Гора говорит

Работник Неба
 

Гора говорит, гора говорит…
(«Травы ветра»: «Перекличка гор»)

Мои собеседники, кем был они ни были, рано или поздно непременно задавали мне вопрос: « А тебе не скучно тысячелетиями стоять на одном и том же месте?» В их тоне при этом сквозила готовность жалеть, утешать или развлекать (в зависимости от их личного темперамента и склонностей). Им – стремительным, - вообще невозможно было взять в толк, каково это: никогда никуда не двигаться,- и они думают, что такая жизнь равносильна наказанию.

Положим, когда-то и я двигалась. Но это было на заре моей юности, во времена, более далёкие, чем в силах вообразить себе кто-нибудь из моих собеседников. Их родичи только вычитывают о той поре скупые беглые заметки в изломах глыб, в линиях скал, в блеске кристаллов под бурой коркой, - а им бы расспросить самих участниц того давнего жаркого хоровода, когда отроги вставали на дыбы, а чёрные склоны салютовали золотой лавой.

Для меня и двух моих товарок (вот они стоят по ту сторону долины: одна в узорчатом липаритовом платье, другая в лохматой накидке из плюща) это был ни с чем не сравнимый танец – да только стремительные. Быстродвижущиеся и быстроживущие не видят и не понимают танца, в котором одно движение может длиться тысячу лет.

А когда подземное золото остыло, хоровод распался и пляска закончилась, - мне всё равно не бывало скучно. Вокруг постоянно что-то происходило: ландшафт менялся, обнажалось морское дно, вырастали и падали обширные леса, гордые потоки превращались в тинистые болота и под конец высыхали. С какого-то момента в гости стали заходить существа. Среди них были чешуйчатые (им нужно было тепло моих склонов, напитавшихся за день солнечными лучами), и крылатые  (тем больше всего нравилось сидеть на вершине), а потом стали приходить и лохматые (этим, напротив, было веселее не наверху, а у подножия, в дырах среди камней). Со многими из этих существ было увлекательно беседовать: кто-то приносил мне новости, с кем-то мы философствовали об устройстве мира.

Они поселялись рядом со мной на всю жизнь, но таким стотысячелетним, как я, всегда кажется, что соседи сменяются с калейдоскопической быстротой. Мне не успели ещё наскучить крылатые и лохматые, - как пришлось привыкать к копытным и когтистым. К тому времени у моей липаритовой товарки отвалился рог и изменилось выражение лица, а благоухающий нагретыми на солнце травами простор сменился скрюченными стволиками мелколесья.

Новые жильцы и гости были для меня постоянным развлечением. В те редкие периоды, когда их не было, меня развлекал ропот реки далеко внизу, на колючем щебёночном ложе, бег облаков по небесам. В каждом новом тысячелетии облака были не похожи на предыдущие: у них различалось то, что мои самые недавние собеседники, очевидно, назвали бы «художественным стилем».

Собственное тело порой тоже доставляло хлопоты. Иной раз каменная кора рассядется под напором неугомонных древесных корней, по краю склона пройдёт трещина и утёс рухнет вниз, осыпая в пропасть камешки, песок и мхи. Иной раз ветер исхлещет скалу так, что останутся только тёмные каменные жилы.
Я уже гораздо реже общалась с товарками по ту сторону долины: у них тоже прибавилось забот, к тому же, воздух над долиной  сделался мало подходящим для переклички гор.

Порой мои соседи сменялись с такой быстротой, словно были не соседи и даже не гости, а просто случайные попутчики. Впрочем, и таким всегда находилось место на моих склонах. Я ни разу не нарушила вольно или невольно законов гостеприимства.
Не могу сказать, когда именно в этой веренице соседей и гостей появились люди. Сначала они, подобно лохматым или когтистым, селились в пещерах у подножия (иногда ссорясь за них с лохматыми), играли с камнями. Не успевала я оглянуться – а они уже и не играли, а складывали из них стены, вновь срывали их, гоняли по моим склонам своих ручных копытных, рубили лес, сажали лес, поджигали лес и часто (по ощущению тех, кто привык вести счёт на миллионы лет – чуть ли не ежесекундно) устраивали переполох. Мне они авали имена, но я не успевала их толком выучить, потому что пришедшие им на смену люди давали мне уже новые имена. Иные пытались заговорить со мной: воздвигали жертвенники, зажигали огонь, пели, – но стоило мне ответить на их неумелые попытки начать беседу, – как они в ужасе разбегались и больше не изъявляли желания вступать в какие-либо разговоры.

Порой люди копошились в расщелинах и пещерах: что-то копали, откалывали, углубляли… Это копошение доставляло мне не больше неудобств, чем слабое щекотание. Но однажды в недрах что-то громко хлопнуло и надорвалось, запахло дымом… С тех пор они продолжали калечить мои склоны. Они прогрызли в камне дороги, возвели постройки (сначала широкие грязно-белые, а потом узкие высокие – из глянцевого стекла), – и постройки заслонили от меня товарок по ту сторону долины. Да и самой долины мне уже стало не видно: везде постройки и постройки, а валуны, веками лежавшие на склонах, разбиты и увезены. Вечерами небес не различить за тускло-медными огнями, а птиц не слышно из-за гвалта и грохота.
Кто спрашивал меня, не скучно ли мне? О какой скуке идёт речь, если вокруг одни напасти? Я притерпелась к боли и не узнаЮ собственного тела.
Уже никто не делает попыток – пусть наивных! – заговорить со мной, и никто не боится меня. Ко мне не обращаются по имени.

И сама я отвыкла от частых разговоров с кем бы то ни было.

Да, я привыкла, что иногда (и теперь всё чаще) мне причиняют боль – такую, от которой разрываются недра и внутри остаётся тянущая пустота. Но то, что произошло недавно, перешло все границы. Они установили на склоне огромный бур и принялись сверлить. Я догадалась: они поставили его с таким расчётом,  чтоб беспощадное сверло вонзилось мне в сердце, и больше некому стало бы наблюдать облака, привечать существ, помнить давний хоровод среди золотых лент лавы. Но те, кто так поступил бы, даже и не поняли бы, чтО натворили: для них всё равно, даёт ли им приют живая гора, или они размещают свои постройки на мёртвой куче щебня…

И если обо всём этом е скажу им я, они так и не поймут! Пришло время наконец заговорить!

И вот, я встряхиваюсь – величаво, как эоны и тысячелетия назад, - и подаю голос…

19 июля 2023