек в Кишинев, к месту учёбы, узнав, что да как, Ленька пришел в бешенство, и нам с Кондратом едва не досталось от него – уж очень крепок физически наш товарищ, мастер спорта СССР по тяжелой атлетике. А мастер спорта, я вам  скажу - это вам не хухры-мухры, еще немного и имели бы мы с Кондратом вырванные вихры.
     Тем временем Лёнька, то и дело выглядывая из своего окошка-амбразуры, тоже рассмотрел красотку Лику, и пришел от нее в восторг:
      -Кондрат, Савва, пацаны…  Отдайте ее мне, во телка классная!
     -Классная, - холодно оборвал его я, - да, может, не про нас.
     -Савва, ну давай же, иди, поговори с девочкой, у тебя получится, я знаю. А то я тут… - Он обвел рукой помещение и страдальчески скривился, - затрахался с этой работой, в туалет вырваться некогда.
     Дожидаясь, когда девушки покончат с мороженым, я вышел на улицу и остановился чуть в стороне от их столика. Спустя пару минут Лика встала, сняла висевшую на стуле сумочку и подошла ко мне, глаза ее чуть лукаво улыбались, когда она спросила:
     -А вы простите... кто? И вправду колхозник? Или человек, который делает добрые дела? Сказали, что на стакан сока денег нет, а сами…
     Я широко ей улыбнулся.
     -Нет-нет, во-первых, не вы, а ты, а во-вторых, я не какой-нибудь джинн из бутылки, а просто товарищ и коллега этих, - я кивнул в сторону кафешки, - ребят, и по случаю заглянул к ним в гости. А тут увидел вас, ну и... Скажите, Лика, а то ведь вас сейчас ваши друзья позовут, и у меня не будет другой возможности спросить…
     -Да, слушаю, – девушка изобразила на своем лице внимание.
     -Реально ли, на ваш взгляд, если бы мы, я и вот эти ребята, которых вы видели, пригласили вас… ну, скажем, куда-нибудь прогуляться, или к нам в гости, например. А вы бы пришли с какой-нибудь подругой… или двумя, на ваше усмотрение. Что вы думаете об этом?
     -Ну, я даже не знаю… - девушка на секунду задумалась. – Нам вечером необходимо быть в лагере, а это далеко, в селе, в тридцати километрах отсюда.
     -Ну, допустим, это не проблема, - заверил ее я. – Это я беру на себя, у нас есть машина и мы доставим вас, когда угодно и куда потребуется.
     -Тогда… мы с подругой подойдем сюда к кафе ровно через час, - твердо сказала Лика, глянув на изящные миниатюрные часики на своем запястье.
     -Я, то есть мы, будем вас ждать, Лика. Очень, очень ждать. – Мой взгляд, думаю, был гораздо красноречивее моих слов.
     Девушка, еще раз улыбнувшись на прощание, ушла, а я, наверное, весь светясь от гордости, вернулся в кафе.
     -Ну что? – спросил Лёнька.
     -Встречаемся с девушками здесь же ровно через час, - с удовольствием сообщил я.
     -Тогда на встречу с ними пойдете вы с Лёнькой, - сказал Кондрат. – А я здесь задержусь, надо посчитаться.
     -Как думаешь, эти девочки чистые, а то я только месяц тому назад как от триппера вылечился? - Лёнька, приподняв брови, вопросительно посмотрел на меня. 
     -Тьфу, как грубо ты говоришь о дамочках. Ну, если ты в чем-то сомневаешься, можешь не идти, - сказал я. – Я лично, даже если бы знал наверняка, что эта девочка больна, все равно пошел бы – переспать с такой красулей можно лишь один раз в жизни.
     -Хорошо, ты пожалуй прав, - буркнул он и растерянно улыбнулся. – Только смотри же, Савва, не накаркай.
     Ровно через час мы увидели девушек вновь. Лика пришла, как и обещала, и привела с собой подругу, одну из тех, что сидели с ней вместе за столиком, кудрявую блондинку, я еще имя её запомнил - Тома. Мы с Ленькой тут же выскочили на улицу, чтобы их встретить. Мы надеялись, что девушки между собой все уже предварительно обговорили, но после двух-трех ничего не значащих фраз, которыми мы с ними перебросились, уже перед самым уходом на квартиру, выяснилось, что для подруги Лики – Томы, вопрос пообщаться с нами поближе еще никак не решен. Она неожиданно заупрямилась, при этом мне показалось, что девушке не понравилась именно моя физиономия.
     -А я пойду, - неожиданно твердо сказала подруге Лика. – Ты, Томка, если хочешь, возвращайся.
     Девушка поглядела на подругу удивленно, и я, решив, что она еще колеблется, отвел ее в сторону для разговора:
     -Вы, Тома, в принципе против того, чтобы пойти вместе с нами куда-либо, или же я в частности вам несимпатичен.
     -Нет, просто... - опустила голову та, - ну, я, в общем, никуда не собиралась, просто не хотела… оставлять Лику одну.
     -Вы только взгляните, она ведь уже не одна, - улыбнувшись, сказал я, кивнув на Лёньку. И действительно, тот, взяв Лику под руку, что-то увлеченно рассказывал девушке, вовсю стараясь ее развеселить.
     -Я… нет, я не могу пойти, - выдавила наконец из себя Тома, а я, улыбнувшись понимающе, сказал: «Ну хорошо, как хотите, конечно» и, отозвав Лёнчика в сторону, незаметно для девушек передал ему ключ от своей квартиры. Тома же, даже не заговаривая больше с подругой, медленно побрела прочь.
     -Мы с Кондратом придем через два часа, - шепнул я Лёньке на прощание. – Если раньше освободитесь, все равно дожидайтесь нас дома, ведь мы обещали Лике отвезти ее в студенческий городок.
     Он кивнул мне, подозвал Лику, и они вдвоем, рука об руку, пошли по улице. Что ж, следует признать, они составили фантастически красивую пару, и на них можно было без устали любоваться.
     -Эй, Савва, ну-ка подойди сюда, - мое лирическое настроение грубо оборвал чей-то женский голос, доносившийся со стороны кафе. Я обернулся, неподалеку стояла Ленка – моя старая знакомая по кличке «Центнер любви». Приветственно помахав рукой, я направился к ней.
     -Привет, дружочек! – сказала Елена ласково, когда я подошел.         
     -И тебе век здравствовать, - осторожно ответил я.
     -Куда это ты своего ученичка с девочкой отослал? – насмешливо спросила она, кивнув вслед уходящей парочке. – Небось трахаться пошли?
-Дело молодое, - с деланной грустью вздохнул я, - разве ж их от этого занятия удержишь? – Оглядев Лену с головы до ног, я спросил: - А ты как же, успехи на сердечном фронте есть или как?
-Да в том-то и дело, что никак, - с досадой в голосе ответила Елена. - И этот твой Лёнечка меня разочаровал, так же как и ты когда-то.
-Да-а? – деланно удивился я.
-Ну конечно! Ты же помнишь наш договор?
-Помню, а как же.
     Конечно же, я помнил. Я помнил, как Елена, истекая к Лёньке желанием, на протяжении целого года буквально преследовала меня, требуя, чтобы я ее свел с ним, так как сама с парнем даже заговорить не решалась, считая, что он ее попросту пошлет куда подальше. То есть, она решила взять меня в посредники, попросив моей помощи в соблазнении Лёнечки. Взамен она мне выставляла одну из своих подружек, девицу, надо признать, весьма сексапильную, и притом какую-то неуловимую, потому что мне никак не удавалось её встретить, чтобы поговорить по душам. И я свое слово сдержал, также как и она, впрочем, так как Лёнька, несмотря на мои опасения, довольно легко пошел на эту связь. Хотя я и переживал по этому поводу, так как от такой мадам как Ленка, можно было ожидать чего угодно: иди там знай, на какие такие новшества она могла подвигнуть, находясь с ним в постели, мягкохарактерного и еще неопытного юношу, потом думай и сомневайся – пить с ним из одного стакана или же не пить.
-Так чем же он плох, наш Лёнечка? – усмехнувшись, спросил я. – Мне он, например, сказал, что, будучи с тобой в постели, новый рекорд установил - семь заходов сделал.
-Семь чего?.. Ха-ха. Не смеши меня, Савва, у него писюн не больше моего мизинца, нечем, как говорится, в зубах поковыряться.
-Зато, получается, веселенький писюн, - усмехнулся я. - Не зря ведь говорят: мал золотник, да дорог.
-Это не по теме, Савва, к тому же у него что ни заход, 15 секунд, от силы 30; раз-два - и кончил. Точно кролик, даже разогреться не успеваешь. Помнится мне, ты тоже быстро приплывал, - некстати вспомнила она. – Тебя, правда, в отличие от  него, на пять минут хватало.
-Ой, Леночка, - скривился я, - вижу, тяжело же тебе угодить, поэтому скажу откровенно: лично я в этом деле больше художник, знаешь ли, а не ремесленник-каменотес, так что уж извини. К тому же, я думаю, причина всех твоих так называемых неудачных интимных встреч кроется в тебе самой.
     -Ладно, теоретик научного секса, пойду я, потому что тороплюсь, - подковырнула Ленка, уходя. - Черт с вами, будем считать, что ты свою часть договора выполнил. Кстати, Кондрата, другого своего дружка, можешь мне не предлагать; если он такой же, как и вы с Лёнькой, я его уже заранее не хочу-у-у... 
     Постояв еще некоторое время на улице, я вернулся в бар и, помогая Кондрату убираться, уже через минуту забыл о Ленке – «Центнере любви». Зато я с легкой грустью думал о Лике, вспоминая каждую черточку ее лица, каждый жест, каждый взгляд.
     -Чего ты мучаешься, альтруист несчастный? – спросил меня Кондрат, когда мы, закончив все дела, закрыли кафе-бар и, выйдя на улицу, закурили. – Сейчас придем на хату, трахнешь ее и успокоишься.
     -Нет, я не смогу. Она, ты же сам видишь, вела себя вполне достойно, отнеслась ко мне с доверием и пониманием, а я вдруг с наглой харей полезу к ней… нет, нет, я не способен обидеть ее.
     -Почему же?  Может быть, ваша с ней встреча будет для неё комплиментом. Впрочем, смотри сам, и делай, как знаешь, - только и ответил Кондрат.
     Когда мы пришли домой, Лёнька с Ликой мирно сидели на кухне и пили кофе. Я вопросительно повел бровью, Ленька тут же прикрыл утвердительно веки, и я понял, что все у них прошло благополучно. В этот вечер мы с Кондратом вели себя суперпорядочно: отправив Лёньку домой, мы отвезли Лику в ее студенческий лагерь, расположенный в получасе езды от города, в село под названием то ли Трифешты, то ли Татарешты, а то и вовсе Готешты, точно уже не помню. Всю дорогу она нам что-то увлеченно рассказывала, а я лишь изредка поглядывал на девушку, с каждой минутой становясь все более печальным.
     -Скажите, Лика, - единственный раз прервал я ее рассказ. – Откуда вы родом, выдайте нам секрет, мне просто любопытно, где в нашей стране такие чудесные девочки произрастают?
     -В Вологде, - засмеялась Лика, затем продолжила свой рассказ. Мы прибыли на место, где располагался студенческий лагерь, минут за десять до закрытия ворот, у входа  в него нас встречала всё та же подруга Лики – Тома.
     Выйдя из машины, мы направились к ней, дорогой я взял руку Лики в свою, наклонился, прикоснулся к ней губами и сказал:
     -Впервые в жизни я получаю удовольствие только лишь от того, что целую девушке руку. Прощай, прекрасная Лика, мне теперь еще долго суждено быть грустным и печальным, потому что твоя красота сводит меня с ума.
    Девушка удивленно подняла на меня свои прелестные глаза, в них, казалось, мелькнул вопрос, ожидание, но я, отпустив ее руку и быстро отвернувшись, возвратился к машине, и мы, ни на минуту больше не задерживаясь, выехали обратно.
     -Грустно, Кондрат, - сказал я товарищу. – Старею. Да тебе не понять, ведь ты, по сравнению со мной, еще совсем мальчишка, - махнул я рукой, - ты же на целых семь лет меня младше.
     Кондрат что-то говорил дорогой, очевидно пытаясь меня утешить, но я его не слушал, а сидел, глубоко задумавшись о чем-то своем.
     Спустя три дня, поутру, как обычно, Лёнька заявился на работу. Губы его были надуты, а голос дрожал, словно кто-то его сильно обидел. И первыми его словами, естественно, были брошенные в мой адрес слова обвинения:
  -Ну, блин, Савва, ты все ж таки накаркал. Спасибо. Докладываю - у меня триппер. Свеженький. От твоей Лики, между прочим, я в эти дни с другими девками дела не имел.
     -Вот вам и пожалуйста, наша красотка оказалась больна, - растерянно пробормотал я, но уже через минуту справился с собой. – Впрочем, я ее не виню. Привлекательная девочка, к тому же легко идет на контакт, что нам, парням очень нравится, вот и случилось то, что случилось.
     -Хорошо, блин, что мы с Саввой к ней не нырнули, - сказал Кондрат, с усмешкой поглядывая на меня. – А ведь были мыслишки, были…
     -Чтоб ей там, в Вологде, задницу надрали, - в сердцах воскликнул Ленька.
     -Надрать может и не надерут, а вот бициллином нафаршируют, это факт, будь уверен, - сказал, ухмыльнувшись, Кондрат.
     -А мы тебе здесь задницу нафаршируем, - кровожадно глядя на Лёньку, сказал я, и, неожиданно для самого себя, запел:
     -Где ты моя ненаглядная, где…
     Кондрат тут же меня поддержал:
     - ...в Вологде, где, где, где, в Вологде, где. Там, где цветет палисад.
     -Кстати, - перебил он сам себя, - сегодня в нашем ДК концерт, ленинградский мюзик-холл играет, какой-то Филипп Киркоров будет петь. Пойдем, Савва?
     -Киркоров?.. – переспросил я. – А это еще кто такой? Болгарин? Из нашенских, из Молдавии? Или из-за рубежа? Я эту фамилию впервые слышу, а на концерты незнакомых певцов ходить не рискую, боюсь, знаешь ли, разочароваться. А впрочем ладно, схожу, вдруг он подающий надежды талант.




                Новелла восьмая.               

     Коктейль «Трофей»
Темный ром      60 мл
Сок лимона       20 мл
Сахарная пудра 1 ч л
Ангостура          1 ч л (крепкий и горький напиток).
Смешать в шейкере со льдом, подать в бокале
            

                Наследство дяди Ефима.


            Век живу я то в конфузе, то в контузии –
            от азарта, от надежды, от иллюзии;
            чуть очухавшись – верен, как и прежде,
            я иллюзии, азарту и надежде.
                И. Губерман.
               
       Автор теории компенсации, Игорь Эммануилович Грабарь, искусствовед-академик (первый в истории страны), в 20-е годы 20 века, то есть вскоре после победы революции в нашей стране, руководил разграблением дворянских усадеб и монастырей, откуда было взято великое множество картин, икон, золотых изделий. Создал современную школу реставрации.
      Инфомация к размышлению.
      В конце 1943 года постановлением ЦК партии в составе армий были созданы специальные подразделения, а затем, в феврале 1945, специальные трофейные бригады, занимающиеся сбором ценностей в качестве компенсаций за ущерб, нанесенный нашему государству в годы отечественной войны. В конце 1945 года в Москву и Ленинград из оккупированной Германии прибыло пятнадцать товарных эшелонов, множество отдельных вагонов, с десяток рейсов транспортных самолетов, а также отдельные мелкие партии.

             9 мая 1985 года, Кагул, небольшой молдавский город в нескольких километрах от границы между СССР и Румынией.
      В этот день – день празднования 40-й годовщины Победы, помимо многочисленных торжественных мероприятий - встреч трудящихся, школьников и студентов, а также интеллигенции с ветеранами войны; собраний, концертов, тематических фильмов и т.п. на эту же тему, по инициативе городского торга для удобства граждан в разных частях центральной части города было задействовано несколько выездных буфетов, начавших свою работу в семь часов утра. Один из них расположился в самом центре города, напротив городского рынка, где ожидалось большое скопление народа.
     За временным прилавком, наспех сколоченным из досок, стоял молодой розовощекий буфетчик в белом халате, надетым поверх толстого свитера, так как по утрам в мае месяце в этих краях бывает прохладно. Периодически потирая озябшие ладони, буфетчик, имя которого было Савва, обслуживал редких еще в этот час покупателей. Набор выставленных для продажи продуктов, разложенных на двух огромных сборных дощатых столах, покрытых клеенкой, был немудрен: ветчина, пастрама, буженина и бастурма лежавшая крупными аппетитными кусками в противнях, тут же котлеты – натуральные и из молотого мяса, готовые и полуфабрикат, контейнер хлеба – уже нарезанного для бутербродов, несколько караваев вертуты (разновидность молдавского пирога с сыром и брынзой), пирожные и торты в широком ассортименте в деревянных лотках, крытых для защиты от пыли плёнкой, а также напитки – лимонад и пиво. Три пластиковых ящика с водкой, стоящие один на другом впритык к столу, были стыдливо прикрыты куском картона, так как официально водка была разрешена к продаже лишь с одиннадцати часов утра. Однако особо нуждающимся в этом живительном напитке гражданам буфетчик наливал скрытно, из-под прилавка, надеясь, что милиция или начальство каких-либо карательных или штрафных санкций к нему не применит, день Победы все-таки…
    Вообще-то Савва был не просто буфетчиком, а барменом, и постоянным местом его работы был бар, расположенный на улице Ленина, в комплексе кафе «Весна». А его сегодняшняя сверхурочная работа в выездном буфете служила ему наказанием за систематические нарушения трудовой дисциплины, как то - работа после двенадцати ночи, отпуск алкоголя из бара бутылками, что правилами распорядка запрещено, и т.д. и т.п. Наказание это на собрании работников общепита озвучила лично директор общепита Наина Васильевна, поэтому пренебречь им было невозможно. Однако, судя по всему, самого нарушителя режима подобное наказание не огорчило, и даже не смутило, и на новом для себя месте он работал так же сноровисто, с улыбкой, и при этом еще успевал, поглядывая по сторонам, замечать хорошенькие лица проходивших мимо женщин.
   Среди прочих он увидел идущую мимо женщину средних лет в сопровождении молоденькой, рослой и весьма хорошенькой внешне девушки. Увидел и иронично усмехнулся, так как женщина эта, которую звали Люба, пройдя вблизи, Савву не узнала, или же сделала вид, что не узнала. А ведь 11 лет назад, когда ему было столько же лет, сколько теперь этой юной девушке, дочери Любы, они были любовниками. Тогда Люба, дама 26 лет, имевшая 7-летнюю дочь, настаивала на том, чтобы Савва, которому едва исполнилось 18, на ней женился. Но этого не произошло, благоразумие юноши возобладало и они расстались; а вскоре Люба и вовсе уехала куда-то в Россию. Итак, Люба гордо подняв голову продефелировала мимо него, на что он снисходительно улыбнулся.
      Тем временем час торжественного военного парада приближался: по главным улицам города к площади уже начинали сходиться ветераны, кто в военной форме, кто в гражданском, но все они были при орденах и медалях; в одной из ближайших улочек в маршевую колонну строились солдаты и офицеры местной воинской части - танковой дивизии - одетые в парадную форму; ревели двигатели танков и БТэРов, которые во время предстоящего парада должны были являть собою мощь непобедимой Советской Армии. На тротуарах, не смешиваясь с участниками парада, собирались обыкновенные граждане города, призванные лицезреть парад от своих предприятий, это были рабочие, служащие, учащиеся, студенты, а также дети, пенсионеры и просто любопытные.
      Среди прочих покупателей к прилавку буфета подошел небольшого роста седенький старичок в видавшем виды сером костюме, на пиджаке которого, с левой стороны груди вокруг ордена Отечественной войны скромно висели несколько медалей. Он был один. Со стариком этим буфетчик Савва лично знаком не был, хотя неоднократно прежде встречал в городе. Старик протянул ему две смятые рублевые купюры и попросил налить сто граммов водки. Тот налил, подал ему, старик поднял стакан, коротко произнес: "Ну, за Победу" и выпил.
       -Святой праздник, батя, - улыбнувшись, сказал ему Савва, почему-то сразу проникаясь к незнакомому старику симпатией. Он плеснул немного водки себе в стакан. – Выпьешь со мной за компанию еще 50 граммов, тебе как, здоровье позволяет?
     Старик кивнул, и буфетчик вновь налил ему.
-Как зовут тебя, отец? – спросил он.
-Ефим Яковлевич, - ответил тот и полез в карман за деньгами.
  -Не надо, отец, денег, я угощаю, - сказал Савва, после чего они подняли стаканы и, чокнувшись, выпили.
        -Извини, отец, но вот я гляжу, у тебя с медалями того, не густо, - сказал Савва, рассматривая его награды.
        -Да уж, героем меня не назовешь, - усмехнулся тот, - хоть я и прошагал почти всю Европу и даже до Берлина дошел.
        -Если честно, немало я подобных историй за все эти годы наслушался, - сказал ему Савва, ловко орудуя ножом и минуту спустя передавая старику солидных размеров бутерброд, - да в кино, да по телевизору, да еще в книжках все о том же, и все равно у каждого история своя, особенная, ни с чем не сравнимая, и у каждого своя Победа.
       -Это так, - покивал старик. – У каждого она своя, ты прав. Но и общая тоже.
       -Тебя, отец, наверняка ведь приглашают на всевозможные встречи со школьниками, с молодежью? – спросил Савва просто так, из вежливости. – Рассказать там, вспомнить, как и что на фронте было-происходило, героическим своим прошлым с потомками поделиться, чтобы помнили, не забывали.
       -Приглашают, конечно, да я не хожу, - ответил старик, осторожно откусывая от бутерброда немногими своими оставшимися зубами. – Вспоминать мне особо нечего, всю войну кашеварил.
       -Н-да... что ж и это тоже надо было кому-то делать, - слегка замявшись, сказал Савва, - и все же, небось, всякие истории интересные с тобой приключались?
       -Да уж случались, по большей части, конечно, это были военные будни – бесконечные дороги, пыль, грязь, холод, голодуха, взрывы бомб, снарядов; свист мин, пуль, осколков, да порой тоска и ожидание неменуемой, казалось бы, смерти…, только молодежь наша лишь про геройские дела слушать желает, а я их не мастак рассказывать, да, честно говоря, и не было их у меня.
       -А чего ты один в такой день-то? – спросил Савва. - У тебя жена, дети есть?
       -Жена померла вот уже четыре года тому назад, а дети есть: сын и дочь. Да ты их, наверное, знаешь: сына зовут Яша, он водителем автолавки работает, по селам товары от Райпотребсоюза развозит, а дочка Юлия – в бане, что на улице Танкистов, мужским парикмахером трудится.
      -Постой-постой, - на секунду задумался Савва. – Ага, я их  знаю, конечно. С Яшей знаком, только шапочно: здоров – привет, а у дочки твоей я даже как-то раз стригся. Она невысокая такая, рыжая, с завивкой?
       -Ну да, правильно, рыжая, только без завивки, это у нее собственные волосы такие.
        -Понятно, - сказал Савва.
        -Они с раннего утра по своим организациям разбежались, вот я и остался один, - сказал старик.
        Савва поглядел на часы.
– Ничего, батя, не расстраивайся, вон, ваши, ветераны, уже у площади собираются, они же на параде в голове колонны пойдут. И ты иди, присоединяйся. А то народ сейчас на площадь набежит, военный парад смотреть, тогда уж не протолкнешься. Смотри, танки газуют вовсю, дизтопливо не жалеют, хотя парад только через сорок минут, ровно в десять часов начнется.
        -Ну да, пойду я, если не в колонне, то, может, хоть со стороны на парад посмотрю, - засуетился старик, на ходу дожевывая бутерброд. – Спасибо тебе за угощение.
        -Так ты если что, еще заходи, батя, - крикнул ему Савва вслед, - на обратном пути заходи. Обязательно!
       И старик пришел. Было уже около двенадцати, полдень, ветераны и солдаты местной воинской части к этому часу уже прошли мимо трибун, а вслед за ними трудовой народ. Районные партийные и хозяйственные руководители, а также дивизионные офицеры во главе с командиром с трибуны прокричали им приветствия, а буфетчик Савва к этому времени продал почти всю имевшуюся у него продукцию набежавшим с парада женщинам-хозяйкам: ветчину, окорока, котлеты, ящик подвезенных позднее полуфабрикатных шницелей, пару лотков с тортами, да еще десяток  - с пирожными; а из трех ящиков водки у него осталось всего полбутылки – сугубо для собственного употребления.
        -Ну, Савва, с работой, я смотрю, ты уже справился, - сказал, подойдя, Ефим Яковлевич, окидывая взглядом основательно опустевший прилавок. Глаза его горели, голос был силен и бодр.
        -Да и ты, я смотрю, бравый, как огурчик, - с улыбкой приветствовал его буфетчик. – Похоже, еще где-то водочки выпил? С боевыми друзьями, однополчанами наверное встретился?
        -Нет, не пил, - ответил он. – Но с тобой полста грамм выпью.
        -Разве что по полста, - обрадовался Савва компаньону, - больше у меня и не найдется.
       Он разлил остатки водки по стаканам, они выпили, затем поговорили еще немного, после чего Ефим Яковлевич, из учтивости пригласив Савву назавтра к себе в гости, отправился домой, а буфетчик стал складывать тару, готовя ее к вывозу.
      На следующий день, который у Саввы оказался выходным, он более полутора часов потратил на энергичную зарядку, в которую вошел также бег трусцой на 8 км, после чего, уже в полуденное время, отправился прогуляться по городу. Не встретив никого из своих товарищей, он вдруг вспомнил о приглашении старика и, недолго думая, отправился по названному адресу, благо и идти было недалеко – его дом находился почти в самом центре города.
     Савва подошел к стоявшему на стыке трех улиц памятнику, выполненному в виде стены, или стелы, на которой в камне были высечены портреты героев-подпольщиков города, отличившихся в военные годы в борьбе с фашизмом, осмотрелся на местности, пытливым взглядом окинул названную улицу, нашел глазами нужный ему номер и отправился туда.
      Дом на двух хозяев, в правой части которого жил Ефим Яковлевич, оказался небольшим, старой постройки, глинобитным, под шиферной крышей, уже слегка покосившимся от времени. К воротам был прибит почтовый ящик, на нем белой краской была выведена фамилия: "Шайдер". Стены дома покрывала уже изрядно выгоревшая на солнце отдающая желтизной побелка. Три небольших оконца правой стороны дома выходили на улицу. Бросив взгляд поверх невысокого дощатого забора, Савва увидел вход в дом, находившийся внутри двора, а также сам неухоженный двор, почти сплошь заросший сорными травами.
    Осторожно обходя обширные лужи, образовавшиеся после ночного дождя, Савва подошел к ближайшему от ворот окну и негромко постучал. Несколько секунд спустя на нем шелохнулась и приподнялась занавеска, затем опала, и минутой позже на пороге дома показался сам хозяин, Ефим Яковлевич. Старик, подойдя к воротам, с легким недоумением несколько секунд разглядывал Савву, он, казалось, был удивлен его приходу, но, быстро справившись с собой, поздоровался, тот ответил, затем старик распахнул калитку и пригласил гостя войти. Соскребя грязь с ботинок о металлический уголок у входа, а затем вытерев их о лежащий у двери коврик, Савва поправил пиджак, левую полу которого оттягивала купленная в расположенной неподалеку рюмочной бутылка водки, и вошел. Изнутри дом являл собой еще более плачевное зрелище, чем снаружи: две небольшие проходные комнатки, целиком просматриваемые из коридора и третья, размером чуть побольше – зал; коридор, зев печи, отапливаемой углем и дровами, небольшая кухонька. Все помещения носили на себе печать запустения: стены давно не белены, полы деревянные, потерявшие цвет, засоренные, явно давно не мытые, бревенчатые балки перекрытия несколько прогнулись, казалось, еще немного и они провалятся внутрь. В каждой комнате было по кровати и столу, в зале кроме этого стандартного набора стоял ещё шкаф-гардероб и черно-белый телевизор на столе. Хозяин, проведя своего гостя по всему дому с целью ознакомления, извинился за то, что в доме не прибрано и пригласил его на кухню.
        -Дочка помногу работает, ей некогда убираться, - оправдывался он, - а у меня повышенное давление, ни наклониться лишний раз, чтобы убрать, ни кушать приготовить, мне вреден жар от плиты. Сын с невесткой живут отдельно, снимают квартиру в 15-микрорайоне, раз-два в месяц наведаются, десять минут посидят и убегают, обижают старика.
        -Давление, говоришь, - сказал Савва, осторожно присаживаясь на наиболее крепкий на вид и чистый стул из трех, стоявших вокруг стола. – Чего же ты тогда водку пьешь?
        -Так-то я, конечно, не пью, но в такой праздник грех не выпить, - сказал старик, и Савва, согласившись, тут же выставил на стол принесенную с собой бутылку, сопроводив ее словами: «Ну что ж, тогда, будем считать, что праздник продолжается».
        -Давай-ка, Савва, ты мне поможешь, - засуетился Ефим Яковлевич, вынимая из буфета и ставя на стол несколько сомнительно чистых тарелок и стаканы. – Вот тут на плите овощное рагу, здесь картошка, тушеная с мясом - только разогреть надо; есть соленые огурчики, грибы.
        -Может, не надо всего этого? – спросил Савва, скручивая у бутылки крышку и разливая жидкость по стаканам, - огурчиков и грибов было бы достаточно, а?
        -Нет-нет, что ты, не каждый день у меня такие гости как ты, и я хочу тебя угостить, чем могу.
       Желая помочь старику, Савва принялся вместе с ним хлопотать. Через десять минут, когда все было нагрето и разложено по тарелкам, на кухню заглянула Юлия, дочь Ефима Яковлевича, невесть где до того находившаяся. Приветственно махнув гостю рукой, словно старому знакомому, она сказала: «Папа, иди, тебя там на улице кто-то зовет», - после чего вновь исчезла.
     Ефим Яковлевич, извинившись перед гостем, вышел, а Савва от нечего делать стал разглядывать висевшие на стене немногочисленные фотографии, которым, судя по их состоянию, было уже несколько десятков лет, если не все сто. Потемневшие от времени и плохого качества, они не вызвали в нем большого интереса, так как люди, на них изображенные, были ему незнакомы, и вскоре Савва, завершив осмотр, от нечего делать последовал за стариком на улицу.    
      Остановившись у порога, он стал осматривать двор, который неширокой полосой метров в пятнадцать-двадцать уходил далеко вглубь. Он увидел огородик, и каменный сарай за ним, небольшую тепличку рядом, справа, и деревянный туалет у дальнего забора, вблизи которого за сеткой-рабицей резвились куры. Все это время Ефим Яковлевич, стоя за воротами, с кем-то разговаривал, и разговор этот в минуту перешел на повышенные тона, а затем говорившие и вовсе стали кричать. Таким образом, Савве ничего другого не оставалось, как отправиться к спорящим. Потянув на себя дверцу калитки, он выглянул наружу. К Ефиму Яковлевичу, бледному и испуганному, прижавшемуся спиной к воротам, подступали четверо явно подвыпивших мужиков, жесты их были угрожающие, а слова сплошь матерные: "Твою мать, жидовская морда!", "Мы тебя научим, как родину любить!", "Мы счас тебе харю начистим, жлоб проклятый" и т.д.
       -В чем ваша проблема, ребятишки? – мягко спросил их Савва, одновременно оценивая ситуацию, и уже секундой позже недоумение, вызванное у него агрессивным видом мужиков, сменилось злостью: эти молодые упитанные мужики, возрастом примерно от тридцати до сорока лет, судя по их настрою, собирались бить вчетвером старика-ветерана войны, и, насколько он понял, всего лишь за то, что тот был евреем.
        -Отойди в сторону, ты, козел, - закричал один из них, самый крепкий на вид, среднего роста коренастый детина в свитере. – Мы счас этому жиду морду начистим.
       -А что там цацкаться, - хорохорился второй, худощавый, высокий, в куртке, - и этому тоже сейчас накостыляем, он хотя внешне и не похож, а тоже, наверное, жид.
       -Правильно ты сказал, начнем с меня, - с деланной веселостью сказал Савва, одним быстрым движением хватая за пиджак и заталкивая старика в ворота, после чего остался один против четверых.
      -Ну так правильно, он тоже из этих, жиденок, я его мамашу знаю, она со мной на консервном заводе работала, - вдруг вскричал один из молодцев и бросился вперед.
    Шагнув навстречу, Савва встретил его прямым левым в челюсть, отчего нападавший тут же повалился под ноги своих товарищей. Однако это не охладило их воинственного пыла, и несколькими секундами позже у ворот образовалась куча мала: Савва со всей возможной прытью раздавал тумаки направо и налево, в толчее и суматохе практически не получая ответных, так как его противники, суетясь и старясь добраться до цели поодиночке, только мешали друг другу. При этом почти после каждого удара Саввы кто-либо из нападавших падал в большую грязную лужу у ворот. Четверка нападавших, судя по всему, была прилично выпивши, а Савва трезв и очень зол, что и решило, в конце концов, исход схватки: через пару минут двое из них почти обездвиженные сидели в луже, даже не пытаясь из нее выбраться, двое же других с раскрасневшимися физиономиями, ругаясь и пыхтя, отступили.
        -Эй, герои хреновы, еще раз увижу, что вы старика обижаете, руки-ноги переломаю, - кричал им вслед Савва.    
    Секундой позже, войдя во двор, он обнаружил старика стоящим у стены дома, тот держался за грудь в области сердца и, казалось, был близок к потере сознания.
        -Пошли, дядя Ефим, - подхватив старика под руку, Савва почти внес его в дом. – И чего им от тебя надо было, не пойму.
       -Эти мужики - рабочие городского торга, из строительной группы, - с трудом, задыхаясь и все еще дрожа от возбуждения, произнес дядя Ефим, опускаясь на диван. – Позавчера, накануне праздника, они помогли мне немного во дворе, расчистили место под огород, я дал им денег, как договаривались, и еще угостил вином, так они сегодня опять пришли, стали требовать денег, сказали, мало в прошлый раз дал.
    Сдав старика с рук на руки дочери Юлии, которая успокоила гостя, сказав, что это скоро пройдет, Савва посидел еще немного и откланялся, так как дядя Ефим как раз прилег на кровать и, приняв лекарство, спустя некоторое время уснул.
       Когда спустя неделю Савва, по случаю проходя мимо уже знакомого ему дома, вновь наведался к старику, тот был в полном порядке. Они посидели немного за столом, допили оставленную Саввой в прошлый раз водку, и тут дядя Ефим, а с этого дня Савва стал называть его именно так, без всяких предисловий стал рассказать о своей воинской службе.
     -С началом войны я, как и большинство евреев, рванул из нашего пограничного города подальше от немцев с румынами, так как ничего хорошего от них для себя, естественно, не ждал. Шел, конечно, пешком, в основном полями и лесами. Фронт обогнал меня двумя неделями позже, уже на Украине, когда я, оголодавший и почти одичавший от страха и ужаса от увиденного, растеряв дорогой всех своих родственников, близких и дальних, а также прочих попутчиков, оказался в тылу у фрицев. Но зато в этот момент я был не один, а вместе с батальоном русских солдат, попавших в окружение. Командовал остатками батальона, в строю которого оставалось не более семидесяти бойцов, младший лейтенант. Помню даже его фамилию, Прокин. Не знаю уж, как они не прогнали меня от себя подальше. Вместе и прорывались к нашим; я был вооружен всего лишь лопатой, но отчаянно зол на фрицев и меня негласно приняли в бойцы. Другие солдаты были вооружены не лучше меня, у некоторых, правда, были винтовки, зато почти без патронов. Наголодались мы, натерпелись всякого – словами не передать, но, в конце концов, улыбнулась нам удача и мы прорвались сквозь линию фронта; половина бойцов, правда, при этом полегла, другая, пробираясь лесом, попала прямиком в расположение частей  Красной армии. Тут и заграбастали нас в контрразведку. Никто из моих попутчиков-солдат меня прежде не знал, документов у меня при себе не было, да и говорил я в основном на идиш и на румынском, а по-русски не очень хорошо, из-за чего вопрос стали рассматривать так, что меня, как румынского шпиона, - ведь Румыния, как известно, сателлит фашистской Германии, - следовало то ли стрелять, то ли сажать. Но, в конце концов, видимо пожалев на меня пулю, отправили в глубокий тыл, то есть в зауральские лагеря. Для чего, по приговору суда, который длился пять минут, осудили меня на семь лет лагерей. Вспоминать те времена – дорогу туда и будни лагерные, я имею в виду, и теперь, спустя столько лет, тошно, не спрашивай за них ничего, спасся я только тем, что был молодой, злой и физически крепкий.
     Спустя два года, будучи сыт по горло лагерными реалиями, я понял, что еще немного и отдам концы от холода, голодухи, беспредела уголовников и всяких прочих напастей. Тогда я решил проситься на фронт, один еврей-старикан, профессор, что сидел со мной, надоумил. Сказал, что лучше уж там, в бою, с оружием в руках погибнуть, чем тут, словно собака подыхать. Тем более, тогда уже рассказывали правду про фрицев, что они с евреями вытворяют. Русский язык я к тому времени уже выучил хорошо, газеты читал от корешка до корешка, даже писал почти без ошибок, в этом мне профессор очень помог.
   Ответ пришел неожиданно быстро, состоялся пересмотр моего дела, вскоре соорудили мне документы, а уже через два месяца в вагоне-теплушке я с другими такими же как сам ехал на фронт. Определили меня, как водится, в штрафной батальон, чтобы кровью, значит, позор свой (неведомо какой) смыть. Ужасы войны пересказывать тебе не буду, скажу только, что в течение трех месяцев в нашем батальоне погибло согласно списку более девятисот человек, а потом и меня ранило осколком мины в бедро, и я отправился в госпиталь. А после госпиталя снова на фронт, - другого для себя я уже и не мыслил. На этот раз, правда, отправили меня в регулярную часть – свой тюремный позор я уже кровью смыл и даже медаль получил.
     Определили меня во вновь формируемый батальон. Стрелковый. Выдали обмундирование, винтовку со штыком, патроны, две гранаты, флягу, паек – кирпич хлеба, кусок  сала размером с мыло и луковицу; наутро мы должны были выступать на передовую. Да, не смотри на меня так, был такой грех, сало свиное ел, не подыхать же от голода. А поздно вечером в наше расположение пришел какой-то капитан, нас построили, и он отобрал двух человек – меня и еще одного молодого парня. "Еврей?" – отведя в сторону, негромко спросил меня капитан на идиш. "Еврей", - неохотно ответил я, не зная хорошо это или нет. "А мне как раз еврей и нужен, - сказал он уже по-русски. – У меня служить будешь. Держись все время около меня, исполняй что скажу, тогда есть надежда, что живым останешься". Я согласился. А что еще во время войны надо? Правильно: выжить и по возможности не быть голодным.
    Ранним утром, ещё затемно нас троих телегой перебросили в тыл, а мой батальон, теперь уже бывший, в тот же день почти целиком положили при захвате н-ской высоты, в живых осталось всего несколько человек. Что и подтвердило правоту слов командира моего, капитана. Капитану этому, фамилия его Аверченко, я благодарен по сей день, ведь он мне, можно сказать, жизнь спас. Ну а наша группа в составе 14 человек под командованием этого самого капитана оказалась подразделением, подчинявшимся напрямую штабу армии.    
      Назывались мы спецподразделением по восстановлению государственных материальных ценностей. То есть наш командир – капитан Аверченко подчинялся только какому-то генералу в штабе армии, и больше никому. В заместителях у него ходил лейтенант Рзаев – сука, надо сказать, редкостная, все его боялись, даже сам Аверченко, потому как Рзаев был особистом, хотя вслух об этом никто не говорил. Аверченко же не был кадровым офицером, до войны он преподавал в институте искусствоведение, где был, несмотря на относительно молодой возраст – 37 лет, то ли заведующим кафедрой, то ли доцентом. Постепенно сложилось так, что я стал у него как бы личным ординарцем. Ты себе даже представить не можешь, Савва, сколько этих самых материальных ценностей, которыми наша команда непосредственно занималась, прошло за годы войны через наши руки: предметы старины, золотые украшения со всевозможными камнями и без них, слитки из драгметаллов, бриллианты, монеты царской чеканки, а также многих других стран мира, старинные ковры, гобелены, меха, картины, сервизы, книги, ценные поделки. А церковная утварь: иконы, от 19 и вплоть до 15 века, кресты золотые и серебряные и т. д., и все это десятками, сотнями, мешками, ящиками, коробами. Деньги: советские, немецкие, других европейских стран и даже английские фунты вперемешку с американскими долларами, - всё это опять же мешками. Во всём и со всем этим разбирался Аверченко, Рзаев же держал его под пристальным наблюдением, а я и еще один парень, питерский, грамотный, он до войны был студентом, переписывали ценности, попавшие к нам, в специальные формуляры, а потом еще в журнал. Затем паковали в посылки, которые Рзаев самолично пломбировал, после чего сам же и отвозил в штаб армии офицеру, который за это дело отвечал. 
      -И ничего из этого изобилия нельзя было взять себе? – вырвался у Саввы вопрос.
       -Первая же попытка каралась расстрелом на месте, - усмехнулся дядя Ефим. - Двое за то время, пока я в команде служил, рискнули кое-что припрятать; обоих Рзаев лично расстрелял. Мы вчетвером и были основной группой, у троих из нас даже оружия не было – только пистолеты и штык-ножи, и лишь Рзаев расхаживал с автоматом на пузе, словно фриц. Десятеро остальных и вовсе были группой прикрытия: вооружены с ног до головы - автоматы и пистолеты с гранатами, парни высокие, крепкие, молчаливые; с начала сорок четвертого почти все они были сибиряки; они же по необходимости выполняли роль грузчиков.
     Система была заведена такая: едва наши бойцы очередное селение возьмут, мы – тут как тут, своим конкретным делом занимаемся: штабы вражеские, банки, почтовые отделения, а там: кассы несгораемые - сейфы, а в них деньги: немецкие, советские и всякие другие. Конечно, вперед себя мы саперов пускали, у нас из семерых погибших за всю войну двоих, как я сказал, расстреляли, а еще трое на минах подорвались, да еще двое по собственной дурости погибли, но это уже не так интересно.
        -Мне лично все интересно, - сказал Савва, а сам подумал: «Оно и действительно: кто об этом когда-либо кому рассказывал? Или в книжке какой описал? Да никто и никогда, я, во всяком случае, ничего такого не припомню, а ведь о войне прочел сотни книжек».
       -Вот поэтому-то я, Савва, на сегодняшний день чужой даже среди своих, ветеранов, - невесело усмехнулся дядя Ефим, - ведь у меня не было своей постоянной части, своего знамени, мы были сами по себе, прикомандированные – то тут, то там, а на погонах – для блезира – носили артиллерийские знаки. Ну, а как война закончилась – приказано было всё забыть. Наши "подвиги", так сказать, не для всех.
       -Ну а что же Аверченко, ты с ним и после войны встречался? – спросил Савва.
       -Встречался, как же, было дело. По необходимости, - невесело усмехнулся дядя Ефим. – Я ведь сразу после войны, едва демобилизовавшись, от нищеты своей по совету одного еврея стал заниматься коммерцией. Как-то раз помог кое-кому продать родной советской армии стадо коров для убоя; накануне покормил я их соленым фуражом, как меня дядя Эфраим научил, а потом водички дал попить, так каждая по нескольку ведер выпила, ну и в весе соответственно прибавила. Так образовался излишек в две тонны живого веса, что и было моим гешефтом. Затем при проверке в документах нашли какие-то неувязки и, долго не разбираясь, – ведь прежде я уже сидел в тюрьме и так далее, - дали мне десять лет лагерей. Вернее, собирались дать, прокурор так запросил. Я шлю жене слезную записку: посылай, мол, скорее письмо Аверченко, он в Москве жил. Не поверишь, через две недели, еще следствие не закончилось, а тогда, как ты знаешь, все быстро происходило, он уже здесь был. Красавец, в форме, уже полковник, солидный и очень деловой. При орденах и медалях. Не знаю, что там и как, с кем мой бывший командир общался и что говорил, только выпустили меня безо всякого обвинения, причем, имей в виду, было это еще при Сталине. Правда, Аверченко предупредил, уезжая: больше не попадайся, Ефим, во второй раз помочь не смогу. С тем и уехал.
       -Как же он смог провернуть такое?.. – задумчиво спросил Савва. – В сталинские-то времена. Невероятно.
       -Он тогда многое мог, - ответил дядя Ефим. – Да и обязан мне он был, ведь я его выручил, от смерти спас.
       -Да? Ну-ка расскажи, - загорелся Савва.
       -Как-нибудь в другой раз, - прикрыл глаза ладонью дядя Ефим. – Устал я что-то.
       -Хорошо, - согласился Савва. – В другой, так в другой. Но ты ведь выполнил его просьбу, больше не попадался?
       -Почему, попался снова. Уже в пятьдесят втором.
       -Опаньки! Ну и?..
       -И дали мне, не поверишь, 25 лет лагерей.
       -Да ну?.. И как ты?..
       -А я во время суда кричал, что скоро выйду, очень мне жену мою, Сарочку, было жалко, да у нас уже Юлька, дочка была, 48-го года она рождения. 
       -И?..
       -И вышел, как обещал. Через девять месяцев, вскоре после того, как похоронили усатого.
               
