Даниил

               
                ДАНИИЛ

           Отрывок из книги «Возмездие или Воздаяние».

   Даниил поведал житейскую историю, историю своей жизни:

« Говорят, жить в одиночестве страшно. Моё одиночество

заменяла Церковь: каждое воскресение, и в каждый праздник
 
ходил я в Никольский храм Оситняжки. Там отдыхал душой,

 набирался Божией Благодати, терпения и смирения.  В

усадьбе не всё было гладко: ссоры, обиды, злость выливались
 
иногда через край в среде мужиков. Только смирением,

терпением и искренним сочувствием к их доле я

утихомиривал бушующие страсти. Так и жил бы себе,
 
может, до самого окончания земной жизни, если бы не

полюбил прихожанку Никольского храма Настеньку.

          Так полюбил, что без неё дальнейшей жизни не

представлял. Оказывается, и Настенька заприметила

«чужака», то-есть не жителя Оситняжки.
 
Она жила с родителями тоже прихожанами Никольского

храма. Дом их находился напротив храма. Иногда я приходил

 в   храм, а Настенька уже была в храме, я узнал её имя от

прихожан. Иногда её не было в храме, тогда я стоял на

 крыльце  храма, ожидая её. Увижу - и быстренько бегу в

храм: боялся, что она увидит, что я её жду. Всякий раз я

видел, что она подходит к храму не одна, а сопровождает её
 
юноша примерно её годков. Только в храме я никогда не видел

этого юношу. Так продолжалось несколько месяцев. Я боялся

подойти к ней.  Но, в конце концов, наверное, так Богу было

угодно, зажигая свечи на одном и том же подсвечнике, мы

встретились глазами, поздравили друг друга со Светлым

Христовым Воскресением. С этого дня и началась   наша

дружба. Однажды в храме я предложил Настеньке проводить
 
её домой. Настя, смеясь, ответила, что дом её находится

через дорогу, что проводы будут состоять из нескольких

шагов. Смеясь и радуясь всему на свете, мы вышли из храма, и

пошли вдоль улицы. Так и повелось: из храма – вдоль улицы. И

неизменно на некотором отдалении от нас шёл юноша,

который приходил к храму вместе с Настей, но никогда не
 
заходил в храм. На мой вопрос, кто этот неизменный
 
сопровождающий её, Настенька рассказала: «Это мой самый

 близкий друг – Гришаня. Мы родились с ним в один год и

почти в одном доме. Дом моих и дом его родителей выходит
 
окнами друг к другу на один двор. Вместе росли, вот вместе и

выросли. Он меня охраняет от всякой беды и напасти. А вот

 в храм я его никак не могу затащить: родители у него

безбожники.
 
К следующей Пасхе решился я, наконец, признаться

Настеньке, что я её очень люблю и прошу стать моей женой.

В Светлую Седмицу мы обвенчались. Настенька была

опечалена, что не присутствовал при венчании её верный друг

Григорий.

 Прошло три самых счастливых лет в моей жизни. У нас

родилась дочь. Уж как я любил мою Настеньку, а дочь свою

ангелочком считал – и они меня любили. Как-то попросила

меня Настенька навестить вместе с дочкой своих родителей,

я согласился. Родители хорошо относились ко мне. Под вечер
 
стали мы собираться домой, да родители попросили

оставить на ночь дочь и внучку. Делать было нечего: я

согласился, сказав, что утром рано я приду и разбужу их. В ту

ночь я не мог уснуть.
               
              С зорькой, рано поутру, я справил неотложные работы

по усадьбе и помчался в Оситняжки. Подходя к селу, увидел толпу людей. Как-то не

 по себе стало: такая рань, а люди не спят, да и праздника в этот день не мог я

припомнить. Только подошёл к толпе, как она расступилась предо мной, образовав

широкий проход. Я и пошёл по проходу между стоящими по обе стороны прохода

людей. Ничего не понимая, дошёл до края прохода и увидел обугленные, я подумал,

 два дерева: одно побольше, а другое поменьше». Даниил во время рассказа,

 казалось, окаменел. Рассказывал бесстрастно, без надрыва, без эмоций, как будто

 не о себе, не о своей жизни говорил, а о чём-то чужом, далёком. Но, проговорив:

 «... два дерева: одно побольше, а другое поменьше», - уткнулся головой в

ладони. Долго – долго молчал, казалось, что и дыхание прекратилось. Потом

тихонько поднялся и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

 Оставшись одна, Зиновия долго смотрела вслед уходящему

Даниилу.
   Даниил больше не пытался продолжить свою исповедь.

  Зиновия считала бестактным просить его об этом.
 
   О дальнейших событиях она узнала от настоятеля

Никольского храма. На её просьбу батюшка повёл её через

дорогу от храма к высокому забору.

