Депутация выщелкнулась из Присутствия с твердо различимым звуком. Нашлись видаки. Как водится, много позже некоторые из них, похвалявшиеся виденьем из первых глаз, утверждали, что слышен был колокольный подзвонец, будто изрядно выпивший ямщик неумело подвязал валдайский колоколец, привычно - скучно буркотеющий по никем не считанным верстам стылой земли, расшугивая поползней и сумрачных мужчин в каракулевых шапках, тоскливо дребезжа дурно подвязанным языком, что напрямую воспрещалось ярыжками, неуклонно блюдущими государев прибыток даже в таком, казалось бы, зряшном дельце как летящая в синеющие загадочно дали птица - тройка, где от самой - то тройки только и остался что Градский. Изначально, конечно, запряжены были еще и Троцкий с Троицким, но отсохнув за умалением суверенных достоинств, вручили бразды Градскому, мертвому, разумеется, ибо по выморочным выселкам только и могла катать мертвая тройка.
- Кудой - то не тудой, - оспаривали сумбурное начало повествования видака доброхотно развесившие охочекомонные уши неравнодушные, - прешь ты сутью - то. К чорту птицу - тройку ! Даешь про депутацию.
Другие, скорее склонные к преувеличениям, нежели к чоткому выявлению малейших нюансов, сопровождающих любое мало - мальски значимое событие, божились и бились об заклад, сменяя звуки на трепыханье блаженно обвисших в безветренной атмосфере флагов и стягов, неизменно окаймлявших места схода хоть сколь великих и могучих, а скрывавшаяся в прохладной полутьме Присутствия старшина, включив в себя военную головку Низовья, реестр и присланных напоперечь из Варшавы и Москвы спосланных ближних, только у московитов те именовались по - старому, боярами, а почти влетевшие в Священную Империю поляки удовлетворялись привычным им панове - братьями, вполне разумно полагая титулование разными вычурно и закамуристо звучащими наименованиями маловажным и, прямо сказать, чепуховым, раз уж сам Коронный примас и подчаший сидели на пирах и советах много ниже самого последнего из потомков Мешко, мешковато клюкающего по полатям модным в те поры венгерским платьем, и была великой и могучей. Много и долго спорили, не в силах прийти к единению в вере, Христос - то, ясно, один, но крыж или восьмиконечная звезда - то касалось уже важности, а когда прибывший с под Каменца чингизид Куремса приказал поставить бунчуки с конскими хвостами всех Орд Заволжья по плоской макушке холма - не стерпели. Драли чубы и рвали глотки, разнесли по бревнышку шинок и заложили столичному меняле пану Ружке родную бабушку ручного сиромахи, вольно бродившего серой тенью за Хмелем. Разное говорили. Кто - то якобы сам видел дидька, чорной непроглядной ночью вытащившего Зиновия из петли да сиромаху и подарившего в утешение, другие козыряли тайным знанием Зборовского месяцеслова, где месяц этот, май, и начинался прописанным киноварью и купоросом ликом сиромахи, довольно скалящего клыки на ускользающего по апрелю василиска, третьи, не иначе, подосланные да подученные, прямо кричали о приехавшем на сход Радзивилле, говорить о коем следовало бы накрепко подумавши. С нечистиком знался князь светлый, по слухам; впрочем, вздорные побасенки все это, вечно крутящиеся смутным облаком вокруг знатных и сильных, оставивших след в истории цивилизации такой, что мы все уместимся в одной их пяте, киша и торжествуя мелкими поводами и причинами, на которые Симон де Монфор или Генрих фон Плауэн и не обратили бы никакого внимания, разве, тряхнули бы головами, как обычно делает уставший от назойливого звона караморы человек, устремленный помыслами и желаниями в совсем иную сторону.
- Ты зубы не полощи, - ругались неравнодушные, подмечая ухмылки рассказчика, прямо назвавшегося видаком, по его выходило, что депутация выщелкнулась обочь, сам рассказывающий - то как раз в тот момент прикуривал у какого - то подвернувшегося францисканца, извеку из шнырявших по степи, что - то вынюхивавших и уяснявших, о чем писались долгие цидули в Ватикан, где яростная курия муровала донесениями бездонные недра архива, на прок и в будущее глядя, чего нам никогда не понять. - Да срать на твое понимание ! - уже кричали охочие до знания, подозревая насмешку в зеленых глазах рассказчика, находящего нескрываемое удовольствие в круговерти слов и ничем не заканчивающихся по смыслу фраз. - Ты про депутацию !
