Властный дилетантизм убивает профессионала

Сергей Десимон
Снова возвращаюсь к Коммунистической площадке в Александро-Невской лавре Санкт-Петербурга. Хочется рассказать о некоторых людях, лучших в своём деле, верных Родине и через свою безраздельную преданность преждевременно ушедшие из жизни по причине «трагической случайности». Последние слова меня всегда возмущали и стимулировали познавательную активность, ибо убежден: случайность – всего-навсего непознанная закономерность, а последнюю всегда хочется постичь. Особенно, когда случайность нередко выглядит как нечто кем-то подстроенное.

Когда-то давно Гиппократ заметил: «Vita brvis, ars longa». Действительно, сколько бы человек не прожил, «жизнь» всегда будет «коротка», но общественное творчество человека, если оно доведено до степени «искусства» – «вечно». А «Мiръ», по мнению Л.Н. Толстого – общество – только своеобразное представление вовне наших творческих начал. Помните у Шекспира: «Весь мир – театр. / В нем женщины, мужчины – все актёры. / У них свои есть выходы, уходы, / И каждый не одну играет роль». Добавлю: актеры по жизни и репертуары бывают разные, и посредственные, и бездарные, в том числе.

Порой талантливо «сыгранная роль» с привлечением всех знаний и опыта, возносит человека на вершину того самого представления, в котором нуждается общество, государство, и в этом смысле, безусловно, у человека имеются свои «выходы и уходы». Именно об этом мне хочется рассказать, наложив на «жизненный театр» моего персонажа нелепую случайность, или напротив – нечто осмысленное, выдаваемое за случайность.

Кто бывал на Коммунистической площадке видел величественный памятник из красного гранита похожий на портал, символизирующий ворота в иной мир, сооруженный над могилой Зубкова Ивана Георгиевича (фото 3). Это гранитное великолепие, как память от людей, с кем Иван Георгиевич трудился, никак не сочетается с неизвестной причиной гибели 39-летнего, подающего большие надежды профессионала, инженера в генеральском звании. Приоткрыть дверь туда, куда он ушел, чтобы спросить его, что с ним произошло, нам не под силу, но кто способствовал его уходу – попытаемся.

Однако начнем с выхода. Иван родился в 1904 г. в семье потомственных дворян и инженеров путей сообщения, которыми являлись его отец и дед. Ещё в первой половины 18 века предприимчивые купцы Зубковы получили дворянство, что и немудрено, – при жизненной целеустремленности возможно многое. Происхождение Ивана, от него независящее, сыграет в его судьбе свою роль.

Общество, в котором он реализовывал свои таланты, изначально явно и тайно было настроено против социально чуждых пролетариату элементов, и расправлялось с ними в зависимости от обстоятельств безжалостно, или исполосовывали их интеллектуальный потенциал, их профессиональные компетенции, нередко до поры до времени, затем нередко наступала расплата. Достаточно вспомнить представления большевиков о «союзниках», «попутчиках», «социально чуждых» и «контрреволюционерах». Эти представления всегда зависели от конкретных исторических этапов, субъективных обстоятельств и конкретных лиц, их использующих. И не учитывать это нельзя.

Потребность в служении Родине проявилась у Ивана Зубкова в детстве, и он был определён в Тифлисский кадетский корпус (фото 1). Если предположить, что Ваня поступил в корпус в 8 лет, то постигал он воинскую дисциплину в течение 5 лет. Это закрепилось, и он всю жизнь оставался волевым, организованным и целеустремлённым. Революция перечеркнула все планы дворян-интеллигентов Зубковых и мечты 13-летнего Ивана. Чтобы избежать уничтожения как чуждый класс и, проложить дорогу в новую жизнь, начинать следовало с низов.

Для новой жизни необходимо было иметь безупречную анкету рабочего, без упоминания о дворянстве, кадетском корпусе, а также о старшем брате Георгии Георгиевиче (1898-1971) – сотнике лейб-гвардии 6-й Донской казачьей батареи, который в 1920 г. воевал против РККА в составе 1-й Донской казачьей батарее до эвакуации Крыма, подъесауле с 1 июня 1921 г. Осенью 1925 г. в составе Донской офицерской батареи старший брат Ивана оказался в Болгарии. В анкете при поступлении в госучреждения, имелось, помимо упоминания о происхождении и графа о родственниках проживающих за границей. Все эти «пятна» биографии следовало срывать.

Так как сокрытие данных о себе, в совокупности со всей историей семьи, можно было объявить введениеv в заблуждение компетентных «рабоче-крестьянских» органов, за этим следовали конкретные сроки по пресловутой 58-ой статье. Ответственные работники Советской власти как правило бдительности не теряли, – хотя были и исключения из правил. Безалаберщины хватало и у компетентных органов, и не только. В этом мы убедимся ниже.

