Серые дни тянулись друг за другом. В лабораторию Кавендиша, ещё пару месяцев назад казавшуюся Роберту мечтой, теперь и идти не хотелось — все равно ничего не получается, как и говорил Блэкетт, но надо, хоть и непонятно зачем... «Черт бы побрал этот бериллий и эти паяльники!» Одна и та же рутина изо дня в день нервировала Роберта; но тупое упрямство не давало горе-экспериментатору повернуть назад.
Роберт хмуро глянул на часы. Френсис Фергюсон, давний друг, обещал приехать и встретиться — но пока что у колледжа Христа Роберт стоял один.
— Извини, задержался, — беззаботно произнес наконец Френсис, подойдя к другу. — Дела, дела...
— Рад, что пришёл, — Роберт тут же улыбнулся; друзья побрели по усыпанной листьями улочке. — Как в Лондоне?
— Отлично. Мисс Моррелл очень мила; и она приглашает немало интересных гостей.
— Вот как... — усилием воли Роберт подавил тоскливый вздох. Имя мисс Оттолайн Моррелл юный физик знал — как и знал, что в тот салон ему, сыну еврея, ни за что не попасть. «Не с этой фамилией... Что им какой-то там Оппенгеймер...»
— А у тебя как успехи? — наконец полюбопытствовал Фергюсон.
— Отлично. Пытаюсь паять провода, извожу бериллий и думаю о смерти, — скопировав беспечный тон друга, ответил Роберт. — Ничего нового.
— Понятно... Ладно, мне пора!
Роберт молча посмотрел на особняк, в котором скрылся Фергюсон. Улыбка исчезла — в отличие от темных кругов под глазами. Здание, где скрылся Френсис, обветшало; сад, запущенный и заросший пожелтевшей травой, давно рос сам по себе без всякого присмотра. И всё же тоскливый взгляд голубых глаз не мог не видеть, что и особняк, и сад сохранили былое великолепие — великолепие знати. «Меня туда никогда не пустят... Но может в лаборатории научусь?»
...Но чем дальше шло время, тем более безнадёжным выглядело для Роберта и «жалкое жильё», и работа. Хотя какая работа? «Вы даже паяльник держать не умеете — и хотите быть физиком-экспериментатором? Это даже не смешно, мистер Оппенгеймер!» Как будто кто-то смеялся... Блекетт нравился аспиранту как преподаватель; наставник, всегда безукоризненно одетый, с безупречно причесанными короткими черными волосами, наверно никогда не мешавшимися перед глазами, и уверенной походкой почти никогда не ошибался и не ронял по неуклюжести какую-нибудь подвеску так, что починить её потом было невозможно — в то время как Роберт со всеми стараниями не мог достичь и тени величия преподавателя. И уж конечно Патрик Блэкетт не допускал ошибок, подобно той, когда Роберт, пытаясь самостоятельно провести опыт, перепутал одну из склянок. От громыхнувшего взрыва окно с обгоревшей рамой разбилось вдребезги, провода на диковинной установке оплавились безнадёжно; сам экспериментатор не слишком понял, что произошло — он только почувствовал, как наставник, влетевший в лабораторию, с силой оттолкнул его в сторону.
— Вы там живы? — прохрипел Блэкетт, разглядывая подопечного.
— В...вроде...
— Вроде, — хмуро повторил учитель. — Кокрофт эту штуку почти полгода собирал, — Блэкетт скинул со стола расплавленные провода. — А вы тут устроили...
Бывший моряк чуть не выругался. С самой своей отставки лейтенанту не приходилось вспоминать авралы и боевые тревоги с недавно отгремевшей мировой войны. Жизнь на суше протекала так мирно, насколько это было возможно. И вот поди ж — студент чуть не подорвался сам прямо в колледже и без всяких немецких мин...
— Я...
Договорить Роберт не успел; на запах дыма заглянул Резерфорд.
— Что тут за пожар?
Роберт, всё ещё сидевший на полу, открыл было рот, но наставник жестом велел замолчать.
