Машина вильнула на обочину, изрядно примяв крапиву. На песке нарисовались две широкие борозды, точно проехал трактор. Тихое шипение стеклоподъемников и с аристократическим шиком открылось водительское окно. Высунувшийся Григорий Ефимович с наездом гаркнул:
- Ну чо надо?! Машину не узнаешь? Едрит твою налево.
- Предъявите, пожалуйста, «права» и техпаспорт. – Сержантик молоденький. Глазки испуганные, движения зажатые, стоечка «смирно» скукоженная.
Бывший мэр с минуту ошалело смотрел на стража порядка, потом рявкнул:
- Ты чо, совсем берега попутал?! Сейчас я тебя увольнять буду.
Он вернул голову в салон и забарабанил по мобиле. Еще успел удивиться, пять пропущенных, но разбираться кто, откуда не стал. Толстые пальцы листали контакты, сбивчиво, частенько отматывая назад. В глазах слегка двоилось, фокус плавал. Радио некстати гундело заунывной инструменталкой. После громкой отрыжки в машине реально раздался перегар. Нужный номер обнаружился через пару минут. Царенко приложил телефон к уху.
- Привет, Митрофаныч!.. Да, да, я… Извиняй, чо так поздно. Тут меня твои нукеры задержали… От Гарика ехал… Да, плох совсем, который день не просыхает… Да, да, новая метла. Едрит его налево… Ну, ты ж, понимаешь, Володь, через пару месяцев эксперимент провалится, и все вернется, как говорят ученые, на круги свои… Своя, да, ея… Да, встретимся на днях… Заскочу… На, поговори с постовым.
Сержант взял трубку трясущимися руками. Прикладывать к ушной раковине не стал, боялся испачкать, как Грязнов салон. Стойка «смирно» стала вытянутей, словно полицейский со скоростью электрона вырос на пару сантиметров. Фуражка приподнялась, будто волосы встали дыбом.
- Есть!.. Слушаюсь!.. Так точно!.. Виноват!.. Исполнял ваш приказ… Да! Дурак! Виноват! Исправлюсь! - Сержант бережно вернул телефон хозяину, вытянулся больше. – Прошу извинить! Виноват! Больше не повторится!
- Ну, не ори, не ори, оглушил. Едрит твою налево. - Ефимыч сменил гнев на милость. - А сразу-то чо? Не признал?
Сержант забегал глазками по земле, сжался в комок, словно ежик, признался, как перед Всевышним:
- Узнал, конечно. Но новое предписание… совсем с толку сбило.
- Какое предписание?
- Ну, пока новый мэр, Владимир Митрофанович приказал строго блюсти… закон и порядок. Пресекать на корню.
- Понятно. Ладно, свободен.
Полицейский быстро убежал в патрульную машину, та срочно снялась с ручника. Бывший градоначальник покатил в приятном расположении духа, выключив радио и насвистывая антикварный мотив. Обочины уже изрядно поросли крапивой, на селе - первый сорняк, приправа и моющее средство. Добрался горе-водила без приключений, хотя пару раз едва не свалился в кювет. В ворота въехал еле-еле, бампером чуть наклонил тую. Рюмочка к ужину, вторая. Незаметно для себя ушел в запой на неделю. Подсознание ускоряло время. Месяцок, другой, и все на круги своя.
Выходя из запоя, он пробовал заниматься хозяйством. Сначала взялся за старый телевизор, пылящийся в гараже. Заумь микросхем осилить не смог, так и оставил пылиться с открытой задней стенкой. Потом объектом преследования стал пылесос. Когда включаешь, дымит. С трудом разобрав, Царенко убедился - причина в двигателе. Кряхтя и матерясь, раскрутил движок, - искрил якорь.
Черти, спецом в самую ходовую вещь заложили быстрый износ. Как только умудряются уложиться в гарантийный срок? Математика, инженерия, расчет. Едрит их налево. Двигатель купить дешевле, чем новый аппарат, но не намного, да и мало кому захочется возиться.