Под руководством отца 15-летний Иван стал трудиться учеником слесаря на железной дороге, затем поступил на рабфак при Политехническом институте в Тифлисе, а ещё через 8 лет окончил Харьковский технологический институт. До войны молодой специалист самоотверженно трудился в Закавказье и на Украине, обогащаясь бесценным опытом инженера путейца и мостостроителя.

В 1926 г. Иван Георгиевич женился на Евгении Константиновне, урожденной Выходцевой, старшей его на 5 лет. И в его биографии, с точки зрения пролетарской беспощадности и бдительности, появилось ещё одно, тщательно скрываемое пятнышко, – жена принадлежала к дворянскому роду Выходцовых.

Через десять лет Иван Георгиевич Зубков с женой Евгенией развелся, по какой причине нам неизвестно, и женился в 1937 г. на Элеоноре Львовне Писаржевской, если судить по рождению дочери в 1938 г. Мать Элеоноры – еврейка Розенберг Мальвина Ассировна (использованы сведения из Российской еврейской энциклопедии (РЕЭ), Москва, 1995). Привожу эти подробности, ибо любая мелочь в судьбе человека играет определённую роль. Жизнь вообще состоит из мелочей, исполнения разных ролей, «выходов, уходов».

С 1933 по 1940 гг. инженер Зубков прошёл путь от начальника смены до руководителя шахты на строительстве Московского метрополитена (фото 5) – этого детища Лазаря Моисеевича Кагановича, члена Политбюро ЦК ВКП(б) и Наркома путей сообщения. С это времени жизнь и смерть Ивана Георгиевича вольно или невольно становится связана с одиозной личностью его начальника – Кагановича.

В январе 1941 г. Зубков назначен начальником Строительства №5 НКПС метрополитена в Санкт-Петербурге, но в июне 1941 года стройка была заморожена, а метростроевцы, под руководством Ивана Георгиевича, стали возводить укрепления на Карельском перешейке. Генерал-директор пути и строительства II ранга Зубков (фото 2), во время блокады Ленинграда, выполняя задания военного командования занимаясь устройством переправы через Ладожское озеро, строительством мостов через реку Нева и железной дороги, связавшей Ленинград со всей страной после прорыва Красной Армией блокады у Шлиссельбурга, за что награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, медалями «За трудовую доблесть» и «За оборону Ленинграда».

В 5 ноября 1943 г. за особые заслуги в обеспечении перевозок для фронта и народного хозяйства и выдающиеся достижения в восстановлении железнодорожного хозяйства в трудных условиях военного времени ему присвоено звание Героя Социалистического Труда (фото 2). Этим же Указов Президиума Верховного Совета СССР были награждены Каганович Л.М. и его заместители: Арутюнов Б.Н., Ковалев Г.В., Кривонос П.Ф., Синегубов Н.И. – непосредственные начальники Зубкова (газета «Правда» 06.11.1943)

30 июня 1944 г. неожиданно для тех, кто знал и трудился бок обок с Иваном Георгиевичем в газете «Красная Звезда» за первой подписью Кагановича опубликован некролог со ловами: «На боевом посту при исполнении служебных обязанностей погиб Герой Социалистического Труда, генерал-директор пути и строительства II ранга тов. Зубков Иван Георгиевич» («Красная Звезда», 30.06.1944 года № 154). 

И только через месяц, видимо после «официального расследования» обстоятельств гибели Зубкова, газета «Строитель» несколько «расширяла» представления об обстоятельствах гибели своего начальника в некрологе: «28 июня 1944 г. при выполнении задания военного командования и Народного Комиссара Путей Сообщения, на боевом посту погиб Начальник строительства №5 НКПС и Управления Военно-Восстановительных и Заградительных работ Ленинградского фронта – Генерал-Директор пути и строительства II ранга – Герой Социалистического труда – Зубков Иван Георгиевич» (газета «Строитель» – орган Управления и Политотдела строительства №5 НКПС, №45, 01.07.1944). Политотдел вероятно целый месяц согласовывали текст некролога о гибели своего начальника с Москвой (фото 6).

По официальной версии, в июне 1944 года поступила просьба от командующего Карельским фронтом генерала армии К.А. Мерецкова: помочь восстановить мост через Свирь. Иван Георгиевич Зубков решил (?) на месте осмотреть разрушения, и 28 июня вылетел на самолёте в Лодейное Поле, но перед аэродромом произошла авиакатастрофа.
По официальному сообщению гибели Зубкова – это был несчастный случай. Однако среди современников бытовало несколько предположений авиакатастрофы: – это был чей то злой умысел; – авария произошла по причине технической неисправности самолёта; и наконец – самолет был обстрелян. В последующие 70 лет в печати обстоятельства смерти Ивана Зубкова также не раскрывались, хотя выдвигались вышеперечисленные версии.