— Всего лишь, — Блэкетт стряхнул пыль с рукава. — Мой неудачный эксперимент.
— Что ж, у каждого бывают промахи. Надеюсь, с остальным вы тут уж справитесь.
— Непременно, — Блэкетт кивнул вслед Резерфорду, пока Роберт ошарашенно глядел на наставника. «Почему...»
— Сэр, но ведь это я...
Блэкетт задумчиво обернулся к нему.
— Ошиблись с опытом, потому что я позволил вам оказаться здесь одному и не проследил за безопасностью.
— То есть?
— Оппенгеймер, — устало обратился Блэкетт. — Идите... Идите домой. Не приходите ближайшие пару дней. И вот что: не знаю уж, что вы там хотели испытать, но в следующий раз не беритесь за это в одиночку.
— Я понял... — Роберт, запнувшись о порог и лишь чудом не упав, спешно вышел из разгромленной лаборатории — и не услышал, как наставник прошептал под нос: «Не дай бог ещё одного такого». Может, отправить его к теоретикам? «Вроде баллы у него неплохие были... Чего ж он в лабораторию полез?»
Блэкетт успел обучить уже нескольких студентов. Не все из них отличались сильным талантом; но настолько слабых, хоть и упорных, Патрик ещё не встречал. Уже несколько месяцев как Оппенгеймера направили на обучение к нему — и тот всё ещё оставался на уровне первокурсника, чего преподаватель никак не мог понять. Зачем находиться там, где тебе не место?
«Почти как Харвич», кисло улыбнулся Блэкетт. Харвичем была эскадра, где младший лейтенант провёл последний год войны; и по сравнению с Великим флотом она удручала. Если в Великом флоте товарищи Блэкетта учились на своих ошибках и понимали, что без должной подготовки противостоять немецким кораблям не выйдет, то Харвич...
— Не многовато ли у них выходных? — заметил Патрик Блэкетт, недавно устроившийся на «Стёрджен», прибывший из Великого флота на помощь Харвичу.
— А чего и нет? — мичман Уоллес пожал плечами. — Немцы же далеко.
— Глупо, — отрезал Блэкетт. — Мы всё ещё воюем. Ютландии им, что ли, мало?
В том бою в конце мая прошлого года более десяти британских кораблей были потоплены; несколько тысяч моряков погибли. «И это опытные люди. Неужели это ничему их не научило? Как можно быть такими идиотами? Бред».
— Да какая уже война, — усмехнулся Уоллес. — Я слышал, уже не в этом году, так в следующем всё закончится. Так что чего напрягаться?
— Хотя бы для того, — хмыкнул Патрик. — Чтобы не только наш «Стёрджен» умел ломать вражеские подлодки.
— Эм... — мичман покраснел. — Так это... Да у вас просто корабль самый сильный, конечно, вам легко с ними разбираться!
«Отговорки лодырей». Вслух, впрочем, Блэкетт произносить это не стал. Если артиллеристы Харвича не желали обучаться, не собирались перенимать чужой опыт — это их проблемы. Но считать рядовые боевые действия подвигом — просто глупо. Или эти олухи не знают, что боевые корабли могут — и должны — попадать не только по учебным целям? Зачем они вообще шли во флот тогда? Зачем Оппенгеймер пришёл в лабораторию?
Сам Роберт угрюмо признавал: в лаборатории Кавендиша, хоть в ней и собрались видные физики, он лишь зря потратил время. После того взрыва Блэкетт правильно сказал; Роберт не мог найти себе оправдания. Но... Но отчего от всех его едких замечаний, хоть и по делу, хочется бросить этот Кембридж, эту Англию и уехать хоть куда-нибудь?..
Даже поездка с Френсисом в Париж, где Оппенгеймер пытался отдохнуть от выматывающей рутины — «хоть где, лишь бы не в Англии» — не радовала ни Роберта, ни Френсиса. Отвратительная погода в этом отвратительном городе, лишь по какому-то недоразумению называемому «городом любви». С Нью-Мексико, где Френсис Фергюсон проводил почти всё свободное время, не сравнить; лучше бы они поехали туда; но там нет психологов, а родители Роберта, его друга, особенно Элла, настаивали на том, что их отпрыску нужна помощь — и что в Париже, где друзья и оказались, самые лучшие психологи, которых они знали.
