Первый Ватиканский собор и энциклика «Fides et ratio»
Лупандин И.В., кандидат философских наук, доцент кафедры богословия и библеистики
Аннотация
В докладе доказывается на конкретных примерах влияние, оказанное догматической конституцией Первого Ватиканского собора «Dei Filius» на энциклику Папы Иоанна Павла II «Fides et ratio». В докладе высказывается предположение, что и само название энциклики взято из текста вышеупомянутой догматической конституции. Помимо этого предположения в докладе приводятся многочисленные примеры цитирования документа «Dei Filius» в энциклике.
Ключевые слова: Первый Ватиканский собор, Dei Filius, Fides et ratio, Apostolici muneris sollicitudo, разум, вера, наука, благодать, атеизм, материализм, тайны веры.
Abstract
The presentation proves by concrete examples the influence exerted by the dogmatic constitution of the First Vatican Council “Dei Filius” on the encyclical of Pope John Paul II “Fides et ratio”. The presentation suggests that the very name of the encyclical is possibly taken from the text of the aforementioned dogmatic constitution. In addition to this assumption, the report provides numerous examples of quoting the Dei Filius document in the encyclical.
Key words: First Vatican Council, Dei Filius, Fides et ratio, Apostolici muneris sollicitudo, reason, faith, science, grace, atheism, materialism, mysteries of faith.
Догматическая конституция Первого Ватиканского собора «Dei Filius» была принята на Первом Ватиканском соборе 24 апреля 1870 года. Принятие на Первом Ватиканском соборе догматической конституции «Dei Filius» имеет долгую предысторию. Первоначальный проект этой конституции назывался “Apostolici muneris sollicitudo” (Documenta ad illustrandum Concilium Vaticanum anni 1870/ Hrsg. J. Friedrich. II Abteilung. Noerdlingen, 1871, pp. 3-23) и включал в себя 18 глав. Первая глава называлась «Осуждение материализма и пантеизма». Вторая глава называлась «Осуждение рационализма»: в ней осуждался тезис об автономии разума как главного арбитра в спорах о вере. Третья глава – «Об источниках Божественного откровения в Священном Писании и предании»: в ней провозглашался тезис, что Божественное откровение содержится как в канонических книгах Священного Писания, так и в устном предании, переданном от Христа апостолам или от самих апостолов. Четвертая глава называлась «О необходимости сверхъестественного откровения». Пятая глава называлась «О тайнах веры, предложенных в Божественном откровении». В ней осуждалось учение, согласно которому «правильно развитый человеческий разум может познать все богооткровенные истины». Шестая глава называлась «Об отличии Божественной веры от человеческого знания» В ней анафематствовался тезис, что Божественная вера не отличается от естественного знания. Седьмая глава называлась «О необходимости мотивов для веры». В ней анафематствовалось суждение, что «не может быть, чтобы богооткровенная истина не подкреплялась внешними знаками, делающими ее достойной веры». Восьмая глава - «О сверхъестественной добродетели веры и о свободе воли в согласии уверовать». В ней объявлялось еретическим суждение, что «вера есть... естественное и необходимое убеждение человеческого разума». В девятой главе – «О необходимости и сверхъестественной твердости веры» осуждался тезис, что католики имеют право подвергнуть сомнению веру, которую они приняли от церковного учительства, пока не получат доказательства ее достоверности согласно правилам человеческого знания. Десятая глава – «О правильном соотношении между человеческим знанием и Божественной верой» - анафематствовала суждение, что человеческое знание настолько независимо, что даже если его выводы противоречат католическому учению, не подлежат суду Церкви. Одиннадцатая глава – «О неизменной истинности того смысла догматов, которого придерживалась и придерживается Церковь» - анафематствовала суждение, что смысл церковных догматов должен пересматриваться по мере прогресса человеческого знания. Остальные главы посвящены были проблемам, которые не рассматривались в окончательном тексте догматической конституции (единство и различие лиц в Троице, происхождение человеческого рода от Адама и Евы, вечность адских мук и др.).
