Не спится юному царю:
В ночи недужной поминутно
Ум занят Русью непробудной…
И шепчет Петр: «Я волны зрю!..
Не сиволапой, сухопутной
Предстанет пред веками Русь…
Иное утвердить берусь!
Проснулись молодые силы –
И нам подвластные ветрила
Пойдут в Европу напрямки;
Азов, а не Архангельск стылый
Сейчас задействовать с руки…
(С. Луценко).
Петр, нервничая, быстро ходил перед шатром, он ждал Гордона. Подъехал генерал, ловко сошёл с коня, поклонился, он не успел выразить почтение, как Петр быстрым шагом подошел и обнял его, целуя в щеки:
- Дорогой мой генерал, завтра после того, как из мортир и гаубиц закидаем бомбами крепостные стены, первым почнёшь на приступ ты, а мы пойдем за тобой. - Петр ещё крепче обнял генерала. – Ну, с богом, мой генерал.
Утро было тихое и тревожное, по степи медленно расползался туман. С востока блеснули первые лучи солнца, и туман стал рассеиваться.
Гордон объезжал, подбадривая полки стрельцов.
Передовые казачьи сотни выехали на курган, спешившись, стали проминать ноздри коням, чтобы открыть широкое дыхание.
Генерал, изредка придерживая коня перед полками, говорил слова ободрения:
- Решается наша судьба, стрельцы! Отечество и царь ждут от нас победы! А что османцев много, не беда, густую траву легче косить. Суд без милости тому, кто сам не знает милосердия!
Слова слетали с губ Гордона по рядам стрельцов, раздувая в их сердцах пламя гнева.
Последний раз проскакал генерал перед полками. Застучали барабаны, и полки неторопливо двинулись на приступ.
После того как забили барабаны, стоявшие полки Головина двинулись на приступ, как вдруг барабаны сыграли тревогу, давая знать, что в тылу появилась конница крымских татар. Полки спешно развернулись и стали строиться квадратом на равнине для отражения конницы. Спускаясь с косогора, конница заполняла степь все больше и больше.
Казаки выкатили трофейные пушки и нацелились в центр надвигающейся татарской конницы. Первый залп пушек заставил татар засуетиться, и в их рядах начался переполох. Татары не ожидали, что их встретят огнем из пушек. Во фланг татарской коннице слева и справа из-за курганов неслись казаки с пиками наперевес.
- За-ряжай! – звучал голос Максима Замаренова, - Бей!
Второй прицельный залп навёл такой ужас, что от ранений заржали кони, они вставали на дыбы и сбрасывали седоков. После следующего залпа, осатаневшие кони не слушались узды, поворачивались и мчались назад, лишь бы подальше от этих взрывов, которые несут безумие и смерть. Упавшие от ранений животные катались по земле, ломая кости всадникам.
- Тепереча татар потопчут их же кони, - сказал Максим. – Гляди, князь спешит на помощь и стрельцов ведет за собой.
По берегу Дона неслась конница Головина. Степь была в дыму от разрывов ядер, когда дым рассеялся, ни татар, ни янычар не было видно. Только стонали упавшие лошади, и множество человеческих тел было разбросано по степи.
Максим смотрел на полки Головина. Их уже можно было разглядеть, они шли на штурм, а впереди, рядом со знаменосцем ехал верхом на коне сам Головин. Он махал шпагой и призывал на штурм. Стрельцы протяжно кричали:
– Вперед на штурм! На штурм!
Османцы со стен стреляли из пушек. Когда бомба, упав, шипела и крутилась, люди ложились ничком и закрывались. Их бомбы рвались с таким грохотом, и от них столбом взлетала земля, что от испуга стрельцы крестились. Только генерал спокойно ехал на коне, не страшась ядер. Он только покрикивал, чтобы те не прятались от турецких бомб:
– Нехорошо бывать трусом. … Мы же славяне. …
Окружив крепость Азов, русские войска две недели забрасывали за стены в город бомбы. В городе начались пожары. Разрушили часть одной стены. В ночь османцы выходили из крепости и нападали на лагеря русских. Чтобы отрезать путь назад османцам стрельцы подожгли громадный костер, сложенный из бочек, казачьи сотни выскочили с двух сторон и отрезали путь к крепости. Османцы, прорываясь, бились отчаянно. Свалка из человеческих тел росла, в воздухе густо висели проклятья, и брань их не могли заглушить ни треск ломающих копий, ни звон сабель. Попавших в плен османцев вязали, а кто противился, рубили на месте.
А стены крепости продолжали стоять отчаянно и неприступно.
Хуже всего стало с доставкой продовольствия, татары разбивали обозы и, не принимая боя, они обстреливали стрелами сопровождавших ертаульщиков и уносились в степь.
Уже несколько дней стояли знойные, с водой были перебои, и люди прятались в тени, не обращая внимания на стреляющих со стен.
Один из выстрелов со стены крепости сбил треуголку с головы Петра. Он укрылся за бруствер, злобно улыбнулся бомбардирам, прятавшимся от солнца и стрелков.
– Метко стреляет, собака! – проговорил Петр. – А ну, приготовь фитиль.
Петр быстро вложил пороху, в мортиру зарядил ядро, прицелился:
– А вот тебе ответ, от меня!
Бомба, вылетев из ствола мортиры, понеслась к стрелку, разнесла верхнею часть зубца на стене и снесла голову стрелку.
В крепости поднялся шум, и началась стрельба со стен. Петр встал на бруствер рядом с мортирой. Он видел, как Гордон с пистолетом в руке поднимал к штурму полки. В лагере Лефортова подали знак знаменем, что идут на штурм. Все поле перед крепостью заполнилось стрельцами в красных, синих и зеленых кафтанах. Все пространство окуталось дымом от стрельбы. Когда стрельцы скатились в крепостной ров, ворота крепости раскрылись, и из них выскочили конные янычары, затем донесся страшный вой, что Петр испугался. Полки дрогнули и побежали назад, за ними гнались конные янычары.
В этом штурме потеряли около пятисот человек и несколько пушек.
После этого штурма Петр не выходил из своего шатра целый день, его мучила неудача. Ходил мрачный, неразговорчивый. Но мысль засела как заноза: Азов надо взять! Славно ли, бесславно, – хоть всю Россию на карачки поставлю, но Азов возьму!
http://proza.ru/2023/07/26/1040