Фергюсон, впрочем, соглашался с ними. Семестр, проведённый Робертом в Кембридже, явно выдался для Оппи трудным. Однокурсники рассказывали, как он падал в обморок на занятиях — что даже как-то напугало Резерфорда, который пришёл послушать тот семинар.
— ...Вы меня слышите? — резкий голос Блэкетта размывался звоном в ушах. Роберт попытался было встать, но рука наставника уложила его обратно.
— Пока не вставайте. Давно с вами такое?
— Нет... Вроде нет, — студент мотнул головой. Почему-то перед глазами всё кружилось. — А... Где все?
— Оппенгеймер, вас это сейчас вообще не касается. Семинар, конечно, перенесут.
— Простите... — Роберт опустил голову; Блэкетт хмуро стиснул зубы.
— Так. Если вам настолько лучше, что вы можете ныть, идите... Идите домой подготовить лучше ваш доклад. И...
— Что?
— Если вам ещё раз станет так дурно, скажите сразу. Где врач, вы знаете. Нечего тут потом всех пугать.
— Да... Понимаю...
Странный приступ выбил и самого Оппенгеймера из колеи — но не только это беспокоило начинающего экспериментатора. Роберт с грустью писал Фергюсону о своих неудачах в экспериментальной физике. Он сокрушался, что «пока все в Кавендишской лаборатории проводят потрясающие опыты, я не в состоянии даже спаять два медных провода»... Одним словом, мрак. Но вот дверь номера гостиницы открылась, послышались шаги; Роберт хмуро поздоровался.
«Не в духе», — отметил про себя Френсис. Роберт никогда не умел скрывать свои чувства; злился ли он, тревожился, радовался — все эмоции отражались на лице.
Вот и сейчас Фергюсон заметил досаду друга. Взгляд исподлобья гневных синих глаз; дрожание губ, стиснутые зубы — как будто Оппи готов или плакать, или убивать.
«Научится ли он хоть когда-нибудь сдерживаться?» — подумалось Френсису. Его знакомые, особенно те, которых он узнал в Британии, умели держать себя в руках; ну да где они, а где Роберт — с его импульсивностью, заносчивостью и этой лжеаристократической манерностью? Ладно, надо бы спросить, чего он такой угрюмый...
— О, вернулся? Как прошла встреча с психологом?
— Идиот! — выпалил Роберт, швыряя шляпу на диван.
— Эй, эй, полегче... — Френсис видел друга раздраженным или сердитым; но чтобы он повышал голос?
— Этот, как он себя называет, психиатр — точно идиот! Он ни черта не смыслит в том, что делает! Даже я понимаю в своих проблемах больше, чем он!
— Да ладно... — Френсис растерялся. — Наверно, на следующем приёме станет лучше...
— Иди к чёрту, больше я к нему не пойду! А если пойду, убью его, клянусь богом!
— Ладно, ладно, — протянул Фергюсон, поняв, что спорить дальше бессмысленно; да и скучно это слушать. — Лучше поздравь меня, я наконец женюсь! Она прислала мне стихи, она любит меня...
Договорить фразу Френсис не смог; что-то начало давить на шею. «Какого... Роберт!?» Жалкая попытка нападения, конечно, не могла быть успешной; Оппенгеймер не был настолько физически крепким, чтобы навредить хоть кому-то, да и напал он совершенно неумело. В драке его приятель проиграл, только начав её. Но...
Фергюсон спешно отошёл в сторону, косясь на приятеля, который растерянно глядел на свои трясущиеся руки — как будто Роберт не понимал, что произошло. «Он... Пытался меня убить? Он точно не в себе... Весёлые каникулы будут... И город этот отвратительный...»
День заканчивался.