Осуждение материализма и атеизма в догматической конституции «Dei Filius» и в энциклике «Fides et ratio»
В примечании к первой главе первоначального проекта догматической конституции «Dei Filius» издатель «Документов, иллюстрирующих Ватиканский собор 1870 года» доктор Иоганн Фридрих пишет, что отцы Собора не посчитали нужным углубляться в детали и лишь в целом определили материализм как «отрицание всякой реальности, кроме материи и ее изменений и развития» («negatio omnis realitatis praeter materiam et transformationes et explicationes materiales»), а пантеизм как учение, провозглашающее все существующее имеющим «единую сущность» (Ibid., p. 25). Осуждение материализма и пантеизма сохранилось и в окончательной редакции догматической конституции «Dei Filius» и в канонах к ней: «Если кто не постыдится утверждать, что кроме материи ничего не существует, да будет анафема» и «Если кто скажет, что единая у Бога и всех вещей субстанция и сущность, да будет анафема» (Ibid., p. 75). Эти анафемы не цитируются в энциклике «Fides et ratio»: в ней лишь было указано, что «из чтения священного текста (Библии. – И.Л.)... ясно вытекает отрицание всех видов релятивизма, материализма и пантеизма» (Fides et ratio, 80). Зато атеизм, упомянутый лишь один раз в окончательном тексте догматической конституции Dei Filius, в энциклике «Fides et ratio» упомянут 4 раза в разных контекстах.
Поскольку проблема атеизма не теряет своей актуальности и сейчас, остановимся подробнее на сравнении осуждения атеизма в Dei Filius и Fides et ratio.
В окончательном тексте Dei Filius атеизм упомянут в следующем контексте: «Оставив и отбросив христианскую религию, отвергнув Бога и Христа Его, впал ум многих в пропасть пантеизма, материализма и атеизма, так что они, отрицая саму разумную природу и все нормы права и справедливости, пытаются разрушить глубинные основания человеческого общества» (Documenta ad illustrandum Concilium Vaticanum anni 1870/ Hrsg. J. Friedrich. II Abteilung. N;rdlingen, 1871, p. 77).
В первоначальном проекте догматической конституции атеизм не упомянут, но упоминание о нем было включено в первую (предварительную) редакцию: «Поскольку же строители отвергли оный краеугольный камень и подкопали оное основание, кроме которого иное положить никто не может, Христа Иисуса Господа нашего, то соделалось, что лишенные руководства веры и предоставленные самим себе, они породили чудовищные мнения и философские системы, называемые мифизмом, рационализмом, индифферентизмом, которые, слившись, наконец, в совокупность заблуждений, породили натурализм. Это нечестивейшее учение, ныне, увы, слишком широко распространившееся, поскольку по природе своей сверхъестественный порядок всецело отрицает, открыто атакует христианскую религию и, устранив Создателя всех, Спасителя и Господа [Иисуса] Христа от управления и упорядочения человеческих дел, тайну беззакония, которая должна будет совершиться в последние времена, пытается уже сейчас осуществить. Овладев умами [людей], в зависимости от способностей каждого, ввергает их в бездну пантеизма, материализма и атеизма и, поразив саму разумную природу человека, подрывает все нормы права и справедливости и потрясает и разрушает основы человеческого общества» (Ibid., p. 65).
Таким образом в первой редакции «Dei Filius» натурализм характеризуется не как изолированное философское мнение, обитающее лишь в умах людей, но как опасная болезнь, поражающая человеческое общество и ведущая его к гибели. Атеизм (наряду с материализмом и пантеизмом) есть лишь логический итог натурализма, суть же натурализма в отрицании Божественности Иисуса Христа.
Иначе трактуется атеизм в энциклике «Fides et ratio». В этой энциклике вводится новое понятие, не встречающееся в догматической конституции «Dei Filius», а именно «атеистический гуманизм» («humanismus atheus») в его философской форме, который «рассматривает веру как «вредную» («perniciosus») и «препятствующую прогрессу полной рациональности» («prohibens progressum plenae rationalitatis») (Fides et ratio, 46). По-видимому, имеется в виду атеистический гуманизм французских философов-экзистенциалистов Жана-Поля Сартра и Альбера Камю. Что касается тезиса, что религиозная вера препятствует прогрессу «полной рациональности», то это напоминает тезис английского философа-рационалиста Бертрана Рассела, сформулированный им в статьях «Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию?» и «Почему я не христианин?». Впрочем, ни Сартр, ни Камю, ни Рассел в энциклике прямо не упомянуты.
