13. Игра герцога Бофора в мяч в тюрьме крепости
Гримо, взявший на себя роль надсмотрщика за герцогом Бофором для того, чтобы его освободить, говорит герцогу о том, как сделать первый шаг к свободе.
Читаем.
«— Сейчас одиннадцать часов утра, — сказал Гримо. — В два часа пополудни ваше высочество выразит желание сыграть партию в мяч с господином Ла Раме и забросит два-три мяча через вал.
— Хорошо. А дальше?
— Дальше ваше высочество подойдет к крепостной стене и крикнет человеку, который будет работать во рву, чтобы он бросил вам мяч обратно.
— Понимаю, — сказал герцог».
Итак, игра в мяч затеяна для того, чтобы герцог мог получить записку от друзей.
С этим мячом было ещё много приключения, Дюма не скупится на описание и на подробности.
И мы не поскупимся на цитирование.
Читаем.
«Как только пробило два часа, мячи посыпались в ров, к великой радости Ла Раме, который насчитывал себе по пятнадцати очков за каждый промах герцога.
Наконец промахи так участились, что стало не хватать мячей. Ла Раме предложил послать кого-нибудь за ними. Герцог весьма основательно заметил, что это будет лишняя трата времени, и, подойдя к краю стены, которая, как верно говорил кардиналу Ла Раме, имела не менее шестидесяти футов высоты, увидел какого-то человека, работавшего в одном из тех крошечных огородов, какие разводят крестьяне по краю рвов.
— Эй, приятель! — крикнул герцог.
Человек поднял голову, и герцог чуть не вскрикнул от удивления. Этот человек, этот крестьянин, этот огородник — был Рошфор, который, по мнению герцога, сидел в Бастилии.
— Ну, чего нужно? — спросил человек.
— Будьте любезны, перебросьте нам мячи.
Огородник кивнул головою и стал кидать мячи, которые затем подобрали сторожа и Ла Раме.
Один из этих мячей упал прямо к ногам герцога, и так как он, очевидно, предназначался ему, то он поднял его и положил в карман.
Потом, поблагодарив крестьянина, герцог продолжал игру.
Бофору в этот день решительно не везло. Мячи летали как попало и два или три из них снова упали в ров. Но так как огородник уже ушел и некому было перебрасывать их обратно, то они так и остались во рву. Герцог заявил, что ему стыдно за свою неловкость, и прекратил игру.
Ла Раме был в полном восторге: ему удалось обыграть принца королевской крови!
Вернувшись к себе, герцог лег в постель. Он пролеживал почти целые дни напролет с тех пор, как у него отобрали книги.
Ла Раме взял платье герцога под тем предлогом, что оно запылилось и его нужно вычистить; на самом же деле он хотел быть уверенным, что заключенный не тронется с места. Вот до чего предусмотрителен был Ла Раме!
К счастью, герцог еще раньше вынул из кармана мяч и спрятал его под подушку.
Как только Ла Раме вышел и затворил за собою дверь, герцог разорвал покрышку мяча зубами: ему нечем было ее разрезать. Ему даже к столу подавали серебряные ножи, которые гнулись и ничего не резали.
В мяче оказалась записка следующего содержания:
«Ваше высочество!
Друзья ваши бодрствуют, и час вашего освобождения близится. Прикажите доставить вам послезавтра пирог от нового кондитера, купившего заведение у прежнего пирожника Марто. Этот новый кондитер не кто иной, как ваш дворецкий Нуармон. Разрежьте пирог, когда будете одни. Надеюсь, что вы останетесь довольны его начинкой.
Глубоко преданный слуга вашего высочества как в Бастилии, так и повсюду,
граф Рошфор.
Вы можете вполне довериться Гримо, ваше высочество: это очень смышленый и преданный нам человек».
Герцог, у которого стали топить печь с тех пор, как он отказался от упражнений в живописи, сжег письмо Рошфора, как раньше, хотя с гораздо большим сожалением, сжег записку г-жи де Монбазон. Он хотел было бросить в печку и мяч, но потом ему пришло в голову, что он еще может пригодиться для передачи ответа Рошфору.
Далее Бофор использует этот мяч для того, чтобы передать ответ. Вот этот длинный оборот.
Ла Раме ушел. Гримо, не шелохнувшись, проводил его глазами и, как только дверь затворилась, вытащил из кармана карандаш и четвертушку бумаги.
— Пишите, монсеньор, — сказал он.
— Что писать? — спросил герцог.
Гримо подумал немного и продиктовал:
— «Все готово к завтрашнему вечеру. Ждите нас с семи до девяти часов с двумя оседланными лошадьми. Мы спустимся из первого окна галереи».
— Дальше? — сказал герцог.
— Дальше, монсеньор? — удивленно повторил Гримо. — Дальше подпись.
— И все?
— Чего же больше, ваше высочество? — сказал Гримо, предпочитавший самый сжатый слог.
Герцог подписался.
— А вы уничтожили мяч, ваше высочество?
— Какой мяч?
— В котором было письмо.
— Нет, я думал, что он еще может нам пригодиться. Вот он.
И, вынув из-под подушки мяч, герцог подал его Гримо.
Тот постарался улыбнуться как можно приятнее.
— Ну? — спросил герцог.
— Я зашью записку в мяч, ваше высочество, — сказал Гримо, — и вы во время игры бросите его в ров.
— А если он потеряется?
