Дипломный проект Глеб Кыштымов выполнял под астрономическим куполом, на самой вершине дореволюционного немецкого производственного здания без единого окна, с искусственным светом. Под ним, этажом ниже располагалась лаборатория в широком круглом помещении со множеством окон во все стороны света. Помещение под куполом и лабораторное помещение связывала суровая, железная винтовая лестница. Кульман Глеба стоял рядом с телескопом. В астрономической обстановке помещения Глеб выполнял инженерный проект астрономического содержания. Надо признать, что для его выполнения было много подсказок со стороны руководителя проекта и помогало изучение предыдущих разработок на эту тему и чтение технической литературы, которая стояла на стеллажах в лаборатории. Без этого институтское знание так бы осталось в голове бесполезным кладом.
1964 год. Уже не на шутку, ценою жизни и смерти развернулось соревнование между СССР и США по освоению космоса. Работа шла напряжённая, часто с переработками по времени, вплоть до прихватывании и ночного времени.
- Глеб, давай по энергичнее проектируй. Ты нам нужен на рабочем месте. Я тебе даю срок защиты дипломного проекта в декабре.... Да, на полтора месяца раньше, но, дружище, ты должен понять и основательно напрячься. Здесь, у нас, как на войне. Понял? - начальник лаборатории, Виктор Парфёнович, хлопнул по плечу ошарашенного студента и посмотрел ему в глаза, ожидая ответа.
- Понял! - неожиданно громко, видимо от волнения, ответил Глеб.
- Ну и добре. Я тебе поверил, - начальник направился к люку. Железная лестница сопроводила его спуск барабанной дробью.
Для Глеба ответ начальнику "понял!" был как клятва. Обещание надо выполнить во что бы не стало, - такой был у него характер. Задерживаться на рабочем месте он не имел права, поэтому техническую литературу и кое какие предварительные зарисовки со спец-разрешением он брал с собой домой, чтобы подготовить материалы для ускорения процесса проектирования.
Однажды в начале декабря, в разгар особенного ажиотажа на работе, когда режим дня для инженеров-разработчиков по объективным причинам не действовал, Глеб спустился в лабораторию за фрагментом одной из предыдущих разработок. На рабочих местах никого не оказалось, что и не удивительно: отсутствовать можно по разным причинам: в цехах, в отделах. "Но почему открыта дверь на кольцевую площадку снаружи? Почему холод задувает внутрь помещения. Глеб, заподозрив неладное, выскочил на площадку и обнаружил спящего на стуле старшего инженера Харриса Хайрулловича, ветерана Великой Отечественной войны и инвалида войны. Декабрьский холод паром кружил вокруг его седой головы. Глеб не раздумывая закинул левую руку ветерана себе на плечо, подхватил его за талию, согнулся на бок так, чтобы приподнять спящего, и аккуратно поволок его к двери. На пороге Харрис Хайруллович пришёл в себя: "Опусти меня, друг, я в норме". Они вошли в помещение. Глеб закрыл дверь, поставил чайник на маленькую электроплитку, подбежал к старшему товарищу, помог ему поудобней сесть, накинул на него чьё-то пальто и сказал: "Сейчас согреетесь, Харрис Хайруллович. Чайник как раз закипел".
Вернулся в лабораторию Николай Иванович, ведущий инженер. С критическим интересом посмотрел на то, как "салажонок" подаёт чай уважаемому коллеге.
- Что это за холуйские замашки, студент? - язвительно обратился он к Глебу. Глеб не находя, что ответить, хмуро смотрел в пол. - Харрис, ты объясни мне, что тут происходит.
- Глеб вытащил меня на себе с площадки, - он показал рукой на дверцу, - я надумал освежиться, подышать морозным воздухом, присел сдуру на стул и, не заметил как, уснул. Третьи сутки без сна, как ты думаешь. К счастью Глеб спустился по делам, обнаружил меня снаружи на площадке замерзающим на стуле и заволок сюда. Да. А парень то видать надёжный. Наш будет, - Харрис Хайруллович по отечески, по доброму посмотрел на Глеба. Глеб, смутившись, направился к лестнице. Поднимаясь к себе под купол, он услышал:
- Харрис, не обольщайся, время покажет. Нутром чувствую, что не приживётся.
- Не надо так, Николай, не надо. Нехорошо так-то, - с искренним сожалением тихо сказал ветеран войны.