                * * *

      Дядя Ефим продолжил свой рассказ ровно через неделю, когда он пришел к Савве в бар. Был полдень, клиентов не было, и они присели за дальний угловой столик.
       -Я обещал тебе рассказать, как Аверченко, своего командира, выручил, - сказал старик, сжимая в сильной жилистой ладони стакан с налитым в него соком. - Так вот слушай. Дело уже в Германии было. Как сейчас помню: тишина, полдень, даже птички поют. Стояли мы в каком-то покореженном войной редком леске, неподалеку от деревни, немцев накануне вечером наши из этих мест выбили. Только саперы делом занимались, дом за домом проверяли, нет ли от немцев сюрпризов - мин замаскированных; остальные кто ел, кто спал, кто оружие чистил. Вдруг слышу, Аверченко и Рзаев, находившиеся неподалеку, в окопчике, о чем-то заспорили. Они и раньше нередко спорили, а тут гляжу, дело заварилось между ними нешуточное, чуть ли не в глотку друг другу норовят зубами вцепиться, лица у обоих в грязи измазаны. Подполз я поближе, в соседний окопчик сунулся, да так, чтобы меня видно не было, и слушаю, значит. Тут Рзаев и говорит: "Я тебя, Паша, сдам, ты нашу Победу в лагерях будешь встречать, а может еще я тебя и сам, как собаку пристрелю". – "Права такого не имеешь, - возражал ему Аверченко. – Мне генерал Лебеденко это лично поручил, понял?". Не знал я, конечно, о чем конкретно шла речь, но догадывался, не зря же почти два года день в день вместе. Не знаю чем бы закончился тот разговор, но тут неожиданно начался немецкий артобстрел – полетели мины, свист, разрывы, шум, грохот, дым, пыль столбом, казалось, земля ходуном ходит; да еще пули с осколками свистят. Потом - вдруг раз – и наступила тишина, с минуту-две, наверное, а следом за обстрелом как водится и контратака началась. Позднее выяснилось, что озверевшие от постоянных военных неудач немцы своих мальчишек 14-15 летних, то есть команду гитлерюгенд в контрнаступление бросили. И надо же! – именно на нашем участке фронта. Ну а задача у нашей команды, как я уже тебе говорил, предельно ясная – находиться подальше от боевых действий, поближе к ценностям. С самого начала обстрела все по привычке врассыпную бросились, - и в укрытия. Ну и я, значит, переждав в своем окопчике первые взрывы, тоже бросился на поиски более-менее приличного укрытия, бегу – глаза на лбу, гляжу, неподалеку в воронке от бомбы Рзаев с Аверченко мутузятся, вокруг пули так и свистят, а им никакая война нипочем. Подбегаю я, а Рзаев, значит, пистолет из кобуры рвет, глаза дикие, зубы и белки глаз на смуглом лице так и сверкают. "Товарищ капитан", - гаркнул я, оба в мою сторону оборотились, только Рзаев глотку разинул, чтобы что-то сказать, ну я и...
        -Что "ну и" ?..
        -Ну, я, недолго думая, и воткнул ему штык-нож в горло, от чего мне в лицо его кровища фонтаном брызнула.
   "Ты что же это, рядовой Шайдер, вытворяешь?" – кричит мне Аверченко. – Под трибунал захотел? Да нас по военному времени теперь обоих без разбора дела в расход пустят.
     А я ему кричу: "Побежали отсюда, товарищ капитан, а то поубивает нас!"
         -И чем же этот конфликт закончился? – спросил Савва. – Разбирались с этим случаем?
        -Если б разбирались, видел бы ты меня сейчас… У Аверченки по случаю одна граната немецкая в подсумке завалялась, ну из тех, которые с деревянной ручкой. Вот он её и бросил в воронку к Рзаеву, ведь тому уже было всё равно. В итоге всё обошлось, война списала, - усмехнулся дядя Ефим. – Наши тогда вынуждены были на километр-полтора отойти, перегруппироваться, пару дней это заняло. А через неделю нового особиста вместо Рзаева из штаба армии прислали, а тот оказался умнее и сговорчивее.
         -Насчет чего сговорчивее?
         -Насчет всего. Командарм, как я теперь понимаю, своего человека прислал, чтобы хоть малая часть ценностей, которые мы изымали, ему лично перепадала. С той же видимо, целью, переподчинили наше подразделение генералу Крюкову.
         -Хорошо, вскоре война закончилась, затем ты в тюрьме сидел, потом Сталин умер, после тебя выпустили, что же дальше? – спросил Савва.
         -А дальше я дал себе зарок коммерцией больше не заниматься. Но по мелочам все же приходилось шустрить, дом вот этот поставил, внутри обставил. Вскоре у нас и сын родился. Работать я пошел в буфет при потребсоюзе – водка, вина, закуски, - и застрял там на добрых двадцать пять лет, оттуда и на пенсию три года тому назад вышел.
         -А с Аверченко как, больше не встречался, не общался?
         -Стыдно мне было ему о себе напоминать, большой шишкой он стал. – Дядя Ефим вздохнул. – Не ровня я ему, тем более что чем смог, тем он уже помог мне, из тюрьмы выручил. Тут у меня к тебе такое дело, Савва, - вдруг перебил он сам себя. - Парень ты, я смотрю, хваткий и смышлённый, да и ко мне как к отцу относишься. – Савва кивнул, улыбнувшись. – Кроме того, как я тут выяснил, в тебе течет наша еврейская кровь. Будет у меня к тебе одно предложение, а лучше сказать, поручение, не каждый с ним справится, но, думаю, тебе оно как раз по силам.
      -Слушаю, дядя Ефим.
      -Долго я над этим думал. Стар я стал, Савва, не только для всяких там подвигов, но и вообще для каких-либо серьезных мероприятий. Родным детям такое поручить не могу, боюсь, не справятся, только дров наломают, - тяжело вздохнул он, - так что ты меня прости, старика.
      -Я весь внимание, - прошептал Савва.
      -Тяжелое это дело... Мы когда с Аверченко этим занимались, посылочки три-четыре припрятали... – Савва, затаив дыхание, молчал. – Аверченко знал, что прятать: украшения всякие, еще дореволюционные, камушки из тех что покрупнее, пяти и десятирублевки золотые и т.д. После войны я одну такую посылочку по его поручению в Белоруссии разыскал и в Москву оттаранил, дорогой весь потом изошел, на пять килограммов похудел, хотя и так толстым не был, так как переживал очень.
      -Чего ж ты в таком случае ее себе не взял? – не сдержавшись, воскликнул Савва.
      -Так Аверченко ж мне жизнь спас, а потом поспособствовал на волю выйти, разве мог я его ослушаться или подвести? Теперь – о деле. Ты как – готов слушать? – Савва уверенно кивнул. - Достать бы надо посылочки-то эти. А то, чувствую, не проживу я долго, тюрьмы да фронт, да еще эти мирные годы, которые я проходил под вечным страхом, свое дело сделали, здоровье уже не то. – Дядя Ефим тяжело вздохнул. – Если согласишься, расскажу тебе всё и место укажу. – Он огляделся, словно нас кто-то мог подслушивать. – Доберешься до места, достанешь посылочку, но это полдела, главное – реализовать потом. Я тебе дам, конечно, парочку адресов в Одессе и в Кишиневе, это евреи, наши коммерсанты, люди проверенные и надежные, я их годами исподволь изучал, присматривался, с некоторыми даже гешефты делал, но ты все же до конца никому не доверяй, цена на этот товар немалая, главное тут – не продешевить. Я сам-то ничего уже не боюсь, но если тебя поймают, до меня, конечно, сразу доберутся, специалисты у нас в КГБ по этому делу не хуже гестаповских. Так ведь мне все равно скоро помирать, хоть в тюрьме, хоть дома. Но лучше бы, конечно, дома, в своей постели. Достанешь, реализуешь – сам или с моей помощью, а там, если я не дождусь, не доживу, половину детям моим отдай - дочке и сыну, поровну. Сам придумай, как отдать, но правды им не рассказывай, тебе же спокойнее будет. Половину же себе возьми – за труды. Ты видишь, я тебе полностью доверяю, не знаю почему, но я верю тебе.
      Дети мои, ты сам видишь, не в меня – в мать пошли,  безынициативные и слишком добрые. Яшка, ты ведь знаешь, водителем работает. Еврей – шофер. Тьфу, едрена вошь! Нет в нем коммерческой жилки. Ему с таким делом ни за что не справиться. К тому же жена его сейчас беременна. 
     -Юлька - дочь моя, – Старик тяжело вздохнул. - Боль моя. Тридцать семь лет, а все не замужем, и никто теперь уже не возьмет, не дождаться мне от нее наследников. Так пусть хоть поживет как человек, без нужды остаток жизни, если у тебя, дай-то бог, все получится. Юльку, должен тебе сказать, мне особенно жаль, девочкой она была необыкновенно талантлива. На скрипке играла. Да еще пела. И как пела! Профессор из Кишинева приезжал, слушал ее, сказал, слух у нее феноменальный, абсолютный то есть. Сказал, скоро другой профессор приедет, из Москвы. Зимой мы ее в Кишинев отвезли, там профессор, приехавший из Москвы, прослушал ее, сказал, заберет летом, в июле, в московскую музыкальную спецшколу-интернат. А пока, мол, работать, работать и работать не жалея сил. Вернулись мы домой после прослушивания и с того дня я заставлял ее играть по семь часов в день. Перенапряглась она. - Дядя Ефим застонал. – Эмоциональный срыв. Нервная система не выдержала, угробил я ее. Пришлось к другому профессору ехать, не к музыкальному, а к психиатру. Деньги я ему большие дал, четыре тысячи рублей уже новыми, все, что у меня оставалось от коммерческих сделок. Тот все перепробовал, год на это потратил, после чего сказал, что ничем больше не может помочь, и девочка моя здорова уже никогда не будет. Вот такое мне было божье наказание за все мои грехи. С тех пор Юлька осталась с тем же умом как в тринадцать. Остановилась в развитии. Ни детей ей уже не рожать, ни нормальной жизнью пожить. Хотя внешне никак не видно это ее нездоровье.
        -Тоскливо, - согласился Савва поежившись.
        -Но кто мог знать, кто мог знать? – Дядя Ефим горестно понурил голову. – Жена моя, Сарочка, из-за этого тоже раньше времени умерла, 51 год ей всего был.
     Савва молчаливо покивал.
        -Теперь вернемся к делу, - поднял голову старик. – Посылка, о которой я тебе расскажу, должна тебе без труда достаться. Запоминай, записей никаких не делай. Черновицкая область, За-ский район, село Гречиха. Найдешь там местное кладбище католическое, большой склеп в его северной части находится, точнее усыпальница. Один там такой, других поблизости нет. Семьи Лодзиевских, на всю жизнь запомнил. Богатый такой, ты его сразу найдешь. Так вот, в задней его части, у стены, с левой стороны…
               