Аналогичная беда приключилась и с другим пылесосом. Ремонтник сплюнул, заочно обматерил всех производителей до седьмого колена, отложил полусобранные аппараты в гараж.
Пришел черед утюга. С горем пополам Ефимыч разобрал, отломив кучу пластиковых деталей. Не для больших пальцев эти пимпочки, выточки, вензелечки. День возился, беря паузу на передых и рюмки водки. Только сила воли и матерок Валентины удержали от нового сваливания в запой. Причину поломки не нашел, только почистил внутренности от лохмотий грязи. Также с горем пополам собрал, но не до конца. Не ровен час придется снова разбирать.
- Валюх!
- Чего?
- Иди сюда. Едрит твою налево. На, держи.
Утюг в руку благоверной. Вилку в розетку. Внимание на женское лицо.
- А-а-а! - через десять секунд завопила жена и бросила утюг на пол.
- Работает! - заорал хозяин и кинулся обнимать супругу.
Случайно наступил голой пяткой на железку и тоже заорал, после чего срочно отключил прибор от сети, дособирал до конца. Несмотря на ожоги кожи и линолеума, жена осталась довольна, но ненадолго. В доме не осталось вещей для починки. Энтузиазм иссяк, бывший мэр загрустил и опять начал скатываться в астрал запоя. Стеллаж напитков купленных и дареных, истощался, как трехлитровые закрутки малосольных огурцов. Царенко уже дважды гонял в магазин для пополнения ликеро-водочных запасов.
Контроль на линии требовал присутствия. Любопытство разбирало, да и хотелось убедиться в скором конце новой власти. Но власть в России частенько приходит надолго, независимо от результатов деятельности. Разговоры с Нефедовой втайне от супруги, закрывшись в бане, не давали услады глазу. Ленка будто помолодела, щебетала, радовалась, словно малолетняя дуреха. «Порядок. Чин-чинарем. Все здорово, как никогда». Он осаживал, она останавливалась, точно возвращалась в старую реальность подчинения. Соглядатай - это хорошо, но требовалось убедиться лично. Ефимыч подлечившись с похмелья, покатил в город.
Дороги блестели, словно вымыли шампунем и начистили воском. Разметка - белее снега. Идеально гладкий асфальт. Цвет, как будто с глянцевой обложки журнала. Ни намека на ямку, выбоинку, неровность. Бордюры – стеночка к стеночке. Тротуарная плитка - качественная сороковка, а не мелкокалиберный ширпотреб, через год превращающийся в труху. Работа явно не Вартаняна, тот умел заложить износ, как инженеры транснациональных корпораций. Клумбочки ровнехонькие, цветочки ухоженные, точно к каждому кустику приставлен садовник. Строители принялись за фасады зданий, часть уже покрашена. Где-то ремонтик затеяли покосметичней, леса поставили, но тоже не портя вид, на загляденье взору. Даже фонарные столбы подчистили, подкрасили, привели в божеский вид.
Бывший мэр с досады протрезвел.
Так железный чурбан город по миру пустит. Это ж сколько деньжищ мимо кассы! Не по-людски. Бессовестно, нагло, подло по отношению к настоящей власти, готовой вернуться в любой момент. Да ведь он же и не человек. Есть, пить не просит, питается электричеством. Мы так не договаривались. Надо срочно с этим кончать, иначе возврат получится к разбитому бюджету.
Царенко подкатил к полицейскому участку. Все внутренние органы находились в одном здании, как в теле человека. Двухэтажный дом, вытянутый вдоль улицы, издалека пах потом, кирзачами и уставом о караульной службе. Парочка полицейских курила у входа возле урны. Григорий Ефимович без разговоров, привычным размахом убирая людишек с дороги, вошел в кабинет главного полиционера. За столом сидел мужчина пятидесяти лет, с сединой в волосе, усталым взглядом, грузным телом.