- Посмотрим.... Тебе и в самом деле нужна передышка. Здоровье, сам понимаешь, на войне оставил, и сейчас такая нагрузка. Будь она неладная эта Америка, соревноваться ещё с ней. Но мы её сделаем, Харрис... Сделаем?
- Сделаем, Николай, обязательно покажем ей спину.
Молодой человек ещё не разбирался во взаимоотношениях взрослых, какими казались ему сотрудники отдела, но настороженность и оцепенение во время производственного общения с Николаем Ивановичем внедрились в его сознание навсегда.
"Три бессонных ночи", - вспомнил Глеб слова Харриса Хайрулловича. Его это поразило, - вот это работа! Действительно, как на войне! Неужели и мне придётся испытать всё это? Готов ли я к такому испытанию? Вот Николай Иванович, чувствую, даже не сомневается: не готов. Время покажет", - с усмешкой Глеб повторил фразу своего недоброжелателя.
Виктор Парфёнович внимательно отнёсся к случаю с заслуженным сотрудником, старшим инженером Харисом Хайрулловичем: с этого дня он не имел право задерживаться на работе сверхурочно, как ветеран войны, тем более оставаться на ночь. Это относилось ко всем участникам войны.
Дипломная работа подходила к концу: выполнен технический проект прибора, написана пояснительная записка. Осталось рассчитать экономическую часть, и начертить общий вид прибора. Глеб задерживался на работе дольше положенного, что осталось незамеченным из-за занятости сотрудников и начальника. Он раньше срока закончил чертёж общего вида и даже решился выполнить цветное изображение гуашью общего вида прибора на полном ватманском листе. В тот момент, когда Глеб заканчивал экономический раздел, к нему спешно поднялся руководитель дипломного проекта и объявил, что завтра защита. Прозвучало, как удар грома. Бывшие в запасе целые пять дней улетучились. Не закончена экономическая глава.
- Вот, как есть, так и пойдёшь. Экономический раздел у тебя в основном готов. Остальное формальность. Пройдёт. Смущает меня твой рисунок. Он, конечно хорош, но такое не практикуется и его могут снять с рассмотрения. Так что, смотри. Можешь и замечание схлопотать.
Глеб быстро оформил титульный лист, отошёл от кульмана на пару шагов, посмотрел на титульный лист и забраковал его. Сделал второй вариант: "Нормально!" - оценил он и занялся сшиванием пояснительной записки, формируя из неё подобие книги. Забракованный титульный лист вложил внутрь. "Не забыть бы выложить и оставить дома на память", - подумал он.
Глеб пришёл домой пораньше. Молодая жена Маша по девичьи обрадовалась его приходу, легко вспорхнула к нему, наградила автоматной очередью поцелуев. - - Я рада, что ты застал меня, а то я уже собралась в библиотеку, - мне завтра сдавать реферат.
- А у меня завтра защита дипломного проекта.
- Ой, родненький мой! Но ты мне говорил, что у тебя полно дней впереди. Ты закончил проект?
- Руководитель посмотрел всё, что я натворил, и сказал, что я вполне готов идти на защиту. Да у меня иного варианта нет. Защита завтра и точка. Маша чмокнула его сочувственно в щёчку.
- Пойдём на кухню. Обед ещё не остыл. Ты мой руки и садись, я поставлю тебе всё на стол и побегу в библиотеку часа на три. Ешь и не психуй. Всё будет хорошо. Мы справимся.
Глеб нежно, но по мужски обнял жену, прижал её тёплое, такое желанное тело к себе и почувствовал её упругий животик.
- Сильно беспокоит?
- Чувствую её. Уже живёт полной жизнью. Вечером послушаешь. Побегу. Молодые расцеловались.
- Будь осторожна.
- И ты. Не волнуйся.
Маша, глядя под ноги, спускалась по лестнице. На площадке она помахала мужу рукой и продолжила осторожно спускаться.
Глеб и Маша в школьные годы учились в одном классе, после всесоюзного перехода на совместное обучение девочек и мальчиков. Глеб и Маша оказались "жертвами" такого перехода. В восьмом классе Глеб послал записку с предложением дружить Маше - южных кровей темноволосой девочке с красивыми глазами цвета морской волны. После полугода бурных школьных событий в связи с этим (об этом расскажу в другой раз) девочка Маша согласилась дружить с ним, и с тех пор они вместе. Поженились они, учась в институтах: Глеб на втором курсе, Маша на первом. Четыре года жили на стипендии и деньги с подработок на разгрузках, погрузках, на заводе в КИПе и даже за участие в массовках на съёмках фильмов; Маша летом устраивалась вожатой в пионерский лагерь. Жили свободной студенческой жизнью днём, а вечером, встретившись, были страстными любовниками, особо не заботясь о быте.... А теперь Маша беременная.