                * * *
      
    Спустя пару недель утренним поездом Савва прибыл в названный городок Черновицкой области. Он был одет в плотный хлопчатобумажный рабочий костюм и крепкие военные ботинки, на голове кепка. За спиной у него был объёмистый вещмешок. На кепке только красной звездочки не хватало, чтобы его с первого взгляда можно было назвать «юным» следопытом, горевшим желанием пройти местами боевой славы отцов и дедов.
        Купив на вокзале с лотка у крашеной блондинки с шиньоном два еще теплых пирожка с ливером, Савва, неторопливо поедая их, расспросил говорливую продавщицу-лотошницу, местную жительницу, что и где в этом городке находится, и, поблагодарив ее, прежде всего заскочил в кафе, так как пирожки только раздразнили в нем аппетит. В кафе он основательно подкрепил свои силы парой отварных сосисок с картофельным пюре какого-то странного голубоватого оттенка, запил это блюдо стаканом кофе с молоком, после чего отправился в местный историко-краеведческий музей, где целых два часа слушал лекцию директриссы, и по совместительству гида о том, как местные партизаны воевали с фашистами, а также о боях частей красной Армии, освобождавшей эти места в 1944 году. Слушателей было всего трое, не считая Саввы: седенький старичок, маленький, худощавый, но еще вполне бодрый ветеран ВОВ, его 16-летний внук и женщина неопределенного возраста, одетая не по погоде в платье, куртку и сапоги. На вопрос гида, с какой целью он приехал в их город, Савва коротко рассказал, что разыскивает могилу деда, погибшего где-то здесь в том же 1944 году, то есть желает узнать об этом как можно больше, а также пройти по местам его боевой славы. Гид, бывшая учительница-историк, теперь пенсионерка, страстно желая ему помочь, стала расспрашивать у него имя и фамилию деда, но Савва, вежливо извинившись, сказал, что хочет дознаться до всего сам, после чего, с трудом освободившись от опеки не в меру навязчивой старухи, быстренько срисовал на лист бумаги схему нужной ему части района. Напоследок гид посоветовала ему съездить в соседнюю область, где в небольшом городке, в ста двадцати километрах от этого места, находился музей боевой Славы, там, мол, ему в этом вопросе могут помочь больше.
     Поблагодарив женщину и выйдя наружу, Савва направился на указанную ему улицу, с обеих сторон застроенную небольшими одноэтажными домиками с двойным рядом пыльных тополей вдоль дороги, и пошагал по ней в сторону местного автовокзала, с которого намеревался автобусом добраться до нужного села. Дорогой он украдкой перекрестился, чего не делал, наверное, лет двадцать, с тех самых пор как вступил в ряды пионеров и мысленно попросил прощения у деда, который в настоящий момент был жив, здоров и мирно проживал в своей деревне на Украине, километрах примерно в пятистах от этих мест. Кстати, он, этот самый дед со стороны отца (другой дед, по матери, в описываемый период уже пять лет как умер) действительно в те годы воевал. В начале 1944 года наступающая Красная Армия подхватила его, сельского жителя, работавшего лесником, с насиженного места и увлекла за собой в пучину войны. Надо сказать, что с 1941 по 1944 его дед, тогда еще молодой человек, по-простому Леонтий, а по документам Леонид Ильич (то есть тезка бывшего генсека Брежнева, ныне три года как усопшего), в кустах как некоторые не отсиживался, а будучи лесником, имел тесную связь с партизанами и выполнял поставленные перед ним задачи.
     Улица, по которой шел Савва, по мере удаления от центра городка еще сузилась, тополя сменились каштанами, а затем они уступили место кустам чудесно пахнущей цветущей акации и невысокими деревцами черешни. Миновав очередной, утопающий в зелени частный домик, он неожиданно для себя вышел на небольшой пустырь, на котором наконец-то обнаружился автовокзал, если это место можно было так назвать. При этом ни одного автобуса на пустыре не оказалось, а собственно автовокзалом называлась, как вскоре выяснилось, небольшая постройка с шиферным навесом на четырех деревянных столбах, в центре которой имелась дощатая будка-касса размером два на два метра. Будку в настоящий момент окружали говорливые местные жители, количеством не менее полусотни. В основном это были, судя по одежде и говору, сельчане. С трудом пробившись к будке, Савва рассмотрел наклеенное на стене расписание автобусов, написанное почему-то мелким почерком, где значилось, что нужный ему автобус будет отправляться со станции через час с небольшим. Он, было, обрадовался этому факту, но, как оказалось, преждевременно, так как из разговоров сельчан вскоре выяснилось, что единственный автобус модели "Паз", работавший на этом маршруте, в этом направлении сегодня уже не поедет, так как его еще с утра перебросили на другой рейс, с более напряженным графиком. Пять-шесть человек молодого и среднего возраста, которым нужно было в ту же сторону что и Савве, незлобно поругиваясь, отправились туда пешком, еще часть, собравшись в кучку, стали о чем-то спорить, медленно удаляясь в противоположную сторону, и лишь пара пожилых бабушек, а с ними за компанию древний дедок с длинной седой бородой, остались на автостанции в надежде на счастливый случай – вдруг кто-нибудь да подвезет. Судя по всему, такое положение дел было для местных жителей уже привычным, а Савве для того чтобы сообразить, как лучше поступить, потребовалась пара минут, после чего он торопливым шагом отправился догонять ушедших – идти с коллективом все лучше, чем одному.
     Вскоре он уже шагал размеренным шагом, держась за ними позади в десятке шагов, и из разговора своих попутчиков узнал, что ему предстоит пройти пешком что-то около пятнадцати километров. Да, хотя и поневоле, но я, кажется, понемногу становлюсь настоящим следопытом, невесело вздохнув, подумал Савва, поправляя на спине вещмешок и выравнивая свой шаг, настраиваясь, таким образом, на долгий путь. Хорошо хоть перед уходом он успел купить у бабушки, торгующей у вокзала, кулек семечек и теперь плевал шелухой не менее азартно, чем местные жители.
      Рюкзак у него за спиной был нельзя сказать, чтобы неподъемный, однако же реально оттягивал непривычные для подобной нагрузки плечи, при этом путешествие, которое ему предстояло, должно было занять не менее трех-четырех часов. Впрочем, Савва был привычен к физическим нагрузкам, многолетние тренировки в секциях самбо и дзюдо приучили его к ним, благодаря чему Савва неоднократно становился призером республиканских соревнований среди юношей и юниоров. Затем были серьёзные занятия по карате с настоящим фанатом своего дела, обладателем черного пояса в системе киукусинкай, а также мастером спорта СССР по самбо и дзюдо, офицером КГБ Иваном М - ским., которые продолжались несколько лет. Приходилось тренироваться по 5-7 часов в день, но Савва всё это делал с удовольствием. Он и теперь регулярно, через день бегал 11 км (до заставы на границе с Румынией и обратно), и продолжал тренироваться по системе карате, только теперь уже самостоятельно, так как его тренер в настоящий момент служил в Афганистане.      
     Экипировался Савва для своей поездки основательно: в рюкзаке у него была офицерская водонепроницаемая плащ-палатка, на случай если где-нибудь в пустынном месте его застигнет дождь, а также свитер, джинсы, кроссовки, спортивный костюм, две рубахи, пара нижнего белья, воинский фонарик с запасными батарейками, артиллерийский бинокль, складная саперная лопатка, штык-нож, фляга с водой, небольшой котелок, несколько банок с консервами "завтрак туриста" и обычной тушенки, пара банок сгущенного молока, буханка хлеба, соль, а также спички и кое-какие другие мелочи, и все это вместе тянуло килограммов на тринадцать. 
    По обеим сторонам шоссе, вдоль которого он пустился в путь, за полосой земли примерно в полсотни метров, покрытой молоденькой зеленой травкой, начинался реденький лесок, состоявший в основном из молодых дубков, а далее, выше по склону, виднелся настоящий лес, где росли бук, граб, ель и сосна. Когда-то асфальтированная, с множеством выбоин дорога была почти пустынной, и лишь изредка по ней проезжал какой-нибудь груженый грузовик или трактор с прицепом, но места в кабине, как Савва успевал заметить, были сплошь заняты, там сидели по двое, а в некоторых даже по трое человек.
    Примерно через час ходьбы, когда по его предположениям, была уже пройдена примерно треть пути и рубашка его частично подмокла и стала попахивать потом, с ним поравнялась двигавшаяся попутно двухместная бричка об одну лошадь. Бричкой уверенно правила моложавая темноволосая женщина, одетая в мужскую брезентовую куртку.
-Мужчина, не в Гречиху ли часом собрались? – сверкнув на Савву бойкими черными глазами, спросила она, придерживая лошадь и выравнивая скорость брички с его шагом.
-Да, в Гречиху, - ответил он, взглянув на неё, и чуть замедлив шаг.
-Ну так садитесь, подвезу, путь туда еще долгий.
-Что ж, спасибо, - после секундного раздумья решился он, и, сняв со спины рюкзак, полез в остановившуюся бричку.
-Но-о, - цыкнула губами возница и шевельнула поводья. Гнедая лошадка с места пустилась в легкую рысь, а Савва, устроив рюкзак в ногах, в поисках точки опоры рукой схватился за сиденье.
-Вы, случаем, не наш новый учитель математики, - спросила его женщина, ловко управляясь с бричкой. – А то мы в школе всю последнюю четверть без учителя просидели.
-Нет, я в этих местах по своим личным делам. А вы что, в школе работаете?
-Я-то? Нет, я в отделении совхоза, учетчицей. Только вот у меня дочка школьница, в десятый класс перешла, оттого я и беспокоюсь.
    Спустя некоторое время они за нехитрым разговором нагнали попутчиков Саввы, которые опередили его на добрых полкилометра.
-Добрый день, - приветствовала их женщина.
-Добрый день, здравствуйте, Тася, - вразнобой отвечали те.
-Да вы тут, я вижу, популярная личность, – желая польстить женщине, сказал Савва минутой-двумя позднее.
-Да как же в селе без этого, обязательное дело - все друг друга знают, - ответила та. – Село наше маленькое, считается совхозным отделением. А я при нем учетчица. Раньше дояркой работала, - она показала сильные, натруженные ладони, - а теперь вот на повышение пошла.
-С чем вас и поздравляю, - сказал Савва. – И добавил, проговорив с выражением: - Тася. А меня Саввой зовут.
-Очень приятно, - улыбнулась она. - Мама мне говорила, что когда старше стану, меня станут звать по- солидному, Таисией, да, как видно, так Тасей и помру. В селе время словно застывает, целые десятилетия проходят, а к тебе относятся как к вчерашней школьнице.
-А что, Тася, по-моему, вполне красивое имя, - сказал он. – Да вы еще не в том возрасте, чтобы вас как-то по-другому величать.
-Спасибо за комплимент, - отозвалась она.
     В следующие двадцать минут Таисия выведала у Саввы о его планах (не о тайных, конечно, а лишь о тех, что были предназначены для всех), после чего рассказала о том, что происходит в деревне Гречиха, а также о самой главной новости.
-Ты знаешь, - легко перешла она на ты, - вчера в соседнем с нашим селе, Сосновке, это всего в трех километрах, серьезное преступление произошло: сельповский магазин, в котором и мы сами зачастую скупаемся, ограбили, дверь взломали. Деньги кассовые украли, рублей что-то около пятисот, ну водку там, консервы, конфеты вынесли. Но главное – сторож там был, с ружьем, он охраняет магазин и сельсовет заодно. Грабители его сначала чем-то по голове ударили, потом связали, а ружьишко-то забрали. Старика только наутро нашли, в пятом часу, когда местные девчата шли на ферму, на утреннюю дойку. Он уже мертвый был. Потом милиция из района приехала, собаку по следам пускали, отпечатки везде поснимали, но так никого не поймали и к вечеру уехали.
-Поймают, - уверенно сказал Савва, - не сегодня, так завтра поймают, в нашей стране долго не побегаешь.
-Это уж точно, - без особой уверенности в голосе согласилась Тася. – Правда, власти и милиция так пока и не знают, кто это был. Не знают даже, местный кто забаловал, или же приезжий.      
     Некоторое время ехали молча. Теплый ветерок обсушил его рубашку, а легкое покачивание брички немного убаюкивало.
-Посоветуете мне, Тася, где мне следует расположиться на ночевку, гостиницы, как я понимаю, в вашем селе нет? - нарушил молчание Савва.
                -Нет, - улыбнулась та. 
                -Так не лучше ли будет к кому-нибудь попроситься на ночлег? Или можно где-нибудь на сеновале перебиться?
-Отчего же на сеновале, - бойко ответила она, - давай прямиком ко мне.
-А удобно? – спросил он, радуясь такому быстрому решению немаловажного для него вопроса.
-Конечно, удобно. Я, правда, женщина одинокая, - сказала она со смешком, - так что люди, конечно, всякое могут подумать, они на меня и так косо смотрят, я, понимаешь, временно безмужняя, так как мой муж, Василий, сейчас сидит в тюрьме. Да ты не бойся, - рассмеялась она, заметив, очевидно, в глазах собеседника что-то похожее на беспокойство, - ему еще долго там находиться, шесть лет сидеть осталось, полных десять лет ему отвалили, за убийство. По пьянке дело было, - тут же без паузы принялась рассказывать она, чувствовалось, что эту историю ей приходилось рассказывать добрую сотню раз. - Он на пасху до родственницы нашей, до жены моего троюродного брата полез, за задницу ему, видите ли, ее пощупать захотелось, а Павел, муж ее, всерьез все воспринял, за нож взялся, ну, муж мой, хоть и сильно пьяный был, тут же топор схватил, что не ко времени под руку подвернулся, да тем топором отмахнулся. С одного удара насмерть, точно в висок угодил, - вздохнула она.
             -Да уж, случается, - произнес Савва. Оба повздыхали каждый о своем, затем еще некоторое время ехали молча.
      Гречиха оказалось небольшим селом, примерно в сотню хат, хаотично разбросанных на двух рядом расположенных пологих холмах. К дому Таси, который находился на противоположном от дороги краю села, в самой низине, они подъехали, когда солнце уже перевалило зенит.
-Проходи, Савва, в хату заходи. Вот тут у нас умывальник, если хочешь, умойся с дороги, - сказала Тася, распрягая лошадь. – А там и покушаем, надеюсь, Настена, дочка моя, что-нибудь на обед приготовила, она у меня дюже хозяйственная - уроки не сделает, а обед сварит.
   Опустив рюкзак на землю около рукомойника, Савва оглядел дом и подворье. Дом был большой, белого кирпича, с высоким фундаментом и необычно широкой бетонной, в полтора метра отмосткой, видимо, потому, что располагался в низине. В доме, решил он, судя по размерам, комнаты четыре, а может и все пять, с левой стороны его была большая веранда, а справа, судя по всему, кухня, которая продолжалась наружу метровым зевом домашней, сложенной из камней печью. Двор, соответственно дому, тоже был немаленький, слева от дома, несколько в глубине, виднелся укрытый шифером небольшой птичник, за ним, судя по звукам и характерному запаху, размещался свинарник. Далее, справа, за тремя рядами фруктовых деревьев – яблонь, черешен и слив, начинался огород, уходивший далеко вниз, к редким черным камышам, за узкой полосой которых блестела водная гладь.
      Умывшись из прибитого к столбу умывальника над тазом, он взял из рук Таси свежее вафельное полотенце, слегка попахивающее нафталином, и вытер им лицо и руки.
      Обедать предстояло на веранде; хозяйкина дочь, Настасья, как мать и предугадала, раньше вернувшись со школы, успела сделать обед. Уже садясь за стол, Савва познакомился с Настасьей. Девушка вышла из глубины комнат, он, увидев ее, поздоровался, она с секунду пристально разглядывала его, незнакомого человека, затем бойко сказала: "Добрый день", благосклонно выслушала равнозначный ответ и стала накрывать на стол. Савва с удовольствием за ней наблюдал. Это была шестнадцатилетняя, физически уже вполне сложившаяся, длинноногая, светловолосая девушка, лицом привлекательная, и при этом внешне совсем не похожая на мать. Одета она была в простое длинное ситцевое с цветочками платье, на ногах босоножки. Очевидно, в ответ на его молчаливый вопрос Тася усмехнулась и сказала:
-Настенька внешне вся в отца пошла. Даже родственники порой удивляются, насколько мать с дочкой могут быть не похожи.
-Зато папа, наверное, не может нарадоваться на такую дочку, - воскликнул Савва.
-Да не так чтобы, - махнула рукой Тася, - он-то все сына хотел. Сказал, первый ребенок в семье должен быть обязательно сын, это для отца гордость и в старости подспорье. 
-А дочка, по-моему, это счастье, только не всякий мужик это понимает, - вставил Савва.
-Это хорошо, что вы так считаете, - уважительно сказала Тася, доставая из старинного серванта у стены и устраивая на стол литровую бутыль с узким горлышком, наполненную прозрачной жидкостью. - У вас самого дети-то есть? 
-Есть, сын, - улыбнувшись, ответил Савва. – Только ему пятый год всего.
-А там, глядишь, следующей у вас дочка родится, - сказала Тася, наполняя из бутылки стограммовые граненые стаканчики.
-Возможно, - отозвался он.
    В центре стола располагался казан с дымящейся рассыпчатой картошкой, ее дразнящий аромат разнесся уже по всему помещению, на тарелке теснились аппетитные тонко нарезанные розовые ломтики сала, соленые огурчики устроились в одной тарелке с капустой, отдельно в глубокой миске были маринованные грибки, в глиняном глечике на краю стола охлажденное свежее молоко, в другом, размером поменьше, тоже молоко, только кислое, как успела сообщить Настенька, а также по-домашнему сбитое насыщенного желтого цвета сливочное масло и полкаравая домашнего же серого хлеба.
-Угощайтесь, Савва, - пододвинула к нему тарелку Тася, в которую Настенька, лихо взмахнув черпаком,  бухнула целую горку картошки, - у нас тут, конечно, не по-городскому, особых разносолов нету, чем богаты, тем и рады, как говорится.
-Ну что вы, натуральная здоровая домашняя пища – это же замечательно, - сказал Савва, принимаясь за еду. Пару минут спустя, прожевав, он поднял свой стаканчик.
-Я хочу выпить за здоровье обеих милых хозяюшек этого замечательного дома, - старшую и младшую.
    Они с Тасей дружно, в одно движение опорожнили свои стаканчики, а Настя, быстро оглядев их и отчего-то хмыкнув, налила себе в стакан молока.
     Самогон, надо сказать, был нормальной крепости и, против ожидания, вполне приличного вкуса, о чем Савва не замедлил сообщить Тасе.
-Это моя тетка варит, она у нас в селе самый первый мастер по этому профилю, - весело сказала она, затем сразу же сконфузилась, и, обернувшись к дочери, спросила:
-Настя, магазин, тот, что в Сосновке, уже открыли? А то я хотела кое-чего прикупить.
-Обещали завтра с утра, - бойко ответила девушка, - там сегодня целый день переучет товаров делают.
-Частенько приходится в соседнем селе скупаться, - словно оправдываясь, сказала Тася. – А то в нашем по большей части хлеб, зачастую вчерашний, а еще крупы, сахар, конфеты залежалые, а больше ничего и нет.
     После продолжительного и сытного обеда Тася отвела Савву в комнату, расположенную в правом крыле дома, вход в которую был из общего коридора, то есть она была обособленная, тогда как остальные три комнаты, включая зал, были между собой проходными.
-Здесь вам, Савва, я надеюсь, будет удобно отдохнуть с дороги, - сказала Тася, бросая на высокую, старинного образца кровать с никелированными металлическими наболдажниками по углам две принесенные с собой подушки. – Тихо тут, окно во двор, никакого шума. Спи хоть круглые сутки, если на часы не глядеть, то и времени счет потеряешь.
    Тася вышла, и Савва оглядел комнату. Кровать, о которой уже было упомянуто, большой платяной шкаф, стол, застланный уже слегка пожелтевшей вязаной крючком круглой скатертью – как у мамы, - комод, стулья и кресло модели пятидесятых годов составляли ее меблировку. При этом в комнате имелось всего одно окно, которое было прикрыто плотной шторой, а за окном, судя по всему, росло дерево, бросавшее густую тень, отчего в комнате, казалось, навечно поселился полумрак, потому что даже сейчас, когда на часах было около трех часов пополудни, здесь было почти темно.
-Телевизора здесь нет, так что извините, - игривым голосом сказала Тася, вновь входя, - на просмотр программ приходите к нам.
-Большое спасибо, - сказал Савва. – Мне кажется, сейчас у меня самый подходящий случай отдохнуть от телевизора.
     Тася ушла, а он, оставшись в комнате один, разделся, забрался в прохладную, слегка пахнущую сыростью постель и, достаточно вымученный сегодняшним днем, а также сморенный сытным обедом, сразу же уснул.
       Проснулся он спустя несколько часов бодрым и хорошо отдохнувшим. Собираясь встать с кровати, но еще не успев повернуть голову от стенки, Савва вдруг почувствовал, что в комнате кто-то есть.
-Кто здесь? – глухим со сна голосом спросил он, поворачиваясь, и следующую секунду увидел сидящую в кресле у стола Настену. Забравшись в кресло вместе с ногами, она бесстыдно оголила ляжки чуть ли не до самых трусиков и при этом беспристрастно глядела на него.
-Э…, ты че, Настенька? – спросил Савва, поймав ее открытый насмешливый взгляд.
-А вот хотела кое о чем спросить тебя, Савва. Ты парень городской, грамотный, стало быть, посоветуешь мне что делать.
-Давай-ка, девочка, ты для начала отвернешься, дашь мне одеться, а потом, если хочешь, поговорим, - сказал он нарочито строгим тоном.
-Хорошо, - согласилась она и повернула голову в сторону.
      Он оделся в одну минуту, словно солдат по побудке, затем прикрыл покрывалом постель, а то еще не хватало, чтобы мать Насти, Тася, вошла и застала в комнате эту картину. Словно прочитав его мысли, Настя сказала:
-Мамы дома нет. Она до тетки пошла, сказала, если тебе понадобится что, ты ко мне обращайся.
-Хорошо, договорились. А теперь я слушаю тебя, Настя, - сказал Савва, застегивая рубашку.
-Есть в нашем селе один парень, - начала она. - Десятый класс в прошлом годе закончил. Так вот он осенью в армию уходит, а меня просит ждать его, хочет, чтобы мы после армии, значит, поженились.
-Так вы с ним встречаетесь, что ли, дружите, или как это там у вас называется? – спросил Савва, усаживаясь в одежде на кровать.
-Да так, не по-настоящему, - с гримаской нетерпения на лице бросила она. – На танцах несколько раз вместе были, да на проводах в армию, еще на свадьбах, ну и на днях рождения рядом сидели. Целовались пару раз - да, но так - ничего серьезного. Правда, он, наверное, считает, что я его девушка.
-Ну, а ты так не считаешь, что ли?
       Девушка пожала плечами и не ответила.
    -Он тебе хотя бы нравится? – задал Савва следующий вопрос.
-Если честно, не знаю. Нравится немного, но в то же время и другие парни тоже нравятся.
-Ну, тогда скажи ему, что из армии его ждать не будешь, чтобы он пустых надежд не питал. Скажи, что слишком молода еще, и в любви, мол, ничего не понимаешь.
-Да говорила я ему все это, - с досадливым вздохом сказала Настасья, - но он упертый, черт, ничего слушать не хочет. Дождись, говорит, меня из армии, и мы будем навсегда вместе.
-Ну так и дождись, - простодушно посоветовал Савва.
-Не, не смогу, - спокойно ответила Настя, - я, как моя мама говорит, уже готова, созрела, то есть, а два года ждать…
-К чему готова? – не понял Савва.
-К этому, ну, к взрослой жизни, - кивнула Настя серьезно. - Да еще Федька этот, совсем мне проходу не дает.
-Какой еще Федька? – совсем уже запутавшись, спросил Савва, напуская на себя заинтересованный вид.
-Да цыган тут у нас есть один, помощник кузнеца, в мастерских работает. Этот тоже хочет, чтобы я его была.
-И он жениться обещает? – усмехнулся Савва.
-Про женитьбу не говорил, а вот про то, что я должна быть его, говорил, и не раз. 
-Это как же так, против твоего желания, что ли?
-Выходит, так, - просто сказала Настасья. - Он меня преследует, придурок несчастный, где только возможно, уже два раза меня ловил, один раз на пасеке, другой раз в лесу.
-Что значит "ловил"?
-Ну чего ты такой непонятливый, Савва? Ловил, когда рядом никого больше не было.
-И что, изнасиловать пытался?
-Ну, он это… не то что бы насиловать, хотел, чтобы я сама ему дала, понимаешь?
       Савва кивнул.
-Когда это случилось в первый раз, на пасеке, я такого страха натерпелась…
-Чего же так, угрожал он тебе, что ли?
-Представь, он расстегнул штаны и вытащил свой… ну, этот.
-Это еще зачем? – не понял Савва, весьма удивившись тому, что она об этом так спокойно говорит. А затем подумал, что девушка, выросшая в селе, где нравы были гораздо проще, чем в городе, и где многое, в том числе половые акты между их родителями, а также между животными, подсмотренные детьми, является делом вполне естественным, а вовсе не постыдным.
-Хотел, наверно, обрадовать меня этим, но я испугалась. Он у него огромный такой, коричневый, весь в синих жилах. Сказал, что только меня любить будет, и мне, мол, тогда других мужиков не захочется.
-Ага, бывает в жизни и такое, - отозвался на эти слова Савва. – А ты ему сказала что-нибудь на это?
-Конечно, сказала, - коротко хохотнула Настя. Сказала, что ему только коров на ферме такой штукой удовлетворять, а я от нее наверняка умру.
-А он?
  -Смеялся, сказал, от этого еще никто не умирал и со мной тоже все будет в порядке.
-Ненормальный какой-то у тебя ухажёр, - растерянно пробормотал Савва.
-То-то ж и я говорю, - кивнула Настя.
-А ты пыталась его как-то припугнуть, милицией, что ли, или еще там чем, друзьями-товарищами, например?
-Да ничего и никого он не боится, потому что злой как волк и сильный не по годам. Он на перекладине десять раз поджимается.
-Ну, это не рекорд, - усмехнулся Савва, вспомнив, что его личный рекорд тридцать пять раз.
-Так то ж на одной руке, а на двух так вообще без счета, - закончила она, и Савва прикусил язык, пристыженный. - Наши деревенские парни опасаются с ним связываться, - продолжала Настя. - Недавно на танцах он четверых так отделал, что они до сих пор с синяками ходят. В последнее время, правда, я его почти не встречаю, поговаривают, он с нехорошими людьми, бывшими зеками связался, с ними теперь где-то по вечерам пропадает.
-Зловредный элемент какой-то, - резюмировал Савва. – Так я-то, Настена, чем могу тебе помочь? А кстати, лет твоему Федьке сколько?
-Да никакой он не мой, а лет ему семнадцать всего, осенью восемнадцать будет. – С этими словами Настя легко соскочила с кресла и убежала куда-то, а Савва в задумчивости отправился вслед за ней.
       На веранде, на столе валялись разбросанные учебники. Физика, химия, английский. Настя сидела на стуле рядом со столом и, уперев руки в подбородок, мечтательно глядела в окно. Да, не до занятий сейчас девушке, подумал Савва, беря учебник английского и бессмысленно вертя его в руках.
-Скажи, Настена, а что тут интересного вблизи вашего села находится? – спросил он. - Мне сказали, что здесь неподалеку есть памятные исторические места: передовая, где война проходила, бывшая партизанская база, да еще кладбище какое-то не наше, не православное.
-На передовую теперь не пускают, - подняв на него свои красивые васильковые глаза, сказала девушка, - там даже сторожа поставили, потому что опасно. Раньше там кто только не лазил, и чуть ли не каждый год кто-то на бомбах и минах подрывался, мне отец об этом рассказывал, я еще маленькая была. А база что? Так, название одно. Землянки уже почти полностью разрушенные, печь домашняя, баня - тоже одни стены, глядеть не на что, мы от школы два раза туда ездили. – Настя пожала плечами. – Кладбище? А что там может быть интересного? Могилки, памятники. Там раньше тоже сторож был, прямо около кладбища жил. Говорили, бесплатно сторожил, так как все его родственники там были похоронены. А в прошлом годе он тоже помер.
-А что, Настя, из этого всего ближе к деревне?
-Так кладбище же. Вон оно там, - указала она рукой направление.
-Схожу я в ту сторону, пожалуй, - сказал Савва как можно более равнодушным тоном, - прогуляюсь, проветрюсь.
-Вы можете на велосипеде поехать, вон он там, в сараюшке стоит. Велосипед хороший, шины накаченные, а заодно и время сэкономите.
  -Что ж, спасибо, Настя, пожалуй, я воспользуюсь твоим предложением.
     Возле сараюшки была устроена, еще видимо, хозяином, самодельная перекладина, уже слегка покрытая ржавчиной, и Савва, вспомнив слова, сказанные Настей о ее знакомом, помощнике кузнеца Федьке, протерев ее тряпкой, сделал с десяток подъемов переворотом, после чего двадцать раз подтянулся. Довольно крякнув от бодрящего прилива тепла во всем теле, он вскочил на велосипед и, крутя педалями, словно заправский велосипедист, покатил по селу, направляясь к католическому кладбищу. Мысли его были далеко от этих мест. Скоро, уже совсем скоро я буду обеспеченным человеком, думал Савва, тем не менее, внимательно вглядываясь в бугристую и извилистую грунтовую дорогу, чтобы не шлепнуться с велосипеда. Голова его мгновенно наполнилась думами о сокровищах, уже давно ждущих своего часа, которые ему вскоре предстояло достать. Он  возлагал на эти самые сокровища большие надежды, так как, еще не добравшись до них, уже многое потерял. Первое – ему пришлось оставить хорошую и прибыльную работу в баре, так как отпуск ему начальство давать не хотело, а настойчиво рекомендовало взять напарника – второго бармена. А Савва по собственному опыту знал, что напарник – это зачастую первый твой недруг, если и вовсе не враг, который и подвести может, и подставить при любом удобном случае. Худшее может произойти, если попадется недоумок, такой, как, например, Сулико, с которым ему пришлось трудиться со второго года его работы в баре. Грузин по национальности, Сулико был, в отличие от многих своих земляков, дурак несусветный, и чуть ли каждую неделю, когда они передавали друг другу смену, Савве от его нелепых и глупых поступков и постоянных недостач хотелось все бросить и бежать без оглядки, куда глаза глядят. Короче, Савва не нашел ничего более разумного, как, не дожидаясь нового напарника, уволиться из общепита. Второе – уезжая сюда, он не смог толком объяснить своей жене, куда направляется, из чего та сделала вывод, что у него начинается очередной загул, теперь уже на выезде, и она вполне серьезным тоном пожелала Савве на этот раз свернуть себе шею. И, тем не менее, если все сложится благополучно и его ждет здесь удача, то, если верить дяде Ефиму, денег у него окажется достаточно, чтобы в ближайшие несколько лет не думать о хлебе насущном. А там, глядишь, можно будет в какой-нибудь бизнес влиться, в долю к умным и деловым ребятам войти, сейчас это не проблема, евреи в Одессе и Кишиневе такие дела проворачивают, только успевай бабки считать. 
     Велосипед подпрыгнул на одном из малозаметных бугорков, и Савва, очнувшись и стряхнув свои мечты, покрепче вцепился руками в руль. Дорога здесь делала крутой и последний поворот в черте села, огибая тем самым крайнюю хату, после чего вывела его на открытое место. Теперь справа было, сколько охватывал взгляд, поле, засаженное картофелем, а далее, судя по всему, свеклой и ячменем, а слева, за небольшим пролеском начиналось кладбище.
     Кладбище. Сердце его при виде этого места забилось тревожно, и в то же время радостно, словно перед встречей с любимой. Савва невесело усмехнулся своим мыслям. Надо же, никогда прежде ему не приходилось радоваться виду кладбища.
     Оно, огороженное невысоким, чуть выше пояса каменным забором, местами обвалившимся, было не очень большим по размеру и казалось запущенным. И постепенно зарастало травами, которые в некоторых местах уже скрывали могильные оградки, а кое-где и сами надгробия. Много здесь было женских фигур – гипсовых скульптур, изображений богоматери. Савве все это было удивительно, так как ничего подобного на православных кладбищах, где ему приходилось бывать, он не встречал. Людей поблизости видно не было, и он, прислонив велосипед к забору, достал из-за пазухи небольшой, но довольно сильный бинокль, и стал изучать вначале окрестности, а затем и само кладбище. Нужный ему склеп или усыпальницу, каменное помещение с металлической, почти сплошь проржавевшей дверью, он обнаружил почти сразу. Затем, сдвинувшись немного левее, он  попытался обнаружить на склепе надпись или какое-либо другое упоминание о Лодзиевских, так как склеп, обрисованный ему Ефимом Ильичем, принадлежал этой семье. Само внутреннее помещение его не интересовало, тем более что на двери склепа красовался огромный навесной замок. В какой-то мере из страха, а также из почтения к мертвым, Савва не был уверен, что решился бы войти внутрь, возникни такая необходимость, но в этом надобности не было. Подкрутив оккуляры, он наконец, обнаружил над дверью какую-то полустертую надпись, но вот прочесть ее с того места, где он стоял, было невозможно. Тогда, определившись по сторонам света, он удостоверился, что данный склеп находится именно в северной его части, а ближайший к нему другой склеп, наполовину разрушенный, был на добрую сотню шагов южнее, что и утвердило его в мысли, что искомый им объект определен верно. Объехав на велосипеде кладбище по периметру, Савва запомнил, где и в каких местах в него легче всего проникнуть внутрь, а также выбраться наружу, потому что выемку спрятанной посылки он собирался, конечно же, произвести в ночное время. После чего он вновь поехал по дороге, продолжив свой путь в сторону от села, так, чтобы если кто-то и наблюдал за ним в эту минуту, не подумал бы, что именно кладбище являлось целью его путешествия. Проехав с полкилометра, он повернул обратно, тем более что уже начинало смеркаться, а ему не хотелось блуждать в этих незнакомых местах в темноте. 
     И все же в знакомый ему уже двор Савва въехал, когда вечерний сумрак почти сменился потёмками.
      Тася была уже дома. Увидев его, она возбужденным голосом сообщила захватывающую новость: оказывается, вчера ночью, когда в соседнем селе был ограблен продовольственный магазин, в районном центре двумя  часами ранее, кто-то очистил ювелирный магазин.    Преступники, - милиция подозревала, что их было не меньше чем двое, - развалили заднюю стену ювелирного магазина, пробравшись к ней через распивочную, которая своей задней стеной примыкала к магазину и которая закрывалась на простой замок, и проникли внутрь, где сумели отключить сигнализацию, к слову сказать, весьма примитивную, и вынести оттуда ценностей на сумму в несколько тысяч рублей. Милиция подозревает, что оба этих ограбления могли быть совершены одними и теми же людьми.
      Все это Тасе, оказывается, сообщил участковый инспектор, старший лейтенант Анатолий, к участку которого принадлежит Гречиха, а также соседняя с ней Сосновка, в которой этот самый Анатолий имел свой основной опорный пункт.
    Вот, блин, досадливо вздохнул Савва, как некстати вся эта суматоха с магазинами, ворами да ментами. А цель ведь так близка. Теперь милиция будет всюду рыскать, а ему это вовсе ни к чему; сделать бы свое небольшое дельце и поскорее исчезнуть из этих мест.
      Тася за разговором одновременно накрывала на стол и, закончив рассказ, пригласила Савву ужинать. На столе на деревянной доске уже стояла большая чугунная сковорода, в которой в жиру плавала "яичня" на сале, почти сплошь покрытая шкварками – это была яичница-глазунья количеством не менее чем в десяток яиц. Сало и молоко обоих видов – свежее и кислое - были, судя по всему, постоянными спутниками любого застолья, и кроме прочего на краю стола появился самовар, а рядом с ним пряники и душистый янтарного цвета майский мед в большой расписной деревянной миске.
      Из комнат к столу вышла Настя, одетая в спортивный костюм и кеды. Она, кивнув Савве, словно старому знакомому, тут же уселась на стул и схватила пряник, на что мать мгновенно среагировала:
-Поешь сначала, Настя, а потом уж сладости.
    Едва они принялись за еду, как возле дома послышался треск мотоцикла, затем он смолк так же внезапно, как и возник, после чего на веранду взбежал высокий светловолосый мужчина в милицейской форме.
     Анатолий, участковый уполномоченный, догадался Савва, ловя на себе пронзительный взгляд милиционера. На боку у того имелась кобура с пистолетом.
-Здравствуйте, доброго здоровья вам и приятного аппетита, - воскликнул он, прерывисто дыша, при этом не отрывая от Саввы изучающего взгляда.
-Ой, дядя Толя, вы сегодня такой грозный, - пошутила Настя. – Пистолет-то у вас хоть настоящий? 
-Самый настоящий, - подтвердил милиционер, поправив для солидности портупею.
-Пожалуйте к нам, садитесь вечерять, - шикнув на дочь, пригласила Тася.
-Нет, спасибо, дела, - ответил он. – Вот, вашего квартиранта забежал проведать.
    Савва сунул руку за пазуху, где у него в нагрудном кармане рубашки находился паспорт.
-Так он ведь только сегодня приехал, Толя, я же его сама и привезла, - воскликнула Тася.
-Ничего, ничего, - пробормотал Савва, протягивая милиционеру паспорт, - товарищ на службе, с него спросят за каждого нового человека в селе. А вот еще документ, это уже для алиби, - пошутил он, протягивая вслед за паспортом билет на поезд, который предусмотрительно не выбросил.
   Милиционер внимательно просмотрел оба документа, затем, возвращая их, спросил, как долго Савва задержится в Гречихе. Тот ответил, что на пару дней тут, после чего поедет обратно, к себе домой.
-Вы это того, день-два от прогулок по лесу воздержитесь, чтобы уберечься от лишних проблем, у нас тут рейды будут проводиться и все такое. А как все кончится, - лейтенант небрежно козырнул, - я вам сообщу. – Затем, повернувшись к хозяйке, бросил: - "Извините, Таисия Игнатьевна, служба", после чего развернулся и убежал в ночь. Вечерняя тишина вновь огласилась пулеметной трескотней мотоцикла, затем все стихло.
-Да вы на него не серчайте, Савва, - сказала Тася, наливая гостю большую чашку чая. – Это у него работа такая, небось, всю районную милицию на ноги подняли, а может и областную, потому что подобных происшествий в наших краях я отродясь не помню.
-Да все это мне понятно, - сказал Савва, макая пряник в мед и с удовольствием отхлебывая из чашки, - местным милиционерам в ближайшие дни предстоит много побегать. А Анатолий-то, сразу видно, симпатизирует вам, даже по имени-отчеству величает, - словно невзначай бросил он, и лицо Таси мгновенно зарделось.
-Да ну, больно надо, - вырвалось у нее.
-Молодец, Савва!  Вот гляди-ка, человек в нашем селе новый, а сразу заметил, - тут же отозвалась Настя. – Я маме уже не раз об этом говорила, а она не верит мне, все отмахивается.
-А ты не лезь, куда не положено, в дела взрослых, - строго прикрикнула на нее мать, - и вообще, бери книжку и давай отправляйся в постель, спать пора.
-А че уже спать, еще ведь и десяти нет, - безвинно ответила Настя, но встала из-за стола, пробормотала «спасибо», затем «спокойной ночи» и отправилась в комнаты.
-Благодарствую, хозяюшка, - сказал Савва, тоже выбираясь из-за стола. – Все было очень вкусно. Давайте я помогу вам убрать со стола, быстрее выйдет.
-Что вы, что вы, ни к чему вам эта бабская работа, - засуетилась Тася, споро раскладывая все по местам. – Вы отдыхать идите, а хотите, телевизор приходите смотреть.
-Нет-нет, спасибо, - ответил Савва, - у вас тут такой сладкий пьянящий воздух, все время спать хочется. Чувствуешь себя настоящим отпускником. Спокойной ночи.
-Спокойной ночи, - эхом отозвалась Тася.
     Спустя четверть часа Савва лежал в постели и, постепенно засыпая, размышлял, что же ему делать, как действовать в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Наверное, все же стоит, как советует милиционер, переждать, авось завтра-послезавтра все само собой уладится-утрясется, преступники будут пойманы, а он сможет безбоязненно заняться своим делом. Он уже перешел грань, отделяющую сон от яви, когда почувствовал на своем теле чьи-то прохладные ладони. С трудом вырвавшись из цепкого плена сна и открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Тасю в цветастой ночной рубашке.
-Скажи, Савва, - голос женщины был прерывист, она тяжело дышала, отчего грудь ее, и без того не маленькая, высоко вздымалась, - я, наверное, старая для тебя тетка, мне ведь тридцать пять уже. Ой, прямо не знаю, что это со мной делается, - она отступила на шаг и закрыла лицо ладонями.
      Мгновенно выскользнув из постели, Савва обвил ее рукой за талию, затем подтолкнул к постели и мягко, но уверенно опрокинул на спину.
-Не надо Тася, больше никаких слов, - прошептал он, одним движением вздергивая рубашку на ней выше пупка и опускаясь на ее уже разгорячённое тело.
    Часом позже, после двух половых актов Тася, удовлетворенная, отправилась в свою спальню, а Савва, еще чувствуя на своем теле ее щипки и легкие укусы, немедленно провалился в сон.
       Приятная истома, не покидавшая его, казалось, всю ночь, в какой-то момент вновь сменилась возбуждением, и он почувствовал, как чьи-то нежные пальцы массирует его детородный орган. Вот ведь, сразу видно, что руки к этому делу опытные, не зря Тася столько лет проработала дояркой, подумал он, чувствуя, как по всему телу пробегают волны удовольствия, но уже в следующую секунду что-то мягкое и влажное опустилось на него целиком и удовольствие сменилось короткой тупой болью. Рефлекторно пытаясь защититься от боли, он потянулся к паху рукой, одновременно застонал, и тут же, словно в ответ, послышался чей-то короткий стон. Рука его, поднявшись, ткнулась в чье-то тело, и от этого он окончательно проснулся.
    В комнате царил полумрак. На его бедрах лицом к нему широко раздвинув ноги, сидела… Настя, лицо ее было искажено гримасой то ли боли, то ли удовольствия.
-Что за… боже ж ты мой, - воскликнул он, и в следующее мгновение Настя неловко соскочила с него и опрометью бросилась вон из комнаты. Немного погодя Савва пришел в себя, затем, осмотрев постель, обнаружил на ней небольшое кровавое пятно. Вот еще, этого мне только не хватало, подумал он, сообразив, что это, скорее всего, Настина кровь, и она, вероятно, только что рассталась с девственностью. Причем с его помощью, хотя и пассивной, так что теперь он есть без вины виноватый.
     Торопливо одевшись, Савва вышел в коридор. Чувство вины, удивления и растерянности не оставляло его. Справа по коридору первым от его комнаты помещением была ванная комната, и он, принеся из кухни стоявший на плите еще горячий чайник, отправился туда мыться. Затем вновь оделся, вышел на веранду и, поглядывая на двери, стал ожидать Настю. Безрезультатно. Тогда, попив чаю, Савва решил отправиться к ней сам, в ее комнату. Тася, мать Насти, как он понимал, уже давно была на работе, потому что шёл уже девятый час. Этим, видимо, и решила воспользоваться Настя; надо же, что умудрила сумасбродная девчонка, он до сих еще в себя прийти не может. Впрочем, ей в эту минуту, как он понимал, было не легче, поэтому, постучав к ней и не услышав ответа, Савва решительно толкнул дверь и вошел.      
       Небольшая односпальная кровать стояла под самым окном у противоположной от двери стены, на ней, укрывшись с головой, лежала Настя. Надо думать, это могла быть только Настя и никто другой, решил он и, подойдя, потянул одеяло от головы вниз.
-Чего тебе надо? – резко спросила Настя, поворачиваясь к нему заплаканным лицом.
-Ничего, - растерялся Савва. – Вот, пришел убедиться, что с тобой все в порядке.
-Я в порядке, - ответила она. – И ты ни в чем ни виноват, понял? Уходи.
-Но я как-то неловко себя чувствую, - сказал он.
-Все будет хорошо, - почти сразу справившись с собой, через силу улыбнулась она. – Это я, дура, сама все устроила.
-Зачем, девочка? – только и спросил он.
-Чтобы потом никто пальцем в меня не тыкал: "Это я ее открыл, это я был у нее первый". А так, отдалась чужому человеку, приезжему, который через пару дней уедет отсюда далеко, и никому до этого дела нет. Да ты не расстраивайся так, - неожиданно стала она его успокаивать, - ты меня здорово выручил. Теперь я этого бояться не буду. Ты ведь голый был, вот я и… Он у тебя совсем не такой большой и страшный, как у Федьки, так что я не боялась и боли почти не почувствовала. Тем более что ты спал, и я надеялась после этого уйти, думала, ты и не проснешься.
-Ну и дурочка ты, - Савва осторожно потрепал ее по плечу. – Знаешь, мне и жаль, конечно, что так получилось, а с другой стороны, если честно, даже приятно. Но, пожалуй, и это будет лучше для нас обоих, давай забудем об этом, как о мимолетном сне, тем более что для меня и действительно все происходило во сне. – Не дожидаясь ее ответа, он удалился.
      После завтрака – творога со сметаной и медом, продуктов, которые, как утверждают доктора, восстанавливают силы, и еще одной чашки чая, Савва решил пройтись по селу, чтобы лично посмотреть и разузнать, что происходит в самой Гречихе и разыскивают ли и здесь тоже тех самых грабителей, которые накануне очистили золотой и продовольственный магазины.
    День стоял облачный, но дождя как будто не ожидалось, его верные предсказатели - птицы - безбоязненно парили на самых разных высотах. До самого обеда Савва бродил по селу, отвечал на приветствия вежливых сельчан, всех поголовно здоровавшихся с ним. Его так и тянуло в сторону кладбища, и под конец он таки отправился туда, но, не дойдя до места пару сотен шагов, стал внимательно обозревать окрестности. Ни в самом селе, или где-либо в другом месте он сотрудников милиции не встретил. Конечно, они могли быть среди местных жителей и даже для маскировки одетыми в гражданскую одежду, но, если думать только об этом и бояться каждого куста, то не стоило и ввязываться в то рискованное дело, на которое он уже давно решился.   
     Удовлетворенный прогулкой, Савва решил даром времени не терять, а этим же вечером отправиться на кладбище по своему делу. У него не было терпения ждать, он решил выкопать посылку, дабы убедиться, что она существует на самом деле, а потом ее перепрятать, чтобы затем, при первой же возможности, забрать и уехать. К этому его подталкивали также и сегодняшние ночные сексуальные приключения: еще неизвестно, как после них в доме будут развиваться дальнейшие события, хотелось бы, конечно, чтобы без излишних эмоций и в особенности выяснения отношений. Так как инициатива обоих сексуальных контактов исходила исключительно от хозяек дома – матери и дочери, он очень надеялся на это. Смущал лишь факт, что девушка-то была несовершеннолетней и к тому же оказалась девственницей. Если матери откроется, что у него был секс с её дочерью, или же дочь узнает, что он накануне спал с её матерью, ситуация может стать непредсказуемой и ему придется немедленно оставить село и убраться отсюда куда подальше во избежание неприятных последствий. Короче, достаточно с меня приключений, теперь следует заняться исключительно делом, решил Савва, даже не подозревая, какие приключения ему еще предстоят ближайшей ночью.
      Ближе к шести часам вечера вернулась с работы Тася, Савва вместе с ней пообедал, Насти же дома в это время не было.
  -Носится где-то по подружкам, - усталым голосом сказала Тася, убирая со стола посуду, - к вечеру набегается, вернется.
     Савва встал из-за стола и обнял ее за плечи. Она вздрогнула, но тут же потянулась, тоже обняла его, затем слегка отстранилась и сказала:
-Прости меня, я вчера вечером была сама не своя, даже не поняла, что это на меня нашло.
-Тебе не за что извиняться, мне с тобой было очень хорошо.
-Правда? А у меня до сих пор все тело от твоих рук ноет, - пожаловалась она. – С непривычки, наверное.
-Тогда иди, отдохни, поспи часок, - мягко посоветовал он и легонько подтолкнул ее в спину.
-Я так и сделаю, - отозвалась она и через каждый шаг оглядываясь, отправилась в свою комнату.
     Оставшись один, Савва улегся в постель с какой-то первой попавшейся под руку книжкой. Оказалось, что в ней были небольшие рассказы на английском языке для старшеклассников. Пробежав глазами несколько из них, он понял, что еще не совсем забыл иностранный язык, затем прикрыл глаза и незаметно для себя уснул. Проснувшись спустя пару часов, он почувствовал в теле свежесть и прилив сил и стал готовиться к ночному рейду. Взять с собой решил самое необходимое: фонарик, штык-нож, саперную лопатку. Подумав, он решил вновь воспользоваться хозяйским велосипедом. А почему бы и нет – быстро и удобно. Здесь, в селе, многие – и мужчины и женщины, не говоря уж о детях, ездят на велосипедах, поэтому человек на велосипеде никаких подозрений ни у кого не вызывал. Завернув все эти вещи в куртку-ветровку, он сунул всё это в рюкзак и укрепил его на багажнике веревкой.
   Часы показывали начало десятого, когда Савва, выбравшись наружу и стараясь не шуметь, отъехал от дома. На столе под солонкой он оставил записку, в которой печатными буквами сообщал: "Ушел на прогулку, буду поздно. Не беспокойтесь за меня, Савва".
      В сельской местности в этот час многие уже спят, поэтому не удивительно, что дорогой он не встретил ни единого человека. Редкие огни горели в окнах сельчан, да еще в центре села имелись работающие фонари на двух-трех столбах.
      Дорога к кладбищу была им хорошо изучена в прошлую поездку, поэтому он ехал неторопливо и аккуратно. Ночное кладбище весьма существенно отличается от дневного, с этим, наверное, согласится каждый. Уже на подступах к нему у Саввы было какое-то странное ощущение, и даже страх. Когда-то, в детстве, в 10-12-летнем возрасте, он закалял свой характер тем, что иногда, ночью, заходил на местное кладбище и гулял, сдерживая биение сердца, по его аллеям, будучи готов в любую секунду, при любом звуке, дать оттуда стрекача. Эти воспоминания детства подбодрили его, и Савва, спрятав велосипед в кустах, постоял немного, прислушиваясь к ночным звукам, затем, закинув рюкзак на плечо, решительно преодолел забор и, обходя могилки, отправился к склепу. В руке он держал подобранную с земли большую увесистую палку – на всякий случай. Погодные условия благоприятствовали его плану: луны почти не было видно, так как небо постепенно заволакивало тучами. Вокруг стояла мертвая тишина. Без происшествий добравшись до склепа и обойдя его вокруг, Савва наметил место, где копать, отставил палку в сторону и достал саперную лопатку. Стараясь производить как можно меньше шума, он воткнул ее в землю. Копать поначалу было трудно, земля была твердой, и её приходилось отколупывать кусочками. Затем дело пошло быстрее и через каких-нибудь семь-восемь минут он отрыл в земле ямку в полметра глубиной и столько же в диаметре. Решив сделать паузу, чтобы отдохнуть, Савва отставил лопату в сторону и вдруг за своей спиной послышался едва слышный шорох, но не успел он даже обернуться на звук, как ему на голову обрушился удар, а в следующую секунду он потерял сознание.      
     Очнулся Савва от того, что в лицо ему брызнули водой, причем, как ни странно, сладкой на вкус – вероятно лимонадом, а следующим ощущением стала сильная головная боль. Пошевелившись, он понял, что сидит на земле, судя по всему, внутри какого-то небольшого помещения, опершись спиной на каменную плиту, а руки его связаны ремнем. Дышал он носом, так как рот был забит какой-то тряпкой, позже Савва понял, что это был шарф.
  -Оклемался, падла, - послышался чей-то хриплый голос и перед Саввой, словно в тумане, возник чей-то силуэт, от которого повеяло самой смертью. – Этот бугай оказался не такой хлипкий как сторож. Живой, мля. Или ты его, братан, гы-гы, полегше ударил?
-Документов при себе не имеет, может он и не мент вовсе, - услышал Савва другой голос, более молодой и звонкий, к обладателю которого хриплый обращался "братан". К его горлу прикоснулась холодная сталь. Это же мой собственный штык-нож, понял Савва, и от этой мысли ему захотелось заплакать.
-Слышь, ты, пес, - вновь услышал он хриплый голос, наверняка обращенный к нему. - Я сейчас выему тряпку у тебя изо рта, а ты нам скажешь, кто таков есть. Шепотом будешь говорить, понял, вздумаешь базлать, я разрежу тебе горло от уха до уха. Понял, спрашиваю? – Савва, с трудом сглотнув, кивнул. В следующую секунду его рот освободился от кляпа.
-Говори, кто такой будешь, и ежели ты мусор, скажи, где документ прячешь, и где сейчас находятся твои корешки-милиционеры.
     Савва, несмотря на сильную головную боль, быстро и лихорадочно соображал. Если рассказать правду, зачем он сюда пришел, они посылочку с драгоценностями сами вынут и заберут, а его наверняка прикончат. А что другое он мог им рассказать, какое объяснение бы их устроило, у него догадки не было.
-Не мент я, пацаны, обычный человек, следопыт, - начал он жалостливым голосом. - Вчера приехал, на квартиру попросился, у Таси, учетчицы совхозной, ночевал.
-Че здесь-то, на кладбище делал, спрашиваю, как нашу хазу надыбал?
     Савва молчал, хотя и понимал, что это не лучший для него выход.
-Федька, ну-ка засвети свечу, чтобы я его подлые глаза видел.
-А не опасно это, вдруг увидят? – спросил молодой, которого звали Федором. 
-Да нет, снаружи свечу не видно, я проверял, - проворчал хриплоголосый.
   "А не те ли это хлопцы, что ювелирный ограбили? - вдруг пронзила Савву догадка. – Если так, то эти ни перед чем не остановятся".
      Перед его глазами заплясал свет свечи.
-Я, братцы, хотел в склепе поковыряться, - решился он. – Говорили, золотишко тут прежними хозяевами должно быть закопано.
-Кто это интересно, говорит, мля? Если оно тут и было когда, так его сто лет тому назад стырили, - пробормотал хриплый. – Врет, сука. Он, Федька, за нами вчера подглядел, выследил, гнида, а сегодня решил проверить, что тут есть внутри.
-Я богом вам клянусь, никого ни вчера, ни сегодня не видел, а если бы видел, сами посудите, чего бы я пришел? Чтобы на неприятности нарваться? – взмолился Савва.
-Чужим добром разжиться захотел, вот зачем ты пришел, - сказал хриплый, после чего грязно выругался.
-Что делать с ним будем, Хват, спалил он нам хату, это понятное дело. Надо поскорее с ним решать и сваливать отсюда, - взволнованно сказал молодой, Федор. Несмотря на явное беспокойство парня, было видно, что он бравирует блатными словечками.
-А что решать, - ощерился беззубым ртом Хват. – В могилку его какую-нибудь соседскую сейчас определим, хозяин, небось, не обидится, потеснится, еще спасибо скажет за компанию.
    Против своей воли Савва застонал.
-Пасть прикрой, предупреждал же, гнида, - Хват плотно прижал лезвие к его горлу. - Подкоп, сука, стал делать, с замком видно боялся нашуметь, а болты, что мы открутили, в темноте не заметил. 
-Не заметил, - соглашаясь, прошептал Савва, стараясь незаметно для своих мучителей размять руки и ноги, уже начавшие затекать от неудобной позы.
-Нас-то знаешь, или слыхал про нас че? – спросил Косой. – Сторож, что в магазине был, живой или как?
         -Живой вроде, в больницу его, говорят, отвезли, - с готовностью сочинил Савва, посчитав, что так будет лучше, так как смерть сторожа могла им окончательно развязать руки.
-Дочку Таси, где ты комнату снял, как зовут? –  нетерпеливо, перебив напарника, спросил Федор.
-Настей зовут. Не знаю я тут никого, кроме них, не местный я, пацаны, отпустите, никому про вас не скажу.
      Хват, прикрыв рот, негромко заржал, так, видимо, его эта просьба рассмешила.
          Федор, тоже отчего-то усмехаясь, расстегнул ширинку, а секундой позднее на голову Саввы полилась моча.
-Спалил, сука, такое клёвое место, - сопроводил он это действо смачным ругательством, - не жить тебе теперь, гнида.
    "Цыган. А ведь это тот самый цыган Федор, про которого мне Настя рассказывала", - сдерживая дыхание, чтобы моча не попала ему в рот и лёгкие, вдруг понял Савва. Член, похожий на конский, висел у него над головой, а по его лицу стекала мерзкая соленая влага.
-На-ка, Федька, посторожи его, я мешочек наш достану, - передавая штык-нож напарнику, сказал Хват и, подперев то ли небольшим ломиком, то ли монтировкой плиту с соседнего надгробия, со скрипом сдвинул ее, после чего запустил внутрь образовавшегося отверстия руку и что-то оттуда достал.
          Судя по словам и поведению Федора, да еще по тому, что бандиты стали готовиться уходить, Савва понял, что его судьба решена.
-Слышь, Хват, погоди, не убивайте меня, - сплевывая мочу, слезливым голосом, за которым пряталась бушующая в нем ярость, проговорил Савва. – Я капитан госбезопасности, офицер, документ мой там, за задним карманом, в карманчике трусов. Убьете, меня, будет вам за мокруху вместо тюрьмы расстрел.
-А ну-ка встань, ты, тварь мусорская, - подойдя и встряхнув его за плечи, поднял Савву на ноги Хват. – И ведь чуяло мое сердце, паскудная твоя харя, меня не обманешь.
    Рука урки стала шарить по его штанам и секундой позже наткнулась на плотный пакет. В этом пакете, зашитом в трусы, Савва обычно носил НЗ – неприкосновенный запас, деньги, в данном случае это была 1000 рублей четвертными билетами.
        И тут Савву осенило.
-А я, Федор, прошлой ночью отодрал твою сучку Настю, - скороговоркой гаркнул он прямо в ненавистное смуглое лицо, маячившее перед ним. – Она поначалу верещала, потому что целкой была, а потом ничего, оклемалась, сказала, что сладко ей было, и привет тебе передавала.
     Хотя в склепе было довольно темно, лицо Федора от этих слов, как показалось Савве, перекосилось в гримасе и даже изменилось в цвете. Цель, которую Савва преследовал, была достигнута. Федор страшно взревел и с криком: "убью, сука!", взялся обеими руками за штык-нож, нацелив его в грудь врага. А в следующее мгновение злая бессознательная сила толкнула его тело вперед. Но Савва был к этому готов: едва уловимое движение его стянутых ремнем рук вправо, сопровождаемое движением корпуса влево, и штык-нож, слегка изменив направление, но, не потеряв своей ужасающей силы и инерции, с противным хрустом вошел в живот… Хвату, стоявшему за его спиной и не успевшему ничего понять.
     Не представляя еще себе, что именно произошло, лишь поняв, что сам остался цел, Савва обрушил на Федора, совершенно изумленного случившимся и от того на несколько мгновений замершим в оцепенении, серию бешеных ударов ногами, целясь в область почек и печени, для того чтобы вырубить его, или хотя бы сбить с ног, а затем, когда тот, наконец, со стоном упал, он врезал ему пару раз ногой по челюсти, после чего Федор окончательно перестал шевелиться. "Дай я ему один-единственный шанс, - зло подумал Савва, с огромным трудом приводя в порядок дыхание, - и он, чрезвычайно сильный от природы и от работы в кузнице, порвал бы меня в куски, тем более что мои руки связаны".
     Убедившись, что оба его противника без сознания и не шевелятся, Савва, едва живой от усталости и нервного напряжения, взял в свои стянутые ремнем руки свечу и оглядел напарника Федора, Хвата. Тот лежал спиной на могильной плите и судорожно хрипел. "Надо же, жив еще, сволота", - удивился Савва, разглядывая его. Ниже груди бандюги, под штык-ножом, который вошел в тело почти по рукоятку, набухало кровавое пятно. Помогая себе зубами, Савва лихорадочными движениями стал освобождаться от ремня, сковывавшего ему руки, но справился с этим делом не сразу, это заняло несколько минут. Затем, осмотрев место "битвы" и вновь, внимательно, своих поверженных противников, он задул свечу и осторожно, боком толкнул дверь. Она, к его удивлению, почти беззвучно отворилась. "Смазали петли салом, бандюги", - подумал Савва, выбираясь на свежий воздух и вдыхая его, кажется впервые за последний час или два, полной грудью. После чего, покачиваясь, словно пьяный, он побрел прочь. Но, пройдя несколько шагов, остановился. "И куда это ты собрался, придурок?" – остановил он сам себя.    
     Вернувшись к тому месту, где часом раньше копал землю в поисках клада, он обнаружил там лопатку и палку-дубинку, которую принес с собой, чтобы оберечься от собак. "Это же надо, ведь этой самой палкой они меня по голове огрели", - с горечью подумал он, разглядывая палку, затем, отложив ее в сторону, бездумно опустился перед ямой на колени. Всего несколько яростных, почти отчаянных ударов лопаткой, - на серьезную длительную работу он сейчас, естественно, не был способен, - и она наткнулась на какое-то препятствие. В нетерпении отбросив инструмент, он пальцами, царапая их до крови, разгреб землю, прикрывавшую грубой кожи портфель, местами уже изрядно истлевший, после чего вытащил его из ямы на свет божий целиком. Портфель был плотно перевязан бечевкой, которая, впрочем, тоже почти истлела, однако он был цел и на вес оказался довольно тяжелым.
     Дальше Савва действовал на одних инстинктах, не думая. Засыпав землю обратно в ямку и уравняв ее лопаткой, а для верности утоптав и присыпав пылью, он вернулся в склеп, где, собрав все свое мужество, тщательно протер шарфом рукоятку штык-ножа, торчащего в груди Хвата.      
   Затем он подпоясался тем же ремнем, который всего несколько минут тому назад стягивал его руки, сунул за пазуху фонарик, затем, пошарив по полу и отбрасывая в сторону пустые бутылки, обнаружил мешок, который Косой доставал из склепа. Запустив в него руку, Савва ощутил в ладони драгоценные изделия: кольца, цепочки, часы, и этого барахла было там немало, килограмма три. "Ну вот, теперь в моих руках двойное богатство", - невесело усмехнулся он, после чего приподнял Хвата, который уже перестал хрипеть, и сунул ему под спину мешок. "Будучи живым, Хват эти ценности украл, теперь же, будучи мертвым, он должен их сохранить для ментов, - горько усмехнувшись, подумал Савва, вновь выходя наружу. Он завернул в снятую с себя куртку-ветровку портфель, сунул его в рюкзак, затем подобрал дубинку и лопату, и уже не в силах заботиться о скрытности передвижения, даже не глядя по сторонам, прямиком отправился к тому месту, где оставил велосипед. Проделав обратный путь без препятствий, он нашел свой велосипед в кустах в целости и сохранности. Савва с трудом расположил все вещи на велосипеде, после чего без промедления поехал в противоположную сторону от села - к лесу.
       Оставив велосипед на опушке, в кустарнике, он углубился в черную неприветливую чащу. Пройдя несколько десятков шагов, Савва набрел на необычное по форме и потому приметное дерево, - своими раздвоенными стволами оно напоминало детскую рогатку, - немного разрыл землю между толстыми и длинными корнями, спрятал портфель в углубление, лопату отнес на десяток шагов и тоже спрятал, присыпал все землей, после чего забросил дубинку подальше. Вернувшись к велосипеду, вскочил в седло и со всей возможной скоростью поехал обратно в село, так как понимал, что его в любую минуту могли там хватиться.   
      "Как знать, - думал он дорогой, - вдруг Тасе захочется любви, она зайдет в мою комнату и ей покажется странным, отчего я до сих пор не вернулся. Тогда она, возможно, обеспокоится, а там еще, глядишь, по закону подлости, заглянет участковый уполномоченный Анатолий, и тогда мое отсутствие быстро свяжут с происшествием на кладбище". Это, правда, произойдет позднее, когда этих двух бандитов обнаружат внутри склепа. Или же не обнаружат? Да нет, обязательно обнаружат, менты же не дураки, и странно, что они до сих пор еще на это кладбище не обратили внимание.
     Он крутил педали и дорогой лихорадочно размышлял, что сделал правильно, а что нет. Что обнаружит милиция, когда доберется до склепа? Отпечатков пальцев он как будто нигде не оставил. Обувью наследил, это да, так ведь от нее можно избавиться. Что еще? Труп Хвата. Он погиб - это факт, но кому это интересно, ментам гораздо важнее вернуть государству украденные ценности, иначе власти их, ментов, в покое не оставят, а будут гонять как собак. Постой, а как же с Федькой, с цыганом? Тьфу, твою мать, Савва попросту забыл о нем. Конечно, надо было его убить на месте, как бешеную собаку, просто придушить и дело с концом, но Савва, увы, хорошо знал, что не смог бы на такое решиться. Хоть цыган в лицо его прежде не знал и при встрече в склепе вряд ли запомнил, он, Савва сам ему адрес дал, живу, мол, у Таси и т.д. Допустим, предположат менты, что Хвата Федька убил, - это один вариант. Подрались из-за чего-то, или же ценности не поделили. Если Федька оклемается и сбежит оттуда, да еще ценности, украденные в ювелирном магазине, с собой прихватит, менты его в покое не оставят. Второй вариант -  это если обнаружат его на месте раненого. И он всё как было расскажет, всю правду выложит. Тогда меня искать будут и по подсказке Федьки очень скоро найдут.
     Вскоре Савва, перегруженный мыслями и предположеиями, добрался до дома. Несмотря на то, что, как ему казалось, с минуты его отъезда из дома прошла целая вечность, на часах было всего половина второго. Прежде всего, он тщательно умылся, надеясь, что и мысли его придут в порядок. 
     Затем, стараясь не шуметь, он пробрался в свою комнату, где переоделся в спортивный костюм и, переобувшись в кроссовки, уложил свою обувь в пакет, после чего, выйдя из дома, вновь оседлал велосипед и поехал к центру села, целью его был общественный туалет. Конечно, эта поездка добавляла риска быть кем-то увиденным, но необходимо было задуманное дело завершить. Подъезжая к телефону-автомату, единственному на все село, Савва лишь надеялся, что в нем не срезана трубка, как в большинстве телефонов-автоматов в нашей стране. Трубка оказалась на месте. Набрав 02 и дождавшись ответа: "Дежурный слушает", Савва скороговоркой, старательно подражая украинскому акценту, сообщил милицейскому дежурному, что какие-то подозрительные люди прячутся на старом польском кладбище (именно так сказал, как называют его местные жители), после чего, несмотря на настойчивые просьбы милиционера назваться, повесил трубку. Затем, зайдя в общественный туалет, расположенный около клуба, он бросил в отверстие очка свои ботинки. Теперь важно было незамеченным вернуться к дому. Пару раз за ним, пока он ехал, с громким лаем увязывались собаки, а один раз он даже услышал чей-то пьяный окрик, но так как от него до кричавшего было далеко, он понадеялся, что замечен или тем более узнан, не был. Уже у самого дома его нагнал дождик. "Дождь - это хорошо, - думал Савва, поспешно, пока не намокли шины, загоняя велосипед в сараюшку, - он, возможно, скроет следы".    
    Войдя в дом, Савва заглянул в кухню и обнаружил, что угли в плите еще тлеют и осторожно, вещь за вещью, спалил в ней свои брюки и куртку. Они, конечно, не хотели загораться, тут же задымили, едко запахло резиной, но Савва плеснул в плиту немного керосина, затем, открыв полностью заслонку, быстро избавился от дыма, а сверху бросил пару свежих поленьев. Затем он поставил на плиту полный 5-литровый чайник – нагреть воды, чтобы помыться. Искупавшись, а затем промыв найденным в серванте самогоном болезненно саднящую рану на голове, он принял почти полный стакан того же напитка внутрь, после чего отправился в постель.    
    Укладываясь, Савва вновь взглянул на часы, было три часа ночи. Немного погодя, когда он, обняв подушку, в который уже раз перебирал в уме события этой ночи, стараясь привести их хотя бы в какой-то порядок, послышался гул моторов, и мимо дома проехали несколько машин. "А вот и  менты пожаловали. Торопятся на место происшествия", - усмехнулся он, укрываясь одеялом с головой, будто намереваясь таким образом спрятаться от этих самых ментов, а также от беспокоивших его мыслей. Сказать, что этой ночью он спал, было бы преувеличением, Савва так до утра и проворочался с боку на бок, изредка проваливаясь в тяжелое забытье и просыпаясь от каждого шороха.
      Поутру поднявшись с постели довольно поздно, он первым делом отправился к зеркалу, чтобы определить, имеются ли на лице следы вчерашнего происшествия. Лицо, к счастью, оказалось чистым, вот только голова еще ощутимо побаливала, уже непонятно, то ли это последствие удара, то ли от принятого на ночь самогона. Постепенно мысли вернулись к ночным событиям, и вдруг его словно током ударило: ведь Федор, цыган, если остался жив, сейчас, скорее всего, уже дает ментам показания и описание его внешности. Да это и не обязательно: едва менты узнают, что там, в склепе, был еще и третий, как он, то есть Савва, человек в селе новый, станет главным подозреваемым. Возможно также, что Федор, если он не дурак, все спихнет на него, как на организатора ограблений, а сам притворится жертвой, к тому же он как несовершеннолетний, может заявить, что его заставили что-то там делать и т.д., как теперь в своих книгах-воспоминаниях пишут бывшие, вышедшие на пенсию следователи.
     А если Федька и не догадается все это выдумать, так следователь может ему такую мысль подсказать, или даже навязать, так как несовершеннолетнего ему сажать не с руки. Множество подобных случаев описано в литературе, а также показано в кино. Впрочем, ментам и не надо было догадываться, что был еще кто-то третий, ведь Савва сам подсказал им эту мысль, позвонив по телефону дежурному.
      Подавленный этими мыслями, становящимися всё более паническими, а также собственными многочисленными домыслами, – фантазия у него, стоит отметить, была весьма богатая, - Савва вышел на веранду.
     Таси, к счастью, дома не оказалось, поэтому все последние новости он узнал от Настеньки, которая как раз вышла из своей комнаты.
-Ты знаешь, Савва, что тех людей, которые магазины ограбили, поймали, - едва завидев его, возбужденно вскричала она. – Их, говорят, на кладбище нашли, они в одном из старинных склепов скрывались. Ты не поверишь, оказывается, один из грабителей - Федька, тот самый цыган, о котором я тебе рассказывала. Он был ранетый и его в больницу в район увезли, а другой, я его не знаю, не нашенский он, убитый был.
    Теперь, утром, после всего пережитого ночью, Савва вновь был полон сил и злился на себя за вчерашнюю слабость, не позволившую ему Федьку добить. "И чего я его, сучонка этого, вчера не кончил, - скрипнув зубами, с тоской думал он. – Вот ведь, оклемался же, падла, цыгане по природе своей словно сорняки – сильные и живучие. А теперь вот из-за своей мягкотелости, - сверлом вонзилась в его мозг мысль, - я усядусь лет на десять за убийство Хвата. Это в том случае, если мне поверят и за ограбление не привлекут. Но кто же мне поверит, что я никак с этими бандюгами не связан, а попросту имею привычку по ночам в качестве променада прогуливаться по кладбищу. Правда, есть еще вариант, это если им, милиции, то есть, все как есть объяснить и портфель отдать... Однако и в этом случае они меня обязательно в тюрягу усадят, еще и дядю Ефима я за собой потяну". 
-Ну и чудеса происходят у вас в деревне, Настенька, не соскучишься. Воистину деревенский детектив, - нарочито равнодушным тоном бросил он и, оставив недоумевающую Настю на веранде, вышел во двор.
    "Если Федька в больнице, и состояние его плохое, то есть врачи не позволяют его допрашивать, - подумал он, - то у меня, возможно, еще есть время, чтобы скрыться, уехать из этих мест. В этом случае портфель с ценностями придется оставить в том месте, где я его запрятал, ведь участковый Анатолий не дурак, помнит обо мне, может установить слежку, броситься вдогонку, проверить багаж, а то еще и объявить в розыск или сотворить еще что-нибудь в этом роде. А главное, он паспорт мой листал, так что и адресок, пробежав своим наметанным глазом, скорее всего, запомнил". 
      Если следовать стезе криминального жанра, думал Савва, то теперь он, чтобы обезопасить себя, должен пробраться в больницу, где этот самый Федор лежит, и ликвидировать его – придушить подушкой или горло перерезать, или, если по-умному, добавить чего-нибудь ядовитого в капельницу. Конечно, это был бы идеальный вариант, но для него это было все же чем-то из области фантастики – что поделаешь, ну не способен он был на подобные "подвиги".
      Нет, решил он, ему остается только ждать, поспешный отъезд может вызвать подозрение, а он должен действовать как ни в чем ни бывало, как будто все произошедшее его ни в какой мере не касается, а там, как знать, может, все как-нибудь уладится само собой.
      Чтобы не терзаться бездельем, и целиком соответствовать званию следопыта, он решил сделать вылазку на базу партизанского отряда, благо она расположена недалеко, в лесном массиве, километрах в шести от деревни.
       Оседлав для этой цели ставший уже привычным ему велосипед, Савва пустился в путь. Дорога была влажной, вчерашний дождь был хотя и непродолжительным, зато обильным.
       В военную годину местный партизанский отряд находился, судя по всему, в почти непроходимом лесном массиве, теперь же к нему вела вполне приличная, хотя и грунтовая дорога, и в дополнение к этому через каждые несколько сот метров на столбах, а то и просто на стволах деревьев висели таблички, указывающие путь к партизанской базе.
      На базе, куда он прибыл спустя час с небольшим, все было в глубоком запустении, что привело его в минорное состояние. Землянки, вырытые в годы войны в земле, были наполовину засыпаны во избежание обвалов. Деревянные таблички, прибитые к деревьям то тут, то там, упоминали, что там-то находился санитарный блок, тут - банно-прачечный пункт, там готовили еду, а вот здесь находился штаб отряда. Казалось, все это хозяйство, как было заброшено после войны, так и осталось до сих пор без изменений. И лишь разбросанные повсюду пакеты из-под снеди, а также бутылки из-под водки, пива и лимонада напоминали о том, что сюда, к этим развалинам и сегодня приходят люди: кто-то почтить память героев-партизан, а кто-то просто отдохнуть и погулять на природе.
     Обратный путь занял не более часа; подъехав к дому, Савва обнаружил обеих своих хозяюшек – Тасю и Настю, беседующими с соседской парой из дома напротив. Это были муж и жена пожилого возраста, которых Савва пару раз встречал в селе и раньше.
     Поздоровавшись, он стал чуть в сторонке, чтобы не мешать их разговору, и в то же время чтобы иметь возможность все слышать, а тема, конечно же, была все та же – о ночной поимке грабителей на кладбище.
-Да милиционеры сами же и застрелили этого уголовника, так как он был с ружьем. А он и не нашенский вовсе, а приезжий аж из Ворошиловграда, - энергично размахивая руками, убежденно говорил мужчина лет шестидесяти пяти, с лицом, испещренным глубокими морщинами. – А Федьку они стрелять не стали, молод еще, только побили изрядно, поэтому-то он сейчас в больнице и, говорят, до сих пор еще в себя не пришел, не оклемался.
    "А это уже хорошая для меня новость, - обрадовался Савва, - в себя не пришел, это значит, что он до сих пор без сознания".
  -А откуда, дядя Прокопий, вы знаете про Федьку? – перебила говорившего Настя, ее напряженный голос выдавал скрытый интерес.
-Так разве ж один я только, - развел руками Прокопий. – Люди говорят, значит знают.
   - Ну и слава богу, что их уже поймали, - вздохнула Тася. - Пойдемте домой, Настя, Савва, пора обедать, - обернувшись, сказала она. - Спасибо вам, Прокопий Кириллович, за информацию - повернулась она к соседу, - и вам, Марья Федоровна, за компанию, - кивнула она его супруге.               
  -Сегодня в селе почти никто не работает, - сообщила Тася, когда они втроем поднялись на веранду. – Везде только и разговоров, что про Федьку и того, убитого, его напарника. Люди, встречаясь, в кучки собираются и болтают, сочиняя от себя что попало, меня уже мутит от их выдумок.
-Говорил я вам вчера, - вставил Савва, - что скоро все закончится. Вот и закончилось, теперь спокойствие вернулось к жителям Гречихи, зато в ближайшие месяц-два будет, о чем поговорить. 
-Это так, - согласилась Тася. - Наливай, Настена, всем борща, вы, Савва, деревенский борщ, надеюсь, любите?
-Уже люблю, хоть и не пробовал еще, - вытирая о тканевую салфетку ложку, бойко ответил Савва, отчего Настенька прыснула в кулак.
     За обедом он исподволь поочередно наблюдал за обеими женщинами – матерью и дочкой. Тася в свои 35 была еще довольно хороша – крепкая в теле бабенка, добротно сложенная и пока не расплывшаяся. Ее карие проницательные глаза так и пробирали человека насквозь, это Савве уже не раз пришлось испытать на себе. В постели она тоже неплоха – чувствуется, конечно, что не особо опытная и что отвыкла от мужской ласки, но, тем не менее, во всех любовных начинаниях партнера идет навстречу, причем, что важно, готова не только брать, но и отдавать.
    Интересно, подумал он про себя, что бы произошло, узнай она о нас с Настей. Поубивала бы, наверное.
     Настенька. Она, безусловно, хороша в своем замечательном, 16-летнем возрасте, и при этом гормоны в ней так и играют, аж через край перехлестывают. Надо же, не побоялась такое с ним сотворить, видно, очень уж ей не терпелось от девственности избавиться. В какой-то мере даже приятно, черт возьми, что она для этой цели – первого сексуального опыта - выбрала меня. И в каком-то смысле благодаря этому она же мне помогла, ведь не скажи я Федьке про то, что я ее трахнул, он бы не потерял головы, не бросился на меня со штык-ножом, очертя голову и тогда еще неизвестно, чем бы все закончилось.
   Борщ оказался вкусным – наваристый, слегка кисловатый, как раз в его вкусе, и Савва съел его полную миску. От второго – гречки с подливой – он отказался, сказавшись сытым, и, досидев из вежливости до конца обеда, ушел в свою комнату.
     Едва он прилег, как думы вновь одолели его. Бездеятельность его терзала, а любое действие в отсутствии достоверной информации могло нанести непоправимый вред. Уехать домой, а потом сидеть и дрожать, дожидаясь, когда за ним придут и арестуют? Конечно, такая ситуация не может продолжаться бесконечно, день-два, максимум неделя и все станет на свои места. Возможен также вариант, что Федька-цыган все свалит на умершего Хвата и не станет сдавать его, Савву милиции, а выздоровев, решит сам заняться поиском человека, который отправил его в больницу. Хотя, конечно, менты Федьку не оставят в покое, все равно пару лет тюрьмы да припаяют. Итак, главное сейчас – информация о том, как проходит следствие. А от кого он, Савва, мог ее получить? Пожалуй, только от Анатолия, от участкового, больше не от кого. Анатолий, сегодня или завтра наверняка явится сюда, в дом к Тасе, важно не пропустить этот момент, оказаться на месте.
     Вечером, часов около восьми, когда Савва, изнывая от безделья, валялся в своей комнате на кровати с книжкой, в доме, как он и предполагал, действительно появился Анатолий – Савва узнал о его приезде по треску мотоцикла. Стремглав выскочив из своей комнаты, он уже в коридоре сбавил шаг и на веранду вышел ленивой степенной походкой будто бы только что проснувшегося человека. Тася и Настя были на веранде, Савва поздоровался с Анатолием и присел на стул. На этот раз Анатолий был собран, спокоен, снисходителен и ответил на предложение хозяйки отужинать согласием.
     -Ну что, Анатолий, - спросил его Савва, когда все они, исключая Настю, опрокинули по стаканчику, - теперь вам добавят звездочку на погон? - он шутливо ткнул пальцем в собственное плечо.
-Да, возможно, - самовлюбленно ответил Анатолий, - ведь я принимал в поимке преступников самое непосредственное участие. Кладбище, как вы знаете, на моем участке находится, пришлось мне первым туда идти.
     Тася и Настенька одновременно ойкнули, ужаснувшись, отчего лицо милиционера расплылось в самодовольной улыбке.
-Народу-то много было при задержании? – спросил Савва.
-Да человек тридцать, пожалуй, наши из района, да еще из области понаехали, - с неохотой пояснил Анатолий. – И все из-за того, что у бандитов было ружье, которое они отобрали у сторожа. Я говорил оперу из района, давай вдвоем, ну втроем пойдем, меньше шуму будет, а он сказал, что рисковать моей или чьей-либо жизнью не имеет права.
  -Но в вас они, как мы тут от людей слышали, стрельнуть не успели? – спросила Тася, раскладывая по тарелкам вчерашнее блюдо - гречку с мясной подливой.
-Не, когда мы в склеп ворвались, оба бандита – Константин Панкратов, по кличке Хват и Федька уже выключенные были. Мы подозреваем, что имеется еще главный – третий их подельник, который был вместе с ними, а потом решил их убить, после чего, захватив золото, исчезнуть с места происшествия. Но, - Анатолий хитро прищурил левый глаз, - недолго ему бегать осталось, мы уже знаем кто это. – Савву от его слов чуть не передернуло, ему показалось, что милиционер, говоря это, смотрит прямо на него. Анатолий же тем временем продолжал: - Но ведь хитер он, этот третий, согласись, Тася: мотоцикл, на котором они грабежи совершили, в леске неподалеку от кладбища был припрятан, ветками замаскирован. И ружье там же, в коляске, да патроны к нему.
-Зато деньги и золото при нем остались, - воскликнула Тася, глаза ее возбужденно горели. - А мотоцикл ему не в надобности, тем более что он, скорее всего, ворованный, его, верно, бери выше, машина где-то неподалеку дожидалась.
     Савва затаил дыхание: если сейчас окажется, что золота у бандитов не обнаружено, то сюжет этой истории станет окончательно запутанным, и конца ей еще долго не будет. 
    Анатолий заговорщицки склонился над столом, и все трое присутствующих поневоле приблизили к нему свои головы. В  нём сейчас, что явственно читалось в глазах Анатолия, боролись два чувства: с одной стороны, он как милиционер, должен был соблюдать тайну следствия, с другой – чтобы казаться значительным перед женщиной, которая ему нравилась, и перед приезжим, который завтра-послезавтра уберется из этих мест, он должен был выложить все известные ему козыри до конца, желая быть и дальше в центре внимания. К тому же Анатолий с разочарованием обнаружил, что весь дальнейший процесс следствия от него утаивался, а он, офицер, менее чем через год заканчивающий Высшую школу милиции, до глубины души был уязвлен этим фактом.
    -Дело в том, друзья-товарищи, что золото, как ни странно, оказалось при покойнике, - проговорил Анатолий. - Третий бандит или не знал этого, или… тогда уж и не знаю, что и сказать. – Анатолий выглядел несколько смущенным. - Во всяком случае, он ушел без золота.
-Так тогда какой же смысл был ему во всем этом?.. – разочарованно протянула Тася.
       -А к Федьке в больницу, - продолжал Анатолий, торопясь поскорее выложить все, что он знал, - сегодня приезжал профессор из области, нервопатол…, то есть невропатолог. Он его битых три часа обследовал и сказал, что парня побили так сильно, что он теперь парализован и сомнительно, что он когда-либо придет в нормальное состояние.
      Савва незаметно сглотнул ком слюны, скопившейся у него во рту. И всё же удача на его стороне, восторжествовал он, стараясь ничем не выдать своей радости. И черт с ним, с Федькой, подумал он, не жалко, ведь они с Хватом собирались его убить, не говоря уж о том, что он его ни за что унизил, обоссал.
      На прощание, когда Анатолий уходил, Савве хотелось его даже расцеловать за все те сведения, которые он сообщил. Уже садясь в мотоцикл, до которого Савва с Тасей его проводили, Анатолий вдруг обратился к нему:
-Ну а ты, Савва, уже все свои дела в нашем селе завершил? Когда уезжаешь? 
-Да вот, наверное, завтра и поеду. В партизанском лагере был, всё что возможно, у знающих людей разузнал,  - с улыбкой ответил Савва, а сам в этот момент внутренне напрягся: вопрос милиционера, на первый взгляд вполне естественный, даже невинный, его, честно говоря, несколько напряг.
      Чуть позднее Савва, направляясь в свою комнату, конечно же, не строил каких-либо надежд на ближайшую ночь в плане секса, но Тася, решив этот вопрос за обоих, ураганом напала на него, едва он туда вошел. В эту ночь было все: и бешеный секс и поцелуи вперемежку с упреками в том, что Савва невнимателен к ней и даже в том, почему он уже уезжает. Савва тоже был предельно возбужден, - но по другой причине, - однако это ему не помешало переключиться и быть сексуально активным и даже агрессивным; напряжение последних суток наконец оставило его, дав новый мощный позыв к жизни.
       Утром следующего дня Савва, раздираемый любопытством, что же именно находится в найденном им портфеле, отправился в лес за своим сокровищем. То и дело оглядываясь по сторонам, страхуясь на тот случай, если кто-то следил за ним, он въехал в лес примерно в полукилометре от того места, где им был оставлен пакет. После этого, спрятав велосипед, он пробрался лесом к тому самому дереву, по форме напоминающему рогатку. Он  его с трудом обнаружил, так как, передвигаясь лесом, чуть было не потерял ориентацию. Подвытащив из тайника портфель, он уже во второй раз удивился тому, насколько тот тяжел. Внимательно осмотревшись по сторонам, Савва присел на корневище дерева, расстелил на земле перед собой свою спортивную куртку, затем не без труда открыл портфель, верхним в котором оказался плотный пакет. Аккуратно надрезав пакет с одной стороны ножичком, он первым делом вынул из него несколько тяжелых колбасок, туго обернутых просмоленной бумагой, оказавшихся золотыми пяти- и десятирублевками еще царской чеканки. Не удержавшись, он их пересчитал. 169 десятирублевок и 56 пятирублевых монет. Затем в замшевом, уже почти истлевшем мешочке размером в кулак, он обнаружил камешки. Драгоценные камни были обработаны, но без оправы. Тут были кроваво-красные рубины, зеленые изумруды, васильковые сапфиры, белоснежные, черные и розовые жемчуга, а также белые, голубые и розовые брильянты. Нет, названий этих камней Савва не знал, это уже позднее ему про них кое-что объяснили. Восторг охватил его при виде всей этой красоты. Совершенно не представляя себе даже приблизительной стоимости этих камушков, Савва понимал, что в его руки попало настоящее сокровище. Упаковав все тщательно назад, он вскрыл еще один пакет, из которого ему на колени посыпались золотые цепочки, кулоны, серьги, кольца, с камушками и без, а также несколько пар золотых часов. Все это было в количестве примерно в две сотни штук и весом не менее чем в два или три килограмма. Последний пакет был и вовсе маленьким, но также тяжелым. Савва открыл его и ему на ладонь скользнул цельный кусок белого металла…
    Минутой позже, сложив все это обратно в портфель и туго забинтовав его захваченным с собой бинтом, Савва вновь внимательно осмотрелся по сторонам, после чего вернул его на место. Прикрыв это место сухими ветками и почерневшей прошлогодней листвой, а затем еще и щедро присыпав табаком из нескольких растертых сигарет – на всякий случай, от собак, - он, соблюдая осторожность, вернулся к велосипеду тем же путем, что и пришел. В эйфории, даже не почувствовав, как доехал до дома – ноги сами его несли - он, зайдя в свою комнату, стал собираться. Одновременно в уме он вырабатывал тактику поведения на тот случай, если менты его захватят вместе с пакетом. Конечно, без тюремного заключения, скорее всего, и в этом случае не обойдется, но срок не может быть большим, так как пострадавшего, то есть настоящих владельцев всех этих сокровищ, весьма вероятно, уже не было на свете. А он в случае чего скажет, что собирался сдать клад государству…
      Вещмешок Саввы заметно похудел относительно того, каким он был по приезде сюда. Теперь в нем были лишь плащпалатка, свитер, фляга с водой и фонарик.
     Дома в этот час никого не было, и он, оставив на столе, под хлебницей полторы сотни рублей десятками, написал записку:
    "Уважаемая Тася, уезжаю в районный центр. Не прощаюсь, так как, может быть, еще вернусь, это зависит от того, как все сложится. Велосипед, вы уж извините, забираю с собой, ведь с автобусами, как вы знаете, проблема. Вы, если что, купите себе в районе новый. Исполненный глубокой благодарности к Вам, Савва".
     Ну, вот и всё, теперь осталось только забрать портфель, осторожно, окольными путями выбраться с ним из этой местности, а затем – домой, домой, домой.
   