Также в энциклике наличествует термин «атеистический коммунизм». Впервые упоминание о коммунизме как о «нечестивой системе» мы находим в энциклике Папы Пия IX “Nostis et Nobiscum” от 8 декабря 1849 года, где сказано следующее: «Но от вас не сокрыто, досточтимые братья, что главные оные организаторы сего преступнейшего заговора нацелились на то, чтобы все народы, смущаемые всяким ветром извращенных учений, подтолкнуть к ниспровержению всего общественного миропорядка и привести их к нечестивым системам нового социализма и коммунизма» (Sanctissimi domini nostri Pii divina providentia Papae IX Epistola encyclica ad archiepiscopos et episcopos Italiae. Neapoli, 1849, p. 7). В энциклике «Fides et ratio» говорится, что «не следует забывать значение и вес осуждения с католических позиций марксистской философии и атеистического коммунизма» (Fides et ratio, 54) и приводится ссылка на энциклику Папы Пия XI “Divini Redemptoris”. Также в энциклике говорится, что «проблема атеизма рассматривается также в [пастырской конституции Второго ватиканского собора] “Радость и надежда” и правильно приводятся причины заблуждений оного философского мнения, с учетом прежде всего достоинства и свободы личности» (Fides et ratio, 60). В каком контексте помещены здесь слова «достоинство и свобода личности» не очень понятно: в английском переводе, опубликованном на официальном сайте Ватикана вышеприведенная фраза выглядит так: «The problem of atheism is also dealt with in Gaudium et Spes, and the flaws of its philosophical vision are identified, especially in relation to the dignity and freedom of the human person» (“Проблема атеизма рассматривается также в [пастырской конституции Второго ватиканского собора] “Радость и надежда” и указываются ошибки его [атеизма] философского видения, особенно по отношению к достоинству и свободе человеческой личности”). Ввиду неоднозначности латинского оригинала имеет смысл обратиться к тому фрагменту пастырской конституции Второго ватиканского собора “Радость и надежда”, ссылка на который содержится в конце указанной фразы. Энциклика ссылается на 20 и 21 параграфы пастырской конституции «Радость и надежда». В пользу английского перевода можно привести фразу из 21 параграфа: «Напротив, когда отсутствует Божественное основание и надежда вечной жизни, достоинство человека серьезнейшим образом повреждается, что зачастую в наши дни явствует, а также загадки жизни и смерти, вины и страдания остаются неразрешимыми, так что люди нередко повергаются в отчаяние». В пользу предложенного нами перевода можно привести фразу из того же параграфа: «[Церковь] пытается понять тайные причины отрицания Бога, присутствующие в душе атеистов, сознавая серьезность вопросов, которые ставит атеизм, и, ведомая любовью ко всем людям, считает, что эти вопросы должны быть подвергнуты серьезному и более глубокому исследованию». Т.е. с одной стороны «Радость и надежда» призывает к диалогу с атеистами, а с другой – указывает на недостатки атеизма и опасности, связанные с ним. На какой аспект упоминания об атеизме, содержащегося в «Радости и надежде», ссылается энциклика, остается неясным.
Насколько осуждение атеизма, содержащееся в догматической конституции Dei Filius, повлияло на трактовку атеизма в энциклике Fides et ratio, нам до конца не известно, но очевидно, что отсылка к тексту пастырской конституции «Радость и надежда» Второго ватиканского собора свидетельствует о глубоких переменах в отношении к атеизму. Если отцы Первого ватиканского собора однозначно негативно оценивали атеизм и видели его корни в отрицании Божественной природы Иисуса Христа, то отцы Второго ватиканского собора в какой-то степени оправдывают атеистов, допуская искренность их заблуждений и призывая к пониманию и диалогу.
Догматическая конституция «Dei Filius» и энциклика «Fides et ratio» о различии между естественным и сверхъестественным познанием
Еще одна проблема, где имеется прямая преемственность между догматической конституцией Первого ватиканского собора Dei Filius и энцикликой Fides et ratio, – это проблема сверхъестественного познания богооткровенных истин. Здесь энциклика Fides et ratio прямо отсылает к документам Первого ватиканского собора:
«Участники Первого Ватиканского собора подчеркивали сверхъестественный характер Божественного откровения. Они отрицали доводы рационализма, которые в то время выдвигались против веры, согласно ложным и широко распространенным мнениям, отрицавшим достоверность всякого знания, не основывающегося на естественных силах разума. Этот же собор сильнейшим образом настаивает на том, что помимо всяких видов рационального человеческого познания, которое по своей природе способно дойти до признания [существования] Творца, имеется также и познание, которое присуще собственно вере. Это познание выражает истину, которая находит основание в Боге, открывающем себя [человеку], и эта истина является достовернейшей, ибо Бог не заблуждается и не желает вводить в заблуждение» (Fides et ratio, 8).