В своих воспоминаниях журналист Алалыкин П.А. упоминает слова вдовы Зубкова: «…в разговоре с Элеонорой Львовной выяснилась одна, неизвестная прежде, подробность. В ночь с 27-го на 28-е июня на квартиру Зубкову позвонил Л.М. Каганович и потребовал ускорить работы по восстановлению моста. Иван Георгиевич объяснил, что утром в Лодейное поле отправляются опытный мостовик Н.А. Наринян (Наринян – начальник головного ремонтного восстановительного поезда № 3 УВВР № 2, Герой Социалистического Труда. – С.Д.) и инженеры П.И. Богомолов и И.Н. Диц. По-видимому, Кагановича это не удовлетворило. Элеонора Львовна помнит, как Иван Георгиевич переспросил: «Нельзя ли послать другого? У меня срочные дела здесь, под Ленинградом». Каганович повторил, что лететь нужно лично Зубкову и лететь немедленно – утром будет самолет».

Подогреваемый подозрениями вдовы Ивана Георгиевича журналист высказывает версию о причастности Кагановича к гибели Зубкова. Он якобы опасался нарастающей популярности талантливого инженера и руководителя и посему способствовал авиакатастрофе. Молодой, честный, смелый, энергичный настоящий профессионал пользовался огромным авторитетом среди ленинградцев, и это многих раздражало. Журналист выдвигает совершенно нелепую мысль, дескать перспективный генерал Зубков мог его «подсидеть» (Из интервью Алалыкина П.А., программа «Культурный слой. Дорога жизни Ивана Зубкова»).

Как бы мы не относились к долгожителю Кагановичу Лазарю Моисеевичу, члену Политбюро ЦК КПСС, верному соратнику Сталина, у него на роль тех, кто его мог подсидеть на посту Комиссара путей сообщения и без Ивана Георгиевича Зубкова имелись претенденты. Это, прежде всего его заместители: Арутюнов Б.Н. – заместитель КПС Кагановича, организатор железнодорожного транспорта СССР, Герой Социалистического Труда, вице-генерал-директор путей сообщения 1-го ранга. Пользующийся, кстати, большим авторитетом и доверием Сталина. Или например, Синегубов Н.И. тоже заместитель народного комиссара и к том же старший майор государственной безопасности. На его стороне имелся весь ресурс НКВД. Герой Социалистического Труда (1943).

Не мало важно, что 1958 года, на основании решения Комитета партийного контроля КПСС, Синегубова исключают из партии «за фальсификацию следственных материалов и применение незаконных методов при допросе арестованных в период его работы в 1937-1939 гг. в Главном транспортном управлении НКВД СССР». Затем его лишают звания Героя Социалистического Труда и всех прочих наград и званий «за грубые нарушения социалистической законности». Вероятно под его руководством в июне-июле 1944 г. производилось расследование гибели Ивана Георгиевича и может предположить, как оно проводилось: не во имя истины, а для защиты мундира и корпоративных интересов.

Ещё одна версия – неисправность самолета – попытка списать авиакатастрофу на летчиков и командование Ленинградским фронтом. «28 июня командир 23-й железнодорожной бригады послал своего адъютанта с машиной встретить и привезти на Свирь к мосту Зубкова, но адъютант возвратился и доложил, что Зубкова он не нашел. Есть сведения, что какой-то самолет (? – С.Д.) только что разбился при посадке. Тогда И.Н. Диц и П.И. Богомолов спешно выехали сами. У края аэродрома на бруствере окопа они увидели разбитый самолет. Иван Георгиевич и его адъютант Саша Смирнов лежали рядом. (…) При осмотре самолета комиссией (? – С.Д.) выяснилось, что все в нем было до предела изношено. Самолет упал с высоты ста метров, полностью потеряв способность планировать...» (Бычевский Б.В. Город-фронт. Л., 1967).

Эта версия не выдерживает никакой критики. Из Ленинграда Зубков летел самолетом командующего фронтом генерала армии Мерецкова К.А. Трудно представить, что самолет командующего фронтом мог быть настолько ветхим, что развалился при посадке.
Однако эта версия была необходима, чтобы затенить факты обстрела самолета при подлете к аэродрому и Дицу и Богомолову «предложили» её поддержать.