 ***
    Прошло уже два часа, как он выехал из села, и всё это время Савва без устали крутил педали. Порывистый ветер приятно холодил лицо. Разбитая шоссейная дорога, по которой он ехал, направляясь в соседний райцентр, была почти пустынна. В полях, где по большей части были посажены картофель и свекла, то и дело виднелись трактора, рядом с ними копошились немногочисленные колхозники.
      Соседний райцентр, расположенный в 30 километрах от Гречихи,  он  выбрал  для  отъезда  по  той причине, что   в За – ском районе у него было уже несколько знакомых, не говоря об участковом Анатолии, с которыми ему встречаться не хотелось.
      Небольшой городок Н - оск, являвшийся районным центром, оказался как две капли воды похож на соседний райцентр, уже знакомый ему. Свернув с объездного шоссе, Савва вскоре покатил по центральной улице. Перед ним замелькали дома, преимущественно в один и два этажа, небольшие предприятия легкой промышленности, солидное современное здание райкома партии, в данном случае трехэтажное, школа и дедсад, соседствующие друг с другом, дом быта, предприятия общественного питания. Чтобы не светиться в вокзальном буфете, он перекусил в одном из городских кафе, около него же оставил велосипед. Затем пешком добрался до железнодорожного вокзала. Вокзал оказался небольшим, одинаково унылым снаружи и изнутри и уже давно требующим ремонта. Он состоял из зала ожидания в полсотни стульев, расположенных тремя рядами спина к спине, с двумя узкими окошками касс и тремя десятками автоматических камер хранения в углу, а также буфета со стойкой и пятью-шестью столиками, называвшегося претенциозно - станционным рестораном, багажного отделения, нескольких помещений вспомогательных служб и туалетом, расположенном в отдельном здании неподалеку. Снаружи, чуть в стороне, находился газетный киоск, в котором он приобрел свой любимый «Советский спорт» и «Известия». Войдя в зал ожидания, Савва окинул его внимательным взглядом, затем прошел к камерам хранения и, открыв одну из свободных секций, сунул туда, вынув из рюкзака пакет, завернутый в плащпалатку. Затем набрал букву и три цифры, одновременно ладонями на всякий случай прикрывая их от любопытного или случайного взгляда со стороны, закрыл, после чего почти машинально прокрутил в разные стороны. Этот пароль, а также парочка запасных, хранились у него в голове годами. Нет, Савва не фиксировал цифрами год своего рождения, как делают многие, не составлял три семерки или три девятки, в уме у него были заложены комбинации из цифр, которые наименее подходили для расшифровки. Он их составил уже давно, еще в прежние времена когда вовсю занимался фарцовкой. "Пусть этот пакет, столь дорогой мне, сколь и опасный, полежит пока тут, мало ли что", - решил он, усаживаясь на одно из свободных сидений так, чтобы одновременно держать в поле зрения вход и дверцу камеры хранения, после чего частично прикрыл лицо газетой и стал ожидать поезда, который, если верить расписанию, должен был пройти здесь транзитом через сорок минут. Этот поезд шел тихим ходом, останавливаясь, как шутили пассажиры, около каждого столба, из Киева до северной столицы Молдавии – города Бельцы. Скорые поезда миновали такие станции, как эта, не сбавляя скорости, и лишь тихоходные останавливались здесь на минуту-две, что для Саввы было вполне приемлемо. Брать билет он не стал. Для этого надо предъявить в кассу паспорт, а он решил как можно меньше светиться. Когда подойдет поезд, попрошусь к любому из проводников, с ними ведь всегда можно договориться, решил он.
      Он медленно огляделся по сторонам. Вокзальная публика была немногочисленна, заполняя зал едва ли наполовину. В основном тут были сельские жители старше среднего возраста, едущие не далее как до одной из соседних станций, в ногах у них теснились многочисленные сумки, баулы и корзины с провизией. Состав ожидающих немного оживляла небольшая цыганская семья, состоявшая из старухи, женщины средних лет с тремя малыми детьми, из которых один был на руках у матери и среднего же возраста мужчины. Савва вначале с интересом к ним приглядывался, но потом, вспомнив Федора, отвернул лицо в сторону.
     До прихода поезда оставалось пятнадцать минут, когда он решил сходить в туалет по малой нужде. Войти внутрь этого помещения, расположенного в полусотне метров от вокзала, оказалось невозможным, так как весь пол его, и еще площадь в три-четыре шага до входа, был покрыт испражнениями и лужами мочи, не говоря уже о запахе, от которого попросту можно было потерять сознание, так что Савва, ступив внутрь на один шаг и едва спрятав зад за угол здания, расстегнул ширинку.
    -Бог в помощь, - в ту же секунду услышал он чей-то насмешливый и неуловимо знакомый голос. Повернув голову в сторону говорившего, он увидел… Анатолия. Да-да, того самого участкового из села Гречиха, а также Сосновки. Анатолий был в гражданском, хорошо сидящем на нем коричневом вельветовом костюме, через руку у него был переброшен плащ.
-Спасибо, я и сам справлюсь, - сказал Савва, продолжая начатое дело. "Только этого мне не  хватало, - словно обухом жахнуло его по голове. - Нет, не зря этот мент возник у меня на хвосте. Чувствовал я, непростой это мусорок, зря недооценил его. Он за мной наверняка следил, скорее всего, от самой Гречихи ведет".
-Сам пришел, или опергруппа где-то поблизости дожидается, - спросил Савва, не оборачиваясь.
-Много тебе будет чести, Савва, - отвечал он. – Я и сам с тобой совладаю.
-Не много ли в тебе самомнения, лейтенант? – спросил Савва, неторопливо застегивая брюки.
-Давай, если закончил, выходи наружу, - потребовал Анатолий.
-Знаешь, я в милицию не пойду, - спокойно сказал ему Савва. – Хочешь, стреляй в меня – здесь и сейчас, - вижу ведь, ты под плащом пистолет прячешь. Скажешь, пришлось стрелять при попытке к бегству. Медаль получишь, а там, глядишь, и звездочку на погон прицепят.
-Против тебя пока нет прямых улик, только косвенные. Так что с тобой нам еще долго предстоит разбираться.
-Стреляй, или я выстрелю, - услышал Савва свой собственный напряженный голос, и Анатолий увидел направленный на него браунинг белого цвета.
-Неужели выстрелишь? - несколькими секундами позже, справившись с собой, усмехнулся Анатолий, но голос его дрожал. - Если не убьешь, а только ранишь, я ведь тебя потом из-под земли достану, а убьешь меня, так под расстрел пойдешь.
-Я потому пистолет достал, чтобы ты не был слишком уверен в себе, а еще для того чтобы разговор у нас с тобой на равных получился, - сказал Савва, пряча браунинг в карман.
–Я, ведь, Савва, стрелять в тебя не собирался, видишь же, пришел поговорить, - спокойно ответил Анатолий, хотя лицо его заметно побледнело. – Обозлился я на тебя, Савва, за то, что ты у Таськи остановился. Люблю я ее, понимаешь?
-Понимаю. Я тебе, поверь, в этом деле не помеха. У меня совершенно другие цели и задачи. Хочешь, женись на ней, - великодушно разрешил Савва.
-Ага, - усмехнулся Анатолий. – И причина подходящая есть, вон на днях в РОВД письмо из колонии пришло, что ее муж, Василий, убит. Бунт на зоне был, так он среди восьми убитых оказался. Череп ему чем-то пробили. Свои же, зеки видимо постарались, так как пулевого ранения на его теле не обнаружено. Но я ей еще об этом не сообщил, не по себе как-то. Поручу кому-нибудь из РОВД, пусть всё будет чин-чинарём, официально. Скажи мне, Савва, ты был в прошлую ночь на кладбище? – неожиданно перебив самого себя, спросил он.
-Да, был. Случайно там оказался. И что из того? – ответил Савва.
-Это ты убил Хвата?
-Нет, это Федор сделал, хотя целил в меня. – Не зная еще почему, Савва стал с ним говорить со всей откровенностью.
-А Федора кто покалечил?
    -Я был вынужден это сделать, я защищался. А перед этим нарушил их планы, оказавшись в ненужнее время в ненужнем месте. Опять же случайно получилось, так как переплелось все. Вот они и напали на меня, палкой по голове пригрели. Потом связали. Кстати, руки у меня в момент драки были связаны, ногами отбивался, так что виновным себя не считаю. Золото, как ты знаешь, при Хвате нашли, я к нему отношения не имею, вернее, сам же его туда и запрятал.
-Так что же это получается, - криво усмехнулся Анатолий. - Ты предлагаешь мне поверить тебе на слово и просто так уйти, оставив тебя при собственных интересах? А я ведь за тобой с самой Гречихи слежу. Как записку твою прочитал, так сразу на мотоцикл и в путь. Проехал до райцентра и тогда только понял, что ты в другой райцентр подался.
-А ты бы сделал вид, будто меня не нашел, - сказал Савва, сам не веря в то что говорил. - И будто не было у нас с тобой никакого разговора. Сам ведь сказал, нет у тебя на меня ничего. Бандитов твоих я прежде не знал, магазины не грабил, то есть никоим образом я к этой истории не причастен. Рюкзак мой проверь, там тоже ничего тебя интересующего не найдешь.
     -Ой, так ли это, Савва? Оно красиво, конечно, ты излагаешь, и я уже почти поверил тебе, да ведь не зря у тебя этот пистолетик при себе.
-Эх, Толя, Толя, у страха глаза велики, это ведь и не пистолет вовсе, а зажигалка. Причем, неработающая. Хочешь, подарю?
-Погоди, погоди, ты хочешь сказать, что это не настоящий пистолет?..
-Вот, посмотри, - Савва вынул из кармана и протянул ему пистолет-игрушку.
     Анатолий подошел и с недоверием протянул руку.
  -Смотри-ка, - сказал он, разглядывая вещицу. – Пистолет действительно сувенирный. Старый только. И ржавый. А это эмаль, что ли? А если я на курок нажму?
-Ну и нажми, - пожал плечами я.
    Анатолий отвел пистолет в сторону, направив на мусорную кучу, нажал на курок, но ничего не произошло.
     -Долго без дела лежал, - с сожалением сказал Савва, - вот зажигалка и вышла из строя.
-Рисковал ты, Савва, а я ведь действительно мог выстрелить.
-Мог, но ведь не выстрелил, - пожал плечами Савва.
-Да, не простой ты хлопец, - сказал он, затем вновь обратил внимание на пистолет.
    -Смотри-ка, какая красивая игрушка, - залюбовался он. – А это что, камни какие-то разноцветные. Драгоценные что ли? – Пистолет, местами проржавевший, был инкрустирован некоторым количеством камушков, вделанных в рукоятку.
    -В наследство от прабабки осталось, - протянул Савва за игрушкой руку и Анатолий с сожалением сунул ее ему в ладонь. – Не верится мне, что вещица эта какую-то особую ценность имеет, но все же приятно – память, семейная реликвия. А ты думал, я за чужим добром гонюсь? Нет, старший лейтенант, не нужно мне чужое. За этим-то я в ваши места и приезжал. К кому, да как, тебе не скажу, не обязан. Но будь уверен, в розыске или как украденная эта вещица не числится.
-Верю, - вдруг твердо сказал Анатолий. – Теперь я тебе верю, Савва. Но все же, как мне с тобой быть, ведь ты с бандюгами этими схлестнулся, хоть и с руками связанными, да еще Федька этот…
-А ты, лейтенант, плюнь и забудь все это, тебя ведь в сыщики никто не приглашал, верно. Скажи, прав я?
-Ну да, не приглашал, - нехотя согласился Анатолий.
-Я, если меня допрашивать станут, в полный отказ пойду, ничего они мне не докажут, сам знаешь. Тебе всё как есть, на духу сказал, с другими же и  вовсе разговаривать не стану. А ты прояви простую человеческую жалость и понимание, отпусти меня. – Сделав после сказанного паузу, Савва добавил: - А потом, когда свадьбу устроишь, меня пригласи. Не пожалеешь, обещаю. Слово джентльмена. Вот тогда и твой интерес в этом деле будет.
-Ну ладно, - после долгой внутренней борьбы, наконец решился Анатолий и протянул Савве широкую крестьянскую ладонь. – Езжай к себе домой, будем считать, что твои дела меня больше не интересуют.
-Спасибо, - с чувством пожав его ладонь, ответил Савва, затем достал блокнот и черкнул в нем пару строк ручкой. – Вот тебе мой адрес и телефон, как жениться надумаешь, напиши обязательно. Или лучше телеграфируй. Обещаешь?
-Ладно уж, напишу, - слегка покраснев, сказал он.
-Ну, до свидания, Анатолий. Настоящий ты мужик! Спасибо тебе за все. Видишь, я с тобой не прощаюсь, значит, свидимся еще.
      Свой поезд Савва за разговором с Анатолием пропустил, поэтому часом позже, дождавшись следующего, идущего в юго-западном направлении, он уехал одесским поездом, до станции Бессарабской. В рюкзаке, оттягивая его плечи приятной тяжестью, лежал порфель, а на душе было необыкновенно легко.
      * * *
    Отдохнув после своего путешествия два месяца, которые можно описать отдельным рассказом, Савва стал составлять план дальнейших действий. Отдых этот был вынужденным, так как он был не до конца уверен в том, что история, произошедшая в Гречихе, не будет иметь продолжения и никаким образом его не коснется. Драгоценности были припрятаны очень тщательно, глубоко под землёй, причем были предварительно разделены на три части. Но... время выдержки, которое он запланировал как возможно критическое, иссякло, теперь настало время действовать, не век же отсиживаться, дожидаясь неприятностей. Ефим Яковлевич дал ему несколько адресов и имен, а также написал два письма деловым людям, которых он знал много лет. Все эти люди проживали в Одессе, что и неудивительно. И Савва вновь засобирался в дорогу. Он взял с собой всего несколько золотых пяти- и десятирублевок, 5 камушков разного цвета и размера и три мужских перстня с не самыми крупными камнями. Это была разведка, первая вылазка в неизвестность, ведь он вторгался в неведомую ему область, где надо было быть предельно осторожным. В записках от дяди Ефима было указано его имя – Георгий, то есть Жора. Это была примитивная уловка, но всё же Савва решил, что так будет лучше. Обратного адреса в записках не было, не было и упоминаний про место проживания автора записок.
     Первый адрес Савва нашел легко, нужный ему человек проживал в доме, который находился почти в самом центре города, вблизи «Привоза». Но когда он прибыл на место и постучал в нужную дверь, ему не открыли. А пообщавшись со случайно встреченным соседом, он выяснил, что адресат выбыл, то есть Михаил Аронович Скляр скоропостижно умер. В возрасте пятидесяти девяти лет. И умер не далее, как месяц назад.
   -Долгая ему память, а вам здоровья и всех благ, - сказал Савва, после чего извинился и покинул дом и двор. Он не заметил, как следом за ним со двора на улицу выскользнул невысокий худощавый парень с неприметной внешностью и скромно одетый.
    Прежде чем отправиться по второму, имевшемуся у него адресу, Савва заглянул на «Привоз», где с интересом присматриваясь к продаваемым там продуктам и товарам, прошел почти все ряды, испробовал коровьего и козьего молока, кислой капусты, полакомился ломтиками нескольких сортов копчёной колбасы и сала, и только после этого отправился на выход из рынка, где поймал такси – это был старенький «Запорожец» с полным ручным управлением, которым владел инвалид. Худощавый парень, следовавший за ним, чертыхаясь, лихорадочно стал ловить другую машину такси, едва успел, и водитель «Жигулей» вскоре пристроился за «Запорожцем». Ехать пришлось недалеко, Савве эта поездка обошлась в три рубля; его преследователю – за срочность – в пятёрку.
       Другой нужный Савве человек проживал в обычном одесском дворике, домики в котором были непонятного возраста – им было то ли пятьдесят, то ли все сто лет. Естественно, весь этот срок они обходились без ремонта, во всяком случае, так казалось на первый взгляд. Именно в таких двориках снимают кино про революцию и Великую отечественную войну, тамошние дома сохранили свою калоритность на все времена. Войдя во дворик, Савва осмотрелся.
     -Вам кого, мужчина? А то стоите тут как Дюк, – услышал он глухой прокуренный голос.
  Савва обернулся, у водоразборной колонки обнаружилась женщина лет сорока-шестидесяти с морщинистым лицом, курившая папиросу.
   -Я ищу Спивака Якова Абрамовича. Не подскажете, где его квартира?
   -Да вон же, - неопределёным жестом указала направление женщина. И уяснив, что мужчина из её жеста ничего не понял, добавила: - на втором этаже направо и до конца. Там будет написано «Доктор Спивак».
    -Так он что, доктор? – спросил этот смешной на её взгляд мужчина, явно приезжий.
   -А что, кому может и доктор, - ответила женщина и, сочтя разговор исчерпанным, отвернулась.
    Савва пробормотал «спасибо» и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Пройдя до конца коридора, он постучал то ли в фанерную, то ли в картонную дверь, которая от стука сама отворилась.
   -Кто там? – откуда-то спросил его мужской голос с непередаваемым одесским акцентом.
  Всего два слова, подумал Савва, а как по-разному их можно произнести.
   -Здравствуйте, я ищу Якова Абрамовича. Меня зовут Жора, я к вам по записке от вашего старого знакомого.
   -По записке – это хорошо, - услышал он тот же голос, только теперь уже гораздо ближе, и он увидел еще одну открывшуюся внутрь дверь, судя по ее массивности, металлическую. 
   -Ну-с, молодой человек, давайте вашу записку, - протянул руку выступивший из-за двери пожилой человек лет шестидесяти с небольшим. Он близоруко поднёс записку к глазам и долго ее со всех сторон рассматривал, и только затем прочёл. - Для вас, молодой человек, я буду просто Яша, так меня и зовите, - сказал хозяин квартиры, тщательно закрывая дверь и пожимая протянутую Саввой руку. Пальцы руки мужчины были холодными, и всё еще, невзирая на возраст, сильными.
  -Вам, наверное, интересно, Жора, сколько мне лет? – угадал мужчина, жестом приглашая гостя в большую слабоосвещенную комнату, очевидно салон. – Так я вам скажу – семьдесят два.
   -Да, но вы выглядите на целый десяток лет моложе, - пытаясь подстроиться под одесский акцент, произнес Савва.
   -Ой, думаете мне надо этих глупостей, - махнул рукой Яков Абрамович. – Я же не дама, мне и мой собственный возраст нравится. Проходите сюда, вы, видимо, на консультацию?
   -Ну да. Мне сказали, что вы доктор, да и в табличке на вашей двери так же  значится.
   -Ой, вы знаете, я конечно доктор, но специфический доктор, - засмеялся хозяин, однако его скрипучий смех веселым или приятным было трудно назвать.
   Хозяин прошел к небольшому столику, покрытому черным бархатом и, включив сразу два дополнительных настольных светильника, водрузил на лицо какой–то сложный оптический прибор.
   -Что у вас, Жорж, позвольте мне вас так называть, за товар. Камушки, золото, изделия?
  - Всего понемножку, - ответил Савва, доставая из кармана чехол из-под очков и высыпая из него свои сокровища на бархат перед Яковом.
   -Так-так, брюлики, то есть, простите, камушки добротные, похоже, что дореволюционные, если судить по обработке, жаль только, что долго лежали где-то, придется чистить. Бабушкино наследство? – сказал Яков после тщательного осмотра предметов. 
   -Да, а как вы угадали? - отозвался Савва, добавив к своему голосу нотку удивления. – Она мне обещала сделать подарок, аккурат к свадьбе, значит, а тут занемогла и в течение недели умерла. Не дожила до моей свадьбы всего месяц. А я даже подсуетиться не смог, так как сам живу в Житомире, а она в Котовске. Только и успел, что похоронить. – Савва смахнул невидимую слезу.
   -Да, понимаю, понимаю, - произнес на это Яков. – Мои соболезнования. Это в котором Котовске? В том, что в Одесской области, или же в Молдавии?
   -В Одесской, - протяжно сказал Савва.
   Да, кстати, она у вас что, дворянка была? – спросил Яков.
     -Тоже скажете, - слегка обиженным тоном ответил Савва. – Что же я, по-вашему, на буржуя похож? Нет, она работала в юности у богатых помещиков в доме, и моя прабабушка там же, экономкой. Ну, пожалуй, на этом и хватит подробностей, уважаемый Яков. Воспоминания делают меня слезливым, а вы мне в этот момент цену на товар снизите. Я вас уверяю, что эти штучки не имеют к криминалу никакого отношения и пролежали в сундуке на горище у бабушки не меньше чем 50-60 лет.
   -Пожалуй, вы правы, пролежали прилично. Знаете, теперь почти нет настоящих ценителей старины. Нет, золото, уверяю вас, хорошо уйдет, я из него цыганам цепей понаделаю, модная ныне вещь. Вот, к примеру, червонцы: проба высокая, 900, вес 8.6 грамма. А вот эти изделия... да еще камушки... Это же было бы неплохо превратить в изделия, не так ли?
    -Хозяин-барин, - ответил ему Савва. – Мне бы хотелось их продать побыстрее в том виде, как есть, да и дело с концом. Но быстрее – это не значит что дешевке. За нормальную цену. Сколько, вы думаете, я могу за всё это получить?
   -Надо подумать, - осторожно ответил Яков. - Если  вы могли бы оставить эти вещи мне на три дня, например, я покажу их нужным людям. И они, возможно, дадут цену. Достойную, имеется в виду. Чтобы и вам было приятно и меня, старика, не обидели.
   -Договорились, - легко согласился Савва. – Расписок вы не даете?
   -Позвольте, молодой человек, вы меня обижаете. Разве ж я прожил бы столько лет на свете, да еще в Одессе, если бы людей обманывал. Но если вы мне не доверяете?..
  -Всё в порядке, - ответил Савва, - это была шутка.
  -С вами приятно иметь дело, - повеселел Яков. – Я очень постараюсь за эти дни всё это сбыть. Но, помните, цены диктует рынок, не я. Я вам через три дня дам полный расклад на ваши изделия, а вы уж решайте, подходит ли вам цена. Договорились? Приходите сюда к шести вечера, идёт? Там на входе за первой дверью, как вы знаете, имеется вторая, над ней слева зеленая кнопочка звонка, так вы когда придете, нажмите на звонок два раза подряд коротко.
   -Договорились, - ответил Савва, вновь пожимая Якову руку. Каким-то странным образом теперь она была уже не холодной, а тёплой, почти горячей, будто ценности, побывавшие в его руках, передали ему свое внутреннее тепло.
    * * *
      -А я вам говорю, что фраерок этот залётный, - сказал худощавый парнишка, до этого следивший за Саввой целых шесть часов. – Я сразу вкурил. Это надо же, посетив квартиру Скляра, он тут же ныряет к Спиваку. Я узнал по своим каналам, этот тоже камушками и желтухой занимается, рыжьём, в смысле. Значит, фраерок этот упакован прилично, если по таким тузам ходит. Ведь мелочью эти дяди не занимаются. Не будем белку гонять, надо присмотреться.
   Разговор происходил в небольшой квартирке на пятой станции Фонтана, где Борис имел в бабушкином доме свои две отдельные комнатки с отдельным же входом. Вокруг стола стояли три стула, на одном сидел сам хозяин, на двух других расположились его габаритные гости, под которыми стулья того и гляди, что рассыпятся. На столе пара открытых бутылок лимонада, стаканы, початая бутылка водки, пачка сигарет «Кишинэу».
    -А откуда нам знать, Боря, что он, как ты говоришь, нехило упакован. Может, нюхает обстановку, ищет места сбыта. Возьмём его, труханём как следует, а он пустой или же, максимум, с образцами.
     -Ты прав, Мишаня, поэтому нам надо в хату к этому, Спиваку, попасть, тогда уж наверняка пустыми не останемся, - сказал Денис, гость Бориса. - Ворвёмся вслед за ним, когда фраерок еще раз пойдёт к нему. Хату выставим, там, я уверен, есть чем поживиться. Фраерка сразу же вырубим, там и оставим, тогда он за наводчика сойдёт, вот пусть потом с блатными и ментами сам и разбирается.
     -Я бы не стал делать это всё так явно, - вновь подал голос Борис, одессит по рождению. - Узнают же, начнутся разборки, по оконцовке на меня выйдут, а что я нашим блатным скажу?.. Что я своих дуранул и навёл на хату гопстопников из Молдавии? Еще на пику посадят.
   -А мне эта идея нравится, - воскликнул третий собеседник, широкоплечий блондин, явно атлет, по имени Денис. Он был лидером по натуре и тут тоже верховодил он. Кстати, он и в самом дела был спортсменом, мастером спорта СССР по дзюдо, призером страны, кандидатом в молодежную сборную Союза.
     – Значит, план таков: мы входим следом за фраерком, оглушаем и укладываем его рылом в пол, - продолжил Денис. - Спивака тоже маленько помнём, но так, для испуга, чтобы понял, что мы не шутим, и мог сказать, что и где у него хранится. Надо только будет проверить, как войдём, нет ли у него какой-либо сигнализации. Мы с Димой будем в милицейской форме. Боря входит следом, но в маске, чтобы рожу не засветить. Таким образом, ты не в теме, брат, мы тебя отмажем.
   -А на хрена нам Боря в таком случае? – хмыкнул Михаил.
   -Он местный, и во всяких хатах тут бывал, поможет нам разобраться, что к чему. И еще - Боря пойдет с обрезом.
  -Но я... – воскликнул Борис.
  -Оружие будет незаряженным, - продолжил Денис. - Это так, чтобы припугнуть хозяина. Естественно, шум поднимать мы не будем. Ты знаешь, как это пугает и располагает к откровенности: человек в маске и с оружием. Мне папан что-то подобное, помнится, рассказывал. А ему есть что вспомнить.
   -Еще бы, полковник милиции, - отозвался Михаил восторженно, но поглядев на Дениса, прикусил язык.
  -Теперь главное – фраерка не упустить. Как он выглядит, Боря?
   -Плотного сложения. Рост 173-175. Морда простая, круглая, скорее на деревенского смахивает. Но прикинут: в джинсах, кроссовки «Адидас», пиджак красный замшевый. Весь по фирме. Живёт в центре города, снимает у хозяйки комнату. Сегодня же вечером отправлюсь туда, проследить, чтобы не съехал, жилье не поменял, блин. А то придется потом возле дома Спивака его круглые сутки пасти, то есть поджидать. Я, правда, братишку своего там оставил, он на мопеде ездит, но если что экстренное случится, позвонит, я его на все случаи подготовил.
  -Опасность этот фраерок представляет? Внешне, на твой взгляд?
  -Не думаю... – заелозил на своем месте Борис.
   -Да для него, Денис, любой, кто чуть наглее, или просто шире в плечах, опасен, - рассмеялся Михаил.
   -Я с ножом буду, - упрямо сжав губы, проговорил Борис. – С ним я хорошо управляюсь.

    Три дня вынужденного отпуска Савва использовал для посещения самых разнообразных мест в Одессе. «Привоз» и набережная, рестораны и кафешки, магазины и лавки, зоопарк и Луна-парк, галереи и музеи. Середина восьмидесятых – раздолье! НЭП в стране был еще только обещан. Перестройка была в зародышном состоянии. Тем более интересно было наблюдать за изменениями в Одессе. Любопытно, что в этом городе, пожалуй, единственном на всю страну, Новую Экономическую Политику не надо было провозглашать, её надо было только разрешить.
     Савва в первый же день, едва только попал в Одессу, полюбил этот город и его жителей, и было это довольно давно, еще в 1977 году. Полюбил вначале за юмор –искрометный, неподражаемый, - это было ему по-настоящему близко, так как и сам он обладал изрядным чувством юмора. А позднее полюбил и за всё остальное. С той поры не было года, чтобы он сам или с семьёй не провёл в Одессе несколько недель: отдыхал у моря, посещал театры, кино, посещал концерты, общался с людьми, просто отдыхал. Душой и телом. Вот и теперь он не считал эти дни потерянными для себя, а просто наслаждался пребыванием в этом прекрасном городе.
     Комната, которую он снял, была довольно удобно расположена. Сама квартира находилась в обычном одесском дворике почти в самом центре города, и была по порядку первой от ворот. Первый этаж, дверь, из неё длинный коридорчик, ведущий направо, в большую 20-метровую кухню. И в этом же коридорчике слева почти незаметная дверь, которая ведет в небольшое помещение, его комнатку. А уже дальше, из кухни можно было уже по коридору пройти в салон и в две другие смежные с ним комнаты. Таким образом, Савва мог попасть в свою комнату, когда удобно, и никто его при этом не видел. А если он хотел увидеть кого-либо из жильцов, ему надо было пройти на кухню, где всегда находился кто-то из членов семьи. Итак, во второй же вечер Савва пробрался в квартиру вместе с девушкой, с которой познакомился в Луна-парке, и они, никого не встретив, прошли в комнату. Хозяйка накануне предупредила, что он может, конечно, привести, кого хочет, только чтобы всё было тихо, мирно и по согласию. У Саввы и его сегодняшней подружки Марианны всё так и было: вполне мирно и относительно тихо, если не считать страстных стонов и вздохов.
      Три дня пролетели незаметно, и наступил час для встречи с Яковом Спиваком. На всякий случай Савва полностью рассчитался и попрощался с хозяйкой квартиры, после чего с сумкой через плечо вышел на улицу.
     Поймав такси, Савва первым делом отправился на автовокзал, где сунул свою сумку с личными вещами и кое-какими покупками – так, по мелочам - в одну из ячеек камеры хранения. Он очень надеялся, что ему после встречи с Яковом не потребуется бежать без оглядки, но всё же сумку свою он собрал так, чтобы в ней не осталось ничего, что бы говорило хоть что-нибудь о её хозяине. Ни документов, ни старых билетов, адресов, газет и прочей ерунды. Только вещи – безличные и безмолвные, ничего не сообщающие о своём хозяине. На всякий случай.
     На обратном пути таксист попросил до названного им места дорого, Савва, услышав сумму, непроизвольно крякнул, но делать было нечего, время поджимало, а чтобы ехать дешевле, необходимо было отойти от автовокзала хотя бы на несколько сот метров, но зато там было сложнее поймать машину.
     «Ладно, крупное дело затеял, чего ж мелочиться,  - пробормотал он про себя, забираясь в салон далеко не новой «Волги». Сидя в машине, он перепроверил, всё ли у него в порядке в карманах и за поясом, где у него были нунчаки,  поправил джинсы так, чтобы они не жали, но и не болтались, перезавязал шнурки на кроссовках. Одет он был в точности, как его описал Борис – джинсы «Аризона», кроссовки «Адидас» и бордовый пиджак с большими боковыми карманами, то есть по сезону. В Одессе уже наступила осень, по вечерам бывало свежо, но холода были еще впереди.
    Сбавив шаг перед входом в уже знакомый ему дворик, и на ходу осмотревшись, Савва, не заметив ничего необычного, прошел вглубь, пересек его наискось, поднялся по металлической лестнице на второй этаж и подошел к нужной ему двери. Уже дважды нажав обнаруженную им вблизи двери зеленую кнопочку, он почувствовал за спиной какое-то движение и  перефирическим зрением увидел, что за ним кто-то стоит. В ту же секунду дверь перед ним отворилась. Нет, Савва не вошел внутрь, так как ему очень интересно было узнать, кто это находится за его спиной, и он уже было обернулся, как его, не спрося, втолкнули в квартиру толчком в спину. Причём, толкнули с такой силой, что он пролетел до половины комнаты и наверняка бы упал, если бы не столкнулся... с девушкой. Она-то как раз от встречного с ним удара упала, а он по той же причине остался стоять на ногах.
    -Всем оставаться на местах, это милиция! – послышался в квартире громкий голос, и Савва, обернувшись, увидел у входа двух милиционеров. Один был с погонами капитана, другой – старшего лейтенанта.
   -Товарищи, товарищи, я таки на минуточку извиняюсь, а что тут собственно происходит? – вскричал появившийся в комнате в халате и тапочках хозяин квартиры, Яков, причем Савва даже не заметил, откуда именно он вошёл. – Врываетесь, понимаете, а это вам ведь не 37 и не 39 год.
  Савва тем временем наклонился, чтобы помочь девушке встать на ноги, но его остановил окрик:
  -Ну ты, сказано всем оставаться на своих местах и не дергаться. Ты, старик, иди к стене; ты, в пиджаке, тоже к стене, оба поднимите руки.
   Савва, уже слегка придя в себя, почему-то сразу решил, что перед ним разыгрывается какой-то фарс, театральное действо, в реальность которого он не мог поверить, но выполнил требуемое, подняв руки. Одновременно он стал внимательно оглядывать милиционеров, потому что один из них сразу привлек его внимание.
    -Товарищи, а вы не хотите предъявить ваши документы? – спросил Яков, но тут же получил ощутимый пинок под зад, от которого отлетел к той самой стенке, куда милиционеры ему указали. Савва, может быть, и поверил бы, что эти милиционеры всамделишные, если бы следом за ними в комнату не вошел еще один человек. Он был в маске и с обрезом в руках – коротенькая такая винтовка.
   Тем временем один из милиционеров – капитан, сделал несколько шагов по направлению к Савве.
   Что-то форма на нём слишком новенькая, совершенно неизмятая, успел лишь подумать Савва, как капитан размахнулся, явно намереваясь его ударить. Это было уже слишком. Савва подобрал левую ногу, колено его поднялось почти до груди, после чего резко ее выпрямил, целясь милиционеру в грудь. Это в голливудских фильмах, в постановочных сценах герои бьют плохих дядей пяткой в голову, от чего те потом летят пять, а в плохих кино – тех, что штампует индийский Болливуд - десять и более метров. Но удар получился неслабый, почти как в хорошем кино, милиционер пробежал задом три или четыре метра, попутно снес кресло, одиноко стоявшее в центре помещения, затем упал навзничь. И в ту же самую секунду Савва вспомнил, где видел этого милиционера, теперь уже осознавая, что наверняка липового. Ну конечно же, он его видел на соревнованиях, когда тот боролся на первенстве Молдавии по дзюдо, и было это в прошлом году. Дело происходило в Кишинёве, и он, Савва, заглянул тогда во дворец спорта на финалы, чтобы посмотреть, как борются молодые дарования. Ностальгия, ничего не поделаешь, он ведь бывший самбист-дзюдоист, при этом хотя сам большим чемпионом не стал, но грозил некоторым из них, а порой и выигрывал. И вот этот самый блондин там, участвуя в турнире, на татами, блистая отточенной техникой, сметал всех на своем пути. Не мог же он, гражданин Молдавии, в одночасье переехать в Одессу. Но допустим. Однако же он, как помнил Савва, считался юниором, то есть был не старше двадцати, а тут – целый капитан милиции.
      Все эти мысли пронеслись в голове Саввы в одно мгновение, потому что оставалась еще одна весьма реальная опасность – в лице человека в маске, держащего в руках обрез ружья.
     В  следующее мгновение Савва рванулся в сторону, ища укрытия в соседнем помещении, одновременно он, чувствуя, что дела принимают весьма серьезный оборот, выхватил левой рукой из нагрудной кобуры «Макаров» и тут же взвел его. Однако мужик с ружьем повел себя в этот решающий момент весьма странно: вместо того чтобы выстрелить в Савву, он бросил обрез на пол и с криком «полундра» кинулся к выходу.
   Яков тем временем помог подняться с пола девушке, очевидно, она была его внучкой. Оба милиционера в этот момент выглядели растерянными, они никак не ожидали, что у заезжего фраерка имеется пистолет, а их кобуры, к сожалению, были пусты.
   -Эй вы, уроды, оба на пол, живо! – крикнул Савва, направляясь к ним. «Капитан» уже пришел в себя и быстро выполнил требуемое, а «старший лейтенант» замешкался и потому получил от Саввы сильнейший пинок под колено, а следом еще удар, уже с другой ноги, в пах, отчего сразу же повалился на пол.
    - Яков, что будем с ними делать? – спросил Савва хозяина квартиры, бегло ощупывая кобуры и карманы горе-бандитов; затем он подхватил с полу обрез, переломил его, убедился, что стволы пусты и тут же бросил оружие в угол комнаты.
  -Что-что, валить, ясное дело, - всерьез ответил тот. «Милиционеры» наперебой стали что-то бормотать, вероятно оправдываясь, а Яков, подойдя к ним, послал в лицо каждому по сильнейшей струе газа из баллончика.
   -Я уже нажал тревожную кнопку, - сказал он, отходя в сторону и жестом отзывая Савву. – Люди приедут через несколько минут. Вот тебе твои вещи, Жора, тут всё в целости и сохранности, а тут косарь, - он достал из кармана пачку десяток, - тебе нервы полечить. Не будь тебя, иди там знай, чем бы всё закончилось.
   -Обычно за вредность я молоком беру, ну да ладно, и на том спасибо, - проговорил Савва, принимая от Якова увесистый мешочек и пачку денег. 
 - А что с этими-то? – он указал на лежавших парней.
  Один из «милиционеров» «капитан» зашевелился, второй зашелся в кашле.
  -Лежать неподвижно, еще раз дёрнешься, застрелю, падла! – проговорил Савва, делая несколько шагов к выходу, но не спуская глаз с грабителей.
   - С ними сейчас серьёзные люди будут разбираться, - зловеще проговорил Яков. – А ты иди, иди, тебя никто искать не станет.
      Идя по двору, Савва боялся, что встретится еще с кем-либо из той же банды, но благополучно и без помех выбрался на улицу. Едва он отошел сотню шагов от ворот дома, как к ним с разных сторон подъехали двое «жигулей», из которых повыскакивали человек шесть, не меньше и ринулись внутрь двора.
   Менты это, или блатные, неважно, теперь залётные грабители из Кишинёва очень и очень пожалеют, что попытались ограбить известного одесского барыгу Спивака, подумал Савва, он не сомневался что и компаньоны «капитана» тоже из Молдавии. Спустя пару минут он перехватил едущего пустым частника, с которым тут же укатил на автовокзал, хотя понимал, что это в какой-то мере может быть опасно, кто-то мог за ним следить. Не обнаружив за время пути за собой «хвоста», от автовокзала он, также в такси, решил ехать в посёлок Котовского.
    -Шеф, сколько до посёлка? – спросил он водителя «жигулей», молодого парня. Он, конечно, предпочёл бы ехать в «Волге», но этот авто был на текущий момент единственным на стоянке.
   -Гривенник, - веско сказал ему водитель.
   Савва сел в машину на заднее сиденье, пристроив рядом с собой сумку.
   -Плачу вдвое, - сказал он, когда водитель тронул с места. – Только просьба: никого по дороге не подбираем. Если тебя это устраивает, то вперед.
   -Вперед, так вперед, никого, так никого, - послушно проговорил водитель, на лице которого играла странная полуулыбка.
    Съехав с пригорка и развернувшись, машина взяла нужный им курс, однако пятью минутами позже она стала притормаживать, и Савва, взглянув на шоссе, не увидел никакого препятствия. Зато у дороги стояли двое мужиков и голосовали, то есть махали руками.
   -Мы же договорились, что едем вдвоём и попутчиков не берем, - прошипел Савва на ухо водителю, одновременно уперев ему в спину указательный палец, изображая оружие. Водитель резко ударил по газам и машина, взревев двигателем и миновав голосовавших, понеслась дальше.
   -Да я, мужчина, машинально притормозил, извините, - извиняющимся тоном проговорил водитель, своим взглядом ища в зеркале взгляд Саввы; его странная улыбка сменилась плаксивым выражением.
   -Ладно, проехали, только дальше смотри, чтобы без сюрпризов и фокусов, если жизнь дорога, - сказал Савва, успокаиваясь. А про себя подумал, что нервы у него от недавно случившегося совсем ни к чёрту, ведь едва не сорвался. Нет, он слышал, конечно, о таких случаях, когда таксист, подобрав «жирного» клиента, сигналил об этом фарами своим подельникам и те устраивали этому клиенту ограбление, при котором этот самый ограбленный даже не подозревал, что водитель и грабители работают сообща.
    В подобных случаях грабители или подсаживались, или просили что-то или кого-то подвести, а в результате «ставили на уши» свою жертву. Конечно, в критической ситуации Савва мог бы применить оружие, и тогда пострадали бы сами грабители, но это не входило в его интересы, ему сейчас важно было «не засветиться». 