Владимир Чеботару происходил из молдован. Отец приехал в город К. на заработки. Осел, застрял, женился. На второй год пошел приплод. Сынишку окрестили Вовкой, отдали в школу милиции, пристроили по службе. Провинциальный городок – деревня, где все друг друга знают, дверей почти не запирают. Лоботряс в школе, в карьере проявил незаурядную дисциплину, рвение, исполнительность. Володька бодрым шагом дорос до командного состава, возглавил местное УВД. Работа - рутина из рутин. Кражи велосипедов, мелкая хулиганка, одно изнасилование за десять лет. Совсем не так мечталось юному молдаванину в отрочестве. Где детективный налет, авантюрный флер, многоходовость комбинаций? Только в зачитанных до дыр романах.
Оптимизаторы от власти поначалу сокращали больницы да фельдшерские пункты, потом принялись за полицию. В захолустьи два ведомства ГИБДД и УВД слили в одно, - Чеботару стал единым «королем». Сейчас постарел, осунулся. Дети выросли, пробуют силы в большом городе. Хоть внуков старикам оставляют нянчиться. Он души не чаял в единственной внучке.
Пожали руки. Присели. Бывший мэр покряхтел, прочищая горло. Хозяин намек понял, достал из сейфа коньячишко, конфетки. Главный полиционер чинно разлил по бокалам, вздрогнули без придыханий, точно выпили компот. Сразу по следующей - в чиновничьей среде закон «между первой и второй» блюдут неукоснительно. Разговор о погоде плавно перерос в полуплоскость общих интересов.
- Слушай, надо с этим что-то делать. Едрит твою налево. - В Царенко проснулся холерик. Прикажи сейчас в атаку, ринулся бы, очертя голову. - Понятно, что долго так продолжаться не может, но лучше как-то ускорить процесс…
- А как ты его ускоришь?
- Найди какой-нибудь компромат, это ж по твоей части.
- А какой я тебе компромат найду? - Митрофаныч тяжело вздохнул. - Он же робот. Водку не пьет, с бабами не спит. Сидит сутками в кабинете, работает. Даже свет не включает.
- Это да, но вон Гарик грозится, что и месяц не протянет.
- Слышал. Уже нашли нового подрядчика. Видел как улицы блестят? А Гарику придется платить крупную неустойку за отказ от гарантии.
- О, как! Не знал. Едрит его налево. Значит, он по уши в… огородном сортире.
- Не то слово.
- И нашу с тобой лавочку могут прикрыть?
- Уже прикрыли.
- Блин, и тут мимо денег. Чо за жизнь такая? Едрит ее налево! У меня на прокорм один «венецианский щебень» остался.
Давняя махинация. Чарка только с виду спокойная. Норов у реки крутой, течение в русле мощное. Пьяный не суйся - не выплывешь. Затянет в омут и поминай, как звали. Тело выловят водолазы. А дальше: могилка, памятник, оградка. Берега постоянно подмывались, и городу К. грозило смытие с лица области. В первую очередь опасности подвергались дома, расположенные в живописности и непосредственной близости от водной глади. Родной особнячок ближе к телу, а значит, нужны соответствующие работы. Подрядчика искали долго, Вартанян отказался: «Ми латаем дороги, а нэ рэчки», и никого не присоветовал. Странный подход для армянской диаспоры, протаскивающей земляков всюду, всегда и везде. Значит, действительно, никого не светило даже на горизонте. Пришлось объявлять тендер по-честному, по всем правилам. На сайте госзакупок. Но ушлые «москали» подсуетились, вовремя приехали, договорились. Солидно отстегнули, надарили подарков, проставились в ресторане. Для удорожания проекта предложили возить щебенку аж из самой Венеции, кто как не строители города на воде знают толк в укреплении берегов. Но это на бумаге, а на самом деле щебенку таскали из карьеров соседней губернии. Ефимыч имел стабильный доход, а любимый домик теперь не грозил пойти ко дну, как топор.
- А ты что, не в курсе? - Чеботару вывел бывшего мэра из задумчивости.
- В курсе чего?
- Контракт расторгнут.