В контексте обсуждения этой же проблемы мы видим прямое цитирование догматической конституции Первого ватиканского собора Dei Filius в энциклике Fides et ratio: «Итак Первый ватиканский собор учит, что истина, воспринятая из философского размышления и истина откровения не смешиваются и никакая из них не делает другую избыточной: «Двояким является порядок познания, отличающийся не только началом своим, но также и предметом: началом потому, что в рамках одного [порядка познания] мы познаем естественным разумом, в рамках другого – Божественной верой; предметом же потому, что помимо того, чего естественный разум может достичь, нам предлагается верить в тайны, сокрытые в Боге, которые, если не открываются Божественным образом, не могут быть познаны» (Fides et ratio, 9).
В первоначальном проекте догматической конституции «Apostolici muneris sollicitudo» эта же мысль высказана еще более жестко: «Согласно сему католическому учению о тайнах веры мы отвергаем и осуждаем положение, которое говорит, что правильно воспитанный человеческий разум может своими силами достичь познания всех богооткровенных истин, долженствующих быть на основании его [разума] сил и его естественных начал уразумеваемыми и доказываемыми, а потому все эти истины являются собственным предметом человеческой философии» (Documenta ad illustrandum Concilium Vaticanum anni 1870/ Hrsg. J. Friedrich. II Abteilung. N;rdlingen, 1871, p. 8)
Та же мысль (со ссылкой на догматическую конституцию «Dei Filius») наличествует в тексте энциклики «Fides et ratio»: «Если начиная со второй половины прошлого века участились высказывания Учительства Церкви, то это объясняется тем, что в тот период многие католики считали своим долгом противопоставить различным течениям новой мысли свою собственную философию. В этой ситуации Учительство Церкви обязано было следить, чтобы эта философия не принимала ложные и негативные формы. Его критика, симметрично направленная в двух противоположных направлениях, с одной стороны, касалась фидеизма и радикального традиционализма в связи с их неверием в природные возможности разума, а с другой — рационализма и онтологизма, которые приписывали естественному разуму знания, которые можно постичь лишь в свете веры. Конструктивное содержание этой полемики отражено в догматической конституции Dei Filius, в которой впервые Вселенский Собор, а именно, I Ватиканский Собор, официально высказался о соотношении веры и разума. Это учение Собора оказало сильное и положительное влияние на философские искания многих верующих и до сих пор является надежным образцом правильных христианских рассуждений в этой области, которых мы должны придерживаться» (Fides et ratio, 52).
Еще один раз догматическая конституция Dei Filius упоминается в энциклике Fides et ratio в следующем контексте: «В своих высказываниях Учительство Церкви уделяло внимание не столько отдельным философским тезисам, сколько необходимости естественного познания — то есть, в сущности, философского познания — в размышлениях о вере. I Ватиканский Собор, выразив в виде синтеза и торжественно подтвердив учение, которое ранее являлось обычным папским учительством, преподаваемым верующим, указал, насколько неразрывны и в то же время четко разграничены естественное познание Бога и Откровение, т.е. разум и вера. Собор начал с фундаментальной предпосылки, лежащей в основе самого Откровения, а именно, что возможно естественное познание существования Бога, источника и цели всего сущего; а закончил торжественным заявлением, которое я уже цитировал: «Существуют два вида познания, которые имеют не только разные источники, но и объекты». Следовательно, необходимо было подтвердить, вопреки всем видам рационализма, отличие тайн веры от философских построений, а также то, что первые предшествуют последним и превосходят их; с другой стороны, следовало противостоять ложным идеям фидеизма и напомнить о единстве истины, то есть о том положительном вкладе, которое рациональное познание может и должно вносить в постижение веры: «Хотя вера превосходит разум, нет и не может быть разногласий между верой и разумом, ибо тот же самый Бог, который открывает тайны и сообщает веру, даровал человеческой душе свет разума; но Бог не может отречься от Самого Себя и истина не может противоречить истине» (Fides et ratio, 53).