       Отпустив водителя у въезда в посёлок Котовского, он убедился, что тот уехал, и спустя минут десять уже с другим частником покатил в Николаев. Такая поездка была, по его мнению, не менее опасной, но Савва решил во что бы то ни стало покинуть этой ночью Одесскую область. Из Николаева, куда он благополучно добрался, ночным междугородним автобусом он уехал в Котовск украинский, а уже оттуда, в туалете универмага переодевшись в другую, только что купленную одежду, отправился к себе в Молдавию. Может быть, такие меры предосторожности и были излишними, но ему в какой-то момент понравилось «играть в шпионов», как он сам в шутку назвал все эти мероприятия.
    Неделю спустя Савва появился в Кишиневе на квартире у своего старого знакомого, Григория, который занимался куплей-продажей всевозможных произведений искусства, и при этом не брезговал также и драгоценными камешками. Дверь ему открыл сам хозяин, и Савва, не теряя времени, едва тот закрыл за ним, выложил ему свое дело.
-Я тебе, Григорий, хочу дать возможность вернуть те десять тысяч, которые ты на меня в не столь далёком прошлом истратил, - сказал ему Савва, крепко пожимая руку. (Четыре года назад, к сведению читателя, этот деятель "купил" у Саввы за названную сумму его подружку-любовницу Катерину).
   - Причем с больши-и-и-ми процентами вернуть, - добавил он, после чего достал носовой платок, развязал его и ссыпал на ладонь Григорию десятка полтора разноцветных и разноразмерных камней. – Камушки чистые, старые, довоенные, из личного семейного наследства, так что дерзай и ничего не бойся. Они ничьи и, что важно, не связаны ни с каким криминалом. Только не вздумай болтать, тут серьёзные люди замешаны, понял? Дашь нормальную цену, тогда и дальше буду иметь дело исключительно с тобой. Начнешь жадничать, тогда на себя пеняй, тут же забуду о тебе. Естественно, при любом раскладе дел мое имя нигде не фигурирует. Омерта. (по-итальяски – молчание даже при смертельной опасности).
    Глаза у Гришки при виде камушков загорелись, руки слегка подрагивали, на слова Саввы он не отвечал, а лишь согласно кивал.
-Аванс мне небольшой подбрось, а то я в последнее время что-то поиздержался, - отвлек его Савва от этого занятия.
-Да-да, конечно, - пришел в себя Гришка, и бережно высыпав камешки на стол, вышел из комнаты.
-Вот, - сказал он вернувшись и протянул шесть пачек четвертных билетов. – Пятнадцать тысяч, все, что дома наскреб. Надо будет еще, через недельку-две соберу.
-Не торопись, Григорий, - сказал Савва, засовывая пачки во внутренние карманы пиджака. – У тебя есть пара месяцев для их реализации, так что не спеши и, главное, не продешеви. Катька, жена твоя, не дома сейчас?
-Она же вторым беременна, ты не знал? По магазинам болтается, детскую одежду покупает.
-Уже? Так, говорят, примета плохая, до родов покупать, - усмехнулся Савва.
-А мы в такие приметы не верим, - хитро прищурившись, ответил Григорий.
      Спустя полгода с помощью Григория Савва продал золотые монеты, большинство камней, включая снятые с пистолета, а также почти все золотые украшения, а сам пистолет, слишком уж это была заметная игрушка, после капитальной починки, обошедшейся ему в кругленькую сумму, подарил одному высокому КГБ-шному чину, страстному любителю всяких подобных безделушек.
   Произведя полный расчет, Савва подбил бабки, и вышло у него 174 тысячи рублей в чистом виде, не считая издержек. Дяде Ефиму, не рассказывая, конечно, подробно о своих приключениях, он отдал 50 тысяч, сказав, что это еще не все, остальное мол, уже меньшая часть, на сумму в 37 тысяч, находится в стадии реализации.
-Я понимаю, понимаю, конечно, что это самая сложная и долгая часть операции, - сказал ему дядя Ефим, крепко пожимая руку. И не скрывая слез, добавил: - Не зря я верил в тебя, доверял, не подвел ты меня, Савва. Теперь куплю детям в первую очередь по кооперативной квартире, затем обстановку там и все прочее, а после можно будет и о машине подумать. Дочери-то водить нельзя, а сыну – в самый раз. У себя же теплицу доведу до ума, буду помидоры к майским праздникам выращивать. С первого же урожая тебе с пяток килограммов подкину в подарок.
   Расчувствовавшись, Савва обнял старика.
   -Ты деньги-то, дядя Ефим, в надежное место положи. И не держи их долго, пускай в дело.
    -Знаешь что, приходи ко мне через недельку, - сказал дядя Ефим весомо. И добавил, словно генерал, планирующий решающую битву: – Будем второй проект разрабатывать.
-Приду, - коротко ответил Савва.
    ***
    Зимой, вскоре после нового года, он получил без обратного адреса, судя по печати почтового отделения из Черновицкой области, коротенькое письмецо, немного странное по своему содержанию, если читать постороннему человеку, но в нем вызвавшее бурную радость.
     "Бабушка Феодора, заболев воспалением легких, приказала долго жить".
     Загнулся цыган Федька, понял Савва, разрывая письмо в мелкие кусочки. А и не жалко, он ведь хоть и только начал жить, а уже был убийцей. Иди знай, сколько горя принес бы людям этот человек, живи он так и дальше. К тому же, имел дурную привычку без всякой на то необходимости свой член кому ни попадя демонстрировать. А Анатолий молодец, настоящий сыщик, Савва был уверен, что он даже своих отпечатков пальцев на письме не оставил.
   
P.S.
      А в сентябре Савве на домашний адрес пришло приглашение на свадьбу. Красивое, красочное. Из села Гречиха. Честно говоря, Савва не был уверен, что Анатолий женится вообще, или же что обязательно на Тасе, однако в приглашении было написано:
   "А – ров Савва приглашается на свадебное торжество, которое состоится в 18 часов, такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года, по такому-то адресу". И имена новобрачных: Таисия и Анатолий.
     Отложив к назначенному дню все свои дела, он, задействовав своего знакомого, Андрея, занимавшегося частным извозом, отправился по знакомому ему уже адресу, став пассажиром новенького советского джипа "Нива".
      Спустя сутки он прибыл на место, к хорошо знакомому ему дому, у ворот которого стоял автобус "ПАЗ" с надписью "дежурная РОВД", Савва понял, что торжество, то есть свадьба Анатолия и Таисии, тут же в доме и отмечается, так как ворота были украшены бантами, лентами и разноцветными воздушными шарами, и откуда-то звучала весёлая музыка; а у входа в дом, на табурете, стоял огромный таз, наполненное букетами с цветами. Многоголосый шум доносился из дома, заглушая порой музыку. Едва ступив на веранду, Савва вместе с Андреем, водителем, увидели празднично накрытый стол, дальним своим концом уходящий в зал, вокруг которого в этот самый момент, шумя и смеясь, рассаживались по местам около полусотни гостей. В пылу праздничной суеты на них не обратили внимания. Поняв, что они прибыли в самый раз, Савва с водителем вернулись к машине и пятью минутами позже внесли на веранду две двадцатилитровые канистры с десертным вином, одну десятилитровую с заводским коньяком, два копченых окорока и корзину с виноградом и яблоками, - молдавские сувениры. На вешалке у входа среди прочих вещей висел привлекший внимание Саввы новенький милицейский офицерский китель с капитанскими погонами, что заставило его улыбнуться. Пробравшись к молодым, которые удобно устроились неподалеку от входа, Савва обнял и поцеловал в румяную щечку искренне обрадованную его появлением Тасю, затем обернулся к Анатолию, приобнял его за талию и незаметно для остальных сунул ему под нос, а потом уже во внутренний карман пиджака тонкий кусок картона – сберкнижку на предъявителя на сумму в десять тысяч рублей.
-Что это, надеюсь не компромат на самого себя? - шутливо спросил Анатолий, отходя вместе с ним к окну.
-Нет, взятка, то есть, простите, товарищ капитан, мой скромный взнос на вашу будущую семейную машину, - шепотом сказал Савва, дружески хлопнув его по плечу. – Джентльмен слово держит.
     Анатолий вмиг посерьезнел.
            – Да не напрягайся ты так, молодожён, я от всей души, с хорошим человеком не жалко поделиться, пистолетик-то ценным оказался, а я его, если помнишь, целиком его тебе подарить собирался.
-Помню, как не помнить, - уже более расслабленно улыбнулся Анатолий и повел дорогого гостя к столу.
      Тася сидела рядом с Анатолием красивая, счастливая и гордая, в голубом воздушном полупрозрачном платье; а на противоположном краю стола восседала ее дочь, повзрослевшая Настенька – красивая и тоже счастливая, так как по правую руку от нее находился молоденький лейтенант пограничных войск, недавний выпускник училища, за которого Насте, как Савве уже успели доложить, через две недели предстояло выйти замуж.
      От соседей по столу в разговорах между тостами Савва узнал, что Анатолий, получив звание капитана, перешел работать оперуполномоченным в районный уголовный розыск. "Надо же, я ведь будто чувствовал, что именно там, в угро ему и место", - подумал Савва, поднимая свою рюмку при объявлении очередного тоста. Один из тостов поручили сказать ему как гостю, приехавшему издалека. Начал он его с высоких материй, витиеватым слогом, а под конец, дойдя, наконец, до жизненных реалий и простых материй, с большим трудом завершил его.
      Хотя все гости были в штатском, в ходе празднования выяснилось, что едва ли не каждый второй из гостей-мужчин являлся работником милиции, включая и двух женщин. В процессе празднования, однако, выяснилось, что и они умеют достойно гулять. Вино, водка и самогон текли рекой; но особым спросом пользовался коньяк, привезенный из Молдавии, который вскоре был начисто выпит. Свадьба, продолжавшаяся до самого утра, удалась, все в итоге оказались в меру пьяны и веселы, при этом гостям пришлось в четыре часа пополуночи отпустить молодых в спальню.
      На следующий день, проснувшись поздно и наскоро пообедав в компании родных и близких друзей, ночевавших в доме, Савва отправился искать Настеньку. Застать ее одну, без жениха оказалось делом непростым, так как тот ее ни на минуту от себя не отпускал. И все же Савве это удалось, когда молодой лейтенант, уж простите за подробности, отлучился в туалет. Савва дружески обнял девушку, поздравил с предстоящим замужеством, неловко поцеловал куда-то в область уха, посетовал на то, что сам, к сожалению, не сможет погулять на ее свадьбе, затем достал из кармана и протянул ей оригинальное золотое колечко с большим красным рубином в окружении целой россыпи крошечных брильянтов. 
    -Ой, оно мне, кажется, немножко большое, - мгновенно примерив на палец кольцо, воскликнула девушка. – И наверно дорогое, да, Савва?
-Да уж не дешевое, - усмехнулся Савва, - только ты об этом не распространяйся, ладно. Знай, оно мне от бабушки досталось, а ей от ее матери, и началась эта традиция еще до революции. Носи на здоровье. Рука у тебя со временем поправится, и колечко будет в самый раз, так что не расстраивайся. Скажешь своему парню, что тебе оно по материнской линии досталось. А цена ему примерно машина, или чуть дороже, это я тебе так, на всякий случай говорю.
-Ой, Савва, - воскликнула девушка и, обвив его шею руками, поцеловала крепко, в губы. – Ты ведь мой первый мужчина, а мы так ни разу и не поцеловались.
  -Да ну тебя, хулиганка, - шутливо оттолкнул ее от себя Савва и вовремя, так как на веранде появился жених Насти, Кирилл, офицер-пограничник, уроженец соседнего села Сосновка. Он, подойдя, удивленно поглядел на них, а Савва, ни на секунду не растерявшись, взял их за руки, соединил вместе и сказал: - Счастья вам, молодые, радости, здоровья и троих пухленьких деточек.
       Кирилл с Настасьей смеясь убежали, а Савва отправился к машине будить спящего в салоне водителя. Настала пора возвращаться домой.
 


    

 


               
             
                Новелла девятая.


  Коктейль «Ромовый буравчик»

Темный ром          40 мл
Сироп лимонный  20 мл
Осьмушка лимона  1 шт
В маленьком стакане смешать компоненты со льдом, сверху выдавить сок из лимона.






                Мастер-класс.
               
                Во флирте мы весьма поднаторели
                и, с дамой заведя пустую речь,
                выводим удивительные трели,
                покуда размышляем где прилечь.
                Игорь Губерман
               
                Глава первая.
      
      -Нет, ты только подумай, Савва, я подхожу красиво так, заговариваю с ней ну чисто по твоей безпроигрышной методике, а она даже смотреть на меня не хочет, рожу в сторону отворачивает. – Кондрат говорил с необычной для него страстностью и горячностью, чувствовалось, что он чрезвычайно взволнован и очень огорчен. – Ну что мне делать, брат, помоги.
-Будь я на ее месте, пошел бы с тобой куда угодно не раздумывая, -   пошутил я, - ну а в данном случае, как ты сам понимаешь, обещать ничего не могу, хотя сделать что-нибудь попытаюсь. – Я, не вставая со своего места, внимательно осмотрелся по сторонам.
     Шел одиннадцатый час вечера, мы сидели за столиком у колонны в самом центре шумного многолюдного кафе "Весна", в недавнем прошлом носившего название ресторан "Прут". Отовсюду слышны разговоры, смех, все это поминутно перекрывается громкими звуками музыки. Нас за столиком пятеро: Кондрат, Ленька-красавчик, я и две девушки. На столе початая бутылка коньяка (уже вторая сза этот вечер), а также шампанское и пирожные нескольких видов на большом блюде. Мы наметили для себя в самое ближайшее время покинуть заведение, чтобы отправиться вместе с дамами на квартиру, но Кондрату до сих пор не нашлось пары, - он еще, видите ли, себе девушку на этот вечер не выбрал. И вообще, я в последнее время стал замечать, что наш товарищ стал слишком переборчив. А девушек, кстати говоря, сегодня в кафе просто на удивление много. И все – говорю это без преувеличения – симпатичные, а некоторые даже прехорошенькие. 
-Ну где же она, твоя избранница? – негромко спросил я, оборотившись к Кондрату, - показывай.
-Да вон там, за 4-х местным столиком с двумя подружками сидит, спиной к колонне.
-В голубом платье, что ли? – приглядевшись, спросил я, начиная выбираться со своего места.
-Да.
     Неторопливо пробираясь между столиками, я направился в указанном направлении. Что ж, попробуем как-либо помочь товарищу, думал я, внимательно присматриваясь к искомому объекту. Девушка, сидевшая ко мне в полупрофиль, словно почувствовала направленный на нее взгляд и повернула в мою сторону свое красивое, но, как я сразу для себя отметил, холодно-надменное лицо. Что ж, я был вынужден констатировать, что сия дамочка была мне незнакома. Высокая, хорошо сложена (я уже пару раз в этот вечер обращал на нее внимание, когда она выходила танцевать), красивой формы головка, темные ниже плеч волнистые волосы, уложенные в красивую прическу, большие карие глаза, тонкие черты лица, эффектный изгиб бровей, аккуратный прямой нос, красивой формы рот. И строгий, независимый взгляд. Вместе с ней за столиком сидят еще две дамочки, внешностью заметно проще, и они, кстати, мне тоже незнакомы. Да, уходит мое время, с досадой подумалось мне, ведь раньше-то я в нашем городе абсолютно всех девушек знал, если не по именам, так в лицо уж точно. Да, блин, а имени-то её я у Кондрата не догадался спросить. Вот елы-палы, я выпил сегодня больше обычного, и голова совсем не соображает. Идиот, одно слово. Вернуться что ли, чтобы спросить? Нет, уже поздно, слишком поздно, я всего в одном шаге от цели.   
-Разрешите пригласить вас на танец, - подойдя, вежливо склонил я перед ней голову, одновременно подавая девушке руку. Она, окинув меня холодным оценивающим взглядом, встает из-за стола и, игнорируя мою протянутую руку, направляется в самую гущу танцующих. Еще бы она не пошла со мной танцевать, самодовольно подумал я, следуя за ней и попутно изучая форму ее ножек. Ведь я в нашем городе парень уважаемый и заметный. Ну, если и не столь уважаемый, то достаточно заметный хотя бы уже своими нехилыми габаритами. Здесь таким как я, грубить и отказывать не принято. Как, впрочем, и вообще всякому мужику или парню – жителю нашего города. Потому что любой девушке или женщине в случае отказа, или, не дай бог, высказанного ею неуважительного слова или даже жеста, без промедления лицо набьют, такие уж в нашем городе порядки. А все это по одной простой причине: у нас на одного жениха приходится три-четыре невесты, точь-в-точь как в знаменитом на всю страну городе Иваново, только городок наш поменьше будет. То есть на любого из нас, мужиков: будь то какой начальник, рядовой инженер, служащий, работник торговли, или же слесарь, работающий где-нибудь на заводе восьмой-девятый год подряд и все по тому же несчастному второму разряду, и даже на какого-нибудь 30-летнего придурковатого, временно не работающего алкаша все тот же расклад – две невесты с высшим образованием, да еще две со средним специальным.
     Поэтому мужики наши от такого обилия женщин вокруг беспричинно возгордились и предельно обнаглели. Одна моя знакомая, Ирка по кличке Сама-сама, гостья нашего города, как-то рассказывала такой случай…
      Стоп, секундочку, мы как раз вливаемся в толпу танцующих, и девушка, оборачиваясь ко мне, осторожно кладет мне руки на плечи, а я с удовольствием обнимаю ее за талию, с наслаждением вдыхая ненавязчивые, но сладостные ароматы, исходящие от  моей партнерши. Мы начинаем медленно топтаться на одном месте, то и дело озираясь по сторонам, чтобы кого случайно не толкнуть, и самих, значит, чтобы в спину или в бок локтем не шандарахнули.
     ...Да, Ирка Сама-сама, что родом из Измаила, которая довольно часто в наш город наведывается  (Сама-сама - это у нее кличка такая, вы, надеюсь, догадываетесь, по какой причине дамочкам подобные клички дают), рассказала мне недавно одну историю, приключившуюся с ней в нашем городе. 
     «Как-то раз танцевала я на ваших танцульках медленный вальс, парень высокий и симпатичный меня пригласил, а как музыка кончилась, он меня ласково так зовет выйти с площадки за сетку на свежий воздух, прогуляться, значит. Ну, взяли мы у Дмитрия Мартыныча контрамарочки, вышли из «зверинца», я его под руку подхватила, и только по аллее пошли, а он ни с того ни с сего как рванет меня за руку и в кусты потащил, а там в глаз кулаком как саданет, дальше ничего не помню. Очнулась, лежу в кустах, да еще в неудобной позе. Юбка до пупа задрана, трусы на одной ноге болтаются, писка побаливает. Изнасиловал, значит. Ни тебе предложить, пойдем, мол, милая, перепихнемся (я, может, и в кустах бы согласилась, уж больно парень симпатичный), ни даже как зовут, не спросил. Не говоря уже о том, чтобы нежное слово сказать или поцеловать. Ну и мужики у вас в городе, не приведи господи.
      Вот такой невеселый рассказ, почти на сто процентов отображающий реальную действительность. И ничего не попишешь, так как это правда. Не все парни такие, конечно. Сам я, к примеру, являл собой приятное, надеюсь, исключение из их числа, но таких парней как я, в нашем городе всего пять, ну от силы, может быть, десять процентов. Мы, в отличие от остальных, девушек и женщин не бьем, мы их, можно сказать, от изнасилования спасаем, то есть УГОВАРИВАЕМ.
         Ба, что это, музыка уже закончилась? Ай-ай-яй, пьяный мозг – это просто беда какая-то, я так и не успел с девушкой хотя бы двумя словами перемолвиться. Олух. Все о чем-то постороннем думал.
-Простите меня, я хочу из вашего драгоценного времени украсть еще пару минут, - располагающе улыбнулся я девушке. – Будьте так любезны, подарите мне еще один танец.
     Девушка еле заметно улыбнулась, и я воспринял это как благоприятный для себя знак. Затем подумал: "Боже, как же я с ней собираюсь разговаривать, не зная, как ее зовут? Ведь самое главное, что ласкает женский слух - это звук ее собственного имени, а все остальное гораздо менее важно. Спросить ее, что ли, напрямую?"
      Вместо двух минут мы провели у эстрады не меньше двадцати, успели еще два раза потанцевать и все это время я ей на ухо без конца что-то несусветное нашептывал. Девушка, смущенно улыбаясь, терпеливо выслушивала все мои бредни. И тут, к моей радости, одна из танцующих рядом дам поприветствовала мою партнершу: «Привет, Алинка, что, отдыхаешь сегодня?» И взглядом, в котором, как мне показалось, мелькнуло некоторое пренебрежение, указала на меня. Девушка ответила ей что-то в том же духе, но я ухватил главное: мою партнершу зовут Алина. Подруги девушки, сидевшие за столиком, уже не в первый раз с недоумением поглядывали в нашу сторону, да и моя пассия, Лиза, сидевшая вместе с моими друзьями, тоже, наверное, смотрит на меня и удивляется, чего это мы с Алиной до сих пор вместе.
     Кстати, Лизу, свою партнершу на сегодняшний вечер, я «приговорил» технично. На танец пригласил и сказал строго так, даже категорично: «Сегодня мы уходим отсюда вместе, дорогая Лизонька». – «Что?», «Как?», «Почему?», - стала удивляться девушка, а я ей ответил просто и ласково, но твердо:
-Послушай-ка басню про нас с тобой, ты, овца:
  -«Ах, чем я виноват?» - «Молчи! Устал я слушать.
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать…»
     Дальше эту басню Крылова Иван Андреича знаешь?
-Не-а, в школе кажется, учили, но я уже и не помню... – растерянно ответила девушка.
    ..."Сказал, и в темный лес ягненка поволок".
     Лиза, выслушав басню, немного расстроилась, но ее душевные волнения меня совсем не трогали, потому что не далее, как две недели тому назад, она, отдыхая в нашей компании, уже обещалась пойти со мной на квартиру, а сама попросту сбежала. Второго такого шанса я ей предоставить не собирался.
     Что именно я плел Алине, убейте, сейчас уже из того набора несусветной галиматьи и слова не припомню. Думаю, все же, что-то поприличнее, чем Лизе. И все полунамеками, да с оговорками. И главный козырь был теперь в моих руках – ее имя! Никогда ранее я не был так красноречив, Цицерон бы сегодня наверняка мне позавидовал. А я ведь и не для себя вовсе, а для друга сердечного, для Кондрата старался.
      Вы не поверите, в итоге я ее все же уговорил. В смысле пойти с нами. В своих уговорах я делал упор на то, что Кондрат влюбился в нее с первого взгляда, а вот напрямую высказать ей свои чувства не может. Пока не может. Созревает. Любовь, мол, его оглушила, а заодно и оглупила. И девушке просто необходимо пойти с нами, чтобы все-таки иметь возможность выслушать его.
      Подруги Алины, когда она подошла к столику за своей сумочкой, испереживавшись за нее в ее отсутствие, уже намеревались, видимо, наброситься на девушку с расспросами, из-за чего мне пришлось посмотреть на них своим фирменным отмороженным взглядом, и они, осекшись на полуслове, тут же отказались от своего намерения.       
      На улицу из кафе мы вышли вшестером, то есть тремя парами. Пока мы шли по направлению к дому, Алина держала меня под руку.
  -Хочешь, чтобы Кондрат сейчас оказался рядом с тобой, - выбрав удобный момент, шепнул ей я.  - Мне кажется, вы составите весьма симпатичную пару.
   -Ну, если ты не хочешь, или занят… - прошептала она, взгляд ее был столь красноречив, что я отвел свой, пробурчав что-то в свое оправдание. Чуть позднее Кондрат, постепенно оттеснив меня, занял место рядом с Алиной. Девушка отнеслась к этому факту довольно спокойно и шла послушно, словно овца на заклание, смирившаяся со своей участью. (А если кто помнит из Библии, овца – та, что была определена на заклание, предназначалась Сатане!) Пришли на квартиру, долго не раздумывая распределились по комнатам, и все у всех нас в итоге прошло творчески, мирно и любвеобильно, только вот в три часа ночи Кондрату пришлось выйти из дому, чтобы Алину проводить, девушке необходимо было оказаться дома хотя бы к этому времени, но уж никак не позднее.
     Ну а мы с Ленькой своих дам выпроводили поутру, часов около восьми. То есть открыли двери квартиры и, шлепнув дружески по попкам, попрощались с ними. И остались в квартире втроем: Ленька, я и Кондрат.
               
                Глава вторая.               
               
                Когда Господь, весы колебля,
                куда что класть негромко скажет,
                уверен я, что наша еМля            
                на чашу праведности ляжет.
                Игорь Губерман

           -Лёнька, свари-ка нам по кофейку, - устало сказал я и наш младший товарищ отправился на кухню ставить чайник.
  -Ну, ты, Савва, даешь... – только и вымолвил Кондрат, поглядев на меня с восхищением.
-Чем-то не угодил? – спросил я меланхолично.
-Да нет, все в порядке,  – Кондрат замотал головой. – Я и раньше предполагал, а теперь уже ни капельки не сомневаюсь, что ты владеешь гипнозом. – Заметив удивление, отобразившееся на моем лице, он энергично закивал головой. – Да-да, не спорь, я вчера наблюдал за тобой... за вами с Алинкой, когда ты с ней разговаривал. Лицо девушки, по мере того как вы общались, становилось каким-то, ну... неуправляемым, что ли. Признавайся теперь, ты ведь ввёл ее в гипноз?
-Гипноз? А что, очень похоже. Ну да, теперь понятно, почему бабы так тянутся к тебе, - с ходу вступив в разговор, пробасил вернувшийся с подносом Лёнька. – То-то я думаю...
-Вам ли жаловаться, бугаи, - намеренно хмуро оглядев своих друзей, укоризненно прервал я их словоизлияния. – А сами то, сами... Во всем городе уже не встретишь девушки, с которой кто-либо из вас не переспал.
     Переглянувшись между собой, мы дружно рассмеялись.
-А  вы знаете что, ребята? – вдруг сказал я. – Я когда-нибудь напишу обо всем этом. О наших любовных и прочих приключениях. – Я с улыбкой поглядел на друзей. – Ну, хотя бы о нескольких интересных случаях напишу. Кондрат, сколько у нас всего... ну это, встреч с девушками было?
     Кондрат на минуту задумался.
-Ну, я когда считал... не основательно, конечно, и не слишком точно, но все-таки записал их, выходило что-то чуть более трехсот эпизодов.
-Неужели это правда? – искренне удивился я.
-Триста тринадцать, если точнее, больше не припомню.
-Ну у тебя и память, - с восторгом заключил я. - А вообще, друзья, хочу сообщить вам, что уже очень скоро я, пожалуй, закончу эту эпопею, прошло, чувствую, мое время. Ухожу я, братцы, из большого секса, теперь мне осталось только разве что жениться, да парочку деток родить, воспитать, а затем уже засесть мемуары писать. Все к этому складывается: и возраст – почти тридцать, и раны мои сердечные многочисленные... А тут еще ученые обнаружили эту дурацкую болезнь, СПИД, – тьфу-тьфу-тьфу, не про нашу голову и головку будет сказано.
Короче, друзья, я вот что вам скажу. Жалеть о том, чем я занимался все последние годы, практически изо дня в день, не собираюсь, теперь, пожалуй, стоит пожалеть лишь тех, кто в этом деле еще новичок или остается, не уходит, так как им потребуются, по всей видимости, железобетонные кондомы, а на лицо - маска-противогаз и при этом - ни-ни, к женщине близко не подходи, потому что, того и гляди, скоро заразы всякие просто по воздуху будет передаваться.
     А еще скажу я вам, братцы, что наш нелегкий постельный труд малопочетен и в быту практически не заметен, так как по понятной причине скрыт от окружающих темнотой, одеялом и людской стеснительностью, только «боевые» шрамы и раны сердечные нам за него достаются, зато ни медалей, ни орденов, ни даже почетных грамот не полагается, и результатами своими ни перед кем, если ты приличный человек, не похвастаешь; а похвастаешь, так потом проблем не оберешься, да еще десятки людей из-за этого покой потеряют. Мне, например, стоит приоткрыть лишь часть своих тайных знаний, как сразу же в городе состоятся тридцать-сорок разводов, и около сотни семейных разборок с последующим мордобоем.  Ну так и что в этом хорошего, спрашивается? То-то же!
      Ко всему прочему скажу, что труд наш на этом постельном поприще сопряжен с подчас большой потерей жизненной энергии; а порой, как вы знаете, он бывает даже опасен для жизни, так как обманутые мужья, да и озлобленные отцы наших партнерш зачастую способны на самые непредсказуемые, порой ужасные поступки. Орудие же нашего любовного труда, увы, с годами безнадежно тупится. И никто в итоге не запишет нас в почетные трудовые скрижали, и даже в памяти людей, ради которых мы так старались, наши подвиги не сохранятся, так как соучастницы наших постельных баталий будут, конечно, вспоминая о встречах с нами, вздыхать стыдливо, но даже сами себе побоятся признаться, что часы, проведенные с нами, были, быть может, самым приятным временем в их жизни. И своим детям, а уж тем более внукам ничего о нас не расскажут, а потом и вовсе о нас позабудут.
    А теперь, Ленька, давай, что ли, кофейку попьем.  Пока он окончательно не остыл.








                Новелла десятая.

Коктейль «Ром-шерри»


Светлый ром                30 мл
Вишневый ликер              20 мл
Сливки                30 мл
Вишенки для коктейлей    2
Компоненты смешать в шейкере, слегка взбить со льдом, вишенки наколоть на шпажку, шпажку повесить на край стакана.

               
                Парад невест.
 
                Семья – театр, где не случайно
                у всех народов и времен
                вход облегченный чрезвычайно,
                а выход сильно затруднен.
                Игорь Губерман
      
    Еще окончательно не проснувшись, я почувствовал рядом с собой чье-то тихое дыхание. Открыв глаза, я скосил их направо: ну конечно же, как того и следовало ожидать, рядом со мной спала какая-то дамочка.
    Пересиливая чугунную тяжесть в голове, я повернулся направо, затем, наводя резкость, напряг зрение, и внимательно к ней присмотрелся. Лицо на первый взгляд юное и при этом довольно милое; волосы прямые, светло-русые, бесконечно длинные, в беспорядке разбросанные по подушке и исчезающие где-то под одеялом. Где я подобрал эту девчонку? А может, это она меня подобрала, потому что я вчера был в таком разобранном состоянии... ну ничегошеньки не помню.      
      Память, конечно, восстановится, это я по опыту знаю, но произойдет это в лучшем случае завтра, в худшем – через несколько дней. Господи, как мне удалось увлечь в свою постель столь юную и прелестную русалку? Был бы я трезв, наверняка постеснялся бы даже подойти к такой хорошенькой мамзели, чтобы просто заговорить, а вот по пьяни – смотри-ка ты, удалось.
    Моя соседка по кровати шелохнулась, ресницы ее зашевелились, и она открыла глаза. Посмотрела на меня спокойно, изучающе.
-Ты кто? Моя прекрасная утренняя звезда? – улыбнувшись, спросил ее  я. – Или ты мне снишься?
-Нет, я существую в реальности, - мило улыбнувшись, проговорила она в ответ. - А ты что же, ничего из вчерашнего вечера не помнишь? - В голосе ее прозвучал едва заметный сарказм.
         -Если честно, нет, - признался я.
-Первое, меня зовут Светлана, – сказала она.
-Очень приятно, Светик, а меня зовут Савва, - прошептал я, чувствуя в этом постельном знакомстве некоторую несуразность.
-Кстати, мы вчера уже знакомились, - произнесла Светлана, медленно повернувшись ко мне всем телом и подложив под голову руку. Умеют же женщины даже лежать эффектно. При этом меня обдало человеческим теплом и дразнящим запахом женского тела, что, надо заметить, всколыхнуло до сих пор дремавшее во мне желание.
- А что мы вчера еще делали? – спросил я, затаив дыхание и приготовившись услышать нечто худшее.
-Еще ты признавался мне в любви, - просто ответила она.
-Ба, неужели!? – вырвалось у меня, и голова моя упала на подушку. Я невольно закрыл глаза. От стыда мне захотелось исчезнуть, испариться, или хотя бы вновь погрузиться в сон. Дело в том, что признания в любви совершенно не входят в мои привычки. Даже по пьяному делу. Затем я все же открыл один глаз.
-И теперь, как честный человек, я обязан на тебе жениться? – спросил я.
-Нет, не обязан, - усмехнулась Светлана. – Хотя бы потому, что я уже замужем.
    Брови мои против воли поползли вверх, я усилием согнал их обратно.
-Что я еще тебе говорил, Светулик? – Ее предыдущий ответ меня немного успокоил, и теперь меня начинал занимать наш диалог.
-Говорил что я – само совершенство, целовал мне руки, еще сказал, что любишь, умолял выйти за тебя замуж и родить тебе дочку.
-Я... Замуж?.. Дочку?.. О боже, наверняка я сошел с ума!
-Это почему же? - шутливо насупилась Светлана, бровки её сошлись вместе. – Разве я не достойна того, чтобы родить тебе дочку?
-Нет, ты, я уверен, достойна гораздо большего, просто я никому прежде не предлагал выйти за меня замуж.
-Значит, я оказалась первой, - озорно сверкнув глазами, воскликнула Светлана. – И дочери, о которой ты так мечтаешь, у тебя наверняка еще нет.
-Нет, - подтвердил я. – Насколько мне известно. К сожалению. - Затем спросил: - Скажи, ты можешь встать?
-Встать, чтобы уйти? – усмехнулась Светлана.
-Нет-нет, я совсем не то имел в виду, не уходи, пожалуйста! – испуганно сказал я, беря её за руку. – Не уходи, прошу тебя, останься, ты меня не так поняла. Просто я хочу взглянуть на тебя, теперь мне и самому интересно, почему это я назвал тебя совершенством.
    Светлана, недолго думая, откинула одеяло, спустила ноги на пол и встала около постели. Девушка оказалась абсолютно нагой, при этом ни тени смущения не мелькнуло ни ее лице. Да, подумалось мне, хоть я и пьян был вчера, но в своей оценке не ошибся. Высокая, стройная, бедра средней полноты и при этом великолепной формы, ноги длиннющие, стройные, распущенные волосы, спускающиеся ниже поясницы, не слишком большая, но очень красивой формы грудь, на теле ни единого волосочка, только внизу, где подтянутый живот смыкается с ногами, я увидел волнующий треугольничек светлых, курчавых с рыжинкой, волос.
-Ну как? – спросила Светлана, вновь ныряя под одеяло.
-Можно я повторюсь? – непроизвольно сглотнув, спросил я, чувствуя, как к низу моего живота толчками подкатывает живительная теплая волна, и когда она величественно качнула утвердительно головой, я сказал со вкусом: Ты – само совершенство!
     Она посмотрела на меня взглядом королевы, и я решился еще на один вопрос, произнесенный шепотом:
-Скажи, между нами что-нибудь было?
     Вместо ответа она отрицательно покачала головой. Я вновь сомкнул глаза. И уже во второй раз за время нашего разговора от стыда. Что ж, мне оставалось лишь поздравить себя: это был первый случай в моей практике, когда я лег в постель с женщиной и не прикоснулся к ней. Поэтому я вновь открыл глаза и спросил просительно:
- А будет?
-После всех тех слов, произнесенных тобой вчера, а такого мне никто и никогда прежде не говорил, я уже просто не могла уйти от тебя без этого, - прошептала она.
-Ты не только самая прекрасная в мире женщина, но, к тому же, самая мудрая, - сообщил я ей, поднимаясь с постели. – Как жаль, что ты уже замужем. – Я наклонился, поцеловал ей руку у сгиба локтя и прошептал: - Я сейчас приду. Только организую нам искупаться, ты, надеюсь, не против принять душ?
-Я - за, - просто сказала она.
    После душа мы вновь оказались в постели.
    Это была наша первая и, к сожалению, единственная встреча со Светланой, я ее не выпускал из постели вплоть до четырех часов пополудни, после чего она - зацелованная и залюбленная мною до полуобморока, покинула мой дом, так как, к нашему обоюдному сожалению, находилась в нашем городе в двухдневной командировке, и этот день был вторым... После позднего обеда, сооружённого нами из всего, что нашлось в холодильнике в четыре руки, я вызвал для неё такси, которое доставило Светлану на автовокзал, откуда она уехала домой в город Единцы, что на севере Молдавии, к её мужу... С ее отъездом я ужасно затосковал, впал в хандру, в голову стали приходить всякие дурацкие мысли, и одной из них, возможно, наиболее бредовой, было то, что мне, пожалуй, настало время жениться.
 
                *              *              *
     Итак, - осознал я с некоторой долей грусти, - в моей жизни наступил момент, когда я потерял интерес к коллекционированию. Количество женщин, с которыми я прежде был близок, никоим образом не перешло в качество и не дало даже малой толики удовл етворения. И  тогда мне, очевидно по слабости человеческой, захотелось любви, стабильности, в общем, банального человеческого счастья. Конечно же, было боязно, но одновременно интересно, сколько радости и удовольствия можно извлечь, живя сколько-нибудь долгий период времени с одной женщиной, естественно, любимой, если такое вообще в принципе возможно.
     При этом еще очень болезненными для моей души и сердца были не столь давние ощущения от развода, от расставания с супругой, прежде горячо любимой, при этом я был настолько травмирован предыдущей семейной жизнью, что, казалось, еще долгое время и речи не может быть об еще одной попытке. И все же, все же...
     Когда я начинал думать о столь существенных факторах, как:
а. моя беспорядочная половая жизнь, из-за которой опасность в виде венерических заболеваний была очень велика, к числу которых не так давно добавился СПИД, наказывающий за ошибки в выборе партнера смертью, а я ведь до сих пор практически никогда не пользовался средствами защиты;
б. отсутствие постоянных нормальных отношений с какой-либо одной женщиной, - а я уже начинал беспокоиться, к какому финалу это может привести, так как для сотен миллионов людей такие отношения были нормой, и я тоже считал себя вполне нормальным человеком.
    Еще одним немаловажным фактором для моего беспокойства было неудовлетворенное ощущение отцовства, ведь нашему с Мартой сыну на день развода исполнилось всего три года. Кстати говоря, он родился ровно через девять месяцев - день в день - после ее измены мне, что уже потом, позднее заставило меня всерьез задуматься над тем, являюсь ли я его настоящим отцом. И, тем не менее, я был необыкновенно счастлив, что родился сын, мальчишка, наследник, ведь я его подспудно ждал уже который год. Я с упоением стирал пеленки, готовил кашки, гулял, мы с сыном очень сблизились, он меня называл пама – как бы папа и мама одновременно, но...  всё это в прошлом. Сына после развода я видел редко, к тому же Марта в течение последнего года уже дважды переезжала с квартиры на квартиру, на каждом новом месте начиная строить новую жизнь с очередным то ли любовником, то ли женихом.      
     Я понимал, что, не имея семьи, я сам себя лишаю простого человеческого счастья. И кто я такой, в конце концов? Да самый обыкновенный человек, ну, пожалуй, немного разболтавшийся в последние годы, но, в то же самое время с еще нерастраченными чувствами, мечтающий любить и быть любимым, мечтающий о ком-то заботиться и принимать заботу от близкого человека.
     Кроме того, лишь к тридцати годам я стал осознавать, что долговременные, доверительные и уважительные отношения с одной женщиной могут с успехом заменить легкие отношения с десятком, а то, пожалуй, и с сотней любых других самых разных женщин, при этом, возможно, что эти самые - другие - уже до конца жизни тебе не понадобятся.
      Размышляя над всем этим, я решил в поисках подходящей кандидатуры в спутницы жизни отправиться в небольшое ознакомительное путешествие, потому что обстоятельства сложились так, что в Москве, Ленинграде и Кишиневе у меня на текущий момент уже были намечены встречи с девушками того самого «невестинского» возраста, по итогам которых, вполне вероятно, мне и предстояло сделать свой выбор.      
      Конечно, и в нашем городе хватало подходящих мне и по возрасту и по всем остальным требованиям невест, но я, естественно, был бы не я, если бы в поисках наилучшего варианта (чтобы потом не жалеть, что не все их рассмотрел), не отправился в это путешествие.
       Собираясь в путь, я уже заведомо проигрывал герою фильма: «Семь невест ефрейтора Збруева», потому что, во-первых, был уже значительно старше его, во-вторых, находясь в армии, даже до ефрейтора не дослужился, а в-третьих, я собирался завоевывать невесту, не имея такой красивой как у него формы, а ведь всем известно, что военная форма весьма украшает мужчину и нередко толкает девушек в объятия ее обладателя.
     Но, шутки в сторону, было все же несколько пунктов, по которым я вполне мог бы посоперничать с Костей Збруевым:
первое: в наглости я ему не уступал;
второе: по количеству наличествующих у меня гипотетических невест и их внешних данных; то есть их у меня было больше, и большинство из них были просто прехорошенькими.

                *              *              *   
     Уже в дороге, направляясь рейсовым автобусом в Кишинев, то есть имея в запасе пару часов для размышлений, я стал анализировать свои отношения с одной из девушек, реальной претенденткой в невесты, с которой я познакомился в нашем городе где-то около года тому назад. Зовут ее Лариса, 24 года. После окончания средней школы, по рассказам ее подруг, Лариса, так же, как и многие другие ее сверстницы, жительницы нашего города, имела несчастье попасть в историю с изнасилованиями, которые в описываемый период ураганом прошлись по нашему городу; я об этом уже рассказывал в предыдущих своих повествованиях. Тогда наши городские горе-спортсмены хватали и насиловали всех девчонок подряд возрастом  от 16 лет и старше, и даже дочерям известных в городе людей не делалось исключения. Таким образом, эти парни демонстрировали свою молодецкую удаль, одновременно выказывая органам правопорядка, а заодно и всем остальным гражданам города свое неуважение и принебрежение. Итак, Лариса была изнасилована, и вскоре после случившегося девушка на несколько лет исчезла из нашего города, успев за это время окончить техникум связи, если я не ошибаюсь, в городе Москве. 
     И вот приблизительно год назад, вернувшись в родной город, она устроилась работать в городской узел связи техником. Нас познакомил Кондрат, знавший Ларису раньше, ведь они были одного возраста, при этом у них было немало общих знакомых. После первых же встреч наши отношения стали приобретать любопытный характер: почувствовав душевную тягу друг другу, мы с Ларисой принялись проверять и испытывать один другого: я первым делом попытался проверить ее на предмет выпивки – попросту подпоить, чтобы потом посмотреть, что из этого получится, - ведь это, как известно, один из лучших способов определить, что из себя представляет ваша избранница и возможная невеста.
    Напоить ее мне, признаюсь, не удалось, так как Лариса хотя и употребляла алкоголь, но в весьма умеренных количествах.    
     Она же, в свою очередь, то и дело знакомила меня с самыми разными подружками, чтобы затем услышать их мнение обо мне. Подружки Ларисы, знавшие меня издавна, естественно, ничего хорошего обо мне сообщить не могли, хотя личного контакта ни с одной из них у меня не было. Однако, когда Лариса, будто бы шутя, упрекнула меня в разгульном образе жизни, я сделал недоуменное лицо: это, мол, все сплетни, наговоры и кто, простите, может такое реально подтвердить? А ну-ка подать ее или же его сюда. Ан нет, компромата на меня не было.
     Другим ее подружкам, прежде со мной незнакомым, я, как ни странно, нравился, о чем они Ларисе открыто заявляли. Конечно, они замечали при этом, что я несколько староват для нее – все же шесть лет разницы, кроме того, уже был женат прежде, и, к тому же, в два раза превосходил ее размерами. И это факт, я действительно был в два раза габаритнее нее: она весила не более 48 килограммов, а мой вес на тот момент подбирался к девяноста. Впрочем, судя по всему, этот факт ее огорчал меньше всего.
     Что особенно любопытно, сама Лариса внешне совсем не соответствовала моим любимым женским стандартам: она была невысока ростом и все остальные ее параметры были скорее миниатюрны, зато она была пропорционально сложена, золотистые вьющиеся волосы, доходившие до лопаток, обрамляли ее округлое, милое лицо, ее зеленые широко расставленные глаза всегда взирали на окружающих, да и на меня тоже, с легкой усмешкой; при этом я никогда не знал, огорчаться мне по этому поводу, или радоваться.   
     Блондинки, в отличие от брюнеток, которым я отдаю безусловное предпочтение, тоже могут мне нравиться, но не более того, Лариса же была приятным исключением из этого правила, меня к ней, признаюсь, тянуло словно магнитом, и понятно, что в этм случае дело было не во внешности. При этом девушка в тот период не интересовала меня как сексуальный партнер (между нами, напоминаю, существовала пока лишь только волнующая взаимная душевная тяга), тем более что на мои намеки и робкие попытки сблизиться она отвечала отказом, не слишком, впрочем, резким, как бы давая понять: заслужи, прояви терпение и тогда я обязательно стану твоей.
     Позавчера, а этот день был воскресенье, Лариса отказалась идти со мной в ресторан, зато потянула на танцплощадку, где в течение двух с половиной часов мне пришлось, словно юноше, отплясывать в компании с ней и ее друзьями, не пропуская ни одного танца, - это был, как я теперь понимаю, еще один тест - на выдержку и выносливость. Я, признаться, изрядно подустал, мои ноги от напряжения гудели и дрожали, и после того вечера я дал себе слово при первой же возможности добраться, наконец, до Лориных прелестей и доказать ей, что если в вертикальном положении, то есть в танцах я, возможно, и не очень ловок, то в горизонтальном, в постели, еще весьма неплох. Но этот час, как вы понимаете, еще не настал...
      В редкие минуты близости (не интимной), держа ее миниатюрные ладони в своих руках, или глядя на изящные ступни ее ножек 34 или 35 размера, я умилялся и говорил: «Ой, Лариска, только лишь прикасаясь к твоим рукам, я уже схожу с ума, что же будет, когда я доберусь до тебя целиком». – «Я знаю, что будет, - говорила она, загадочно улыбаясь, - когда это произойдет, Савва, я сделаю тебе ценный подарок – рожу двух сыновей, так что будь к этому готов».      
     Забегая на несколько лет вперед, спешу сообщить, что она таки исполнила свое обещание: она действительно родила двух сыновей. Только их отцом стал не я, а другой.
      
