Однажды на просторах интернета я подшутил над корреспондентом, который в заметке на новостном сайте написал, что преступник «догнал жертву, надругался и изнасиловал».
Я посетовал на отсутствие дополнения, что преступник потерпевшую заодно обесчестил и вступил с нею в половую связь против ее воли в обычной и извращенной форме. Еще добавил, что мой искушенный всяческими извращениями мозг так и рисует картину, где над поверженной жертвой стоит злодей и прежде, чем приступить непосредственно к совершению полового акта (изнасилование), произносит страстную речь, состоящую из нецензурно-бранных ругательств (надругательство). Попросил журналистов «следить за базаром», то есть правильно употреблять терминологию.
Меня упрекнули, что я не знаю, что такое «надругался».
К сожалению, знаю и не из новостных публикаций.
В свое время все преступления несовершеннолетних, включая изнасилования, расследовались милицейскими следователями, в том числе мною.
Преступления эти относятся к тяжким, но при всем при том приходилось сталкиваться с интересными юморными моментами, которые со взрослыми не бывают.
Приводят мне мальчонку 14 лет за покушение на изнасилование несовершеннолетней.
Боря, худенький, рыженький, веснушчатый, - никак не тянет внешне на злодея. Ведет себя скромно, явно стесняется, но о содеянном рассказывает. Допросы я старался проводить в обстановке, располагающей к откровенности.
Рассказывает на доступном ему языке, то есть называя все вещи своими именами на великом и могучем (слов «надругался» и «изнасиловал», а уж тем более «член», «вульва» и им подобных там не было).
Если бы присутствовали адвокат, педагог и родители, как потом стали требовать, он бы от стыда за свою речь вообще молчал.
Записывать показания допрашиваемого положено максимально дословно, но как такое записывать?
Я нашел приемлемый вариант (применял его неоднократно): разъяснил Боре все употребленные им слова научными терминами. В протоколе же сделал запись, что подозреваемому в процессе допроса разъяснено значение специальных терминов. Вот под такими приличными показаниями мне было не стыдно дать Боре подписаться. Да и ему наверное приятно было.
Еще раз столкнулся с безграмотностью малолеток-потерпевших, занимаясь делом о групповом изнасиловании, возбужденном и первоначально расследованном другим следователем-женщиной.
Фабула проста: пять малолеток-пацанов лет по 15 днем завели в подвал жилого дома «покурить» слабо знакомых девчонок-одногодков, где каждый совершил с одной из них «половое сношение с применением насилия и угроз», лишив всех девственности (для особо продвинутых читателей добавлю, что это называется дефлорацией). Потерпевшие, как на подбор,крупные фигуристые девахи со всеми полагающимися девайсами.
Так вот, эти крупногабаритные нимфеточки с третьим размером бюстов на допросах требовали у меня, чтобы я объяснял им на пальцах (в буквальном смысле), что же с ними произошло. Объяснял, куда деваться.
У следователя-женщины они об этих моментах не спрашивали, стеснялись.
А еще один из их насильников, самый заводила, интересовался моим мнением относительно внешности потерпевших, желая от меня услышать подтверждение, что его жертва – самая симпатичная.
Ну, что скажешь? Они же дети…