На этот раз из уст Царенко вырвался возглас похожий по форме, но пострашнее «блин». Плюс: «Так вот кто мне названивал из Москвы». Ефимыч хлопнул себя по лбу. Налил рюмку и, не дожидаясь хозяина ведомства, выдул. Покосился на открытое окно, - хоть сейчас сигай и разбивайся насмерть. Остатки мозгов останутся на мостовой. Злые языки еще будут утверждать - что-то маловато извилин в черепной коробке бывшего градоначальника.
- Стройматериалы будут брать из соседнего района нашей области, там нормальный карьер. Чего ты с ними тогда не договорился?
- Не хотели откатывать.
- Понятно.
- Так чо будем делать? - Царенко судорожно искал выход.
- Ждать. Что нам остается?
- Тебе хорошо говорить. Ты уже в любой момент на пенсии. А мне как быть?
- Да тут хорошо бы пенсией отделаться. И под меня уже копают, но я вроде все следы замел. Неужели ничего не отложил на старость?
- Кто ж знал, что она подкрадется внезапно, как пушной зверек? Едрит ее налево.
Кисло посмеялись. Посидели еще, снова разлили по рюмашке. Теперь чокнулись, выпили чинно, заели конфетами. Беседа застопорилась, на том и расстались.
Сидя в машине на нервяке, Григорий Ефимович набрал номер покровителя. Долго объяснял, как все идет наперекосяк, к чертям собачьим и впору застрелиться. Замгубера привычно успокаивал, словно гладил по головке и похлопывал по плечу на расстоянии. «Ну, не может железяка управлять людями лучше человека. Она не для того предназначена. К любому станку приставлен мастер, за каждым роботом следит оператор. И вообще, не понимает психологии… Ну и пусть показывают в федеральных новостях. Это естественно. Больше нигде нет такого мэра… И пускай есть определенные успехи. Это формализм, а с людями нужно с душой и сердцем. Необходимо набраться терпения, сколько веревочке не виться, а все вернется на круги своя».
Замгубера, как всегда, утешил. Вроде полегчало. Бывший мэр покемарил немного, - сказались алкоголь и теплынь. Очнувшись почти в благодушном расположении духа, он покатил по знакомому адресу.
Одноэтажный дом в частном секторе. Синие стены, зеленая крыша. Ворота под внедорожник, но у хозяев машины отродясь не водилось. Под окнами небольшой палисадник с цветами, кустарником, огороженный забором в цвет крыши. Строения слегка покосились, но держались сносно. Флюгер-петушок на крыше походил на облезлую курицу.
Привычно войдя в хату без стука, он увидел в зеркале переодевающуюся девушку. Приятная грудь. Белая кожа. Гитарная фигура. Каре блондинистых волос. Розовые трусики. Особа женского пола заметила вуайериста, лукаво улыбнулась и срочно исчезла. Через минуту в зеркале появилась мать. Взгляды хозяйки и гостя встретились.
- Гриш, ты чего девку пугаешь? – Нефедова слегка насупилась.
- Да я не хотел. – Царенко почесал вспотевшую шею. – Как-то само вышло. Едрит твою налево.
Главбушка вышла навстречу игриво, как она позволяла себе только наедине. Мягко щелкнула Ефимыча по носу.
- Не хотел он… Кобелина. А стучаться в детстве не научили?
- Когда это я к тебе стучался? – С широкой улыбкой лица размах рук сошелся в обхвате женских плеч, жирные губы чмокнули в щечку.
- Пусти. – Она оттолкнула, снова щелкнула бывшего начальника по носу и прошла на кухню. Он следом.
Белая скатерть в ромашковый узорчик. Конфетки, бараночки рядом с сахарницей и повидлом. Крошки в пластмассовой хлебнице с прозрачной крышкой. Царь деревенской кухни - самовар.
Сели за стол. Друг напротив друга. Она подставила ладошку под щеку, уперлась локотком в столешницу, почти не скрывая ухмылку. Он ухмылялся ответно. Давно не виделись, бывший мэр слегка соскучился. Сейчас Ленка выглядела, как ромовая баба, только из печки. Грудь навыкат, мягкая, будто перина, он знал точно.