                *             *            *               
      По прибытию в Кишинев я сразу же отправился на железнодорожный вокзал, где купил билет в спальный вагон на рейс "София-Москва", следовавший через Кишинёв, до Москвы. Оставшееся до отправления время – час с небольшим - я потратил на обход привокзальных магазинчиков, где приобрел стандартные молдавские "сувениры" – несколько бутылок марочного коньяка, а также конфеты в коробках: вишня в шоколаде, черешня в шоколаде, виноград в шоколаде, персик все в том же шоколаде, и... чуть было не добавил: мамалыга в шоколаде, - но вовремя, извините, вспомнил, что это из анекдота. Затем со всем этим барахлом погрузился в поезд.
    Вышло так, что до самой Москвы я ехал в купе один-одинешенек. После отправления поезда я несколько часов, до самого обеда, не выходя из купе, провалялся с газетой в руке на диванчике, а к обеду, проголодавшись, отправился в вагон-ресторан. Сев за свободный столик и взяв в руки меню, я стал его просматривать, заодно с интересом поглядывая по сторонам. Надо сказать, что я не сразу обратил внимание на официантку, обслуживающую вторую, дальнюю от меня половину ресторана. Но вот увидел - и узнал! Бог мой, да это же Вика! Виктория! Вот так встреча! Это была та самая Вика, которая работала вместе со мной в ресторане «Прут» в городе Кагуле со дня его открытия. Помнится также, в первую же ночь после открытия мы с ней стали близки… Причём случилось это спонтанно, совершенно случайно... Тогда ей, помнится, еще не было и восемнадцати.
     Пока незамеченный, или, скорее, еще не узнанный ею, я исподволь принялся разглядывать свою бывшую пассию. Узкие японского типа глазки ее за то время, что мы не виделись, как будто еще более сузились, превратившись в щелочки. Она немного поправилась, формы слегка округлились, а так ничего, волосы все такие же, черные, прямые и жесткие, даже прическа та же – «паж», да ей, собственно, и лет-то всего – 23. Совсем не возраст для женщины, и самый подходящий – для замужества.
    Я встал со своего места, подошел к ней и осторожно тронул девушку, занятую просмотром рабочего блокнотика, за плечо. Вика обернулась, недоумение, возникшее было на ее лице, уже через мгновение сменилось радостной улыбкой, и она воскликнула:
-Савва!.. Не могу поверить! Ты?
-Ну конечно же, это я, - ответил я. – Не хочешь же ты сказать, что за то время, что мы не виделись, я хоть сколько-нибудь изменился. - И, видя, что Вика все еще удивленно разглядывает меня, добавил: – Если можно, посади меня к себе, обслужишь, заодно и поболтаем.
    Мы стояли рядом, совсем близко друг к другу, и мне вдруг почему-то захотелось по старой дружбе обнять ее. Но, вспомнив, где мы находимся, я лишь улыбнулся ей ободряюще, а Вика, вернув на лицо официально-служебную улыбку, легко коснулась ладонью моего плеча и сказала:
-Савва, я очень рада тебя видеть, честно. Поди, присядь вон там, за первый столик от буфета, а я, как только освобожусь, сразу подойду.
     Я поступил, как она сказала, а уже четверть часа спустя, с аппетитом уминая довольно вкусный гуляш и закусывая его зелеными солеными бочковыми помидорами, слушал рассказ своей бывшей коллеги и подружки.
     Вика поведала мне, что после долгих и нудных мытарств в поисках приличной работы в Кишиневе, поменяв несколько ресторанов и кафе, она вот уже два года ездит этим престижным международным рейсом; что работа ее нелегкая – почти все время в дороге, и, увы, не слишком доходная; и что пока не замужем. «Я же все время в пути, получается, некогда и замуж выйти», - невесело пошутила она. «А кандидаты есть?» – спросил я, делая глоток пива из стакана. «Женихи?..» - переспросила она. Затем ответила: «Да, конечно, женихи-то есть, только вот подходящего пока не нашлось». После короткой паузы она вдруг спросила: «А ты сейчас едешь с семьей?». – «Нет, я теперь холост и абсолютно свободен», - ответил я, зачем-то сделав ударение на слове «абсолютно». И сразу же добавил: - Когда ты заканчиваешь свою работу, может, встретимся, поболтаем? В купе, кстати, я еду один.
-Скажи мне, в каком ты вагоне, я тебя сама найду, - ответила она. – Правда, будет уже довольно поздно. Работа наша ненормированная.
-Неважно, я буду ждать, - сказал я и назвал ей номер своего вагона и место.
-Нет, правда, я ужасно рада тебя видеть, - прошептала Вика на прощание, когда я покончил с обедом и встал из-за стола. После чего ушла, не взяв с меня денег.
     Вика пришла, как и обещала, когда было что-то около одиннадцати. Она поставила на стол бутылку коньяка, молдавского, 5* звездочек, увидев который я вспомнил, что каких-либо других алкогольных напитков, кроме коньяка, она не пила и прежде, предпочитая пятизвездочный; впрочем, она всегда говорила, что именно я приучил ее к нему.
      Я сходил в служебное купе за стаканами, и проводница, выдав мне их, погрозила пальчиком и взяла с меня слово не напиваться и не буянить. «Честное пионерское, не буду!» - пообещал я.
-За встречу, - произнесла Виктория короткий тост, и мы выпили по грамулечке. После чего просидели молча несколько минут, просто глядя друг на друга. О, конечно, нам было о чем вспомнить, потому, наверное, мы и молчали.    
     После примерно двух лет работы в нашем ресторане, вспоминал я, Вика уехала в Кишинев, решив очевидно, что ей не светит в нашем городе выйти замуж, так как невест там было хоть отбавляй - втрое больше, чем женихов, а ведь самый подходящий возраст для замужества у нас теперь 18-19 лет, и не более. Однако, уже живя в Кишиневе, она, по ее же словам, тоже замуж пока не вышла, хотя благодаря своей внешности – на мой взгляд, вполне привлекательной, и характеру, общительному и веселому, - Виктория вполне могла составить достойную пару любому жениху.
     Мог бы я жениться на ней, спросил я сам себя, так как в последнее время рассматривал почти всех женщин именно под этим ракурсом. Гипотетически, пожалуй, да, вскоре после нашего знакомства я вполне реально мог бы думать об этом, потому что как сексуальная партнерша Вика меня вполне устраивала, да и некоторые другие ее качества – внешние и душевные - мне импонировали. Однако, проводя наши интимные встречи чрезвычайно разнообразно, мы в какой-то момент перешли ту грань, до которой еще можно было считаться женихом и невестой, при этом к нашим любовным играм присоединился третий - мой товарищ Кондрат, причем сама Вика была инициатором этого. И вот однажды, 12 апреля, в празднование дня Космонавтики (потому, наверное, мне это и запомнилось), поздним вечером, после работы, мы с ее подачи устроили трио-групповуху, где я, Кондрат и Виктория с азартом играли в «паровозик» и «вертолет», - знающие люди поймут, что я имею в виду, но не ищите этих поз в Камасутре – там вы их не найдете... И Виктории, хочу заметить, эти игры нравились, за что я ее вовсе не сужу, тем более что я сам им ее и научил. Правда, после этого я, скотина эдакая, в женихи ей не готов был набиваться.
     Вспоминая прошедшие денечки, я немного забылся, а когда поднял глаза и поймал взгляд Виктории, устремленный на меня, принужденно улыбнулся.
     Преодолев обычную неловкость первых минут встречи старых друзей, мы еще какое-то время поболтали, вспоминая дни совместной работы, она расспросила меня о своих коллегах-официантах, былых подругах и знакомых, оставшихся жить в нашем городе, потом мы еще понемногу выпили, посмеялись, извлекая из памяти веселые моменты из нашей богатой на события ресторанной жизни, затем, как водится, взгрустнули по ушедшим дням, и в какой-то момент я вдруг понял, что Виктория за годы, что мы не виделись, растеряла большую часть своего оптимизма, и перемена эта, к сожалению, не могла не отразиться на ее характере. Когда она сказала: «Ну, мне пора, может быть, когда-нибудь еще встретимся» и стала собираться, даже не намекая на то, чтобы остаться в моем купе на ночь, я вздохнул с облегчением, затем записал ей на листочке, вырванном из блокнота, все московские телефоны, по которым меня можно было найти, и просил, если у неё появится свободное время и подходящее настроение, позвонить, не стесняться. Она кивнула, но, забегая вперед, сообщаю, что она так и не позвонила.   
      Расставание бывших коллег-любовников получилось немного грустным.

                *            *            *
     Прибыв в Москву, я, по своему обыкновению, отправился на постой к одной своей хорошей знакомой, замечательной женщине по имени Наталья; мы являлись роднёй после её брака с двоюродным братом моей супруги. Стесняясь, сунул ей в руки свой обычный презент – пакет с несколькими книжками приключенческого жанра нашего молдавского издания, которых в свободной продаже практически невозможно было достать, и уж тем более в Москве, был в благодарность за это поцелован ею в щеку, и получил, таким образом, подтверждение на статус гостя.
    В период нахождения в Москве я планировал сразу несколько мероприятий: во-первых, я собирался всерьез поговорить с подругой и коллегой Наташи по работе в академии художеств Тасей: около года тому назад мы с ней с подачи Наташи познакомились, затем в первую же ночь стали близки, и что-то меня тогда зацепило - девушка была во всех отношениях хороша: и внешне вполне соответствовала моим запросам, и характер у нее был веселый и общительный, а главное, она тоже заинтересовалась мной. Когда бы, уже находясь у себя дома, в Молдавии, я не позвонил Наташе, она тут же вспоминала, что Тася передавала мне привет и спрашивала как мои дела.
       Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, я первым делом стал расспрашивать о ней у Наташи, и… получил болезненный удар по самолюбию: оказалось, Тасе не так давно сделал предложение некий знакомый их семьи, работник какого-то там «...союзэкспорта», который регулярно, по нескольку раз в год мотался по заграницам. И Тася, естественно, ответила согласием. «Что ж, вполне удачная партия», - уныло согласился я с мнением Наташи по этому поводу, хотя жених был старше своей избранницы на целых 12 лет, а к тому еще лыс и плюгав. (По Наташиным же словам).  Однако уровень жизни супруги работника такого уровня, и те деньги, что он сможет ей давать, в конце концов, решают всё. Я, скорее всего, такого благополучия ей дать бы не смог, так что, вероятно, она сделала правильный выбор.
     Другие запланированные мною дела решились более удачно: в своих мыслях то и дело возвращаясь к Тасе, я весь следующий день целиком потратил на посещение чековых магазинов торговой сети «Березка», где приобрел целую кучу товаров – в основном это была радиоэлектроника. Купил кое-что для себя из одежды, остальное на заказ и на продажу, после чего свёз часть их в Наташин дом на такси, а габаритные вещи разместил в камере хранения Киевского вокзала.
      Вечером, чтобы немного развеяться, я отправился в кафе «Крым», расположенное неподалеку от дома. Днем это кафе работало как столовая, оно, надо сказать, благодаря своему бедненькому интерьеру и выглядело как столовка, но по вечерам в нем функционировал бар и проводились танцульки, поэтому звучало это уже гораздо солиднее и привлекательнее: дискотека с баром.
     Бармен по имени Влад, старый мой знакомый, так как я почти в каждый свой приезд в столицу этот самый бар посещал, был в этот вечер не слишком занят работой, поэтому мы с ним, периодически пригубляя из рюмочек коньячок под кофеёк, поболтали о том, о сем. Кроме прочего, я ему пожаловался на недостаток общения с женщинами. Войдя в мое положение, он пригласил меня провести вечерок со знакомыми ему девочками легкого поведения.
-Только если у них на квартире, - сказал я, так как какой-либо подходящей для этого жилплощадью не располагал, а затевать историю с гостиницей было лень, да и хлопотно.
-Тогда ты берешь на себя финансовые расходы, - заключил Влад и я согласился. После этого он отправился куда-то звонить, оставив меня скучать у стойки одного, а в качестве компенсации налил полный бокал коньяка. От нечего делать я стал наблюдать за дергающимися в конвульсиях танца девчушками (здесь почему-то в основном собирались девчонки 14 – 16 лет, редко старше), а вскоре вернулся Влад и сообщил, что обо всем уже обговорено. Оставшееся до закрытия время мы провели в ничего не значащих разговорах, изредка прерываемых заказами клиентов, и сразу после закрытия бара отправились на «жигуленке» Влада по известному ему адресу, а в моей сумке позвякивали бутылки с коньяком и шампанским.
-Телки эти классные, однозначно, - говорил дорогой Влад, - Квартиру хорошую в приличном районе снимают. Не пугайся, они поэтому могут бабок попросить и немало, полтинник, по-моему, точно не знаю сколько, на месте договоришься. Но они, сам увидишь, стоят того.
-С тебя они денег не берут, что ли? – спросил я.
-Нет, - усмехнулся Влад, - я же свой, кое-когда могу и пригодиться.
     Девушки жили в трехкомнатной, действительно приличной квартире, удобной и хорошо обставленной, расположенной на 13 этаже новой 16-этажки. Я поневоле усмехнулся, вспомнив уже далеко не первой свежести анекдот:
     В дверь позвонили. «Муж пришел! – вскричала хозяйка, влетая в спальню, где в постели нежился ее любовник. – Прыгай скорее в окно!» – «Но ведь 13 этаж, милая!» – «Не до суеверий, любимый, прыгай и сразу отползай, отползай в сторону».
     Девчонки, как Влад и обещал, оказались что надо: одну, высокую стройную светловолосую кареглазую дамочку лет 22 звали Кира, другую, шатенку с пышной прической роскошных волос, того же возраста, только ростом чуть пониже и более плотно сложенную, но зато и более рельефную – Нора.
     В квартире у девчонок было довольно тепло – в Москве еще топили, что позволило девушкам завернуться в какую-то невиданную мною прежде одежду – полупрозрачные импортные пеньюары, что, на мой взгляд, придавало им сходство с героинями индийских фильмов. Когда есть выбор вот такого плана, то есть, обе девушки примерно одинаковых внешних данных, я предпочитаю ту, у которой волосы темнее (такой вот у меня пунктик), о чем и сообщил напарнику. Влад был не против и, таким образом, пары были составлены. Застолья устраивать не стали – выпили по фужеру шампанского и тут же отправились баиньки. Этой ночью я впервые в жизни использовал для обычного секса кондом, - Нора мне его сама очень ловко приспособила.
    Утром, открыв глаза, я обнаружил свою партнершу стоящей нагой у трюмо и расчесывающей свои роскошные волосы. Я, честно говоря, залюбовался ею, настолько она была хороша. Почувствовав мой взгляд, девушка обернулась и сказала:
-Ты уже проснулся, милый? А то нам всем пора уходить, а будить тебя я не решалась.
    Какая прелесть, ну прямо семейная идиллия, усмехнулся я про себя. Просто чудо-девушка, милая и заботливая, хоть сию минуту волоки ее в ЗАГС, думал я, выбираясь из постели и принимаясь одеваться.
     Но следующая фраза, сказанная Норой, сразу меня отрезвила:
-С тебя пятьдесят рубликов, милый, - сказала она с очаровательной улыбкой.
-Нет проблем, - пробурчал я, и лицо мое в ту же секунду обдало жаром: ведь я никогда прежде не платил женщинам за секс. - Кире тоже полтинник? – кашлянув, спросил я. – У меня есть желание заплатить за обоих - себя и Влада.
-Кире - ничего, - ответила Нора, подкрашивая веки, - Влад – бармен, а с барменов мы денег не берем.
-Так ведь и я тоже бармен, - воскликнул я.
-Вот тебе на! – несколько удрученно произнесла Нора. – А я намеревалась этой ночью хоть что-нибудь заработать. А где ты работаешь барменом?
-Далеко отсюда, в Молдавии.
-Все равно, денег с тебя не возьму, - ровным голосом сказала Нора.
-Но почему? – спросил я. – Дурацкий принцип, я же не с вашей епархии, со мной у тебя дел точно никогда не будет.
-Потому что бармен - друг проститутки, - ответила она спокойно, не прерывая своего занятия.
-А-а, ну тогда да, конечно, – пробормотал я, заканчивая одеваться и направляясь к выходу из комнаты. – Хоть в этом деле есть нам привилегия.
    Обнаружив на вешалке две женские куртки и пальто, я сунул в карман одной из курток, - надеюсь, это была куртка Норы - полтинник, то есть пятьдесят рублей, – не люблю халяву и привилегии; затем стал ожидать, когда из другой комнаты выйдет Влад.
      Получасом позднее Влад высадил меня около станции метро «Киевская». Он направлялся домой – отсыпаться перед вечерней сменой, а я собирался съездить на винную базу к проводникам, и по возможности прикупить коньяку, который у них стоил, как я знал, 7 рублей за литр, а Влад просил меня приобрести для него 100 литров, собираясь заплатить за литр по 12 р., если я доставлю товар ему прямиком домой; сам же он боялся заниматься этим делом. «Манки бизнес», - как говорят американцы, что в прямом переводе означает «обезьяний бизнес», то есть, имелось в виду, бессмысленный, но даже такую сумму – 500 рублей - приятно было заработать, практически ничего при этом не делая. Завершив всю операцию в течение трех часов, – с поездками на такси туда и обратно и розливом коньяка из кислородных подушек по бутылкам и канистрам на дому у покупателя, – я отправился на квартиру к Наташе, так как не появлялся там уже около суток.

                *            *            *
     Хорошенько отдохнув, утром следующего дня я отправился во Внешторгбанк, что располагается возле метро Курская, ул. Чкалова 16, где по доверенности получил десять тысяч чеков "Внешпосылторга".  Итого, вместе с теми, что у меня имелись в наличие ранее, теперь на руках у меня было четырнадцать тысяч сертификатных чеков. Затем я два дня почти безвылазно провел в магазинах "Березка", где продавались радиотовары, - в этой сети магазинов, по-моему, впервые в нашей стране появились в продаже кассетные видики "Panasonic - 12", стоимостью 1250 рублей, то есть чеков. Мне чеки обошлись по полтора к одному, то есть в чистом виде мои затраты на видик составляли почти 2000 рублей нашими, деревянными, а с рук видеомагнитофоны уходили по три, а то и по три с половиной тысячи, причем, как говорится, "на ура". (На окраинах страны – Кавказ, Средняя Азия и прочая, как я знал, в тот период времени они тогда стоили еще больше – до 4-5 тысяч рублей). Здесь же их с рук брали в основном приезжие кавказцы, которые не решались покупать чеки по 2-50 и даже по три, что, в общем, выходило бы на то же самое. А дело тут было в том, что при продаже чеков их неимоверно обманывали, причем все кому ни лень, кто-то, подсовывая "куклы", кто-то, заламывая – (загибая) купюры и так далее, поэтому жители Кавказа предпочитали отдавать свои кровные, более привычные им советские бумажки, напрямую за товар, минуя куплю-продажу чеков. Многочисленные "кукольщики" и ломщики, орудующие около магазинов «Внешпосылторга» настолько обнаглели, что среди них крутились даже специальные менялы, которые разменивали наши же, советские дензнаки, держа их между пальцами веером, на другие купюры, чтобы их коллегам было удобнее "заламывать", обрабатывая очередного лоха, а количество лохов, как ни странно, день ото дня не уменьшалось, а даже увеличивалось.
     Вот где размахи, удивлялся я, выбираясь из магазина с очередным видиком подмышкой и неспешно отправляясь в сторону станции метро (к метро я ходил всякий раз другой дорогой, предварительно разведав все ходы и проходы между домами). Сам я, хотя и знал уже многие способы отъема денег и обмана честных граждан, предпочитал работать, если можно так выразиться, "честно", как рекомендовал великий Остап Бендер. Во всяком случае, мои клиенты и после заключения со мной сделки оставались довольны, и я не боялся встретить их у магазина или в любом другом месте еще раз, где бы они желали со мной расправиться.
    По дороге я без труда "цеплял" очередного клиента, обыкновенно небритого, одетого в пальто, повязанного шарфом и обязательно в кепке "аэродром" мужчину лет 40-50 и между нами обычно завязывался примерно такой разговор.
-Шлюшай, да, - говорил такой клиент, семеня за мной. – Продай видик, да, у моей двоюродной племянницы послезавтра день рождения, мамой клянусь, да, и я ей подарок сделать должен. А мне еще лететь Тибилиси надо, дорогой. А ти, москвич, местный, ти сэбе другой купиш. Я тебе хороший дэнги дам. Три тищи хочиш?
    Наверное, эти видики были сейчас самым модным и ходовым товаром на Кавказе, думал я, и положение обязывает каждого грузина иметь его дома. Вот только не знаю, для чего их кавказцы покупали: кассеты в нашей стране еще не получили распространения, в ходу было лишь десятка два-три кассет с фильмами, в которых играли Брюс Ли, Сильвестр Сталлоне, Шварценеггер и еще десятка два плохоньких немецких порно, да и те достать было большой проблемой. Я понимал, конечно, что мой клиент не зря с Кавказских гор спустился и до самой Москвы добрался, такой и три с половиной выложит, а то и больше, потому что у него дома, в мешках, верхний слой денег, заложенных на хранение, уже поистрепался и стал загнивать, как шутили тогда обыватели. Но я сам назначил цену за свой товар в три тысячи, жадность тоже должна иметь границы.   
     Уже у входа в метро, - "Новослободская", если не ошибаюсь, - я объяснял покупателю правила покупки-обмена: пока мы спускаемся на длинном эскалаторе вниз, он мне передает деньги - тысячу за тысячей, они у них обычно так и разложены – по сотням и тысячам; видик в упаковке тем временем лежит на ступеньке, зажатый у меня между ног. Затем я пересчитываю деньги, - у меня это дело занимает секунды, - и если все в порядке, я кладу деньги в карман, после чего он забирает коробку (по желанию клиента я должен был ее открыть и показать товар), затем мы расстаемся к обоюдной радости и каждый при своих интересах. Но едва лишь минимальный сбой – например, не хватает даже одной - любой - купюры, я ему тут же возвращаю его деньги и мы расходимся. Из восьми проведённых мною сделок в течение двух дней произошел всего один сбой – в одной из тысячных пачек у клиента не хватило сотни. По большому счету эта сотня для меня ерунда, подумаешь, сто рубчиков бы недополучил, но – договор дороже денег, я других не «кидал», но и себя «кидать» никому не позволял, поэтому эта сделка была расторгнута. Очередь за видиками в магазине была невелика, цена всё же далеко не всех владельцев чеков устраивала, поэтому покупка одного аппарата вместе с оформлением и оплатой занимала минут 15-20; итого вся процедура целиком занимала от часа до часа с четвертью.
     К концу второго дня своего «бизнес-рейда» при покупке очередного видика я стал ловить на себе косые взгляды продавцов из отдела радиотоваров и, что было гораздо важнее, да что там, попросту опаснее, ощутил на себе пристальное внимание со стороны целой кучки спортсменов - "криминалов", крутившихся вблизи магазина. Примелькался, понял я, пора выходить из игры, а жаль, этот бизнес приносил фантастические прибыли. С продавцами, как я понимал, еще можно было как-то договориться, сунув любому из них в руку лишнюю сотню-другую, не все ли им равно, куда и кому уходит товар, а вот со спортсменами... Эти лохов не дурили, и купюры не заламывали, а попросту "вырубали" своих клиентов, предлагая любому гражданину, подходившему к магазину, купить или продать чеки. Договорившись с клиентом о сделке, которая по любому выходила для него выгодной и, поторговавшись для блезира, они тут же уединялись для обмена, для чего ныряли в ближайшую подворотню, - там, вблизи магазина, было несколько таких, очень удобных, глубоких подворотен, каменных с арками, - и тут покупатель (или же продавец, в зависимости от договоренности), неожиданно бил своего визави в челюсть, отчего тот, конечно же, падал, зачастую теряя сознание, так как нокаутирующий удар был нанесен мастерски, наверняка, и не кем-нибудь, а чаще всего мастером спорта СССР, а то и мастером международного класса, чемпионом и призером Союза и многих прочих турниров. После чего карманы покупателя тщательно очищались и через десять секунд все действующие лица с места происшествия исчезали, за исключением, конечно, самого пострадавшего, и найти кого-либо в радиусе ста шагов было невозможно. Естественно, у этих ребят была подстраховка – два-три человека, тоже спортсмены, которые находились поблизости, да еще и с машиной, на которой можно было, если что,  быстро исчезнуть, поэтому они никого и ничего не боялись. Если и случалось, что после таких случаев по вызову пострадавшего приезжала милиция, день-два этих ребят не было видно, затем все начиналось сначала, причем "глушила", наносивший удар, периодически менялся. "Ломщиков" и "кукольников" спортсмены не трогали, а те, в свою очередь, не заявляли и не стучали на них в милицию, таким образом, каждый делал свое дело, не мешая другим. И всем хватало лохов. Но так как я не был одним из вышеперечисленных, то мое положение одиночки раз от разу становилось более шатким. Не желая профессионально получить в челюсть и расстаться при этом со своими "бабками", я свернул бизнес. Чистая прибыль, полученная мною за два дня, составила около семи тысяч рубликов: совсем неплохие представительские деньги, скажу я вам, теперь мне ни перед какой невестой не будет стыдно появиться.

                *                *               *
    Вечером того же дня, отправив часть наличных несколькими почтовыми переводами домой, на имя мамы и своё собственное, я тепло попрощался с хозяйкой квартиры Наташей, после чего, собрав весь свой багаж в кучу, отправился на ленинградский вокзал. В северной столице, куда я собрался ехать, мне предстояла встреча с красивой девушкой татарской крови по имени Натали, мысли о которой не давали мне покоя вот уже более полугода.
    Оканчивая в следующем году Казанский университет, она в описываемый промежуток времени проводила в Питере преддипломную практику. А познакомились мы с ней в нашем южно-молдавском городке накануне осенью, также во время прохождения ею практики, заключавшейся, правда, в сборе помидоров.
      Из станционного расписания я уяснил себе, что почти все вечерние поезда на Ленинград отправляются в районе полуночи, зачастую с интервалом всего лишь в пять минут, что было очень удобно тем пассажирам, которым регулярно приходится мотаться между двух столиц. Вышло так, что я не смог достать билет на "Красную стрелу", а может, и не очень хотел, поэтому купил в общий – это такой вагон без отделений и перегородок, где все едут словно в автобусе и места там сидячие. Кстати, путешествие в таком вагоне еще и гораздо безопаснее, чем в купейном, например, где вас могут обворовать, или попросту ограбить. Остававшийся до отправления час с небольшим я решил провести в ресторане: ехать ведь предстояло почти всю ночь, в Питере меня никто не ждал, поэтому я не представлял себе, куда именно отправлюсь по приезду, и когда еще в следующий раз поем.
     Салат и бифштекс в сопровождении жареного картофеля и зеленого горошка, а к ним 100 грамм коньяка, - такой ужин, предложенный расторопной и вежливой официанткой, меня вполне устраивал. Но едва я успел, опрокинув рюмку, заняться своим бифштексом, как она принесла еще один графинчик с коньяком, где было налито вдвое больше чем у меня, и большую шоколадку.
-Я не заказывал этого, - кивнув на графинчик, сказал я
официантке. – Это, наверное, какая-то ошибка.
     Девушка без слов указала пальцем в другой конец зала и тут же унеслась по своим делам. Из ее жеста я понял, что меня кто-то угощает, и, приглядевшись, а в зале царил интимный полумрак, увидел за одним из столиков в указанном конце зала знакомое мужское лицо. Я, конечно же, узнал этого человека, это был Слава Битков – мой соученик по техникуму. Искренне обрадовавшись ему, я приветствовал его энергичным взмахом руки, он ответил тем же, после чего встал и направился к моему столику.   
      Слава подошел, я встал к нему навстречу, мы обнялись, затем похлопали друг друга по плечам.
-Ты один здесь? – спросил его я, Славик кивнул, и я добавил: - Так в чем же дело, перебирайся ко мне, я тоже один.
-Я там уже заказал, - неуверенно протянул он.
-Так скажем твоему официанту, где тебя искать, и будем отдыхать вместе.
     Через пять минут все было улажено, официант перенес заказ Славика за мой столик и мы, весело беседуя, подняли рюмки.
-Ну, за встречу, - сказал я, пробуя кончиком языка коньяк на вкус. – Ты чего сразу сам не подошел, черт, графинчики с официанткой мне посылаешь. Разбогател и загордился, что ли?
-Нет, как-то неудобно было, - отвечал Славик, - все-таки восемь лет со дня окончания техникума не виделись, срок немалый, так сказать.
   Мы выпили.
-Да, восемь лет, - кивнул я, вновь разливая коньяк по рюмкам. – Ну, будто один день. Ну, рассказывай, как ты их провел?
    И Слава стал рассказывать, при этом мы не забывали выпивать и закусывать. Помотавшись несколько лет по различным союзным стройкам, и поработав где мастером, где десятником, а где и простым рабочим, он быстро понял, что это все не его, и, вернувшись в родные места – это где-то на самом юге Молдавии, в гагаузской глуши, - остановился на должности заведующего заправкой. Эта работа ему сразу пришлась по душе, потому что с любыми "текучими" ценностями в СССР работать приятно и к тому же выгодно (по собственному опыту знаю). Имея за спиной надежного советчика - дядю, родного брата матери, который по случаю являлся заведующим местной нефтебазой, Славик стал раскручиваться серьезно: построил дом, купил машину, затем привел в дом молодую жену, взятую из приличной семьи, вскоре у них родились двое деток, - в общем, жизнь стала налаживаться. "Немного риска и полный карман бумажек с портретом дедушки Ленина", - подмигнул мне Слава, и я кивнул, соглашаясь.
     Я не стал, конечно, расспрашивать его, какие дела были у него в Москве, понимая, что это, скорее всего, интимно-денежное, а перевел разговор на события в стране и за рубежом, затем мы вспомнили и заговорили о наших товарищах-соучениках.
    Но, к сожалению, у нас обоих в распоряжении оставалось совсем мало времени для воспоминаний, поэтому, поглядев одновременно на часы, мы прервали разговор на полуслове, спешно обменялись адресами и телефонами, при этом понимая, что вряд ли кто-либо из нас напишет другому письмо или позвонит, практически на ходу расплатились с официантами и расстались.
       В сопровождении носильщика, который вез на своей тележке мои две приличного размера сумки, канистру с коньяком и пять сплошь заклеенных газетами объёмных коробок с радиоаппаратурой, я поплелся на перрон к своему поезду.
       Несмотря на полночное время, народ валил к поездам сплошным потоком. Успев войти в вагон одним из первых, я быстро разложил у стены свой багаж, удивляясь тому, что, несмотря на довольно теплую погоду, панели отопления, расположенные в нижней части стен, были сильно прогреты. Вагон тем временем быстро наполнился пассажирами и вскоре наш состав плавно тронулся.
      Поначалу многие радовались тому, что в вагоне тепло, вероятно оттого, что имели опыт езды в промерзших и неотапливаемых вагонах, однако с каждой минутой в вагоне становилось все жарче и вскоре стало совсем нечем дышать. Билеты никто не проверял, что меня немало удивило, и я подумал: «Это же надо, самосознание трудящихся в столице, видимо, уже насколько выросло, что нам целиком и полностью доверяют». Спустя, наверное, полчаса после отправления, наконец-то обнаружилась проводница, которая, выйдя на свободное место, кашлянула, прочищая горло, затем громко икнула, качнулась, да так, что кому-то из пассажиров пришлось ее поддержать, и сказала заплетающимся голосом: «Дорогие товарищи...». Это получилось настолько смешно, что многие дружно заржали. Тогда она, сделав паузу, начала по-другому: «Граждане пассажиры...», но тут ее вновь перебили, и чей-то голос вместо нее шуточно продолжил: ...наш самолет вылетел...».    
     Проводница, обидевшись, махнула рукой и тут же куда-то исчезла.
     Все места в нашем вагоне располагались по ходу движения поезда, как в автобусе, и лишь первый ряд, в котором я сидел, располагался против движения, сиденьями к стене. Моей соседкой оказалась симпатичная светловолосая девушка лет 22 – 25 в красных спортивных брючках-клеш и светлом свитере, под которыми угадывалась рельефная женская фигурка. Она читала толстую книгу, на обложке которой был изображен голый человек с выпущенными наружу кишками. «Что-то медицинское», - подумал я, с уважением глядя на соседку. Напротив нас сидели двое молодых парней, которые с первых же минут своего появления здесь принялись играть в карты и пить пиво. Я не обращал на них внимания, да и карты меня не интересовали: после одного случая, произошедшего со мной не так давно именно в карточной игре в поезде, я дал себе зарок в карты в дороге не играть. Ребята уже несколько раз предлагали мне и моей соседке вступить в игру, я мягко, но решительно отказался, и она, также извинившись, продолжила читать. Тогда ребята, отложив карты, стали просто разговаривать. Однако читать в тусклом свете вагонных фонарей вскоре стало невозможно, тем более что вагон во время движения немного покачивало из стороны в сторону и тогда моя соседка, отложив книгу, взяла карточную колоду в руки и вдруг сказала:
-Я сыграю, если мой сосед, - она кивнула на меня, - согласится быть моим партнером.
-Я-то пожалуй соглашусь, но только для того чтобы время убить. Однако, боюсь, вы будете разочарованы моей игрой, - сказал я, устраивая одну из своих коробок в качестве столика, понимая, что уснуть в такой обстановке мне все равно не удастся. Я поменялся с одним из ребят местами, чтобы оказаться с девушкой на пару, и мы стали играть; в процессе игры мы перезнакомились, девушка назвалась Мариной.
    Тем временем в вагоне от жары стало уж совсем невмоготу. Пассажиры постепенно разоблачились чуть ли не до нижнего белья, лица всех раскраснелись, в руках замелькали бутылки с напитками, у многих по лицам стекал пот, некоторым даже было плохо с сердцем, но никто даже не представлял себе, куда вновь исчезла проводница, которая могла бы отключить батареи отопления. Ко всему прочему туалет в нашем вагоне оказался заперт, и двери, ведущие в соседние с нашим вагоном, тоже. «Выходит, однако, что мы оказались в западне», - невольно подумал я, вставая со своего места и намереваясь принять какие-то меры.
-Я бы сходила в туалет, - извиняющимся тоном произнесла моя партнерша, вставая вслед за мной. В сопровождении Марины я проследовал в противоположный конец вагона, где своим ключом-тройником открыл туалетную дверь, около которой уже томилось с десяток человек, затем постучал в купе проводников, но ответа никакого не было. Тогда с помощью все того же ключа я открыл дверь купе и увидел раскинувшуюся во сне на нижней полке уже знакомую мне проводницу в форме, которая при моем появлении даже не шевельнулась. Следом за мной в купе заглянула Марина и спросила:
-Ну что она там, жива?
-Как будто да, - ответил я, причем сказал это довольно громко. Проводница зашевелилась и открыла бессмысленные спросонок глаза. Уже не стесняясь, я дернул ее за рукав:
-Вставай, любчик, и отключи отопление, здесь и так уже благодаря тебе все разделись до плавок.
     Проводница кивнула и стала вставать, руками опираясь на предательски неустойчивый столик, который так и норовил выскочить из-под ее рук, при этом ноги  абсолютно не держали ее. Так и не сумев выполнить задуманного, она вновь повалилась на топчан и уже в следующую секунду захрапела, уснув в весьма неудобной позе.
-Однако, - произнес я и направился к наружной двери, открыл ее ключом и оставил приоткрытой для того, чтобы в вагон поступал свежий воздух, после чего попросил солдатика, сидевшего неподалеку, на полу, посторожить, чтобы никто к ней не приближался, затем мы вместе с ним устроили удобное сиденье - импровизированную ложу из нескольких мест багажа, чтобы ему было комфортно сидеть, и по окончанию всех этих действий я вернулся на свое место. Вскоре, благодаря открытой двери, жара в вагоне стала спадать, и восстановилась нормальная температура. Народ вследствие принятых мною мер повеселел, теперь можно было спокойно продолжать наше путешествие.
     Вернувшись, я застал Марину за тем, что достав из своего багажа внушительных размеров сверток, девушка развернула его на нашем импровизированном столике и сказала:
-Давайте-ка, ребята, все это съедим, жалко, на такой жаре ведь пропадет.
      Перед нами горкой лежали домашние пирожки, уже нарезанная ломтями ветчина, кружок домашней колбасы и жареная курица целиком. Ребята-студенты достали из своего багажа еще несколько бутылок пива, к сожалению, уже теплого, а я, испросив у кого-то стакан, стал наливать в него из канистры коньяк и запустил его по кругу. Марина вначале при виде коньяка из канистры сморщила носик, но распробовав напиток, выпила с удовольствием.
-А  коньяк-то настоящий, как из бутылки, - заметила она, закусывая сладким пирожком.
-Да уж плохого не держим, - улыбнулся я, после чего мы вчетвером набросились на закуску.
     После сытной еды нас разморило, и мы уже стали, было, принимая разнообразные, удобные для отдыха позы, засыпать, когда наш состав замедлил ход, а затем и вовсе остановился, что было уж совсем непонятно, так как за окнами никакой станции видно не было, да и по графику движения не предвидилось. В итоге наш поезд простоял без движения с 4.00 до 7.30 утра, хотя в 7.00 должен был прибыть на конечную станцию Ленинград. Светало, люди просыпались и с удивлением и недоумением глядели в окна, не обнаружив знакомых видов северной столицы, нас окружал темный, еще не проснувшийся после долгой и суровой зимы лес. Вскоре прошел слух, что впереди на путях произошла серьезная авария, и хорошо еще, если мы окажемся на месте к обеду.
     Так как уснуть нам все равно бы не дали, - проснувшиеся пассажиры, обсуждая сложившуюся ситуацию, стали шуметь и галдеть, - мы с Мариной принялись болтать на самые разнообразные темы. Любопытно, но вскоре я почувствовал, что за эти часы уже настолько привык к девушке, что мне стало казаться, что я давно ее знаю. Она рассказала, что в настоящий момент работает в медицинской академии и там же продолжает учебу. Я сообщил ей, что впервые в жизни выбрался в Питер, и тут же стал расспрашивать, какие достопримечательности, по ее мнению, мне следует осмотреть в первую очередь, а какие можно оставить на потом. Она со знанием дела перечислила, где что расположено и как туда добираться, а я добросовестно записывал ее советы в карманный блокнот. Она даже сказала, что следует посетить с утра и что удобнее после обеда, и какие музеи работают по каким дням недели. Тем временем наш состав вновь отправился в путь, задержка, как подсчитали пассажиры, составляла как минимум три часа.
-Я очень благодарен вам, Марина, за столь полное руководство к действию, - сказал я, закрывая свой блокнот. – Не будете ли вы столь же любезны, если это вам покажется удобным, стать моим гидом, чтобы провести меня по этим самым местам? Только по тем, естественно, - торопливо добавил я, - в которых вы сами хотели бы побывать.
-Э – э... – замялась она, - боюсь, я буду занята в ближайшие дни. Но если вы позвоните мне дня через три-четыре, то есть если еще не уедете к тому времени из  нашего города, я постараюсь освободиться и помочь вам. – С этими словами она взяла мой блокнот и вписала туда несколько телефонных номеров. – Это если по одному скажут, что меня нет, то, возможно, я отвечу по другому, - извиняющимся тоном объяснила она.   
-Огромное спасибо! – поблагодарил я, касаясь запястья ее руки, затем спрятал блокнот в сумку и мы стали наблюдать за пригородами Ленинграда, наконец-то показавшимися за окном.
     Поезд остановился у перрона Московского вокзала так тихо и незаметно, что мы даже не почувствовали этого. Толпа, утомленная долгим ожиданием и удручённая опозданием поезда, весьма резво подалась на выход и, пока я управлялся со своим многочисленным багажом, вынося его на перрон, людской поток развел нас с Мариной в разные стороны. Уже погрузив свой багаж на тележку носильщика, я увидел где-то вдалеке мелькнувшие и сразу пропавшие из вида красные брючки.
   Разместив ненужные мне на текущий момент вещи в камере хранения, я с одной сумкой через плечо направился к расположенной неподалеку гостинице – теперь первостепенной для меня задачей было найти какое-нибудь жилье.

                *            *            *
      Хотя над окошком администратора висела столь знакомая всем командировочным и гражданам, путешествующим по нашей стране, табличка «Мест нет», я этим фактом вовсе не обеспокоился, так как уже давно научился находить общий язык со служащими подобного рода предприятий. Когда я уже примеривался, к какой из двух женщин за стойкой мне следует обратиться, чтобы договориться о номере, появившаяся откуда-то невзрачная худощавая женщина лет 35, одетая в неказистый песочного цвета плащ, дернула меня за рукав.
-Мужчина, - услышал я ее шепот, - вам квартира не нужна?
-Нужна, - молниеносно среагировал я, и отошел вместе с ней в сторону. Выслушав ее, я на минуту задумался, так как у нас, в Молдавии, насколько я знал, не было принято сдавать комнаты.
-Какая квартира и чья она? – спросил я женщину.
-Моя квартира, - ответила женщина, боязливо озираясь по сторонам, – двухкомнатная. Здесь неподалеку. Я сдаю одну комнату, сама живу в другой. Комната отдельная, на четверых, 2.50 за ночь с каждого.
-У вас в этой комнате что, четыре кровати? – усмехнулся я.
-Нет, два дивана и кушетка. В настоящий момент все места свободны.
-Кто еще живет в квартире?
-Я одна.
-И как вас зовут?
- Нина Ивановна.
-Хорошо, Нина Ивановна, вот вам 50 рублей, давайте мне ключ и адрес. Я поживу у вас пять дней один, не люблю, знаете ли, запаха чужих носков. Заодно и вы немного отдохнете от наплыва трудящихся.
-А-а... это... а как же?.. - немного растерялась женщина, принимая деньги.
-Одно небольшое условие, - перебил ее я, - возможно, что я приду к вам ночевать со своей невестой, вы как, не возражаете?
-Нет, если все будет прилично и без шума, то ради бога, конечно.
-Тогда позаботьтесь, чтобы в комнате было чисто, ну, там постель и все прочее... Вот вам еще десять рублей на дополнительные расходы и хлопоты.
     Получив ключ от квартиры и адрес, написанный на клочке бумаги, я попрощался с женщиной, однако не пройдя и трёх шагов был атакован другой, крашеной блондинкой лет сорока, которая ловким движением тела зажала меня в угол.
-Что же вы так поторопились, а? – с упреком прошептала она мне в самое ухо. – У меня квартира в самом центре, возле метро, и комната на троих. Всего по три рубля с человека.
-Давайте, - решительно сказал я. – Я снимаю вашу комнату на неделю. Один. Вот вам 63 рубчика, а у вас я попрошу ключик и адрес с телефоном.
     Из гостиницы я вышел в приподнятом настроении. Итак, спустя всего лишь несколько минут после приезда в северную столицу у меня на руках оказались ключи от двух квартир, огромное желание поскорее завоевать город, или, если брать по минимуму, сердца нескольких его жительниц; ну, или хотя бы одной. Но... прежде я должен был хотя бы парочку часов поспать – после бессонной ночи, проведенной в вагоне, да еще и со всеми произошедшими перипетиями я чувствовал себя несколько разбитым. Для начала я решил отправиться сразу на вторую квартиру, сам не знаю почему, возможно, решающим был тот фактор, что она была расположена в самом центре города и вблизи метро. Назавтра у меня была намечена встреча с Натали, о чем было обговорено в письмах еще два месяца тому назад, так что подходящее жилье, где мы с ней, надеюсь, сможем, наконец, побыть наедине, будет очень кстати. Только сегодня вечером я должен буду позвонить, предупредить ее о том, что приехал.
     Пока такси везло меня по указанному адресу, я вспоминал обстоятельства нашей встречи с Натали в прошлом году.
     Это было в конце августа. Уже опаздывая на работу, которая у нас начиналась в полдень, я торопливо шел по улице Ленина, на которой в этот час было множество народа. У входа в бар, где я работал, меня остановил наш городской фотограф Володя Шакуров, обвешанный, как обычно, своей аппаратурой с головы до ног.
-Я тебя, Савва, уже полчаса здесь дожидаюсь, - не поздоровавшись, сказал он, окинув меня укоризненным взглядом. – Местная газета поручила мне сделать несколько снимков тебя в баре. Пару копий я должен буду отправить на республиканскую выставку, пару - в ваш общепит, а они обещали переправить в министерство торговли, для стенда.
-А Организация Объединенных Наций свою заявку на мой портрет не прислала? – спросил я, открывая двери бара.   
-Пока нет, - ответил Володя хмуро, без улыбки, этот человек вообще редко улыбался.
     Через несколько минут я, облачившись в белую рубашку при бабочке и черный пиджак, был готов к съемке. Володя тем временем настраивал свою аппаратуру и расставлял осветители. Оглядев скудную и скучную обстановку бара, я на секунду задумался.
-Одну минутку подожди, - сказал я фотографу и вышел на улицу. Стоял яркий безоблачный день, было тепло и солнечно. По центральной улице города, Ленина, на которой располагается наше кафе, по обоим ее тротуарам прогуливалось множество праздношатающейся молодежи, среди которых было много девушек, симпатичных и улыбчивых.
-Извините, девушка, можно вас на минутку, - ловко подхватил я под локоток одну из них, моя избранница, темная шатенка с короткой стрижкой, показалась мне весьма хорошенькой.
     Та остановилась, удивленно глядя на меня, тут же рядом с ней оказалась еще одна девушка, длиннолицая блондинка с кудряшками.
-Пожалуйста, девушки, прошу вас, зайдите на пару минут в бар, - попросил я их. – Вы должны, нет, просто обязаны украсить своим присутствием этот хмурый «гадюшник», потому что без парочки красивых девушек наш строгий фотограф ну ни в какую не желает меня снимать. – С этими словами я буквально втащил девушек в бар.      
     Девушки отнекивались, пытались возражать, но, когда мы, сделав все же несколько шагов, оказались внутри, за дело взялся Володя – мастер своего дела. С присущим ему профессионализмом он, уверенно жестикулируя и беспрекословным тоном подавая команды, усадил девушек за стойку. Я тут же поставил перед ними два фужера, взял в руки бутылку с шампанским, открыл её и наполнил их. Тем временем Володя сделал несколько снимков, девушки, пытаясь позировать, неуверенно поднимали свои бокалы, не зная, что с ними делать.
-А вот теперь можно и выпить, - сказал я, когда съемка окончилась.
-У нас нет денег на шампанское, - сказала одна из девушек, высокая стройная кудрявая блондинка, которую подруга назвала Зоей. – Это для нас незапланированное мероприятие.
-Фирма угощает вас, пожалуйста, пейте, вы заслужили, - улыбнувшись им, сказал я, - а может быть, фотограф сегодня заплатит, ему за фотографию с моей физиономией на выставке наверняка полтысячи отвалят. – Я подмигнул девушкам. - Это он вам еще должен за то, что вы согласились участвовать в таком мероприятии.
    Вторая девушка, хорошо сложенная темная шатенка с короткой, оглаженной вокруг головы прической, мило улыбнулась, и я тут же для себя отметил, что не ошибся, выбрав ее, она таки была необычайно привлекательна: чуть раскосые тёмно-карие глаза, весьма живые с, казалось, навсегда застывшей в них смешинкой, аккуратный нос, чётко очерченные губы цвета спелой вишни, необыкновенной белизны кожа и – никакой косметики.
-Болтай-болтай, Савва, болтунам зарплату по тридцать вторым числам выдают, - пробурчал Володя, убирая свои аппараты в чехлы и отправляясь на выход.
-Ты ж смотри, фотки не забудь принести, - крикнул я ему вслед и мы услышали ответное: «Уж не забуду».
-Давайте выпьем еще по глоточку, девчонки, теперь уже вместе с барменом, - предложил я, когда Володя ушел, и вновь наполнил теперь уже три фужера – третий для себя. Мы выпили, закусили конфетками, поболтали еще некоторое время о всяких разностях, в ходе этого разговора я узнал, что заинтересовавшую меня брюнетку зовут Наташей, ну а вскоре девушки, сказавшись занятыми, засобирались восвояси.    
     Последующие несколько моих с Наташей случайных встреч в городе, несмотря на все мои старания, никак не сблизили меня с объектом моего вожделения, она каждый раз ускользала от меня, что в еще большей степени разожгло мой интерес к ней. Во время одной из этих встреч я узнал, что через несколько дней у девушки будет день рождения и явился в указанный день (естественно, без приглашения) в лагерь с большим тортом, сделанным на заказ в нашем кондитерском цеху и букетом роз в руках; шампанское я предусмотрительно спрятал в пакет. Натали, которую я вызвал через её подруг, вышла из своего барака-общежития, при виде меня ее миндалевидные татарские глаза сделались еще больше, девушка была явно удивлена. Волосы на её голове были слегка влажными, видимо девушка только что приняла душ. Сказать что-то всерьёз я ей не мог, так как нас окружали её подруги-сокурстницы и потому я вручил ей все это, пожелал здоровья, радости и счастья, после чего сразу же ушел. Затем я несколько дней ее не видел, а за день до отъезда стройотряда на родину, в Татарию, когда я уже потерял всякую надежду, Натали зашла ко мне в бар и протянула листочек с адресом, сказав: «Напиши мне», и, не задерживаясь ни на минуту, ушла.
 
