Рассказ
Поздним вечером накормлю кота Райана, толстого полосатого красавца бенгальской породы и собаку Лорри жесткошерстного фокстерьера-девочку, долго и ласково на них смотрю, как они уютно спят, - наливаю себе чаю с молоком… и начинаю вспоминать истории из своей жизни. Когда я была корреспондентом областной газеты и с интересом относилась к чужим судьбам и с любопытством к чужим чувствам.
...
Как-то летним свежим утром я отправилась в Дом для одиноких престарелых людей, чтобы написать о юбилее этого учреждения. Обычное задание для корреспондента отдела писем, даже предполагалось, что скучное. Но находился тот в красивом месте, потому дорога принесла положительные эмоции и лирическое настроение. Ознакомившись с налаженным порядком-распорядком в этом Доме, только порадовалась за проживающих, ведь быт там был приближен к домашнему. Все было комфортно, уютно и сытно. И не напоказ, а на самом деле. Настроение у меня улучшалось. Я, как обычно, взяла интервью у директора, поговорила с проживающими там людьми. Отработав, выключила диктофон. После чего говорила со всеми уже не по работе, а по душе. Столько судеб! В общем целом, самых простых. Люди вырастали, выходили замуж или женились, рожали детей и трудились, всю жизнь, не покладая рук. И вспоминали места работ, коллег по работе, начальников. Еще вспоминали родственников, соседей, просто людей, которых когда-либо знали. Но тоже уже всех умерших. А они вот жили, немощные телами, но сильные воспоминаниями. Меня все это расположило к философским размышлениям. Напившись чаю с директором и проживающими, я уже собралась было уходить из этого Дома для престарелых, но, как будто споткнулась… не на лестнице, не на ступеньке, а о слово споткнулась. И именно при упоминании этой комнаты, где «отходят» умирающие. Одна очень пожилая дама, наливая чаю, сказала вскользь, что, мол, есть у нас Валентина Анатольевна, которая уже третий раз возвращается из умиральной комнаты…
…Про умиральную комнату стоит рассказать поподробнее. Такая есть в каждом российском доме для престарелых людей.
Эта особая комната, где окончательно состарившись, умирают проживающие. Там все аскетично, никаких тебе цветов в горшках и домотанных ковриков, которых много в остальных помещениях. А только иконы и деревянные настилы. Эта комната находится в подвальном помещении с толстыми стенами, куда и отводят или относят только тех, которые – «отходят». Да, смерть некрасива. Умирающие срывают с себя одежду, бьются, кричат и воют так, что холодеет в жилах кровь. Впрочем, все умирают по-разному, как и живут. Есть, что тихо умирают во сне. И это считается легкой смертью… Бывает что и скорая смерть. Заболел престарелый человек и умер. Есть что престарелый человек лежит долго и несколько лет лежит и умирает долго и болезненно. Разные уходы такие же, как и разные жизни по длительности и содержательности. Но смерть – неизбежный процесс, и это именно процесс. Ведь жизнь не спешит покидать даже совсем старые и разрушенные болезнями тела. Жизнь цепляется за каждое полу-дыхание, проблеск сознания. Смерть же как-то не особенно охотно забирает престарелых людей, ей, видимо интереснее отнимать жизни у еще здоровых и молодых. Дама с косой просто воюет с врачами в реанимациях клиник и отчаянно борется за каждого. А здесь, она лениво забирает, отживших свой срок и уже не людей, а просто тела. Часто даже без каких-либо движений, физических и умственных…
- Причем ведь лежит Валентина месяцами и вот, совсем умирает, - продолжает свой рассказ женщина, лет шестидесяти пяти - подливая мне чаю, - уже не двигается и не дышит, ее доставляют в подвал, она хрипит и кровь пузырится на губах и вдруг… Что-то происходит, ее как будто не принимают в смерть… Валентина Анатольевна вдруг начинает дышать спокойно и всей грудью, встает, стучится в дверь, ей открывают, она голышом поднимается из подвального помещения на третий этаж, где находится ее комната. Причем идет по ступенькам, тяжело и медленно, но потом ближе к своему этажу уже уверенной и легкой походкой здорового человека. Будто и не она недавно умирала… Принимает душ, одевается и ставит чайник, накрывая стол для длительного чаепития.
-Возвернуться с того света, это не просто событие, да еще несколько раз подряд…- шестидесятипятилетняя дама качает головой. Я смотрела на нее и верила и не верила каждому ее слову.