Депутацию возглавлял пан Заглоба. По своей неумной живости, по вечному ускользанию от поспешающих кредиторов, просто от полноты жизни, кипевшей в замысловатой голове шляхтича, Заглоба непременно очучивался в разнообразных ситуациях, то не находя советской власти в селе Красное, то прямо послав самолетом старшины Пескова знающих военную тайну сограждан, то спрыгивая со страниц Сенкевича, чтобы, пробежав по извилистым путям Масламы и братьев Боаннергес, чотко и внушительно вдарить громом по пустопорожним мгновениям скучной деятельности многих и многих, находящих ничем не объяснимое воздействие на разумы очередным фактом очередной войны или просто набега, случающихся на планете если не каждый день, то хотя бы раз в неделю - точно.
- Экой икряной, - кряхтел подвернувшийся животом под голову выщелкнувшегося из Присутствия Заглобы очевидец, что тысячами никем не сосчитанных добровольцев окружали стан Хмеля, стекаясь с Северца и Чугуева, из Подляшья и Силезии, даже Бреслау выделил Эбергарда Мока для прояснения вершимого, хотя уже заранее понятно, что Мок отыщет любой заговор или тайное сообщество в своей табакерке, не говоря о таком грандиозном сходе, что порадовал Правобережье на излете года от Рождества Христова за утратившейся в веках циферью и числом, в чем нет никакого смысла. Да и плевать всем, если честно, давно это было и неправда, а в чем есть правда - истина - никто и не ведает, не до того людям, мышиной возней заняты они, куда тута до минувшего, а ведь когда - то содрогались от негодования полтора землекопа, шатаясь по площади или обсуждая судьбу расстрелянного по ошибке малой комкора Думенко, реабилитированного, как водится, когда еще больше и дальше все стало всем по х...й.
- Со. А со.
Резал Заглоба подхватившему его пузом, восстанавливал вертикальность туловища, шел в кабак, конечно, за ним трусила депутация, выщелкнувшаяся из Присутствия, и уж там, в кабаке, после традиционного ритуала по налить и выпить, рассказывал пан о случившемся. Замысливал он рассказ свой на русском, вербализировал на украинском, печаталось все по польски ( без дефиса ), а затем переводилось снова на русский. Пенялась малоудобная к употреблению ижица, шебутной ер вертел в пасадобле кокетливую фиту, а суровый бука угощал пенной романеей щи добрые люди, в общем, все как водится и как надо.
- Все вумат, - отфыркивался моржом Заглоба, купая сивый свой ус в белой шапке баварского пива под соль - вычегодские сухарики и сигарету английскую, умея найти культуру везде, всегда и всюду, - да только вот Тугай - бей, говорят, розсердився.
- Розсердився ! - ужасались слышавшие, набившие потным распаренным мясом кабак. - Розсердився !
Знающие пугались еще одного пернатого, спущенного на грешную землю переносной зенитно - ракетной установкой типа " Стингер ", еще менее знающие намекали на потенциальность пресечения пиратства Хайреддином Барбароссой Тунисским по советам Франциска Ассизского, не знающие вообще ничего указывали на экономические свершения и шинельную фигурку Клима Ворошилова одесную Кемаля Ататюрка. Но такова уж земля местная : долго унывать - себе дороже, такое произойти может и иногда происходит, что не так севшие Бордюжа, Сосковец и Бурбулис перевешивают значимостью нетрезвую икоту Машки Захаровой, вменяемость в суетности Пескова, а также двойственность тройников учетверившего вэвэпу президент - диктатора, короче сказать, люд скоро веселился, сам себя приведя психицки к правильности, напевая и танцуя.
- Гей, гей, Тугай - бей !
Розсердився дюже.
Гей, гей, Тугай - бей !
Не сердився, друже.
Ну, и так далее.