                *              *              *
     Странно, с того дня миновали уже не дни, и даже не недели, а месяцы, а я все не мог забыть ее. Конечно, я написал ей письмо почти сразу, она ответила и между нами завязалась переписка. А когда она в одном из писем сообщила, что практику будет проходить в Питере, я напросился приехать туда для встречи с ней, собираясь одним выстрелом убить двух зайцев: посмотреть этот прекрасный город, в котором прежде никогда не бывал, а также повидать Натали. И она не отказала во встрече. Назначила романтическое свидание у входа в Исаакиевский собор, в письме обозначила точное место, а также день и час встречи.
     Итак, назавтра у меня была намечена встреча с Натали; и, кроме того, имелись еще телефоны Марины, моей симпатичной спутницы в вагоне поезда Москва – Ленинград, обладательницы красных шаровар; запасным вариантом был телефон еще одной девушки – Элеоноры, проживающей в Питере, с которой я вообще не был знаком, - это ее сестра, Татьяна, моя соседка по дому, узнав, что я собираюсь ехать в северную столицу, предложила мне позвонить ей, познакомиться, а там глядишь… ну, как сложатся обстоятельства.    
      Впрочем, я не сомневался, что и некоторым другим девушкам, жительницам северной столицы, которые пока даже не подозревают о моем существовании, я сумею понравиться.
      Таксист высадил меня у нужного мне дома, и я, сверившись с адресом в бумажке, вошел в первый подъезд и поднялся на второй этаж.   
     Дорогой я с интересом разглядывал строение. Дом оказался недавней постройки, новой планировки и, судя по всему, престижным, так как лестницы были широкие и удобные, лестничные клетки достаточно просторные с неповрежденными еще пока рамами окон, в наличие имелись даже расположенные под окнами батареи отопления.      
      Позвонив в дверь, и с минуту прождав появления хозяйки, я понял, что она еще не пришла, и потому открыл дверь имевшимся у меня ключом.
     Чужая квартира встретила меня незнакомыми запахами, воздух в комнатах был сперт и несвеж. Бегло оглядев подсобные помещения - прихожую, ванную и кухню, я вошел в «мою» комнату, оказавшуюся залом. До середины стены она была обшита светлого тона лакированным деревом, что придавало ей довольно презентабельный вид, но при внимательном осмотре оказалась несколько запущенной. Я обнаружил в комнате полуторную кушетку, диван, книжный шкаф, а также сервант с посудой и радио на нем. В углу комнаты стоял телевизор на специальной подставке. Открыв окно для проветривания, я раскрыл кушетку, застелил ее не новым, но чистым свежевыстиранным бельем, найденным в бельевом шкафчике, разделся, нырнул под одеяло и мгновенно уснул.
     И вновь мне снился сон, на этот раз его героиней была Валентина, дочь моей коллеги буфетчицы Татьяны, с которой мы вместе работали в общепите.   
     Валентина была милой большеглазой брюнеткой, субтильно сложенной. Всегда улыбающаяся, она выглядела очень трогательно и незащищенно, вероятно, из-за своей близорукости, при этом девушка стеснялась носить очки. От первого, неудачного брака, у нее был мальчик - сын четырех или пяти лет. Работала Валюша в санатории медсестрой, и это мне тоже нравилось: кому, как не жене, залечивать душевные и всякие прочие раны мужа, а если это будет сделано профессионально, да еще и с любовью?
       Мать Валентины, Татьяна, или тетя Таня, как уважительно называли ее коллеги по работе, весьма основательно упакованная в финансовом плане дама, опекала свою дочь сверх меры. Рискну предположить, что это и явилось причиной развода ее дочери с  мужем. Даже квартиру ей родители устроили по соседству со своей, на одной лестничной клетке, отселив прежних хозяев. К несчастью, родители всегда думают, что им виднее, чем самим детям, с кем им и как жить.
     Как-то раз, заглянув в кафе, где работала тетя Таня, в этот полуденный час явно скучающая ввиду отсутствия клиентов и потому радующуяся любому собеседнику, я разговорился с ней о работе, потом о жизни, затем к нашему разговору подключился и ее муж, Иван, также работник общепита, по случаю заглянувший к жене на её рабочее место. Поначалу разговор крутился вокруг наших коллег – сотрудников общепита, затем я умело подвел его к тому, чтобы расспросить об их дочери. Татьяна посетовала, что нелегко молоденькой женщине, матери-одиночке, воспитывать ребенка, работая при этом полную рабочую смену.
-Дорогие мама и папа, - перебил ее я, – так в чем же проблема? Отдайте свою дочь за меня замуж, и тогда у вас с ней будет гораздо меньше хлопот.
     Пауза, последовавшая за моими словами, длилась не менее полуминуты; несомненно, я своим предложением вогнал родителей Валентины в шок. Татьяна густо покраснела лицом и беззвучно шевелила губами, затем собралась с силами и воскликнула возмущенно:
-Как же так, Савва? Ты же, говорят, первый в городе гуляка, на тебе негде пробу ставить!
-Вот потому-то я теперь всем так хорошо известен, прям как знак качества! – нашелся я. – Но в этом, согласитесь, есть и хорошая сторона: хотя бы в плане секса на меня вам от дочки жалоб и нареканий не будет.
     Потрясенный не меньше своей жены отец Валентины – Иван, тоже порывался что-то сказать, но я, не дав ему этого сделать, продолжил: - Или вас больше устроит, если в зятьях у вас опять окажется какой-нибудь лопух... – Подумав, что это еще слабо сказано, я завершил свою мысль: - ...недоделанный.
     Тут Татьяна и Иван заговорили одновременно, то и дело перебивая друг друга, горячо и запальчиво, но, к счастью, меня минуту спустя позвала к себе заведующая производством Евдокия, то есть Дуся, и я, извинившись, убежал к ней на кухню.    
      Продолжения этого разговора в дальнейшем не последовало, я больше этот вопрос не поднимал, Татьяна и Иван тоже молчали, из чего я сделал вывод, что мое предложение не прошло.
    
      …Благодаря тишине, окружавшей меня в этой тихой и уютной квартире, я проспал пять часов кряду, а проснувшись, почувствовал себя достаточно отдохнувшим и одновременно невероятно голодным.
     Хозяйка, судя по доносившимся до меня запахам, находилась дома, суетилась на кухне. Едва завидев меня, она предложила вместе отобедать, но я, не желая женщину стеснять, поблагодарил ее, отказался и вышел на улицу. Во дворе внутри и вокруг песочницы прыгали и суетились малые детишки, неподалеку стояли несколько взрослых и внимательно наблюдали за детьми, словно пасли их; у последнего подъезда, на скамеечке, покуривая в кулак и опасливо озираясь по сторонам, кучковались с пяток деток обоих полов старшего школьного возраста.
    Обогнув дом, а следом за ним еще парочку, я вышел к широкому проспекту. Тут было шумно и основательно  загазовано, автобусы, троллейбусы и машины неслись сплошным потоком по шестиполосному шоссе; у торгового центра, расположенного неподалеку, в очереди за каким-то дефицитом толкались толпы возбужденных и говорливых людей.    
     Был конец апреля, но стояла весьма необычная для этого времени года теплая погода. Многие горожане, радуясь теплу и солнцу, сбросив с себя зимние наряды, переоделись в летнее; порой можно было видеть, как юноша в рубашке с коротким рукавом обгоняет на улице старика, одетого в пальто; кое-где на водоемах, как говорили очевидцы, самые смелые и отчаянные даже купались.
     Идя вдоль проспекта, я вскоре поравнялся с торговым центром; толпа покупателей к этому времени еще увеличилась. Очередь, как я вскоре выяснил, стояла за джинсами – неведомой фирмы и странного качества, скорее всего, производства одной из стран социалистического лагеря, но все же – невиданное в СССР дело! – джинсы. И по смешной цене – всего пятьдесят рублей.
     Пройдя еще немного, я над двухэтажным зданием неожиданно для себя увидел вывеску: "Гриль". И остановился как вкопанный: у нас в Молдавии цивилизация еще не шагнула столь далеко, чтобы там появились подобные предприятия, а тут – нате вам, пожалуйста, и я с некоторой робостью и даже опаской переступил порог необычного для меня заведения. Не успел я оглядеться по сторонам, как с ходу был проинтервьюирован худощавым шустрым молодым человеком по поводу моих вкусов и предпочтений в еде. Затем он усадил меня за столик, а сам куда-то умчался. Ошарашенный столь необычайным сервисом, я толком так и не понял, о чем он меня спрашивал и уже не помнил, что я ему отвечал.
     Наверное, я все же заказал ему что-то, потому что пятью минутами позже передо мной на столе возникла тарелка с половинкой дымящейся курицы с золотистой поджаристой корочкой, которая издавала дразняще аппетитный запах. Горочка жареного картофеля и нарезанные овощи, поданные отдельно, сопровождали главное блюдо. Без ста граммов водки и бокала пива к такой еде было просто не подступиться, поэтому, затребовав и их, я приступил к трапезе.
     Закончив есть и, щедро рассчитавшись с официантом, я сделал вывод, что данное заведение при всех своих достоинствах не обирает своих клиентов, хотя, конечно, работяге, вкалывающему на заводе за полторы сотни в месяц, такой обед был бы не по карману.
     Добравшись до ближайшего телефона-автомата, я набрал Наташин номер, торопясь сообщить ей о своем появлении, обрадовать девушку, что приехал. Слушая гудки, я был воодушевлен в предчувствии нашей завтрашней романтической встречи. Однако Натали первыми же сказанными ею словами огорчила меня: оказалось, что живет она далеко от города, в Пушкине, в настоящий момент сильно простужена, что, впрочем, можно было понять по ее сиплому голосу, из-за чего девушка предложила отложить наше свидание на несколько дней.
-Моя помощь в лечении не потребуется? - осмелился предложить я свои услуги, - ну, там массаж, банки на спину, ингаляции, уход за больной, ночные бдения у постели, ну и так далее?
-Боюсь, у нас в общежитии этого не поймут, - рассмеялась и тут же закашлялась Натали, - они будут думать только об «и так далее», а я не могу себе позволить подобной вольности, у нас здесь очень строгие порядки.
     «Ну почему она все время держит меня на расстоянии? – с некоторым даже отчаянием подумал я, после того как мы закончив разговор, положили трубки. - Ведь не похоже, что я ей неприятен, иначе бы никакой переписки и звонков между нами не было. Ответ может быть только один: девушка твердо и непреклонно решила выйти замуж. И неважно за кого: совсем необязательно, что это должен быть я, просто она уже выработала для себя определенную стратегию поведения и решила ее строго придерживаться, считая беспроигрышной. К тому же, главный определяющий фактор - возраст, ведь у нас в стране самый подходящий для замужества возраст – 18-19, от силы 20 или 21, а моей симпатии, по моим подсчетам, уже 23 – 24, следовательно, она не имеет права на ошибку».

                *            *            *
     Я шел по улице, наблюдая вечерний Питер, разглядывая отдельные здания и архитектурные ансамбли, проспекты и площади, как бы впитывая в себя волшебную ауру этого города. К этому часу, хотя было еще достаточно светло, уже зажглись уличные фонари, а также окна в домах и реклама на магазинах и предприятиях быта. Люди обоего пола и всех возрастов, смеясь и переговариваясь, обгоняли меня, спеша в театры, кино, рестораны и кафе, на спортивные тренировки и на свидания, а я смотрел на величественные здания и храмы этого замечательного, героического - во всех смыслах этого слова – города, и чувствовал восторг и уже зарождающуюся к нему уважение и любовь. И с этим ничего не поделаешь, ведь Ленинград - Колыбель Революции.
    Гулял я, не ощущая времени и усталости до самого поздна; а когда взглянул на часы, они показывали одиннадцать вечера. Внезапно я обратил внимание на массивное серое здание, расположенное на противоположной стороне улицы, над которым огромными буквами горела вывеска: "Гостиница " Л Е Н И Н Г   А Д С К А Я," – да, именно так, буковка "Р" в середине слова отсутствовала. Насмешка судьбы, подумал я, ведь Ленин, пожелай он выговорить это слово, благодаря своей картавости, произнес бы его точно так же. Однако, отметив для себя этот вопиющий факт, я подумал, что, пожалуй, совсем еще недавно власти решили бы, что это похоже на происки врагов, и назавтра из-за подобного безобразия - отсутствия буковки - наверняка полетели бы головы. (Много лет спустя, проживая в одной небезызвестной стране на Ближнем Востоке, я в случайном разговоре в компании бывших соотечественников упомянул об этом случае, после чего все долго смеялись. И лишь один из моих собеседников почему-то не смеялся. Когда мы с ним немного позднее все же разговорились, выяснилось, что он работал в тот самый период именно в этой гостинице главным инженером, то есть был ответственным за ее техническое состояние и, соответственно, за световую рекламу тоже. Стоит ли упоминать, что наш герой, ко всему прочему, был евреем. Любопытно и, на мой взгляд, это было еще более удивительно, что эта история окончилась без каких-либо последствий для него).
     Несмотря на то, что на улице было почти светло, так как уже начинались знаменитые белые ночи, и толпы народа гуляли по улицам словно белым днем, - я, почувствовав что устал, решил отправиться на квартиру, для чего остановил такси: сам я дороги к дому ни за что бы не нашел, таксисту же хватило десяти минут, чтобы доставить меня прямо к подъезду.
     Хозяйка, увидев, что я вернулся, причем один, да еще и трезвый, вздохнула с облегчением и пригласила меня выпить с ней чаю с вареньем. Я вынес к столу коробку молдавских конфет из своих припасов. Людмила Ивановна, так звали мою хозяйку, за чаем стала рассказывать о своих соседях, жильцах дома, многие из которых были артистами питерских театров, среди которых были заслуженные и даже парочка народных. Она так и сыпала фамилиями, но я, к своему стыду, очень многих не знал вообще, лишь некоторые из них казались мне знакомыми и лишь две-три наверняка. Людмила Ивановна, судя по всему, по образу жизни была совой, так как мы с ней проболтали без умолку до половины второго ночи. Лишь посмотрев на часы, она ойкнула и, извинившись, отпустила меня спать.
    И вновь перед сном, уже находясь в полудремотном состоянии, я думал об одной из моих знакомых девушек; похоже, это уже становилось какой-то нездоровой привычкой. На этот раз это была девушка по имени Белла, которая также считалась одной из моих официальных невест.
     Нас с ней познакомил мой товарищ, двоюродный брат Беллы, Боря Фильштейн. То есть вначале едва знакомая мне соседка по дому тетя Бася сообщила, что у ее знакомых в соседнем с нашим городе есть невеста на выданье, возможно, подходящая мне, затем, как это принято у евреев, были переговоры между посредниками, желавшими нас познакомить, потом у меня была встреча с ее родственниками, также живущими в нашем городе, после чего, наконец, мне было позволено познакомиться с самой невестой.      
      Когда я в назначенный час пришел к Борису домой, Белла уже находилась там.          
      Довольно привлекательная женщина с длинными распущенными слегка вьющимися пронзительно рыжими волосами, одетая в белую блузу и чёрную юбку, сидела на диване в весьма раскованной позе, открывавшей взгляду ее, надо признать, довольно стройные ножки. Рыжая от природы, Белла была, как и все рыжие, абсолютно белокожей. Я по жизни не очень-то люблю рыжих, но тут, следует признать, был особый случай, то есть она, так же как и блондинка Лариса, которую вы помните по предыдущему моему описанию, была еще одним приятным исключением из общего правила, касающегося блондинок, а заодно и рыжих. Черты лица Беллы были правильными, ее лицо можно было бы назвать холодно-красивым, если бы не многочисленные веснушки, придававшие лицу по-юношески задорное выражение.   
     Разглядев все это в первые несколько секунд, я галантно поздоровался, затем Борина мама представила нас друг другу, после чего нас оставили вдвоем.
   Первые фразы были общими, ознакомительными: Белла расспросила меня, откуда я родом, кто мои родители, какое я имею отношение к еврейству и т. д. О себе она рассказала, что по профессии музыкант, окончила музыкальное училище и преподает в своем родном городе Рени в музыкальной школе фортепиано; последние два года совмещая преподавание с должностью директора. Внимательно слушая ее историю, я одновременно исподволь изучал Беллу, отметив для себя, что она пропорционально сложена, ножки – возможно, чуть полноватые, но зато великолепной формы (я это говорю потому, что у меня была приятная возможность разглядывать их в течение нескольких часов кряду), и волосы - необыкновенно красивые, густые, вьющиеся, а по длине почти достигавшие пояса.
     Белла, по первому сложившемуся у меня впечатлению, была самостоятельной, самодостаточной, гордой и самолюбивой женщиной; впрочем, всего этого было как будто не чрезмерно, а в самый раз. Постепенно мы разговорились, и Белла сообщила мне, что живет вместе с родителями в небольшом частном доме, поделенном на две половины, одна из которых – две комнаты и кухонька - принадлежит ей. Почти десять лет, вплоть до текущего года, Белла была замужем (ей, как и мне, недавно исполнилось двадцать девять лет), муж, по ее собственным словам, любил ее самозабвенно, но, не дождавшись в браке детей, простился с ней и со слезами на глазах уехал в поисках нового счастья. Уехал на автомобиле «жигули», который они совместно покупали, что послужило ему некоторым утешением и своеобразной компенсацией. Это произошло несколько месяцев тому назад, и теперь, после развода, она вновь свободна, то есть ищет нового спутника жизни.    
     В разговоре Белла особо подчеркнула, что в нашем с ней случае знакомиться приехала она, обычно же кавалеры сами приезжают к ней, среди них уже были женихи из Измаила, Кишинева, и даже из Одессы, не считая множества местных.
-И что же? – напустив на себя простецкий вид, спросил я, - вы всем им отказали?
-Да, отказала, - ответила она с несколько излишней, на мой взгляд, резкостью, что я, впрочем, отнес к ее несколько напряженному, но вполне понятному состоянию. – Как видите, не нашелся еще подходящий кандидат.
   
      Я по вредности характера чуть было не посоветовал ей организовать конкурс женихов, но вовремя прикусил язык и решил применить другую тактику: обязательно ей понравиться. Так уж мне захотелось, не знаю почему. Для этого я начал расспрашивать ее о... – правильно! – о ней самой: ведь это, как известно, беспроигрышный вариант. Мы какое-то время беседовали с ней в доме наших друзей, и этот разговор продолжался до самого полудня, прерванный лишь на короткое чаепитие, затем мы вместе с Беллой и Борисом отправились обедать в ресторан, а после сытного обеда в этом заведении он вновь решил оставить нас вдвоем и мы пошли гулять по городу.
-А у вас нет машины, Савва? – мимоходом словно невзначай спросила она.
-А что, машина в данном случае - это обязательный атрибут жениха? – рискнул я пойти на некоторое обострение разговора.
-Нет, конечно, - ответила она извиняющимся тоном, однако на лице её промелькнула едва заметная, негодующая улыбка, - просто, знаете ли, привыкла. Десять лет меня возили. Муж возил, - поправилась она.
     Я понимал, к чему она клонит. Первое, машина – некий символ зажиточности, немаловажный фактор в их небольшом городке, как, впрочем, и повсеместно в нашей стране. Второе – это удобно, можно ездить, куда тебе вздумается. А ездить Белле наверняка хочется, потому что детей у нее нет, а она еще так молода, ей для общения требуется встречаться с друзьями, коллегами, родственниками, бывать на свадьбах, днях рождения, вечерах музыкальных, литературных, поэтических, юмористических и так далее. Не забудем также походы и поездки в кино, театр, на рынки, на речку, в данном случае это был Дунай, а еще к морю, и на шашлыки, наконец. А что в этом плохого? И муж рядом. Может, и не очень соответствует, без высшего образования и не одарен музыкально, да уж какой есть. Но зато - с машиной. Отвез – привез. Только вот не улавливаю я что-то во всем этом главного: теплоты семейных отношений, к которой я, по наивности своей, стремился, к тому же во мне, если вы помните, еще бродил не до конца востребованный отцовский инстинкт. Не мешало бы мне узнать поточнее, подумал я, ведь вполне возможно, что не Белла, а именно ее муж являлся причиной того, что у них нет детей, или же настоящая причина все-таки кроется в ней самой, и она уже твердо знает – нет! - приговор врачей окончательный!
     Мы проходили мимо 4-этажного дома, на стоянке у которого в этот момент находились три автомобиля: белый «жигулёнок», почти новый, новой модели «Москвич» и «Волга – ГАЗ 24», тоже еще не старая. У Беллы, как я заметил, когда она смотрела на машины, загорелись глаза, и тут она вновь завела со мной разговор на интересующую ее тему:
-А вам, Савва, никогда не хотелось иметь свой собственный автомобиль?
-Понимаете, - ответил я, - о чем не ведаешь, то обычно не кажется важным. Если бы у меня прежде был автомобиль, я бы, наверное, сейчас горел желанием приобрести другой. А так... я к ним отношусь весьма спокойно, а если надо куда-то поехать, беру такси или договариваюсь с кем-либо из друзей.
-А... могли бы купить, если бы захотели? – с затаенной надеждой в голосе спросила она.
     Вот он, этот важный для нее вопрос, усмехнулся я про себя.  Денежный вопрос.
-Какая из этих трех вам больше нравится? – остановился я, разглядывая машины. Белла напряженно молчала. Я подумал секунду, затем сам же ответил: - Если разговор о деньгах, то при желании я сегодня без напряга могу купить любую из них в отдельности, или же все три сразу. – Сказал и внимательно поглядел ей в глаза. Белла выдержала этот взгляд. Кроме того, в ее глазах, как мне показалось, промелькнуло невысказанное вслух одобрение.
     Ближе к вечеру, когда наше свидание подошло к концу, я проводил Беллу к автобусу, отправлявшемуся на Рени. Расставались мы по-дружески, без всяких лишних эмоций.
     А через несколько дней я получил от нее переданное через Бориса по телефону приглашение приехать в Рени на выходные: то есть, Белла намеревалась познакомить меня со своими родителями. От себя Боря добавил, что я первый из кандидатов, удостоенных этой чести – быть приглашенным официально. Я подумал немного, извинился - и не поехал, потому что, во-первых, считал, что 30 лет для женщины – это уже критический возраст, ведь жениться на сверстнице мне было совсем не обязательно, второе – что внешне она, пожалуй, была даже слишком хороша для меня (в подпункт выделим, что в моей первой семье это уже было – красивая женщина со всеми вытекающими из этого нюансами, подробностями и немалыми трудностями для совместного проживания), и третье – к этому дню из вполне достоверных источников я уже знал, что у Беллы никогда не будет детей, и именно этот фактор оказался для меня решающим. И в-четвертых: насчёт того, что она меня захочет проверить обрезан я или нет, после чего отнесёт ко второму, а то и вовсе к третьему сорту…

                *                *                *   
    
      Проснувшись утром и попив с хозяйкой чаю, уже к девяти часам я был у Эрмитажа. У входа в кассы я не без удивления обнаружил примерно тысячную очередь, что, по мнению окружающих, составляло приблизительно два часа ожидания, и это меня, признаться, совершенно не обрадовало. Пока я размышлял, что в данной ситуации можно предпринять и как поступить, к кромке дороги подкатил микроавтобус, из которого высыпала целая стайка девчонок, наверняка еще школьного возраста, а следом за ними появилась солидная дама в костюме, с виду учительница.   
    Невольно я прислушался к состоявшемуся между ними разговору.
-Танечка, - обратилась дама к одной из девочек, на голове которой были две косички, увязанные бантами. - Ты сегодня пойдешь с испанцами, группа в 18 человек.
-Но Полина Андреевна, - капризно надув губки, заговорила девочка, - а можно, я пойду с англичанами, вы же сами говорили, будет семья из трех человек – муж, жена и ребенок, а я уже неделю не упражнялась в английском. Ну, пожалуйста!
     У меня от услышанного между ними разговора челюсть отвалилась. Вот это да! Девчюха-то, оказывается, чешет на двух языках – испанском и английском, причем, как я понимал, она знала их в совершенстве, ведь по-другому и быть не могло, так как Эрмитаж настолько велик, что надо обо всем, что там представлено, обстоятельно рассказать, что кроме прочего требовало глубоких и разносторонних познаний. Бог мой, все бы отдал, чтобы знать хотя бы один какой-нибудь иностранный язык, как она. Но, известное дело, в наших провинциях – на задворках империи, да при наших учебных программах, как не старайся, ни за что не выучишь иностранный язык, сами учителя и те еле-еле на нем бормочут. Да и незачем это нам, ведь для простых смертных, в число которых входил и я, у нас существовал железный занавес, сквозь который за рубеж не проскочишь ни живым, ни мертвым. И все же зависть моя к этой девчонке была безгранична. Не знаю уж, какого именно цвета: то ли белая зависть, а может быть и какая-нибудь другая – многоцветная, радужная, с примесью восторга и грусти, - к этой обыкновенной школьнице, девочке с косичками.
    Полина Андреевна отправилась распределять девочек по группам туристов, а я, впечатленный этой историей, незамедлительно влился в группу румын, которые в этот момент входили в Эрмитаж, и, конечно же, как все находящиеся здесь иностранцы, без очереди. Сказав одному, затем другому из них несколько слов по-румынски и тем самым намереваясь сойти за своего, я вошел внутрь вместе с группой, и даже рубль – плату за вход – сэкономил.   
     Уже находясь внутри, я примкнул вначале к одной русской группе, затем к другой, однако у первого гида была плохая дикция, другая частила и отчего-то нервничала, и, наконец, пристроился окончательно к третьей: здесь гидом была молодая симпатичная женщина, чья дикция меня вполне устраивала. Слушая ее, я вместе с другими слушателями отправился в святая святых – музей истории, культуры и искусства.
      А покинул я его уже далеко за полдень, - в голове моей к этому часу была настоящая каша из эпох, названий, дат, имен и событий, из которых я с трудом запомнил с десяток. А после обеда в первой же подвернувшейся мне по дороге кафешке я взял такси и отправился на квартиру – спать.
     Уже засыпая, я все не мог определиться, как же мне вести себя с Натали в дальнейшем. Если я предложу ей сблизиться по-простому, без всяких обязательств, то есть переспать, то наверняка потерплю фиаско. Но и не жениться же мне на ней, в самом деле, вот так, с налету, наобум! Ведь мы еще совсем не знаем друг друга, а как можно получше узнать человека, если времени для этого мало и возможности ограничены? Да она просто не пойдет со мной на квартиру, и тогда я не буду даже знать, подходим ли мы друг другу хотя бы физиологически. Нет, зря, очевидно, я затеял всю эту романтическую историю, эта девушка не по мне. Ну хорошо, а если мы, отбросив все условности, поженимся, что же ей тогда, в результате брака со мной, светит? Каковы перспективы? Поселиться вместе со мной в нашем маленьком южно-молдавском городке? И это после Казани, где она училась, и Ленинграда, где ей, по ее же словам, по окончанию вуза обещают работу? Да она ни за что не согласится на это, а чего буду стоить я, оторванный от родных корней, отправляясь вместе с ней в чужие края? С этими невеселыми мыслями я уснул. На этот раз ни одна из моих невест мне не приснилась. 
    В течение следующих двух дней я посетил еще два музея, одну выставку, съездил по Ленинграду в экскурсионном автобусе и даже сходил на концерт. Незаметно подошло время нашей встречи с Натали.