Догматическая конституция Первого ватиканского собора Dei Filius неоднократно цитируется и в примечаниях к энциклике Fides et ratio. Так, после слов «До конца разум и воля являют свою духовную природу, чтобы человеческой личности позволялось совершать действия, в которых свобода каждого в полном виде осуществляется» (Fides et ratio, 13) следует такое примечание: «Первый Ватиканский собор, к которому отсылает вышеприведенное высказывание, учит, что послушание вере должны являть как интеллект, так и воля: «Поскольку человек от Бога как от Создателя и Господа своего всецело зависит и сотворенный разум нетварной Истине всецело подчинен, то мы обязаны являть дающему откровение Богу полное послушание разума и воли»» (Fides et ratio, прим. 15).
Еще одна ссылка на догматическую конституцию Первого ватиканского собора Dei Filius следует после слов: «В самом богословии снова появляются некоторые проблемы, возникавшие в прошлом. Например, в некоторых современных богословских школах наблюдается рост влияния рационализма, особенно когда взгляды, считающиеся верными с философской точки зрения, навязываются богословию в качестве обязательных. Это прежде всего имеет место, когда богословы, не имеющие философской базы, без должной критики воспринимают модные философские суждения, не имеющие достаточного рационального основания» (Fides et ratio, 55). Эти слова снабжены следующей ссылкой: «Уже Первый Ватиканский собор недвусмысленно и авторитетно осудил это заблуждение: «Сия же вера […], как то исповедует Католическая Церковь, является сверхъестественной добродетелью, посредством которой с помощью и под воздействием Божественной благодати в открытое ей верим не по причине внутренней истинности вещей, воспринимаемой в свете естественного разума, но по причине авторитета Самого Бога, открывающего нам это, Который не может ни заблуждаться, ни вводить в заблуждение». Впрочем, тот же Собор выносит такое суждение: «Разум никогда не будет способен воспринимать истины веры таким же образом, как те истины, которые являются его непосредственным предметом». Отсюда делается такой вывод: «Поэтому всем верующим христианам сии мнения, которые познаются как противоречащие вероучению, особенно если они осуждены Церковью, не только запрещается защищать как законные выводы науки, но они обязаны рассматривать их как заблуждения, которые имеют обманчивый облик истины»» (Fides et ratio, прим. 72). Интересно, что за отточием скрываются слова «которая является началом спасения человеков» («quae humanae salutis initium est») (Documenta ad illustrandum Concilium Vaticanum anni 1870/ Hrsg. J. Friedrich. II Abteilung. N;rdlingen, 1871, p. 80).
Приведем еще один фрагмент энциклики Fides et ratio, за которым следует ссылка на догматическую конституцию Dei Filius: «Постоянно слово Божие отсылает к тому, что превосходит не только опыт, но также и помышления людей; и эта «тайна» соделаться ясной быть не может, и богословие также не может ее сделать сколько-нибудь понятной, если будет ограничиваться методами человеческого познания и пределами, полагаемыми чувственным опытом. Поэтому метафизика выступает как некий исключительный посредник в богословских исследованиях. Ибо богословие, лишенное метафизической перспективы, не может идти дальше простого изучения религиозного опыта и не может позволить тому, чтобы уразумение веры должным образом указывало на универсальную и трансцендентную силу богооткровенной истины» (Fides et ratio, 83). Здесь энциклика отсылает к следующему фрагменту догматической конституции Dei Filius: «Разум, впрочем, просвещаемый верой, если старательно, благочестиво и трезво ищет, некое, по дару Божию, тайн уразумение и притом плодотворнейшее улучает, как и из аналогии с тем, что познает естественным образом, так и из связи тайн между собой и с окончательной целью человека, но они никогда не делаются удобозримыми, как те истины, которые составляют собственный предмет разума. Ибо Божественные тайны по своей природе настолько превосходят [способности] тварного интеллекта, что даже [при наличии] полученного [от Бога] и с верою принятого откровения пребывают сокрытыми покровом веры и неким как бы туманом обволокнутыми, покуда мы в сей временной жизни странствуем вдали от Господа, ибо «мы ходим верою, а не видением» (2 Кор 5,7)» (Documenta ad illustrandum Concilium Vaticanum anni 1870/ Hrsg. J. Friedrich. II Abteilung. N;rdlingen, 1871, p. 82).