И было все как-то слишком обыденно для какого-то чуда. И кружки с душистым чаем, смородиновый лист чувствовался, ведь летом проживающие в интернате собирают листья и травки, потому чай их вкусен. И варенье варят, и печенье пекут, все - свое. Именно обыденность меня как гостью и убивала. Я тогда просто не понимала, что с возрастом к смерти относишься совсем по-иному, чем в молодости и в зрелости. Потому в свои сорок два года, и здесь и сейчас меня больше вел интерес к событию. И я попросила рассказать все подробно про эту женщину, Валентину Анатольевну, кто она и что она. Мне рассказали, что та занимала серьезную должность во власти, сначала районной, потом в областной структуре по социальной защите населения. Был у нее сын, но уехал за границу. Мужа похоронила давно и жила в городе, но потом приняла решение и переехала в этот Дом для престарелых. Здесь, кроме всего прочего был медицинский работник, который буквально круглосуточно наблюдал за здоровьем пациентов. А Валентина Анатольевна была дама капризная, сказывалась ее работа во власти и требовала к себе постоянного внимания. Ее терпели и оказывали повышенное внимание. Тем более человеком она была хорошим, добросердечным и всегда была рада гостям, помогала всем, чем могла. Ходила молва, что когда она занимала пост во власти, то у нее на столе всегда лежала коробочка с денежными купюрами небольшого достоинства в пятьдесят-сто рублей. Кто к ней ни приходил по каким-то вопросам, все могли перехватить при нужде денег и без всякой отдачи. Валентина многим помогала просто выжить, дожить до зарплаты или пенсии. И сейчас иной раз к ней приезжали люди и благодарили за ту помощь. Валентину очень трогали эти приезды. Она улыбалась, и было видно, что старая дама очень этим довольна. Как будто подтверждалась ее идея о том, что добро порождает только добро, а никак не зло, как это утверждают злые и плохие люди. И что добрых людей больше. Больше! Чем злых и плохих.
И мне захотелось зайти в гости к такой интересной пожилой даме, бывшей чиновнице, которая помогала простым людям выжить. И мне это разрешили, только попросили не пользоваться ни диктофоном, ни фотоаппаратом. Согласившись, и оставив в кабинете директора всю свою амуницию, я пошла на третий этаж, где и располагалась комната Валентины Анатольевны. Я шла тогда и думала о хороших людях. Они есть везде и даже во власти. И возможно долголетие этой старушке дано в дар за ее доброе сердце и помощь людям, самым простым, которые не смогут ее ни продвинуть по служебной лестнице, ни отдать даже ту сумму, которые они брали. А ведь деньги из ее собственной зарплаты и могли пойти на новую шубу или сапоги. Получалось что эта помощь - просто помощь, возможно, она даст хорошее настроение или чувство нужности социуму, в котором приходится жить. А вот насколько нужна эта помощь, кому она предназначалась, это вопрос спорный. Возможно, люди могли и без нее обойтись и им пришлось бы себя в чем-то ограничивать и больше работать и в результате чего они стали бы лучше… А эта помощь пришла и они не стали лучше… Может быть и так… Я была слегка озадачена таким поворотом мыслей.
Обо всем этом я думала, пока шла по ступенькам на третий этаж. И вот, наконец, дверь в комнату к Валентине Анатольевне, пожилой даме, которая несколько раз уже умирала, да, так и не умерла и жила… жила… Я постучала в дверь и потянула дверную ручку к себе. Как обычно, чтобы открыть дверь и шагнуть через порог. Услышала приятный голос:
- Проходите! Рада Вам!
Я открыла дверь и шагнула через порог и была готова к встрече с человеком, который несколько раз побывал на грани живого мира и мертвого…
…
Меня ослепил яркий свет, он шел от настольной лампы. А потом раздался шепот, женский, шелестящий.
- Младенец приходит в мир. Это радость. Это ответственность. Нам приходится очень стараться, чтобы младенец вырос в ребенка, потом в подростка, юношу, молодого человека, а дальше уже иные силы занимаются человеком. Мы отвечаем за то, чтобы младенец достиг возраста и дал свое потомство. Чтобы молодой мужчина родил сына, который тоже даст потомство и тоже родит сына. Это наша ответственность. Процесс должен быть непрерывным.
…
У меня возник вопрос:
- А мы, – это кто?
Но этот вопрос остался в моем сознании, я его никому не задала…
…
И, похоже, тут мои мысли никому не были нужны и интересны. Валентина Анатольевна в этой своей комнате, небольшой, всего 17 метров сумела создать свой мир, в котором ей было удобно и уютно жить последние годы, которые ей были отпущены на этом свете в живой жизни. Конечно и несомненно, что помогали ей в том светлые силы, рожденные ее добрыми делами. Мы ведь, каждый, в том уверены, что каждое наше доброе дело отзовется и в самый трудный момент, например, в старости поможет нам пережить его или легче уйти. Доброе дело конкретным людям.
Если, конечно, повезет, и мы доживем до той старости.
…
Я шагаю через порог. Он высокий и подбит войлоком для тепла. В комнате светло и пахнет ванилью. Вместо старушки вижу маленькую девочку.