                *               *              *
     Был чудесный предвечерний час, теплый и безветренный. На дворе стоял 1985 год, конец апреля. Страна под руководством неслыханно молодого Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза Михаила Горбачева, после долгих лет безвременья и застоя в едином порыве воспрянула от застоя и стала 
                ПЕРЕСТРАИВАТЬСЯ,         
а я тут стою, словно семнадцатилетний придурок, страдаю и гадаю: любит – не любит? придет – не придет? А если и придет, то ведь почти наверняка пошлет.
     Наталья опоздала на десять минут, я увидел ее, торопливо идущую, издалека. Сердце мое забилось быстро-быстро и отчего-то не радостно, а тревожно. Спрятавшись за колонной, я стал разглядывать ее.    
     Что ж, следует отметить, что для сильно простуженной больной, находящейся на амбулаторном лечении, Натали выглядела очень даже неплохо, даже, пожалуй, эффектно: лицо чистое, на щечках играет легкий румянец. Из одежды на ней была длинная, ниже колен клетчатая юбка, серая ветровка, на шее кокетливо повязан длинный вязаный шарф. 
     Выйдя из-за колонны прямо к ней навстречу, я с ходу вложил ей в руки три метровой длины красные розы. Она заулыбалась и... - о, боже! - впервые за время нашего знакомства поцеловала меня. В щечку. Затем уверенно взяла под руку, и мы отправились гулять по проспекту.
     Мы говорили с ней много и обо всем на свете – как провели эти месяцы, в разлуке друг от друга, где бывали, что видели, что читали, о чем мечтали. Потеряв всю трезвость мысли, я с первых же минут был буквально опьянен, очарован Натальей, она казалась мне самой прекрасной девушкой на свете, и в какую-то минуту я решил, что вот же она – моя избранница, и никаких других невест мне больше не потребуется.
Наталья рассказала мне, где она живет и каковы там условия, чем занимается на своей преддипломной практике, о коллегах-практикантах, и о том, что уже совсем скоро должен решиться вопрос о распределении.
     Дорогой я предложил ей зайти в ресторан поужинать, но Натали почему-то наотрез отказалась и увлекла меня в первое попавшееся нам по пути кафе. Кафе, правда, оказалось неплохим, с богатым ассортиментом, нам даже принесли шампанское, мороженое и пирожные (поесть более основательно Наташа отказалась, а я, хотя и был голоден, постеснялся).
      В ходе разговора я все пытался выяснить, как Натали ко мне относится, а сам тем временем шутил, смеялся, вспоминая смешные и интересные моменты из наших предыдущих встреч, намекая при этом, что весьма вероятны и будущие.   
      Однако Натали сразу дала мне понять, что она и в Питере будет со мной столь же строга, как прежде в моем городе, в Молдавии. Она на полном серьезе поведала, что ей - 25, и что наступила, мол, пора определяться в жизни. Слушая ее, я уже понимал, что мои надежды на легкую, ни к чему не обязывающую связь рухнули, так как Натали намекнула, что в интимные отношения она готова вступить только через замужество. Дорогая цена, черт побери! Но не хочет ли она этим сказать, что никаких отношений с мужчинами она прежде не имела и берегла свою честь до столь зрелого возраста? Признаться, я был немало раздосадован ее поведением. В какую-то секунду даже подумалось, что и в моем родном городе мне прежде порой приходилось наблюдать, как некоторые дамочки, а среди них нередко и особы легкого поведения, в какой-то момент вдруг начинали корчить из себя неприступных дев и очень скоро это заканчивалось замужеством, так как какой-нибудь дурачок в эти сети обязательно попадался. Конечно, я, боже сохрани, никаких параллелей не проводил, просто меня бесила недоступность этой так нравившейся мне девушки, или молодой женщины, и я до конца, хоть убей, не понимал, в чем же причина этой неприступности. Мой робкий намек на то, чтобы переночевать вместе у меня на квартире, успеха не имел, более того, Натали заявила, что ей обидны подобные предложения. При этом она впечатлилась моей финской ветровкой, купленной накануне в «Берёзке» в Москве, спросив, не хочу ли я ей её подарить.
   -Мы с тобой, как только ты выздоровеешь, сделаем вояж по местным чековым магазинам и, думаю, найдём что-нибудь подходящее, а эта куртка, думаю, будет тебе большевата, - сказал я, на что Наталья ничего не ответила.
   Расставались мы у станции метро довольно сухо, при этом Натали не согласилась даже на то, чтобы я ее проводил в Пушкин, и лишь в последнюю минуту перед расставанием она стала чуть добрее и попросила позвонить ей назавтра.      
     Обиженный и очень расстроенный ее откровенным демаршем, я, едва с ней расставшись, отправился прямиком к телефону-автомату и набрал номер Элеоноры. Трубку взяла мать девушки, которая сообщила мне, что девушка в данный момент не может подойти к телефону, так как находится в больнице, в реанимации, с ней произошел, мол, несчастный случай и все такое.
-Если хотите, поедемте в больницу вместе со мной, - вдруг предложила мама, но я, растерявшись, - ситуация, согласитесь, была непредвиденная, - отказался, сказав, что лично, мол, с ее дочерью не знаком, звоню по поручению ее родственницы, затем пробормотал извинения, а также пожелание скорейшего выздоровления ее дочери, и положил трубку.
      Вот так дела, подумал я, час от часу не легче: та больна и неуступчива, другая и вовсе в реанимации.
      Маринке, обладательнице красных шаровар, ехавшей вместе со мной из Москвы в Питер, я уже не мог позвонить, потому что было поздно, а телефон у меня имелся только рабочий; номера телефона общежития она не дала, сказав, что у них все равно не позовут.
     Итак, почесал я пятерней во лбу, атака с наскока с методичным и регулярным укладыванием питерских красоток в постель мне не удалась, а ведь я снял для этой цели аж две квартиры. Пытаясь отвлечься от своих, как мне хотелось надеяться временных неудач, я с интересом осмотрелся по сторонам. Вокруг сновали, сверкая оголенными плечиками и ножками, сотни и тысячи молоденьких особ – симпатичных, хорошеньких, иногда даже красивых или просто обыкновенных, а я здесь стою и страдаю по поводу отсутствия ко мне женского внимания?    
     Страдаю? Я? Да ни за что!
     Твердо решив провести этот вечер с какой-нибудь местной девушкой, я направился в ближайший ресторан, как раз наступало время для посещения подобных заведений. Получив в свое распоряжение отдельный столик на двоих, под хорошую закуску я выпил двести граммов коньяку и пустился в безудержное веселье: я танцевал почти под каждую мелодию, приглашая при этом любую из понравившихся мне посетительниц. Однако в итоге покинул ресторан я почему-то один, один и домой приехал.
   Перед сном я, теперь, наверное, уже по привычке, вспоминал еще одну из своих невест – Аллу.
     Конечно, поначалу ее – 15-летнюю малолетку – я всерьез не воспринял, и претенденткой себе в невесты, естественно, не считал, однако, как вскоре выяснилось, девушка эта вместе со свой мамой придумала целую многоходовку, чтобы заполучить меня в свои сети, и мне, признаться, пока я не разобрался в создавшейся ситуации, пришлось весьма нелегко. Дабы не вляпаться по самые уши и не запутаться в этих самых сетях, мне, помнится, пришлось напрячь всё мое серое вещество весьма посредственного, к слову сказать, качества. В шутку я назвал бы Аллу своей младшенькой невестой, или, вернее, претенденткой, так как едва подумаю о ней, так и хочется сказать - ай да Алла, ай да девочка с косичками, ай да молодец. Не знаю как насчет девочки, то есть наличия девственности у этой девицы, впрочем, это мне было малоинтересно, а косичек она не носила, хотя по возрасту могла бы – ей было, повторюсь, всего 15. Во всем же остальном она не уступала ни одной из моих невест, а в хитрости и целеустремленности, пожалуй, кое-кого и превосходила. Что же относительно размеров ее бюста, тут Алла многим могла дать фору, так как он у нее был никак не меньше третьего, да ещё и с плюсом.
     Познакомился я с ней, а заодно еще с добрым десятком ее подружек-малолеток, 15-16-летних девчонок, возле бара «Ла умбрэ», где работали мои друзья Кондрат и Лёня. Эти девочки однажды пришли туда, посидели, чего-то поели, попили, затем поприкалывались – шуточки, там и все такое прочее, и им, судя по всему, понравилось это место, потому что они стали приходить к бару почти каждый день, благо он расположен в самом центре города. Естественно, вскоре бармены, и я иже с ними со всеми девчонками перезнакомились, стали общаться, потом с некоторыми из них сблизились, естественно в плане дружбы. Гормоны в наших гостьях, несмотря на их достаточно юный возраст, так и играли: шутили девчонки совсем по-взрослому, они могли также выпить и покурить, а главное, по словам многих наших знакомых, уже имели кое-какой сексуальный опыт. Нам с Кондратом и Ленькой все же каким-то образом пока удавалось воздерживаться от близости с кем-либо из них: во-первых, любому было понятно, что подобные отношения чреваты последствиями: суд ведь, если что, не примет во внимание и к нашему оправданию их вполне зрелые внешние данные и даже сексуальный опыт, а только лишь, к сожалению, их возраст, указанный в свидетельстве о рождении, а во-вторых, нам пока хватало и других девиц, совершеннолетних, встречаться и спать с которыми, было гораздо спокойнее и намного безопаснее.
     Впрочем, юные девицы ничем не выказывали своего недовольства нашим невниманием к ним, наоборот, подшучивали и незлобно посмеивались над нашими вкусами, причем могли прямо в нашем присутствии критически, хотя и не обидно обсудить любую девушку, встречающуюся с кем-либо из нас, и их мнение нам порой было даже любопытно. Девушка Алла, находясь в компании своих подруг, ничем среди них не выделялась, были там девчонки и поинтереснее её внешне, и даже в размере бюста ей не уступающие.
      Как-то раз Алла, стесняясь, предложила мне встретиться и провести вечер вдвоем, но я, не приняв всерьез ее предложения, лишь посмеялся и отказался. Тогда она взялась за меня основательно, давая понять, что я, лишь один только я ей интересен. Конечно, внимание такой юной девчонки с хорошими внешними данными мне импонировало, но инстинкт самосохранения пока не давал сбоев – я вел себя безупречно. И в тот раз, когда мы целой компанией поздно ночью отправились к озеру купаться, и в какой-то момент будто бы случайно все вдруг куда-то исчезли, и мы остались с ней наедине, причем, будучи неглиже; и в другой, когда я по пьянке, провожая ее, попал с ней вместе на какую-то квартиру - блатхату. Шороху я там навел, это хорошо помню: какой-то девке, ни с того ни с сего мне нахамившей, влепил пощечину, а ее кавалера, парнишку предельно наглого, и вовсе выбросил за дверь, после чего мы с Аллой улеглись спать в одну постель, но секса между нами не было. Очевидно поэтому следующий ее шаг в этом направлении стал решающим.    
     Однажды ночью, когда я находился дома, и уже, в связи с поздним часом, лежал в постели - по какой-то нелепой случайности один, - в дверь постучали. Я встал, беззлобно поругиваясь, и, дойдя до двери, открыл: передо мной стояла Алла. Абсолютно вымокшая из-за прошедшего недавно дождя, и вид у нее, я вам скажу, был словно у побитой собачонки, а лицо и вовсе посиневшим от холода. На ней была лишь легкая курточка, надетая поверх тонкого свитерка, а ведь на улице стоял уже ноябрь, и было довольно холодно.
-Привет, Алька (так я ее называл), интересно, откуда ты взялась такая влажная? И чего это тебя так поздно по улицам носит? – спросил я ее шутливо.
-Ты ведь меня не выгонишь, Савва? – очень натурально
стуча зубами, спросила она.
-Пожалуй, стоило бы, - ответил я, смеясь, - ну да ладно, проходи.
     Алла вошла, я нагрел на газовой плите кастрюлю воды, дал ей полотенце и отправил в ванную. Когда она чуть позднее вышла оттуда в моем халате, под которым ничего не было, причем она этого и не скрывала, я приготовил ей горячий чай, затем налил в две рюмки коньяку.
-Надеюсь, тебе не придется сожалеть об этой ночи, - поднимая свою рюмку, зачем-то сказал я, хотя для себя уже твердо решил, что между нами ничего не будет. Мы выпили. Я был корректен, все между нами протекало чинно и благопристойно. Однако Алла, судя по всему, пребывала из-за этого в некоторой растерянности, рассуждая, что вот же она, вся такая доступная, бери голыми руками, чего же я жду. Она понимала, конечно, что я не собираюсь на нее набрасываться, словно голодный десятиклассник в темном коридоре на школьной дискотеке, пытаясь силой вырвать у нее поцелуй или потискать столь роскошные титьки. И все же...
-Ну что ж, не гнать же тебя в такую погоду домой, - сказал я, слыша, как за окнами дождь вновь разошёлся не на шутку, и спросил: - А спать мы этой ночью будем?
        Она коротко кивнула.
       После того как мы выпили и по второй рюмке, я ей предложил:  «Тогда ты иди в ту комнату, в спальню, - а сам стал укладываться в постель, разложенную в зале. – Там постелено, только откинь покрывало».
-Я... а можно, я с тобой лягу? – спросила она, стоя прямо передо мной и поигрывая хвостиками пояса от халата.
-Это еще зачем? – спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не схватить ее в охапку и не опрокинуть в постель.
-Ну, это, я вся озябла, - нашлась она.
     Это был весомый аргумент, и я пустил ее к себе. Едва я укутал ее целиком своим пуховым одеялом и обнял, прижавшись к ее спине, как мой Удалец насторожился и напрягся, стремясь вырваться из тесного плена трусов и изучить незнакомый объект. Через четверть часа, после неустанной и нешуточной борьбы со своей плотью, я решил, что девушка достаточно согрелась, и вновь предложил ей отправиться в другую комнату.
-Но я хочу остаться с тобой, - повернувшись ко мне лицом, сказала она.
-Это еще зачем, детка? – вновь повторил я свой вопрос.
-Ну, чтобы сделать тебе приятно, - загадочно играя голосом, ответила она.
-Мне, честно тебе признаюсь, Алька, интереснее было бы с твоей маман переспать, - усмехнулся я. – Во-первых, она  - женщина, и по возрасту мне более подходит (36), и при том очень даже неплохо выглядит.
-Ты... да вы... – растерялась Алла и, не сдержавшись,  с дрожью в голосе воскликнула: - Ты ведь ей тоже нравишься.
-Вот видишь. Так на чем мы остановились? Ты хотела сделать мне приятно?.. – переспросил я. – Алька кивнула. – Что ж, это, пожалуй, можно. Ныряй под одеяло и сотвори мне минетик.
-Как минетик?.. Взять в рот? – вновь растерялась Алла и нахмурила бровки. – Я не могу, я не...
-А что? Очень даже просто – обыкновенный такой дружеский минетик, а если это свыше твоих сил, тогда уходи на другую кровать, - решительно сказал я, не очень галантно выпроваживая девушку из постели. - И не приходи сюда больше, не дразни меня, мне необходимо выспаться.
    Алла ушла, как мне показалось, всхлипывая, а я стал, то и дело сминая и мучая подушку, потому что не спалось, анализировать наши с ней отношения за последние месяц-два, и, в конце концов, решил, что девушка попросту провоцирует меня на сексуальные отношения. При этом она меня, конечно, не любит, наверняка нет, иначе бы мою просьбу, даже считая ее для себя унизительной – сделать минет – исполнила бы: ну как откажешь, ведь любимый человек просит, в этом бестолковом возрасте девушки совсем даже не представляют себе, что такое хорошо, и что такое плохо.
     Когда утром мы вместе с Алькой открыли дверь, собираясь отправиться на улицу, на лестничной клетке, у окна, обнаружилась мама Аллы.
-А я тебя дочечка, всю ночь искала, - тут же заголосила она, при этом внимательно и хладокровно оглядывая нас, но Алла, как я успел заметить, качнула отрицательно головой, и мама сразу сникла, опустила голову и добавила негромко: - Пойдем домой, Аллочка, пойдем, детка.
     После той ночи мы с Аллой продолжали дружить, но попыток к сближению ни с ее, ни, тем более, с моей стороны больше не было.
                *              *              *
      На следующий день я, продолжив культурную программу, отправился в Петродворец, затем в Морской музей. На мои регулярные звонки Марине по всем трем телефонам, которые она мне записала, ответом были какие-то странные короткие гудки, которые после обеда стали прерывистыми, а к вечеру в мембране и вовсе наступила тишина. Стоя у входа в очередной музей, я обратил внимание, что все только и говорят о том, что правительство с сегодняшнего дня устанавливает строгий контроль за отпуском спиртных напитков, которые можно будет теперь купить только с 11 до 14 часов. Не раньше и не позже, да и то далеко не везде, как прежде, а только лишь в специализированных магазинах. Бедные финны, почему-то в первую очередь подумал я об иностранцах, ведь, как я уже успел заметить, добрую половину покупателей спиртного в Питере составляли именно они.    
     Рассуждая о несчастных финнах, я еще не знал, что вся эта безалкогольная программа ударит и по мне, причем весьма чувствительно: мой бар, как только я вернусь из своей поездки, перепрофилируют, и торговать в нем будет позволено исключительно соками, - смех, да и только.
     Закончив свои дела, я позвонил Наталье, она вновь сказалась больной и говорила со мной слабым голосом.
    -Может быть, это твое заболевание случилось от недостатка витаминов? - с подколочкой поинтересовался я, а сам тем временем подумал с легким злорадством: или же от недостатка мужских половых гормонов. Наталья что-то просипела в ответ, получилось неразборчиво, что окончательно ввело меня в раздражение. Я пожелал ей скорейшего выздоровления и, не слушая ответа, повесил трубку.
     Немногим позже, проходя мимо дворца спорта, я вычитал из объявления, что в одном из его залов в эти часы проходит Международный молодежный турнир по дзюдо. Конечно, я тут же вошел внутрь и влился в ряды зрителей. Немного понаблюдал за схватками, затем покрутился в зале, осматриваясь, и вскоре вычислил молдаван, своих земляков, расположившихся в одном из дальних уголков отдельной кучкой: два тренера и пять-шесть спортсменов. Тренеры - малыш-Савва и гигант-Усик, оба мастера спорта международного класса, увидев знакомое лицо, пригласили меня присесть вместе с ними. Один из молдавских спортсменов, претендент на медали, чемпион Союза прошлого года среди юниоров по имени Сережа, решив, очевидно, сделать мне комплимент, спросил мою фамилию. Я назвался и добавил, усмехнувшись, что моя фамилия никогда прежде не звучала среди фаворитов в молдавском самбо-дзюдо, так, имел отдельные успехи и на том спасибо. Однако Сережа, наморщив лоб, задумался, затем сказал, что прежде где-то слышал мою фамилию, есть, мол, такие знатоки-любители, в число которых входит и он сам, которые помнят всех республиканских чемпионов и призеров за последние десять, а то и двадцать лет. Посмеявшись, я похлопал его по плечу и пожелал успеха в предстоявших схватках.
-Ты знаешь, если честно, я вообще не в форме и потому не готов бороться за призовое место, - по секрету сказал мне Сережа, боязливо оглядываясь на тренеров. – А еще этой ночью мы сбежали из гостиницы, спрыгнув со второго этажа, и ходили к девчонкам.
-Сейчас на ковре все это и проявится, - с видом знатока сказал я, а Сережа на это только грустно закивал.
     К концу дня Сережа закончил выступления, проиграв вначале схватку за выход в финал, а затем и за бронзу, заняв, в итоге, всего лишь пятое место, и при этом он еще оказался лучшим среди наших, не очень удачливых в этот день спортсменов, а в его весе в этот день безраздельно царил борец со звездной фамилией Поддубный, по имени Виктор, причем, он боролся столь блистательно, что его великий однофамилец Иван Поддубный, непобедимый русский чемпион мира конца 19, начала 20 веков, мог бы им гордиться.
     «Поболев» еще примерно с часок «за своих», я выбрался из Д.С. и отправился к ближайшей станции метро, собираясь поехать к первой своей хозяйке Нине Ивановне, для того чтобы вернуть ей ключ.
-Ой, а я уже и не мечтала вас увидеть, - всплеснула она руками, увидев меня. – Вы же так ни разу у меня и не ночевали. Беспокоилась, чтобы с вами ничего не случилось, и ключ не пропал.
-Спасибо вам за терпение и заботу, - поблагодарил ее я, отдал ключ и удалился.
      Невзирая на все мои неудачи с женским полом, у меня в какой-то момент появилось какое-то подспудное чувство, что я еще смогу встретить Марину, если подожду ее у входа в метро около академии медицинских наук. Добравшись до нужной мне станции и увидев там огромное количество народа, снующего внутри нее во всех возможных направлениях, я очень скоро потерял эту и без того весьма призрачную надежду, осознавая, что даже малую часть их невозможно охватить взглядом, из-за чего мой замысел был просто-таки смешон; поэтому, постояв несколько минут, я потопал к нужному мне поезду, намереваясь ехать домой.   
     Подошел очередной состав, прямо передо мной открылась дверь вагона, но я почему-то, возможно, что по инерции, сделал еще десятка два шагов по перрону вдоль состава и вошел в следующий. Вошел и сразу увидел ее. Прямо передо мной сидела Марина собственной персоной, только в этот раз на ней вместо красных шаровар был открытый летний сарафан, у ног громоздились два пакета приличных размеров, а сама она читала газету.
      Я шагнул вперед и остановился прямо перед ней; девушка, оторвавшись от чтения, медленно подняла на меня глаза, которые уже в следующую секунду выразили удивление.
       Улыбнувшись, я сказал:
-Наконец-то я вас нашел, прекрасная обладательница революционных красных шаровар.
-Ой, это вы, Савва! – воскликнула Марина и заулыбалась в ответ, затем, смущенно оглядевшись по сторонам и снизив голос, спросила: – А действительно, как вы меня нашли?..
-Я звонил по данным мне вами телефонам ровно сто раз, но мне ни разу ни по одному из них не ответили, - наклонившись к ее уху, прошептал я. – После этого я стал целыми сутками выискивать вас в метро.
-Это потому, что у нас на всем участке идет ремонт телефонов, - сочувственно проговорила она. Тут бабулечка, сидевшая рядом с Мариной и все время глазевшая на нас, встала и потопала на выход. Я мгновенно занял ее место.
-Это все теперь уже неважно, потому что я вас все равно нашел, - сказал я, и тут же спросил: - Или я некстати появился? – и указал на пакеты. – А может, вам моя помощь все-таки потребуется?
     Марина замялась, а я тем временем стал нашептывать ей на ухо:
-Ну же, не бросайте меня одного в этом прекрасном, но столь равнодушном к приезжему человеку городе, ведь я так долго искал, и искал, заметьте, именно вас.
      Марина вздохнула и, после некоторой паузы, проговорила:
-Сегодня пятница и мы с друзьями, как у нас заведено, отправляемся на дачу. – Она, указав на сумки, с виноватой улыбкой добавила: - Вот, свою долю в общий котел, мясо для шашлыков везу.
-А знаете что? Возьмите меня с собой в качестве… ну, скажем, хотя бы вашего двоюродного брата, - все в том же духе сказал я. - Обещаю соответствовать, приставать не буду. Тем более, наверняка ведь у вас есть кавалер, который тоже будет на этом мероприятии присутствовать.
-Я даже не знаю, как я вас представлю, - наморщила лоб Марина, - но, думаю, в принципе это возможно. Давайте спросим моих друзей, ладно? Они меня будут ждать у выхода. Это уже скоро, через две станции, - добавила она торопливо.
-Да вы не беспокойтесь, Марина. Если нельзя, я поцелую вам руку и исчезну. Для вас навсегда.
-Я все же думаю, мои друзья в моей просьбе не откажут, - проговорила она уже более уверенно.
    На платформе, на которой мы вскоре выгрузились, Марину действительно ждали. Их было шестеро, ее друзей, все с рюкзаками за плечами, еще несколько сумок были сложены на бетонном полу, среди прочих вещей гитара в чехле. Трое мужчин: один худощавый и лохматый, волосы до плеч, другой кучерявый и с бородой, а третий на вид был постарше, плотно сложен, зато лыс, как бильярдный шар. С ними были три женщины, которые выглядели не столь живописно, как мужчины, во всяком случае, на первый взгляд: простые наряды – джинсы, свитера, кеды; и обыкновенные лица без следов макияжа на них.
     Марина отправилась к ним; а я, стоя несколько в стороне и держа в руках пакеты, ожидал решения своей участи. Друзья Марины, то и дело поглядывая на меня, с минуту пошептались, затем кто-то из мужчин сказал: «Да чего уж там, возьмем, конечно», и я понял, что принят в компанию. При этом я осознавал, что друзья Марины пошли на этот шаг исключительно из вежливости. Знакомились мы уже в электричке, которая в полчаса доставила нас до места, так что времени для знакомства было достаточно. Оказалось, что сия компания целиком состоит из медработников: лысый, которого звали Геннадий, был без пяти минут кандидатом наук, остальные были помладше возрастом, учились в одной группе и лишь недавно закончили вуз. Одна из девушек, полненькая и смешливая - Люба, была невестой лысого, бородатый парень по имени Андрей оказался другом Марины, третий парень – Саша, с длинными, торчащими во все стороны волосами, был женихом Алены, худенькой невзрачной девушки, которая всю дорогу к нему жалась, словно боясь его потерять или же самой потеряться, четвертой дамой в компании была хорошо сложенная шатенка Лариса, оказавшаяся в этот день без кавалера.
     Сойдя с электрички на одной из платформ с незапоминающимся названием, мы направились к расположенному неподалёку небольшому поселку, сплошь состоявшему из небольших деревянных строений, судя по всему, ровестников века, и вскоре подошли к небольшому одиноко стоявшему слегка покосившемуся домику с маленькими подслеповатыми, давно не мытыми окнами, оказавшимся поселковым магазином. Дверь была открыта, на пороге стояла средних лет усталая продавщица с худощавым злым лицом. Она лузгала семечки, сплёвывая шелуху прямо перед собой на землю.
-Пиво в продаже есть, хозяйка? – с ходу спросил ее Андрей.
-Вы что, не знаете, у нас теперь борьба с пьянством, так что какое теперь пиво, - недобрым взглядом зыркнув в нашу сторону, с иронией сказала она.
-Что вы обычно пьете на даче? – шепотом спросил я Ларису.
-Что придется: пиво, водку, портвейн, - пожала та плечами.
-Уведи ребят, я сам возьму что надо, - шепнул я ей и, войдя внутрь, стал рассматривать бедненький ассортимент магазина. Едва ребята отошли в сторону, я обратился к продавщице.
-Выдай мне, сладенькая, пять бутылок водочки, три коньячку, три шампанского, ящик пива, все это сложи в картонные ящики, а сами их - в мешки.
-Я же сказала, нету пива, - немного растерявшись под моим напором, проговорила продавщица, но уже не так уверенно.
-Ладно тебе жаться, доставай из Н.З. и считай по рублю за штуку, - разрешил я. - И давай, пошевеливайся, время не ждет, нам нынче предстоит отпраздновать начало безалкогольной программы.
     Последнюю фразу я произнес достаточно громко, и ребята, услышав ее, заулыбались.
    Спустя несколько минут, получив требуемое, и щедро расплатившись с продавщицей, я вышел на улицу с двумя полотняными мешками в руках. Путь до дачного участка был, к счастью, недалек, иначе бы нам сложно было донести все это до места.
     Дачей оказался небольшой двухэтажный домик, первый этаж которого занимала единственная, но довольно большая комната, а в притык к ней кухня с кладовкой, выведенные в отдельную пристройку; на втором этаже, куда надо было подниматься по крутой, сбитой из свежеструганных досок лесенке, имелись ещё три небольших комнатки-спаленки, разделенные между собой тонкой фанерой. Еще выше, куда вела уже вертикальная лестница, располагалась так называемая голубятня – полуэтаж, где нельзя было выпрямиться в полный рост, но зато имелась двуспальная лежанка.
     Пока девушки распаковывали и раскладывали по местам провизию, а ребята носили воду из ближайшего колодца, я обошел дачный участок и нашёл его достаточно удобным. На участке стандартного размера я обнаружил бассейн для воды, роль которого исполняло большое железобетонное кольцо, ягодные кусты вдоль забора и десятка два фруктовых деревьев – это были сливы и яблоки, которые в сезон наверняка хорошо плодоносили, в противоположном конце участка виднелась среднего размера банька с крытой террасой, под крышей которой стоял большой стол с двумя широкими лавками по бокам. Что ж, классная дачка и очень удобная для отдыха, подумал я, возвращаясь к ребятам.  Каждый был чем-то занят: парни кололи дрова для завтрашней баньки, две девушки шинковали капусту для салата, а одна из дамочек, Лариса, нанизывала мясо на шампуры; я, видя, как неловко она это делает, взялся ей помогать. В ямке, вырытой прямо в земле, уже весело потрескивали дрова, два метровых металлических стержня, вбитых параллельно по краям ямки, служили подставкой для шампуров.
-Ты не будешь против, если я за тобой сегодня поухаживаю? – спросил я Ларису, осторожно касаясь ладонью ее локтя.
-Ну поухаживай, конечно, - усмехнулась Лариса, - а то ведь Андрей, Маринкин ухажер, еще приревнует, а у него, кстати, первый разряд по боксу.
-Это очень серьезно, - с фальшивым выражением грусти в голосе сказал я. – Особенно потому, что я не разрядник по бегу, а то ведь от боксера, как известно, можно только убежать. Правда, для ревности у него, - добавил я, - нет ни малейшего повода. К сожалению.
  Девушка стрельнула в меня озорным взглядом, но больше ничего не сказала.
    Дрова в яме быстро прогорели, в результате чего образовались древесные угольки с седым налётом, и тогда мы стали укладывать над ними шампуры. Саша играл на гитаре, остальные подпевали, одновременно нарезая хлеб и колбасу, наливалась в стаканы водка.
-Ну-ка народ, все быстренько занимайте места за столом, - объявила Лариса в тот момент, когда я снял с огня шампуры и понес к столу. Уговаривать никого не пришлось, все уже здорово проголодались, и потому дружно набросились на еду. Тосты следовали один за другим, звучали шутки и подколочки, и часа через полтора все присутствующие уже были в приподнятом расположении духа. Под гитару мы пели бардовские, затем студенческие песни, а также песни Высоцкого, из которых я, к своему стыду, знал лишь немногие, да и то сказать – я ведь никогда не был студентом. Вскоре шашлыки были съедены, водка выпита, шашлышница постепенно остывала. На улице заметно похолодало; гитарист устав, отложил гитару; головы ребят в поисках опоры клонились к плечам подруг. На часах была половина первого ночи.
-На рыбалку утром пойдем? – коснувшись моего плеча, спросил Андрей.
-Обязательно, - бодрым голосом ответил я. – Во сколько подъем?
-В пять. Я тебя разбужу, если хочешь.
-Договорились.
     В течение следующих десяти минут все разошлись по спальным местам, лишь мы с Ларисой остались за столом вдвоем, сидя рядышком.
-Ты спать собираешься? – спросил я ее.
-Ты и в постели хочешь продолжить ухаживать за мной? – ответила она вопросом, черные глаза ее весело поблескивали в темноте, в голосе слышался призыв.
-Если в ваших словах есть хоть малейшее «нет», я буду вынужден покинуть вас, моя мадонна. Хотя сердце мне подсказывает обратное: не уходи!
-Ох уж эти мужские сердца, - Лариса, опершись на мое плечо, встала. – Ты что же, из тех, которые ждут, что женщина сама позовет их в постель?
-Я не виноват, - пробормотал я, крепко обнимая ее за талию, - это все, черт ее побери, проклятая эмансипация, она парализует всю мою агрессию.
-Тогда возьми меня не силой, а лаской, - прижалась ко мне всем телом Лариса.
     Диван в большой комнате по случаю оказался свободным, мы быстренько застелили его, накрыли одеялом, сверху навалили все найденные на вешалке куртки, так как ночная сырость знобким холодком уже пробралась в дом, после чего, раздевшись, нырнули в постель, где сразу же переплелись в шевелящееся и страстно дышащее двухголовое четырехрукое и четырехногое чудище. Двух заходов нам обоим хватило, и спустя примерно час мы разомкнули любовные объятия. 
     Казалось, не успел я уснуть после наших с Ларисой любовных упражнений, как меня уже разбудили: я вскочил с постели и стал одеваться, а Андрей и Саша уже были одеты для рыбалки.
     Берега и синяя гладь небольшой речки, до которой мы бодрым шагом добрались в какие-нибудь полчаса, были почти полностью скрыты толстым слоем тумана и лишь воздух, густо напоенный влагой, зыбко дрожащий над речкой, выдавал находившуюся впереди большую массу воды. Мне выделили две удочки, из тех, что поплоше, и банку с червями, и я, усевшись на ворох бурелома, нависавшего над водой, покрытого мелкими капельками росы, сделал пробный заброс. Ребята, оставив меня одного, поднялись на пару сотен шагов вверх по течению и устроились там, на излучине речки неподалеку друг от друга. Поглядывая на еле различимые в клочьях рваного тумана поплавки, я расслабился и слегка закемарил. Тело ломила приятная истома, ночь любви получилась бурной и сладострастной. Встреча с темпераментной Ларисой, как я теперь понимал, как бы компенсировала мне все предыдущие любовные потери в последнюю неделю.
На моих червяков долго никто не зарился, и я совсем уже было собрался основательно вздремнуть, как вдруг начался поклев, видно рыбки, дружно проснувшись, отправились на завтрак. Рыбак я, признаться, никудышный, однако утренний клев принес свои трофеи, и к восьми утра у меня на кукане болтались пять-шесть небольших рыбок общим весом примерно в килограмм. Саша, придя меня проведать, посмотрел на мой улов, усмехнулся, после сего набулькал мне почти полный стакан коньяка.
-Прими для профилактики от простуды, - сказал он, протягивая мне стакан.
-А вы? – спросил я.
-Так мы уже, - улыбнувшись, ответил он. – Бутылка в самый раз делится на троих. Еще час-полтора и снимаемся - уху пойдем варить.
-Годится, - сказал я, опрокидывая в себя стакан и закусывая предложенным Сашей моченым яблочком.
      Саша ушел, а я почувствовал себя, причем весьма неожиданно для себя самого, участником соревнований на скорость ловли, так как начался сумасшедший клев, во время которого я не успевал вытягивать удочку и наживлять следующего червя. Я даже не подсекал рыбу, ввиду того, что не умел толком этого делать, она каким-то образом сама цеплялась на крючок. Впрочем, этот сумасшедший клев вскоре так же внезапно, как и начался, прекратился, однако в течение получаса я, как выяснилось, выловил не меньше десятка рыбех, одна из которых была довольно крупной – килограмма на полтора и длиной не менее полуметра. Когда ребята пришли меня забирать, дорогой хвастая друг перед другом своими трофеями, оказалось, что именно мой улов потянул на первое место,  намного опередив своих товарищей, и в итоге занял целое ведро.
-Что же ты не сказал, Савва, что рыбак? – ревниво спросил Андрей, перебирая рыбины на моем кукане.
-В третий раз в жизни на рыбалке, - честно признался я.
-Везет же новичкам, - завистливо сказал Андрей. - Сашка, запомни это место, в следующий раз сами здесь засядем.
     Девушки к нашему приходу уже проснулись, и тут же, едва мы протянули им нашу добычу, засуетились у плиты, а через час с небольшим мы уже ели вкусную наваристую уху, хлебая ее деревянными ложками из алюминиевых мисок.   
     День до вечера прошел почти целиком в медицинских профессиональных разговорах, так что мне удалось, незаметно удалившись от всех, устроиться на чердаке и немного поспать. Разбудил меня Саша, спросив, сколько денег ребята должны мне за вчерашнее, но я махнул рукой, сказав: «Квиты, все было чудесно!», и вопрос снялся с повестки. А вечер начался просто замечательно: мы с ребятами еще накануне затопили баньку. Пар получился довольно крепким, поэтому решено было париться сначала ребятам, потом девушкам.
    Истязая себя вениками, мы соревновались, кто больше всех высидит: победителем в итоге оказался Геннадий, я был вторым.
-Ничего удивительного, - резюмировал Андрей эту победу. – Ведь его лысина любую температуру отражает, оттого и организм не перегревается.
     После баньки девушки пили шампанское, мужчины понемногу – коньяк, поджаривая оставшееся, замаринованное со вчерашнего дня мясо. Когда дрова, окончательно прогорев, стали просто тлеющей трухой, я завернул в фольгу самую крупную, мною выловленную рыбину, не попавшую в уху, предварительно измазав ее изнутри всеми имеющимися у нас специями, после чего с помощью палки утопил в горячем пепле. Через час, когда все сидели за столом, лениво переговариваясь и попивая пивко, я о ней вспомнил и вытащил наружу. Перенеся на стол и развернув фольгу, я тронул рыбину ножом вдоль хребта, и она развалилась на две половинки. Уже в следующую минуту дразнящий запах, исходивший от нее, всех заинтриговал, и народ потянулся за вилками. Ради интереса каждый попробовал по кусочку и все пришли в восторг, после чего было решено эту рыбку, приготовленную мной, считать центровым блюдом выходных дней, а я был окончательно и бесповоротно принят в компанию.
     Ночь на воскресенье оказалась почти точной копией ночи предыдущей, я вновь провел ее в объятиях Ларисы, а в воскресенье после обеда мы, проделав обратный путь, вернулись электричкой в Питер. Ребята прощались со мной очень тепло, просили приезжать еще, Лариса, никого не стесняясь, поцеловала в губы, а Марина смущенно пожала руку. Растроганный, я обещал как-нибудь приехать, записал в свой блокнот несколько новых телефонов и один адрес, после чего отбыл на снимаемую мною квартиру.
     Там, уже лежа на диване, я проанализировал события последних дней и решил, что программа-минимум, которую я себе наметил, находясь в Питере, выполнена, оставаться здесь мне было больше незачем, поэтому, встав, собрал свои вещи, добавив к ним два раскладных сервировочных столика в упаковке, которые стояли без применения в хозяйской кладовой, отдал за них хозяйке 110 рублей – их госцену, и, загрузив всё своё многочисленное барахло в вызванное к дому специальное такси с большим багажником, отправился на железнодорожный вокзал.

                *               *              *               
       Прибыв на место и купив билет на поезд до Кишинева, я при помощи носильщика повез свои многочисленные вещи к составу. Место мне удалось достать купейное, СВ то ли вообще не было, то ли билеты на него были распроданы, я толком так и не понял. Симпатичная юная проводница 17 лет приняла от меня билет, а я, едва разглядев ее, тут же пообещал девушке коробку конфет, если она сообщит свое имя и напоит меня чаем.
      Девушку звали Вероника, о чем она мне и сказала, смущаясь.   
      Вскоре после отправления, она, сделав обход по вагону и завершив на этом свои дела, принесла в мое купе чай, и мы, попивая чаек с конфетами и печенюшками, поболтали с полчаса, среди прочего она рассказала мне, что это ее первый в жизни рейс. После этого девушка ушла, а я прилег отдохнуть на верхнюю полку.
     А часом позже обнаружилось, что у девушки случился неприятный конфуз: у нее каким-то образом пропал кошелек вместе с 70-ю рублями кассовых денег. Не зная о случившемся, я пришел в проводницкое купе повидать девушку и застал ее в расстроенных чувствах. Тут было все: и слезы, и разочарование в работе, и в жизни вообще. Я уже было собрался вынуть из портмоне и дать ей 70 рублей из своих, когда в купе заглянули двое офицеров линейной милиции: старший лейтенант и капитан. Я, не желая мешать их работе, решил убраться восвояси, как вдруг, к моему великому изумлению, обнаружилось, что именно я – главное действующее лицо в этом спектакле, то есть основной подозреваемый. Меня усадили против двух милиционеров в свободном купе и начали допрашивать. Поначалу я улыбался и отшучивался, затем понял, что все очень даже серьезно и меня собираются снимать с поезда по подозрению в воровстве.
-Скажите, это сама девушка меня обвиняет? – обратился я к капитану.
-Нет, - ответил он, - но электрик поезда сказал, что видел тебя все это время рядом с ней.
-Пожалуй, он прав, - согласился я, - только вот к пропаже денег я не имею отношения.
-А вот это мы сейчас как раз и стараемся выяснить.
     Поднапрягшись, я вспомнил, что пока мы с проводницей болтали, приходил какой-то молодой парень в синем рабочем комбинезоне, вроде как электрик, он, видимо, тоже симпатизировал девушке, поэтому и решил на меня все свалить. Впрочем, одно другому не мешает, он, думаю, с таким же успехом мог эти самые деньги украсть. Тем более что уж очень мы с ней весело смеялись, когда он появился, и это его, очевидно, задело.
     Капитан, отправив куда-то своего заместителя старлея, начал задавать мне вопросы и записывать ответы в протокол. Пройдя официальную часть, я, подумав несколько секунд,  вытащил из-за пазухи пачку денег не менее чем в четыре тысячи рублей, причем все купюры в ней были сотенные, и на глазах капитана одним движением развернул их в руке внушительным веером, затем спросил, решив идти ва-банк:
-Скажите, офицер, неужели я, по-вашему, похож на вагонного вора? У меня, посмотрите, девять мест багажа, а также имеется справка из банка Внешпосылторг, где я вот эти самые деньги получил, и, наконец, я работаю барменом, что тоже говорит в пользу того, что я не бедный человек, причем все это вы можете легко проверить.
-Н-да, это серьезный аргумент, - только и проговорил капитан, с интересом разглядывая денежный веер в моей руке.
-Еще я вам обещаю, что по приезде в Кишинев я дам этой девочке 70 рублей, и тогда все проблемы решатся сами собой, но не сейчас, разумеется, а то все подумают, что я их действительно украл.
-Хорошо, давай-ка я на всякий случай запишу себе в блокнот данные твоего паспорта, и можешь быть свободен, - быстро согласился милиционер.
     На этом вся эта неприятная история закончилась. Девушка-проводница, встречая меня в коридоре, растерянно и грустно улыбаясь, кивала мне, но больше мы с ней до самого приезда в Кишинев не общались. Пару раз в дверях моего купе мелькала рожа электрика, и я, хотя мне это по натуре не свойственно, затаил на него зло. По приезде в Кишинев я оперативно вынес свои вещи, затем сунул в руку юной проводнице, стоявшей на перроне, 70 рублей.
-Ой, что вы, я не могу их принять, мне наш начальник поезда обещал, что эти деньги спишут, - запричитала девушка, на глазах у нее выступили слезы.
-Если спишут, сходите со своим молодым человеком в ресторан и выпейте там за мое здоровье бутылку коньяку, или лучше шампанского, - сказал я, а напоследок прошептал: - Только электрику не верьте, боюсь, что именно он эти деньги и взял.
    Сдав со всей возможной скоростью багаж в камеру хранения, расположенную на перроне, я вернулся к составу. Между пассажирами, как я успел заметить, крутились несколько ребят с хулиганскими рожами.
-Ребятишки, - подошел я к ним, - не хотите подзаработать?
-Што надо шделать, дядя? – прошепелявил самый низкорослый из них, с физиономией дебила, но широкий в плечах и явно сильный физически, и я сразу понял, что он у них за старшего.
-Во-он в том вагоне, он называется бригадный, находится электрик, - сказал я, протягивая ему 50 рублей. - Поговорите с ним по-мужски, дайте пару раз по печени, потом возвращайтесь к буфету, я буду там вас ждать, и тогда еще 50 рублей за мной.
-А за что его? – спросил один из товарищей шепелявого, разглядывая меня с недоверием.
-Мусорам меня сдал, сука, еле отмазался, чуть с поезда не сняли, - перешел я на блатную феню, и представители мелкой уголовной шпаны, наверняка мечтающие в скором времени стать урками, сразу меня зауважали.
     Устроившись за углом здания, я с огромным удовольствием наблюдал, как ребятишки, вызвав электрика из вагона, натерли ему морду вплоть до появления крови. Эта процедура, признаюсь, доставила мне глубокое удовлетворение.
     Десятью минутами позже, отдав одному из бойцов вторые полсотни рублей, я, с одной сумкой через плечо отправился в город: в Кишиневе мне предстояло еще одно, надеюсь, уже последнее дело – и вновь это было знакомство с девушкой на выданье. На этот раз имя девушки было Элла, и я никогда прежде её не видел. Родители одного из моих товарищей, Иосифа – они, по их же словам, с этой девушкой были в каких-то очень дальних родственных связях, - очень наставали на том, чтобы я с ней познакомился. На мой вопрос, сколько ей лет, они сказали: 21, замужем не была. И куда же мне, почти тридцатилетнему, женихаться к девушке ее возраста, спросил я. Ничего, отвечали они, у нее есть небольшой изъян, она слегка косит, поэтому всем без исключения кандидатурам мужеского пола будет уделено достойное внимание.
     Конечно, найдя по пути телефон-автомат, я предварительно позвонил по данному мне телефону, а когда мне ответили,  назвался. Говорила со мной женщина, она была очень доброжелательна, и мне было предложено прийти по известному мне адресу через час. «Только, прошу вас, не ешьте по дороге, мы вас приглашаем к нам на обед», - предупредила она. «Любопытно, - подумал я, отправляясь туда после непродолжительной прогулки по городу, - что на этот раз мне предстоит, с кем я теперь буду знакомиться?». Ведь до сегодняшнего дня я знакомился со своими невестами сам, а вот теперь это действо будет происходить при родителях.
    Прежде всего, рассуждал я сам с собой, приближаясь к нужному мне дому и бессознательно замедляя шаг, что я об этой девушке знаю? Ровным счетом ничего, я даже не знаком с ней, а известно мне лишь то, что ей уже пора, по словам родственников, выходить замуж. Кроме того, я был немного знаком с материальной стороной дела. Итак, девушку зовут Элла, фамилия Розенблат, проживает в квартире вместе с родителями, вернее, с мамой, а отец ее, военный, умер около года назад от какой-то неизлечимой болезни сердца. Покинул наш бренный мир всего лишь в 45-летнем возрасте, инженер-полковник, артиллерист. Осталась дочка при маме, проживающей в 3-комнатной квартире, а за дочкой персонально числилась еще одна квартира – кооперативная, 2-комнатная, в которой на данный момент временно проживал дедушка Эллы со стороны матери, театральный режиссер, недавно вышедший на пенсию. Квартира была куплена для Эллы и предназначалась ей на тот случай, когда она выйдет замуж и захочет жить отдельно. В кооперативном гараже неподалеку от дома уже год простаивала папина бежевая "Волга", 24 модели, почти новая, пробег всего восемь тысяч километров. Все вышеперечисленные выше пункты говорили о приличном достатке, о твердом материальном благополучии. Боже, но почему все эти нюансы, которыми так восторгаются другие, никогда не трогают меня, почему я никак не научусь понимать, что благополучие – это все, или почти всё, а отсутствие его – ничто, и ничего с этим не поделаешь, и сам ты без него - ничтожество. Вот и наши уважаемые лидеры, коммуняки, уже почти 70 лет планомерно отучающие нас от тяги к частной собственности, а также от уважения к ней, громогласно заявляющие на весь мир, что деньги портят человека, сами себе не забывают выделять и распределять квартиры, машины, путевки на курорты и всевозможные другие блага, - одно перечисление их может занять не одну страницу. Человек по своей природе слаб, ему хочется иметь много всего. Поэтому-то я сам себя иногда не пойму: я, наверное, моральный урод, инвалид советской власти, потому что материальные блага для меня не имеют сколь либо особой ценности; видимо, из-за своего пролетарского происхождения и провинциального ущербного мышления я не уважаю деньги; хотя зарабатывать их как будто умею и пользоваться ими люблю. Коммуняки же, как теперь уже все видят и знают, обустроились в этой жизни вполне прилично, умные и дальновидные граждане тоже, как могли, пристроились рядом с ними кто где, а такие как я, очевидно, обречены в самое ближайшее время на вымирание или, как минимум, на рабство.
     Вот к таким неутешительным выводам пришел я, стоя перед дверью квартиры под номером пять на втором этаже 9-этажного кооперативного дома в районе Ботаники.

                *            *             *
      Дверь мне открыла невысокая дородная крашеная блондинка возрастом немногим за 40 – судя по всему, мама Эллы, позади нее маячил широко улыбающийся худощавый, почти совсем лысый мужчина лет 70. Дедушка, понял я, театральный режиссер. Я склонил голову и сказал смиренно: «Здравствуйте, мир и благополучие вашему дому», - после чего получил приглашение и вошел внутрь. Маме я поцеловал ручку, белую и полную, как и она сама, затем вручил ей цветы; а дедушке передал бутылку коньяка под названием: «Праздничный». После этого началось обычное представление: я назвал свое имя, затем мама театрально произнесла: «Мила»; режиссера назвался Семеном Моисеевичем, его ладошка была узкой, сухой и горячей.
-А где ваш багаж, вы ведь как будто издалека едете? – спросил он меня, когда, сняв с плеча сумку, небрежно опустил ее на пол.
-Ах да... - протянул я, и не сдержался, чтобы не схохмить: - мое приданое – все девять мест - я пока для удобства сдал в камеру хранения.
-Ничего-ничего, Савва, вы поступили правильно, меньше хлопот, - пробормотал Семен Моисеевич, отмахиваясь от сердито глянувшей на него Милы. В ванной я умылся с дороги, и вытерся новеньким хрустким полотенцем с китайскими иероглифами на нем. Затем мы проследовали на кухню, где втроём присели за стол. Последовал обмен любезностями, вопросы о родственниках и знакомых. Все это заняло, слава богу, не более десяти минут, после чего решено было обедать; запахи пищи, витающие по кухне, надо отдать должное хозяйке, были весьма соблазнительными. В зале, где были поклеены  светло-голубые с белыми цветами обои, вдоль длинной стены, противоположной входу, стояла румынская стенка цвета темного ореха, у короткой стены, слева, под занавешенной шторой окном, располагался журнальный столик и два мягких кресла, у другой короткой стены стояло обязательное в еврейских семьях пианино. Середину комнаты занимал круглый стол, посреди которого возвышалась цветастая фарфоровая супница на резных изогнутых ножках, из которой поднимался легкий парок, на тарелке рядом горкой возвышался самодельный паштет с вырезанным из вареного яйца петухом на вершине, в большом блюде был нарезан салат из помидоров и огурцов, украшенный зеленью и обильно политый сметаной. Помидоры и огурцы сейчас на рынке тянули по десяти рублей за кило, отчего-то подумалось мне, но я отогнал от себя эти ненужные в данный момент мысли. Меня усадили за стол, мама села слева от меня, Семен Моисеевич справа. Сама девушка на выданье - Элла – тоже была дома, но еще не выходила из своей комнаты, наверное, до сих пор наряжалась и прихорашивалась. Я уже, было, открыл рот, чтобы спросить, где же молодая хозяйка, когда вошла она.    
Элла была в белом платье с высокой талией, которое невыгодно подчеркивало ее не очень стройную фигуру, а также начинающуюся полноту, на голове ее была какая-то замысловатая прическа, на ногах модельные белого же цвета туфельки. При виде нее мне даже стало неловко, что я только с дороги, в джинсах и свитере, а не во фраке.
-Элла, - назвалась девушка, и мне или показалось, или она и на самом деле сделала книксен.
-Молодого человека зовут Савва. Оригинальное имя, не правда ли? Хотя и еврейское, - поспешила ответить за меня мама, и мне осталось только привстать и слегка поклониться. Обед прошел чинно и обстоятельно, еда была разнообразна и питательна, особенно вкусен был салат из грибов и яйцо под майонезом. Недурен был и паштет. Куриный суп с лапшой был неплох, но оказался слишком жирным и слегка пересоленным. На второе были отбивные с жареным картофелем, под все эти вкусности мы выпили бутылку марочного вина «Негру де Пуркарь». В застольном разговоре мы коснулись всего понемногу, тематика его была довольно обширной: мы говорили о внешней политике, о ценах на рынке, поговорили о вновь набирающем силу мировом антисемитизме, а заодно и о нашем местном, молдавском; и кроме того, естественно, было спрошено о моем отношении к «ехать – не ехать», или «еще подождать».
     Косоглазие Эллы, если оно и имело место быть, мне было незаметно, во всяком случае, в глаза не бросалось, возможно, девушка каким-то образом научилась уменьшать сей недостаток с помощью косметики. После обеда я наговорил маме кучу комплиментов по поводу ее готовки, Мила аж раскраснелась от моих похвал; затем нам с Эллой было предложено прогуляться. Пока я в коридоре ожидал Эллу, которая побежала переодеваться, мне слышались реплики Милы и ее отца, доносившиеся с кухни.
-Ах, как у него голос поставлен, великолепная дикция, какая фактура! – восхищенно восклицал Семен Моисеевич и я неожиданно понял, что он это говорит в мой адрес. – Я бы не удивился, если бы узнал, что он закончил театральный вуз.
-Однако у него лишь диплом техникума, да и то строительного, - в ответ ему говорила Мила. – Но ты прав, папа, какой антураж, какой экстерьер!
-Экстерьер – это когда говорят про собаку или лошадь, - недовольным тоном прервал ее излияния Семен Моисеевич.
-Да ладно тебе, папа, мне дозволено ошибиться, ведь я по образованию всего лишь бухгалтер, - слышался голос Милы.
-Однако ты не просто бухгалтер, ты главный бухгалтер, - весомо сказал Семен Моисеевич.
     Дальнейшего разговора между ними мне услышать не удалось, так как минутой позже из комнат вышла Элла, и мы с ней отправились гулять.
      Мы гуляли по улицам верхней Ботаники, и я, не забывая уделять внимание Элле – где подам руку, помогая шагнуть на бордюр, где возьму под руку, чтобы вместе перейти дорогу, - с интересом разглядывал этот очень быстро разрастающийся район, который всего несколько лет тому назад, на моей памяти, почти сплошь был фруктовым садом. Попутно мы беседовали. Элла поначалу была несколько скованна и замкнута, но после того, как я стал расспрашивать ее о близких ей вещах - об учебе (девушка занималась на четвертом курсе университета, на экономическом факультете), о преподавателях и соучениках, она разговорилась. Исподволь я разглядывал ее. Девушка по своим внешним качествам значительно уступала как Натали, моей, как я уже теперь понимал, бывшей невесте из Питера, так и Белле, невесте из города Рени. Зато она была более непосредственной, то есть веселее и проще обеих, и характер, кажется, имела более легкий, что немаловажно для семейной жизни, ведь зачастую сложности в характере женщины немало портят самим женщинам, да и нам, мужчинам, жизнь.
-Скажите, Элла, у вас есть друг, с которым вы встречаетесь, может быть, соученик, с которым бываете вместе в компаниях, или просто хороший товарищ? – напрямую спросил я девушку.
      Мне не важен был ее ответ, я надеялся прочесть его у нее на лице.
-Ну, как вам... э… тебе сказать? – начала Элла, слегка конфузясь. – Вообще-то я ни с кем особо не дружу, а так, легкое, ни к чему не обязывающее общение – это, пожалуй, со многими. И с ребятами и с девчонками. У нас на потоке ребят мало, - она обезоруживающе улыбнулась, - так что, в основном, с девчонками приходится дружить.
     Мы гуляли дотемна и тут я, кажется, увлекся, заболтался и дал лишку: я не стремился специально понравиться девушке, и все же мне это удалось, так как Элла явно не была избалована общением и особенно вниманием: после занятий – сразу домой, где ее ждало домашнее задание, а затем необходимо было еще разучивать гаммы (Элла, как я и предполагал, закончила музыкальную школу), или бежать в драмкружок (это уже влияние дедушки-режиссёра. Элла даже в стройотряд на каникулах не ездила, - мама придумала ей какую-то труднопроизносимую хроническую простудную болезнь, из-за которой девушке ни в коем случае нельзя было переохлаждаться, и она каждый год получала освобождение от очередного медицинского светила).   
     Домой мы пришли оба усталые и вполне довольные друг другом: Элла – потому, что я ей явно понравился, я – потому, что мне это удалось.
    Я уже было собирался поблагодарить своих гостеприимных хозяев и откланяться, но мама и дедушка Эллы в два голоса уговорили меня остаться ночевать в их квартире, и я, немного посопротивлявшись для приличия, согласился. Легкий ужин – бутерброды с сыром и маслом, а также торт, чай и кофе – слабенький, с молоком, после чего Элла пожелала всем спокойной ночи и ушла в свою комнату, а мы втроем с мамой Милой и Семен Моисеевичем продолжили разговаривать на всякие разные темы, попивая из микроскопических рюмочек коньяк.
-Вы обязательно должны будете сыграть в моей заводской труппе, - убежденно говорил мне Семен Моисеевич. – С такой дикцией – ой-ой – и с таким темпераментом...
-Я уже согласен, - перебил его я. – Роли Ромео и Гамлета я, конечно, не потяну, а вот Обломова готов играть, начиная уже с завтрашнего дня.
-Ну почему же Обломова, почему именно Обломова? – вскочил со своего стула и засуетился Семен Моисеевич, он стал бегать вокруг стола и потирать руки.
-Потому что это мой единственный любимый герой, - ответил я, - если не считать еще детского увлечения, Мальчиша-Плохиша, помните: - «…варенье, печенье?..» Но его мне уже, к сожалению, сыграть не удастся – я вышел из этого возраста. 
  -У вас, я вижу, и с юмором все в порядке, молодой человек, - часто кивая, проговорил Семен Моисеевич, усаживаясь, наконец, на свое место. – Это хорошо, это, я должен вам заметить, просто замечательно.
     Мама Мила задала мне множество вопросов на самые разные жизненные темы, и я ей отвечал обстоятельно и без всяких шуточек, что маме очень понравилось, а в двенадцатом часу ночи все наконец отправились спать. Мне почему-то постелили в спальне, на двуспальной кровати, но в те полчаса, пока я, перекатываясь с боку на бок, привыкал к новой для себя обстановке, Элла не пришла (А вдруг это было сюрпризом, частью программы???), даже в дверь не заглянула, поэтому я спокойно уснул. Мне снился какой-то нудный сон, после которых обычно встаешь наутро с дурной головой и не высыпаешься, поэтому я, проснувшись среди ночи от того, что захотелось в туалет, лежа, с удовольствием отходил от этого сна. Вдруг послышался шорох крыльев, затем какая-то тень промелькнула по потолку, и мое лицо обдало легким ветерком.
      «Это еще что за чертовщина?», - подумал я. Ведь я уже как будто проснулся, а сон все еще не хочет меня отпускать. Я уже собрался было вылезти из постели, когда шорох крыльев возобновился, и что-то легкое упало мне на грудь. Я перестал дышать. Затем медленно опустил глаза долу и увидел... маленькую птичку.
-Ты кто? – еле слышно спросил я. – Неужто мой ангел?
-Я Шурик, - проскрипел голос, похожий на механический, странным образом пробивающийся сквозь другие звуки – пощелкивания и потрескивания, будто включился магнитофон, и голос в нем звучал с помехами. – Я Саша, Саша, я Шурик. 
-Очень приятно, - сказал я, очень медленно выдыхая, чтобы не сдуть моего неожиданного гостя, сообразив уже, что это со мной разговаривает хозяйский попугай – еще во время обеда до нас доносились из кухни его крики. – Пойдем, Шурик, отведешь меня в туалет.
     Шурик, как мне показалось, с недовольным видом взлетел, но как только я выпрямился, тут же сел мне на плечо. Все время, пока я находился в туалете, Шурик сидел у меня на плече и небольно пощипывал за ухо, эдак по-дружески трепал, словно предупреждая о чем-то...
    Отправляясь из туалета в обратный путь, я услышал из кухни приглушенные голоса. «Семейный совет», - понял я, и, приостановившись, прислушался. «Не хочешь услышать о себе гадостей, не подслушивай», - так гласит мудрый совет, но я не внял ему. И услышал очень даже неплохую о себе характеристику.
-А я хочу его, - послышался голос простодушной Эллы и я немедленно воспрял духом. – Он такой умный, он такой... замечательный.
-Телочка ты наша необъезженная, - ласково прервала излияния дочери мама Мила. – Да тебе почти каждый парень нравится. Эдик, что приезжал из Бельц, тоже тебе понравился, помнишь?
-Мама, но это ведь не то, сама говоришь, Савва ведет себя интеллигентно, самостоятельный...
-Ага, - вновь перебила ее мама, - и ни квартиры у него своей нет, ни машины. А у Эдика, кстати, свой «жигуль» имеется.
-Не нужен нам его «жигуль», - капризным голосом сказала Элла, - сама выходи за этого Эдика замуж, а Савва, вон, пусть на папиной «Волге» ездит.
-Точно, - наконец-то послышался голос Семена Моисеевича, а то я уже было подумал, что он на семейном совете отсутствует. - Савва с виду солидный мужчина, ему «Волга» в самый раз подойдет, если, конечно, у Эллочки все с ним сложится. А насчет денег, Мила, так ты не волнуйся, мы возьмем его в наше дело, и если он захочет внести в него какую-то сумму, тогда и узнаем, что он из себя представляет в материальном плане. Миша и Софа, между прочим, которые его уже много лет знают, говорили, что он всю жизнь работает на денежных местах, то барменом, то проводником вина. А если он при этом не показывает, что у него есть деньги, значит умный, значит, он наш, еврейский мальчик, вот что я вам скажу.
-Вот видишь, видишь, мама! – воскликнула Элла.
      «Нормальный семейный разговор», - подумал я и в сопровождении Шурика отправился спать.
     Проснулся я довольно поздно, в девятом часу. Элла, как вскоре выяснилось, уже ушла на занятия, ее мама уехала на работу, так что я был препоручен Семену Моисеевичу. Мы с ним выпили чаю с булочками с маслом и вареньем, затем я поблагодарил его, обещал позвонить через неделю, после чего откланялся.
     Путь домой был долог, автобус тащился 180 километров целых пять часов, и у меня было время подумать о последней (по счету) из моих невест, - по случаю ее звали так же, как и мою татарско-питерскую знакомую, Натали. Это была скромная молодая женщина (я сам же ее и сделал ею), уроженка нашего города, высокая, стройная, с хорошей женской фигурой и, может быть, не красавица, но яркая внешне и вполне привлекательная. Уже около полугода мы с ней встречались и были близки. Натали, по ее словам, полюбила меня в тот самый день, когда увидела, то есть с её стороны это была любовь с первого взгляда, ну а я постепенно, понемногу привыкал к ней, мне нравилось быть с ней рядом, нравилось тепло ее ладоней, действовавших на меня успокаивающе, ее мягкие ласковые губы, ее великолепная чуть смуглого оттенка кожа, нравилось ловить на себе ее влюбленный взгляд. И еще: перед самым моим отъездом она сказала мне, что беременна, но я, свинья, несмотря на это, все же уехал... Конечно, я все это время держал в памяти ее слова, а эта поездка... Она, как я теперь понимаю, была жестом отчаяния перед погружением в трясину предстоявшего мне семейного счастья, при этом я еще не был вполне уверен, что и сам люблю, я ведь считал, что важнее любить самому, чем когда любят тебя... Возможно, я ошибался. Возможно, возможно...   
     Однако теперь-то я уже наверняка знал, что еду к ней. К ней, одной-единственной. К моей Натали.



• Награда                1
• Конкурс ресторанов                19
• Гамбит от брюнетки                73
• Гамбит от блондинки                92
• Неделька                112
• День Хэ, или пятница 13...            133
• Где ты, моя ненаглядная, где?..  197
• Наследство дяди Ефима                215
• Мастер-класс                250
• Парад невест                349