  Открыл калитку. Зиновия увидела довольно большую

площадь, огороженную с четырёх сторон высоким забором.

На площади находились ухоженные три большие и одна

маленькая могилы, над которыми возвышались

восьмигранные кресты.
 
 Суровым и печальным был рассказ настоятеля храма:

«Григорий, которого Настенька называла братом,

хранителем от всякого зла, не смог смириться с тем, что она

вышла замуж за Даниила. Он долго и хладнокровно готовился

покончить с «несправедливостью».
 
Шли годы, но подходящего случая не представлялось.  Наконец, он увидел, как

приехал Даниил с семьёй к родителям Настеньки. Выследил, что Даниил ушёл, а

Настенька с дочерью остались на ночь. Ненависть, злость просто кипели внутри

Григория. Единственным спасением от мучившей его злобы он видел в уничтожении их

 всех. Зло усилилось, когда он увидел, что Даниил ушёл: ведь он так мечтал

покончить и с Даниилом. Правда, потом злорадно успокоился: пусть, мол, до конца

своих дней мучится...  Далеко за полночь он

 поджёг дом в нескольких местах. Первой вспыхнула

бушующим огнём комната, где спала Настенька с малышкой.
 
Родители проснулись, услышав нечеловеческие крики. В их

 комнате тоже полыхал огонь, бросились в  комнату детей.

 Объятые пламенем, вынесли горящую дочь и внучку на улицу.

К приходу увидевших горящий дом людей,

Настенька и двухлетняя малышка превратились в обугленные

останки, мало напоминавшие людей.

 Родителей тоже не спасли: они получили несовместимые с

 жизнью ожоги, через несколько дней  преставились. От

горящего дома родителей Настеньки загорелся и дом

родителей Григория. Он кинулся в дом спасать родителей, но

горящая балка упала на него: от сильного удара он, видимо,

потерял сознание и сгорел заживо.  Мать Григория, а

за ней и отец  тронулись умом, окончили свою жизнь в
 
больнице для душевнобольных. В конце печального рассказа
 
батюшка добавил: «Родители Григория были безбожниками.

Дьявол в их лице хорошо покуражился: ведь Григорий тоже
 
не пришёл к Богу. Да и не мог придти: родители не соблюдали

постов, и зачат он был в Страстную Пятницу, то ест  в день

 распятия Иисуса Христа».
 
После беседы с батюшкой Зиновия поняла, почему ей никто

не рассказал о случившемся. Видимо, люди были настолько

потрясены, что не то что рассказывать кому-то, а и в

мыслях своих пытались не вспоминать нечеловеческую

трагедию.   Дома Зиновия вновь и вновь возвращалась к
 
трагическому событию. Ещё накануне она думала о

 том, что её судьба и судьба Настеньки похожи. От этого

становилось страшно: ведь она тоже не вышла замуж за

верного её друга, о чём мечтал её Григорий.
 
Какими же разными были её Григорий и Григорий Настеньки.

 Любящий Зиновию Григорий радовался её счастью, не было в

его сердце злобы. Он любил её. Для него любить – не значит

брать; для него любить – это, в первую очередь, делать добро,

радоваться счастью любимого человека. В сердце Григория
 
Настеньки поселилось дьявольское семя – зло, он мечтал об

отмщении за то, что она не принадлежит ему, что сердце её

полюбило не его. Вспоминая о словах батюшки Никольского

храма в Оситняжки, что Григорий Настеньки был зачат в

Страстную Пятницу, Зиновия невольно вспомнила рассказ

монахини Иоанновского монастыря в Петербурге. Как-то к

Иоанну Кронштадтскому подошли супруги с больным

ребёнком и попросили помолиться об исцелении  чада он

резко отказал, молвив:  «Вы лучше вспомните в какой день вы

его зачали! Покиньте святой храм!».
 
 Присутствующие не ожидали таких резких слов от доброго,

чуткого к страданиям людей батюшки.  Духом Святым отец

километров; ему часто было открыто настоящее и будущее

людей, которых он видел впервые. Причиной такого резкого

отношения к женщине было то, что ребёнок был зачат в

Страстную Пятницу, в День Распятия Иисуса Христа.

                («Сретение», выпуск №2 февраль2009.)

 Воспитанная с детства в любви к Богу, Зиновия понимала, что с рождения человеку

 даруется жизнь, таланты и свобода воли, то есть свобода выбора пути: добра или

 зла. Все мысли, побуждения, слова, поступки и так далее диктуются либо Богом,

 либо сатаной. Человек вынужден добровольно выбирать между ними.
 
       Сатана прививает такие черты: властолюбие,

себялюбие, злобу, эгоизм, гордыню, самодовольство,

тщеславие, клевету. Бог - любовь и милосердие.