— Ты не спеши, — успокоил меня дедушка Михаил Васильевич.
— Как не спеши? Я проспала. Автобусы не ходят, теперь на тот берег пешком добираться.
— Да ты и не ходи! — предложил он мне.
— Дед, да я- то терпеть не могу эти демонстрации, в школе всегда к майским и ноябрьским демонстрациям болела.
— Да не болела, не хотела, и сама сябя непущала.
— Не знаю, болела. В институте, не ходила, так как у иногородних студентов была привилегия, они могли уезжать домой, и не ходить на это сборище. А здесь дед, надо, как ни как в исполкоме работаю. Ты говоришь, не ходи. А вот отчим отца, когда я как-то не поехала к родителям, осталась дома и спала, так он не мог успокоиться и бабушке всё выговаривал: « Да как так? Спит, и не думает пойти. Все на демонстрации, а она что делает? Это её долг».
— А что ему, еШО сказать? Он же комумяка был.
— Да ты прав, еще какой комуняка. Все по собраниям бегал, да какие-то лекции читал.
— Какие? Да всё лысую собаку забыть не могЁт. И правильно деЯшь, что не ходишь на енти крестные ходы - бесовские парады, да они ещо больше чем поповские, — деловито продолжил дед, лежа на застеленной кровати, подложив руки за голову и наблюдая за моими сборами перед выходом из квартиры.
— А ты ходил? — я неожиданно для себя спросила его.
— Нет. У меня всегда работа была, дворничал да плотничал. Да ещо особую работу выполнял, им палочки к ентим дням стругал для икон комуняков, пАТретов их товарищЕв, — почти торжественно произнес мой дед.