- Ну, чего прикатил? Хотел все своими глазами увидеть? Мне не доверяешь?
- Доверяй, но проверяй. Едрит твою налево.
Они посмеивались, приблизив лица, как любовники давно без секса, но уже на взводе. Почти терлись носами. От хозяйки веяло домашним уютом, теплотой плиты, распаренностью бани. Царенко постоянно соскальзывал взглядом в декольте. Она нарочно выпячивала и глубоко дышала.
Нарушая идиллию, вошла дочь. В белом топике с голым пупком, обнаженными плечами. Шортики, длинные ножки, покрытые легким загаром. Присела рядом с матерью. Схватила сушку, сунула в рот, нахально уставилась на гостя. Внимание Ефимыча переключилось на молодое тело, вновь прикатила скабрезная улыбочка в два золотых зуба.
- О-о, девка! – Материнские глазки сощурились, уголки губ растянулись в укоризне. – Хоть бы постыдилась при людях, лифчик надела.
- А чего стесняться? Дядя уже все видел.
Мать отвесила звонкую затрещину. Дочка поперхнулась, тяжело закашлялась.
- Ну чо ты, блин?! Вечно все испортишь! – вскричала девушка и убежала.
- А нечего тут перед людями голышом щеголять! И взрослые разговоры слушать. Пошла бы лучше с одноклассницами погуляла!
- Зачем ты с ней так? Не надо, - просил бывший мэр, положив руку на женское предплечье.
- И уйду! – Дочь прошмыгнула мимо кухни на выход. – Занимайтесь. Я вам всегда мешала сексоваться!
- Да ты посмотри на нее! – Мать вскочила, кинулась за беглянкой.
Царенко крепко схватил женскую руку. Но сила Нефедовой не уступала мужской. Громко хлопнула дверь. По ступенькам засеменили каблучки. Мать остановилась. Она только обозначала погоню, форсила перед любовником. Григорий Ефимович притянул к себе, с приятностью ощутил весомые округлости. Она подставила щечку.
- Ну чо ты? - прошептал бывший градоначальник.
- А чо она?!
- Тише, тише.
Он сильнее прижался к главбушке, приподнял женскую челку, поцеловал в губы. Она деланно угнулась, он снова. Так потихонечку теплея, они оказались в спальне. Белая простынь, одеяло в красный узор, подушки, взбитые, как безе. Наскучалась женщина. Жаль, любовник - нечастый гость, особенно в последнее время. Она с возрастом стала охочей, раньше сдавалась, лишь понимая надобность мужчин. Подчас зов природы проклевывается, когда уже не ждешь.
После быстрого раза, он задремал. Она выудила из кармана пиджака записку и мини-шоколадку «Аленка», быстро пробежалась по тексту, ухмыльнулась. Взамен положила карамельку со вкусом, напоминающим огуречный. Привет от жены к любовнице и в обратном направлении. Женщины давно сдружились. Супруге нужен довольный муж, любовнице - секс, каждый получает желаемое. Все с пониманием, как в крупных городах. Иногда по-свойски поболтают по телефону, посплетничают, поделятся новостями. Со временем стали обмениваться записочками и мелкими презентами, использую мужскую одежду, как транзитный схрон. Царенко никогда не прятал руки в карманы, они нужны для размаха.
- Ой! – воскликнул он, стряхивая внезапную дрему. – Я чо-то закемарил. Едрит твою налево.
Елена вернулась в постель, бочком к бывшему начальнику. Улыбка до ушей. Опора на локоток. Грудь на простынь. Широта бедер и плавность телесных линий. «Обнаженная Маха» Гойи, только более желанная, зовущая, живая. Царенко залюбовался, спросил по инерции:
- Ну как там чурбан железный?
- Все хорошо.