Она хитро улыбается. Девочка… а ведет себя как старушка. Хлопочет вокруг стола, расставляет чашки, наливает чай, ставит вазочки для варенья и меда, печенье, куски пирога, и слоеный торт. Девочка разводит руки в стороны, улыбается и приглашает за стол. Это значит пройти дальше в комнату. Я шагаю, стараюсь быть осторожной, и вижу, что вместе со мной двигается все в комнате, стол, четыре стула, диван и кушетка, старый комод и шкаф. Обстановка меняется. То все новое, только купленное, а то обветшалое, тусклое. Такое, что достаточно дыхания и все рассыплется в прах. И меняется с каждым моим шагом. Словно движение и жизнь решили поиграть со мной или это девочка так разводит руками и улыбается, что движения и жизнь решили поиграть с ней. Начинаю понимать, что старушка, к которой я шла и есть та самая девочка, возможно, в своей комнате ей пришлось собрать всю свою жизнь по времени в одном пространстве и проживать по многу раз еще и еще раз – разные ее временные отрезки. Понимаю, что возможность нашего общения зависит только от моего поведения. Принимаю условия игры и принимаю все, что есть - за чистую монету, за саму реальность бытия. Потому шагаю вглубь комнаты к накрытому для чая столу. Вдруг приходит мысль, что старушка не совсем простая и не будет ли она у меня забирать энергию, чтобы пожить подольше. Но молодости у меня уже не было, а зрелость была в самом разгаре, потому и этого перестаю бояться. Подхожу к столу и сажусь на стул с высокой спинкой.
Смотрю на девочку, а та уже не девочка, а старушка. Валентина Анатольевна, к которой я пришла в гости, чтобы познакомиться с такой интересной дамой. Потом начинаю пить чай, через несколько секунд снова смотрю на хозяйку, а та снова девочка. Девочка - не девочка, старушка - не старушка. А ведь между ними целая жизнь, долгая и длинная. А если присмотреться, то не целая жизнь, а одно мгновение, несколько секунд и – девочка становится старушкой, а обратно? А обратно не бывает. Но в этой комнате, где живет старушка, которая умирала несколько раз, да так и не умерла… Может быть и такое, что старушка становится девочкой, чтобы снова стать старушкой. Каждая старушка хочет стать девочкой, но вот не каждая девочка хочет стать старушкой. Ведь у старушки будущее одно – шаг в вечность. А у девочки впереди целая жизнь, а чтобы стать старушкой - нужно очень постараться. Мне эта игра нравится. Старушка-девочка хлопочет и чаевничает со мной. Все очень вкусно, особенно торт, съедаю большой кусок. Хвалю и нахваливаю. Между тем девочка теряет интерес к чаю, и ей хочется… поиграть в куклы. Я улыбаюсь, вспоминаю свои любимые куклы в детстве Мишу и Машу, которым я строила дом и шила одежду. И придумывала им их жизни. На время, пока ими играла. В иное время они лежали на диване, просто как куклы, ожидая, когда я им начну придумывать жизни. Мои куклы – часть моего детства и они также реальны, как и мое детство. Но оно осталось в моем прошлом, в моей памяти. И мне совсем не хотелось бы, что мое детство вдруг бы стало реальностью и параллельно с моим настоящим. Мне бы хотелось прожить свою жизнь все без остатка и по порядку, установленной миропорядком. И чтобы старость была после зрелости, и чтобы детство не вмешивалось в этот порядок и череду событий…
Старушка говорит мне, что очень хочет вспоминать, как девочкой она любила играть в куклы…
Девочка не думает о том, что она будет старушкой…
Старушке приятно думать, что когда-то она была девочкой…
Они связаны – эта девочка и эта старушка… Именно поэтому они сейчас в одной комнате. Может быть, им есть что сказать друг другу. Теперь я понимаю, кто не отпускает старушку, а все держит на этом свете. Я все понимаю. Я ласково смотрю на девочку, которая вдруг превращается в старушку, а потом наоборот снова становится девочкой. И вижу, насколько они похожи… эта девочка и эта старушка. Они вдруг встретились в какой-то кризисной ситуации, возможно в процессе смерти что-то пошло не так и они встретились – девочка и старушка…
Младенец-девочка-девушка-женщина- пришли к старушке, которая лежала в умиральной комнате… Это была одна цельная человеческая жизнь.
Важнее не было, нет, и не будет ничего в этой Вселенной. Или мне это так кажется? Душа была готова в путь. И вдруг девочка, она была слишком реальна для такой ситуации, девочка, она словно не дожила положенное ей в ее возрасте. Девочка… ей хотелось дожить и только потом становиться девушкой-женщиной-старушкой в умиральной комнате. Хотя, это была замечательная человеческая жизнь, светлая, длинно-долгая и она пришла к завершению. И… девочка, она захотела дожить… она имела на это право… такое вселенское право на полную жизнь всех возрастов.