В первоначальном проекте догматической конституции, который начинался со слов «Apostolici muneris sollicitudo» по поводу соотношения разума и веры было сказано следующее: «Но для сдерживания дерзости некоторых деятелей нашего времени, которые желают больше мудрствовать, чем подобает мудрствовать, а не мудрствовать ко трезвению, мы, прилепляясь к неизменному чувствованию и постоянному учению Церкви, учим и провозглашаем, что среди богооткровенных истин имеются в собственном смысле слова тайны, которые, хотя и не противоречат разуму, всё же превышают разум. Хотя в свете веры возможно прийти к некоему их уразумению, само сие познание основывается однако на богооткровенных принципах; ибо никогда человеческий разум, как бы изощрен он ни был, не сможет быть пригоден для постижения своими силами существования и истинности таковых тайн и доказательства их исходя из своих [естественных] начал» (Ibid., p. 8).
Последняя ссылка на догматическую конституцию «Dei Filius» содержится в нижеследующем параграфе энциклики «Fides et ratio»: «Хотя прошло более ста лет с момента опубликования энциклики Льва XIII Aeterni Patris, к которой я неоднократно обращался в этом документе, мне представляется необходимым более отчетливо осветить тему соотношения веры и философии. Всецело очевидна роль философской мысли в развитии культуры и в улучшении индивидуальных и общественных нравов. Она может оказать существенную помощь, хотя это не всегда ясно осознается, также и в области богословия и его различных разделах. Поэтому мне показалось правильным и необходимым подчеркнуть тот потенциал, которым обладает философия для постижения веры и тех своих ограничений, с которыми она сталкивается, когда забывает об истинах Откровения или отвергает их. Ибо Церковь твердо убеждена, что вера и разум «помогают друг другу», когда они одновременно выносят критические и очистительные суждения и дают друг другу стимула к дальнейшему исследованию и более глубокому изучению вопросов» (Fides et ratio, 100).
Ссылка приводится на следующий фрагмент догматической конституции «Dei Filius». Из этого фрагмента взяты и заключенные в кавычки слова «помогают друг другу» («opem sibi mutuam [ferunt]»): «Не только вера и разум между собой разниться никогда не могут, но они также и помогают друг другу, когда правый разум доказывает основания веры и, её светом просвещенный, культивирует науку о Божественных вещах; вера же освобождает и защищает разум от заблуждений и наставляет его многоразличным познанием. Поэтому Церковь никоим образом не препятствует развитию человеческих искусств и дисциплин; более того, она считает, что они, поскольку исходят от Бога, Господа [всякого] знания, к Богу, с помощью Его благодати, ведут. Разумеется она [вера] не запрещает, чтобы таковые дисциплины в своей области пользовались собственными принципами и собственным методом; но, признавая справедливую сию свободу, тщательно следит, чтобы они не принимали заблуждения, противоречащие Божественному учению, или чтобы они, выходя за пределы своих границ, трактовали и возмущали то, что относится к области веры».
Отметим, кстати, что именно из первых слов этого фрагмента догматической конституции «Dei Filius», по-видимому, заимствовано и само название энциклики.
Таким образом, нами было показано, что налицо преемственность богословской традиции в вопросе отношения к материализму и атеизму и взаимоотношения разума и веры между догматической конституцией Первого Ватиканского собора «Dei Filius» (1870) и энцикликой Папы Иоанна Павла II «Fides et ratio» (1998). Проблемы, поднимаемые в этих документах Католической Церкви, не утратили своей актуальности и в наши дни, когда мы являемся свиделем подъема популярности т.н. «нового атеизма», пропагандируемого в т.ч. крупными учеными (Ричард Докинз и др.). Актуальность поднятых тем доказывается и тем, что вскоре после опубликования энциклики «Fides et ratio» выдающийся российский ученый, лауреат Нобелевской премии Виталий Лазаревич Гинзбург откликнулся на вышеупомянутую энциклику статьей «Замечания в связи с энцикликой папы Иоанна Павла II «Вера и разум»», опубликованной в престижном научном журнале «Вестник РАН» (№ 6, 1999, с. 546-552).