- «Хорошо», - пробурчал Ефимыч. Настроение мгновенно изменилось на диаметрально противоположное. – Нет, чтобы утешить, найти какие-то изъяны, а она - «хорошо».
- И рада бы, да нечем. Скоро превратит город в рай.
- Вот, спасибо! – Бывший мэр заерзал на кровати, обиделся лицом. – Но я еще того… жить хочу.
Получившая каплю удовлетворения женщина звонко рассмеялась.
- Так, живи, кто тебе не дает?
- Вот, дура-баба! Да как же тут жить, когда меня сместили и новые порядки?
- Тише, тише, - теперь успокаивала она. – Потихоньку, полегоньку, как все.
- Как все, я не могу.
- Отвык?
- Отвык.
- Придется привыкать заново.
- Чой-то?
- Ну так жешь… Сёма.
- Не упоминай при мне это дурацкое имя. Едрит твою налево. Кстати, как он там? Под меня еще не копает? Или ты успела замести следы?
- Да вроде успела. Там же не только ты, но и я пострадаю.
- Умничка. – Он чмокнул в губки.
- Пока только все контракты расторг, нашел новых подрядчиков. Все по-честному проводит.
- Это мы уже знаем.
- Вартанян приходил в мэрию. Устроил скандал. Орал на Семена, ой, прости! На мэра нового. Пытался за грудки брать. А где у него грудки? Он же склизкий. Грозился убить, а как его убьешь? Он же железный. Ой, так смешно было, мы с девками оборжались. Потом еще три дня в бухгалтерии обсуждали.
Женщина смеялась с минуту, словно беззаботная малолетка. Груди колыхались, как воздушные шарики. Вроде бы в организм поступил небольшой поток эндорфинов, а жизнь уже расцвела и повеселела. Все-таки полезное это занятие для здоровья - секс. Правы врачи, а доктор Фрейд всегда.
- Ой, ладно, Лен, поеду я. – Он встал, начал накидывать одежду.
Она легла на спину, закинула мясистую руку за голову, точно настоящая Маха, поджала губки. Хозяйка лицезрела рябую спину любовника. Провела рукой по коже позвоночного столба, погладила лопатки. Мило, но мало, хотелось повторения. Когда еще примчит? Раньше он мог по два раза за вечер, сейчас и один идет в зачет лишь с натяжкой. Он закончил одевание.
- Ну, ладно, Лен, я побежал. Если чо, на связи. Будут новости, обязательно звони и это…
- Что?
- Присматривайся, приглядывайся, ищи слабые места. Чо-то все равно должно быть. Едрит твою налево.
- Слушаюсь, мой генерал! - Она приставила руку к виску, отдавая «честь».
Он подошел чмокнуть, она обвила шею, схватила крепко. Терка носами, утробные звуки, типа заигрывания тетеревов. Он вновь окунулся носом в арбузы грудей, подышал ароматом женского «хочу». Она ловко переместилась, обвив ногами мужской таз. Момент затянулся, но не возбудил вожделение сильного пола. Он кое-как разжал «тиски», срочно простился и выбежал во двор.
Распогаживалось. Небосвод светлел. Куры причитали, петухи поддакивали. Говорят, для воспроизводства яиц несушкам уже не требуются особи мужского пола. И куда катится этот мир? Хорошо, хоть на селе все по старинке, традиционно, без городских закидонов. Нынче весна ранняя. Если такая жара пойдет, черемуха зацветет раньше срока, принеся осенний холод. А там сирень. Но раньше всего в городе К. проклевывалась крапива и перла жгуче, настырно, свирепо.
Царенко прыгнул в машину, завел мотор, покатил восвояси. По радио растекался меланхоличный мотив. Настроение - расслобон с червоточинкой за будущность. Взгляд вперился в гитарный силуэт. По тротуару гордо вышагивала блондинка в шортиках. Ножки, фигурка, каблучки. Вслед таким невольно присвистывают, оборачиваются, заглядываются, словно на разворот «Плейбоя».
Продолжение - http://proza.ru/2023/07/30/910