Глеб пообедал и задумался о дальнейшей их жизни. "Пришла пора осознать, что я теперь отвечаю за свою семью, - ведь я мужчина", - подытожил свои думы Глеб.
Маша пришла в шестом часу, Глеб заметил усталость в красивых глазах, но улыбка молодой энергии светилась радостью, увидев его. Глеб не терял времени зря, - к приходу жены приготовил студенческий ужин - два кусочка хлеба, поджаренных с яичницей и чай с сахаром. Посидев за столом, они занялись своим ребёнком - дочкой, затаившейся в выдающемся круглом животике. Папа прижался ухом к животу жены и слушал, как ему казалось, девчачью болтовню дочки, а щекой ощущал её грациозные танцы.
Утром молодые и влюблённые друг в друга студенты проснулись серьёзными и ответственными супругами, - сегодня им предстоит пройти через серьёзные испытания. Первым отправлялся на подвиги Глеб. Жена беспокойно суетилась, помогая мужу собрать всё его имущество. Наконец Глеб был готов ко всему и выглядел вполне боевито.
- Да, - воскликнула вдруг Маша, - наверняка с кем-нибудь из однокашников придётся отметить защиту. Обязательно возьми деньги, у нас ещё осталось в загашнике от последней твоей подработки. Возьми, не жалей.
Молодые обнялись с большой охотой, потому что их постоянно тянуло друг к другу, расцеловались. Глеб ушёл. Маша села на диван побеседовать с дочкой в животе.
Час расплаты настал. Комиссия из профессоров и преподавателей за столами в первом ряду. Перед ними блокноты, ручки, какие-то листы бумаги, похожие на документы. Глеб почувствовал, как у него от волнения начали подкашиваться ноги, когда он развешивал листы ватмана с чертежами. А в это время один из членов комиссии листал его пояснительную записку, наклонялся к рядом сидящим членам комиссии и тыкая пальцем в записку, показывал им и что-то говорил. Периферийным зрением Глеб видел это и ещё более волновался. Но, когда он повесил цветной лист общего вида прибора, сразу же услышал шумок, ничего хорошего не предвещающий. С этого момента в нём взыграло упрямство. Волнение прекратилось. Он готов защищаться.
Минуты полторы стояла, ищущая своего мнения, тишина. Прервал тишину старший квалификационной комиссии:
- Мы выпускаем инженеров-разработчиков передовой, в технологическом смысле, техники, а не художников-оформителей. Их готовят совсем в другом учебном заведении. Предлагаю эту картинку снять, мы на неё полюбуемся на досуге. Вы согласны, товарищи, - он оглядел членов комиссии.
- Согласны, - прозвучало по всему ряду.
- Снимите, - обратился профессор к Глебу, - и приступайте к защите.
Глеб со злым лицом снял лист, положил его на стол и каким-то скрипучим голосом начал не докладывать, а рассказывать о приборе (такая у него всегда была манера):
- Прибор, который я вам представляю, относится к системе...
В это время противно скрипнула входная дверь зала, приоткрылась, все увидели руку. Из руки выпал лист и, плавно переворачиваясь опустился на пол. Дверь закрылась.
- Это что за фокусы? - прозвучал грозный голос профессора.
Лист поднял ассистент и передал члену комиссии. Тот посмотрел и недоумённо сказал, что это титульный лист.
- Но на пояснительной записке есть титульный лист. Зачем нам второй подкинули? Что за игры? - профессор посмотрел на Глеба, - а, впрочем, очевидно, что это какое-то недоразумение. Продолжайте свой доклад.
Глеб продолжил свой рассказ более раскованно, с уверенной интонацией. Комиссия задавала явно каверзные вопросы, Глеб отвечал. Но на один вопрос он не ответил, не потому, что не знал, а потому, что это затрагивало секреты, а он давал клятву о неразглашении. Глеб так и сказал прямо и твёрдо;
- Не имею права разглашать секрета.
Задавший вопрос член комиссии хмыкнул, кто-то хихикнул, и вдруг возникло какое-то оживление в первом ряду и в зале.