Кроме того позже рассматривалось предположение, что самолет Мерецкова был обстрелян немецким истребителем при подлете к Лодейному полю (Герои труда военных лет 1941-1945. М., 2001). Это маловероятно, так как к 27 июня 1944 года линия фронта отодвинулась за Петрозаводск, а оперативная обстановка складывалась таким образом, что авиация противника была блокирована на всем протяжении от Выборга до западного берега Онежского озера. К тому же, если бы это было, об этом тут же сообщили в прессе. А самолет был обстрелян реально.

Небольшой военный самолёт, на борту которого находился Иван Георгиевич, летел на секретный аэродром близ Лодейного Поля, расположенного на расстоянии около 200 км от Ленинграда. Неожиданно самолёт обстреляли, и он упал в нескольких сот метров до посадочной полосы. Из членов экипажа и пассажиров не выжил никто. В архиве Зубковых сохранилась следующая информация. Из воспоминаний Ивана Николаевича Дица, (инженера-железнодорожника управления военно-восстановительных работ №2. – С.Д.): «На аэродром поехали Петр Богомолов и я. Обратились к коменданту аэродрома с просьбой сообщить, что ему известно о времени прибытия самолета с Зубковым (…) он отмахнулся от нас (? – С.Д.) и сказал, что по этому вопросу ничего не знает (? – С.Д.), но вон там, в конце аэродрома «плюхнулся» какой-то самолет (? – С.Д.), и, может быть, это тот самый самолет с генералом Зубковым».

Кроме того, вдова Зубкова вспоминала, что Богомолов П.И. (инженер-полковник, начальник головной ремонтно-восстановительного поезда 10-бис УВВР Ленинградского фронта – С. Д), видел повреждения на самолете, как если бы он был обстрелян, а в вахтенном журнале аэродрома Богомолов прочитал радиограмму, переданную с самолета незадолго до катастрофы: «Нас обстреляли, но будем пытаться совершить посадку…». Во время расследования, а оно проводилось с нарушениями «социалистической законности» и под руководством, в последствие разоблачённым старшим майором госбезопасности.  (см. выше. – С.Д.) свидетелям авиакатастрофы «предложили придерживаться «правильной» версии гибели самолёта.

Между тем, остаётся впечатление, что на аэродроме не знали о прибытии самолёта с Зубковым (о прибытии самолета с Зубковым должны были позаботится лица направляющие его в служебную командировку – подчиненные Кагановича, они же впоследствии пытались организовать сокрытие фактов. – С.Д.). Разумеется расчёт зенитной батареи, охраняющей подступы к аэродрому, не был оповещен о прибытии Зубкова, и при неблагоприятных условиях вполне мог открыть огонь по неизвестному самолёту, приближающемуся к секретному, охраняемому объекту.

Сразу следует оговориться: на войне стреляют и, бывает, попадают по своим. Причин тому обычно много, но чаще всего это происходит из-за нескоординированности (между гражданскими и военными, между родами войск, между подразделениями), из-за ошибок уставших на войне людей, а в ряде случаев – и из-за безалаберного несения службы и неисполнения наставлений, а также при условиях неопределенности и неожиданности свои открывали стрельбу по своим. Вторая мировая война была богата на подобные инциденты, перечислять их все не имеет смысла. Отметим лишь некоторые.

Но эти обстоятельства обстрела самолета нигде не всплывали, по понятным причинам. Кто в это не верит в обстрелы своими своих, приведу пример подобного рода. Широко известна гибель в июне 1940 года маршала Итало Бальбо, командующего итальянской группировкой в Северной Африке. Его самолет на подлете к ливийской авиабазе Тобрук был обстрелян и сбит итальянскими зенитчиками. Или при подлете к своей территории, после возвращения после бомбежки Берлина в августе 1941 г., самолет командира эскадрильи Курбана А.А. дважды обстреляли свои же зенитчики. И экипаж, на одном работающем двигателе, совершил вынужденную посадку. И таких примером не единицы.

Уверен, хотя причины гибели Ивана Георгиевича Зубкова, его адъютанта Александра Смирнова и экипажа самолета не были официально освещены, расчет зенитной батареи, а также диспетчерская смена аэродрома (эти «стрелочники». – С. Д.) были сурова наказаны подручными старшего майора НКВД Синегубовым, который твердо усвоил сентенцию своего начальника Кагановича: «Каждая авария имеет имя, фамилию, и должность».

Закончим мыслями, которые невольно приходят в голову после ознакомления с делом настоящего профессионала Зубкова. Чем отличается профессионал от дилетанта? Профессионал решат проблемы. Дилетанту в лучшем случае, кажется, что он их решает, в худшем – он делает вид, что он профессионал, оставаясь дилетантом, но проблемы от это не решаются. Но когда дилетантизм, наделенный властью, убивает профессионала – это уже свидетельство эрозии общества. Государство во власти дилетантов – это всегда страшно.

Из цикла: «Прогулки по Питеру».