— Не беспокойтесь. Там будет человек, который поднимет его.
— Огородник? — спросил герцог.
Гримо кивнул головою.
— Тот же, вчерашний?
Гримо снова кивнул.
— Значит, граф Рошфор?
Гримо трижды кивнул».
Итак, герцог де Бофор успешно использовал мяч для получения записки и для того, чтобы отправить записку обратно.
Есть вопросы.
Сначала один маленький вопрос. Чем герцог зашил мяч? Герцог, оказывается, умел шить и имел иголку и нитку? Чтобы зашить мяч, иголки может оказаться недостаточно. Нужно, пожалуй, шило, толстая специальная игла и весьма крепкие нитки! И умение. Ведь мяч должен выглядеть как целый!
Я очень сомневаюсь, что принц крови, герцог, внук Короля Генриха Четвёртого обладал таким умением, как и сомневаюсь, что имел нитку и иглу подходящих размера и прочности, и что имел ножницы, чтобы отрезать лишнюю нитку. Ножниц у него точно не было, ведь он разорвал мяч зубами! И, между прочим, если он рвал его зубами, зашить его было не просто!
А теперь главный вопрос.
За каким чёртом им понадобился этот мяч и такая сложная схема общения?
Гримо мог свободно выходить за пределы крепости, за ним никто не следил. Ему доверяли.
Он мог бы не только принести записку и унести ответ, но мог бы даже, полагаю, принести нож, а при известной сноровке и пронести веревочную лестницу.
Может быть лестница была столь велика, что спрятать его на своём теле тощий Гримо не мог?
Но, мне кажется, что Гримо мог бы сделать накладной живот, представиться более толстым, а затем при необходимости спрятать там лестницу, которая была попросту верёвкой с узлами. Но я не оспариваю замысел с пирогом. Пирог, так пирог. Пусть будет пирог. Каким же должен быть тогда пирог, чтобы спрятать там её? Впрочем, ладно, с лестницей можно согласиться, что пирог был единственным способом её передать. Пусть даже два кинжала, и кляп также были спрятаны в этом бездонном пироге. Но вот записки в мяче – это явное излишество.
Вернёмся к мячу.
Я предлагаю уделить внимание эпизоду, который предшествовал обсуждению способа передачи письма, а именно, момент, когда Бофор узнал, что Гримо – друг.
Читаем.
«Он бросился, сжав кулаки, к Гримо, который поспешно вытолкнул сторожа и запер за ним дверь.
В ту же минуту руки герцога тяжело опустились на его плечи и сжали их, как тиски. Но Гримо, вместо того чтобы сопротивляться или позвать на помощь, неторопливо приложил палец к губам и с самой приятной улыбкой произнес вполголоса:
— Тсс!
Улыбка, жест и слово были такой редкостью у Гримо, что его высочество от изумления замер на месте.
Гримо поспешил воспользоваться этим. Он вытащил из-за подкладки своей куртки изящный конверт с печатью, который даже после долгого пребывания под одеждой г-на Гримо не окончательно утратил свой первоначальный аромат, и, не произнеся ни слова, подал его герцогу.
Пораженный еще более, герцог выпустил Гримо и взял письмо.
— От госпожи де Монбазон! — вскричал он, узнав знакомый почерк.
Гримо кивнул головою.
Герцог, совершенно ошеломленный, провел рукой по глазам, поспешно разорвал конверт и прочитал письмо:
«Дорогой герцог!
Вы можете вполне довериться честному человеку, который передаст вам мое письмо. Это слуга одного из наших сторонников, который ручается за него, так как испытал его верность в течение двадцатилетней службы. Он согласился поступить помощником к надзирателю, приставленному к вам, для того, чтобы подготовить и облегчить ваш побег из Венсенской крепости, который мы затеваем.
Час вашего освобождения близится. Ободритесь же и будьте терпеливы. Знайте, что друзья ваши, несмотря на долгую разлуку, сохранили к вам прежние чувства.
Ваша неизменно преданная вам
Мария де Монбазон.
Подписываюсь полным именем. Было бы слишком самоуверенно с моей стороны думать, что вы разгадаете после пятилетней разлуки мои инициалы».
Герцог с минуту стоял совершенно потрясенный. Пять лет тщетно искал он друга и помощника, и наконец, в ту минуту, когда он меньше всего ожидал этого, помощник свалился к нему точно с неба. Он с удивлением взглянул на Гримо и еще раз перечел письмо».
Как же так? Оказывается, что Гримо вполне мог сам приносить герцогу Бофору письма «с воли», снаружи, от его друзей!
Для чего же тогда этот фарс с мячом, а, дорогой вы наш Александр Дюма? Ответите ли вы нам на этот вопрос?
Лично я предельно затрудняюсь найти логику в этих странных поступках с мячом.
Вероятность того, что с таким мячом тюремщик что-то заподозрит, весьма высока, а вот необходимости в таком затейливом способе передачи сообщений совершенно непонятна.
Непонятна, господин Дюма. Ведь письмо, которое передал Гримо, намного длиннее того сообщения, которое он получил в мяче и уж тем более – длиннее того, которое он отправил обратно.
Да и что он сообщил, собственно? Он написал то, что ему продиктовал Гримо. Так ведь Гримо мог и сам передать это сообщение – устно, или письменно, какая разница?
Такой способ обмена информацией совершенно не нужен.