- Принято, продолжайте, - сказал профессор.
Пока Глеб заканчивал рассказ о приборе, подчёркивая его уникальность, благодаря новизне заложенных в нём технических идей, профессор думал об этом необычном студенте: "Своеобразный, интересный, не без таланта, судя по изображению прибора.., - мне понравилось. Упустили его для науки, во время не обратили на него внимания".
Однако старания Глеба оценили только на "хорошо", согласно средней его успеваемости. Глеб на большее и не претендовал. Он вообще оценкам никогда не придавал особого значения. Для него важно, что он понимает и что он умеет. Он вышел из аудитории, в это же время из соседней аудитории вышел студент другой группы. Они, едва друг с другом знакомые, поздравили друг друга и легко сговорились отметить судьбоносный день в ближайшем кафе, где обычно студенты собирались отметить знаменательные студенческие события.
Глеб пришёл домой не поздно, в седьмом часу. Маша уловила запах коньяка ещё когда муж был за дверью. Она открыла ему дверь и была приятно удивлена, что Глеб после отмечания вернулся во вполне приличном виде, ну может быть чуть-чуть излишне бодрым и улыбчивым и для неё был удивителен его вопрос с порога:
- Ну, как ты сдала реферат? Маша от неожиданности прыснула в кулачок.
- Нормально сдала. Это такой пустяк по сравнению с твоим событием. Я сгораю от нетерпения послушать тебя, но ты переоденься, умойся, а я подогрею ужин. Мы сядем за стол, и ты мне всё, всё подробно расскажешь.
- Рассказывать особенно нечего, - после молчаливого жевания начал Глеб, - но два казуса в самом начале случились. Самый главный в комиссии профессор попросил меня снять цветное изображение общего вида прибора, объясняя это тем, что институт не выпускает художников-оформителей, и рисунок тут не уместен. Руководитель проекта предупреждал меня, что так будет. Я обозлился, даже было желание настоять на своём, но проявил слабость, вспомнив тебя и будущее наше чадо. Снял, - Глеб пожевал бутерброд, запил чаем и продолжил. глядя на Машу смешливыми глазами, - потом, только начал доклад, вдруг открылась дверь, да ещё противно скрипнула, и кто-то подбросил титульный лист пояснительной записки. Я сразу его узнал. Я его забраковал и оставил дома на память, а к записке подготовил другой вариант титульного листа. Профессор возмутился: "Это что за фокусы? - и смотрит на меня. Я, конечно, догадался как это могло произойти, но промолчал. Профессор смягчился, видимо сообразил, что это недоразумение и предложил мне продолжать доклад. Далее пошло всё нормально. Я совсем не волновался, даже азарт меня охватил. Задавали вопросы, я отвечал и уж уверен был в успехе, как вдруг доцент задал мне вопрос, на который у меня не нашёлся ответ. Я прикинул в уме, что вопрос может относиться к секретной информации, ну, я так и сказал, что я не имею права раскрывать секретов, - ведь я давал клятву о не разглашении. Он хмыкнул. Вся комиссия вдруг оживилась, ак будто обрадовалась, что наконец-то поймала прохвоста-студента с поличным. Короче говоря, защитился я с оценкой "хорошо". Как учился, так и защитился. Всё правильно.
- Ты не представляешь, как я рада за тебя, - Маша подошла к мужу, обняла его со спины , наклонилась и прижалась к нему щекой к щеке, - я горжусь тобой, мой милый, очень люблю тебя и мне перед тобой очень стыдно. за глупость, которую сотворила. Как только я увидела титульный лист, у меня в душе всё перевернулось. Я решила, что от волнения его забыл, и решила тебя немедленно спасти. Я выбежала с ним на дорогу, поймала такси и в твой институт ринулась. Ещё торопила шофёра, он порывался меня высадить за нетерпение. В институт меня не пускали. Уговоры не помогли. Я приставала к проходившим студентам с просьбой передать титульный лист тебе, назвав фамилию, в аудиторию, в которой проходит защита. Согласилась только двенадцатая по счёту студентка из твоей как раз группы. Она и подкинула.
Глеб расчувствовался от нежности горячей щеки своей жены и от её слов преданности. Он встал, всю её прижал к возбуждённым мужским желаниям, вдруг своим телом почувствовал толкотню в животе беременной, взял жену под руку и осторожно повёл её в спальную отдыхать от забот и волнений.
2020 г.