Девочка…
Она мне понравилась, эта девочка, которая сумела настоять на своем и дожить положенное ей. И сейчас она жила и радовалась жизни, превратив комнату в Доме для престарелых в свое детство. И оно казалось таким же реальным, как и директор этого учреждения и печенье с вареньем за столом проживающих. Детство…
В комнате находилась девочка и старушка. Я уже видела их настолько очевидно, что могла бы их принять за бабушку и внучку. Но, видимо, пространство и время не могло долго их делать слишком реальными. И потому, девочка, то растворялась в свете настольной лампы, то возникала и была бледным изображением. Старушка смотрела на девочку ласково, ей хотелось помочь дожить отмерянное на этом свете. Я не разговаривала с хозяйкой квартиры, но настолько чувствовала ее состояние, что даже постаралась несколько отстраниться. Все-таки это была чужая жизнь и я проходила мимо нее, хотя и невольно ее коснулась.
Я подумала: моя работа в газете, это моя профессия или только пролог к моим литературным произведениям? Но кто же должен ответить на этот вопрос? Кто? Может быть, на иные вопросы просто нет ответов или они настолько очевидны, что их и произносить нет смысла. Да, так оно и есть.
Я сидела в комнате интерната для престарелых, за столом и пила чай. Много, до пяти чашек. В комнате менялась мебель и по очереди становились настоящими, то девочка, то старуха. А я сидела, и мне наскучили эти перемещения во времени и пространстве. Но я понимала, что встань я сейчас, резко скажи слово и возможно свет включи более яркий и тут же восстановится реальность событий. Старуха окажется одна и без всяких своих старушечьих фантазий. И мебель станет на свои места. И мне станет скучно и поеду обратно в город, чтобы на работе в редакции сесть за компьютер и набрать статью и сбросить фотографии на флешку и на компьютер. И эта обычная работа окончательно развеет ту мороку, которая напустила эта престарелая старуха… Но все-таки я пока сидела в комнате Валентины Анатольевны и старуха и девочка были более чем реальными. А я все сидела и пила чай. Может быть, резко хлопнуть в ладоши? Я не решилась. Девочка, между тем, играла в куклы и была весела и хлопотна. Для нее комната, в которую она вдруг вернулась из прошлого, была словно возврат давно забытого долга. Девочка играла в куклы и была крайне увлечена своим занятием. Я смотрела на нее и думала, как же это странно, что пришлось даже продлить жизнь человеку, чтобы его детство, украденное кем-то, вернулось и прошло, как и должно. А вот кто это, кто продлил жизнь Валентины Анатольевны, у меня не было сомнений…
Ситуация все длилась, я все пила чай, то старуха стояла у стола, то девочка играла в куклы. И вдруг настольная лампа замигала электрическим светом, замигала и погасла. А комната осветилась ясным чистым светом из непонятного источника. И лица старушки и девочки стали особенно прекрасными и одухотворенными. А сама комната преобразилась и все предметы мебели и кухонной утвари приобрели вид картинки из глубин памяти, когда слезы проходят и душа очищается, а все вокруг приобретают особенную чистоту и хрупкость и боязнь что все может однажды разрушиться. Картинка же осталась и комната и старушка и девочка. Я решила оставить комнату именно сейчас с этим светом и с этой картинкой.
Тихо ушла прикрыв плотно дверь…
…
Я шла и думала только о хороших событиях в своем детстве. А их было много всяких событий. Мне подумалось, что нужно бы раз в году всем девушкам, женщинам и старушкам целый один день вспоминать свое детство и конечно, только хорошие события. И если в детстве что-то осталось не до-понятое, не до-житое – надо возвращаться и до-понимать и до-живать. Надо любить себя в детстве, которое прошло, так же, как и себя настоящую. Любить себя в каждом возрасте, как и себя настоящую. И жить не только в настоящем возрасте, а и во всех уже прожитых. Не забывать себя девочкой и девушкой и женщиной, тогда будет понятней, как надо быть бабушкой, какой, чтобы стать продолжением себя и до завершения жизни. И тогда последний аккорд своей живой жизни будет ласковым и печальным. Именно печальным, а никак не трагичным. Ибо вся живая жизнь в каждом возрасте была полной и насыщенной. И она прошла своей мелодией.
Я уезжала на автобусе из красивого местечка в сельской местности, в лирическом настроении и в философских размышлениях. Потом жила и писала разные статьи, и по прошествии нескольких лет я как-то позвонила по какому-то заданию директору того же дома для престарелых и услышала, что Валентина Анатольевна жива. Меня помнит, и передает привет и наилучшие пожелания в работе и личной жизни. Жива! Девочка-старушка... уже и девяносто двух лет. Или старушка-девочка. И дай ей бог здоровья.
2002 год