В рассказе «Война. Начвещь» рассказывалось о первом матёром шпионе, вскрытом моим отцом Абрамовым Вениамином Ивановичем, тогда ещё лейтенантом НКВД, проходящим службу во время войны особистом одного из стрелковых полков, действующих в составе Юго-Западного фронта. Но на этом интересном факте его активные взаимоотношения с представителями тыловых служб полка не закончились.
Далее рассказ от лица отца…
В начале июня 1942 года на замену погибшему в феврале того же года в боях за Славянск начальнику продовольственной службы нашего полка старшему лейтенанту Володе Спирину прибыл из Омска, только что окончивший Ярославское интендантское училище лейтенант Сидорин Пётр. Вот именно из Омска, но закончивший Ярославское интендантское училище. Оказывается, училище перевели из Ярославля поглубже в тыл, но название оставили. Пётр, поступив в училище в июле 1940 года выпустился уже в конце мая 1942, пройдя за два года укороченный и уплотнённый трёхлетний курс.
Судя по документам, поступившим из училища, парень больше был склонен к общевойсковым боевым дисциплинам, чем к профильным тыловым. Например, по дисциплине «Тактика боя стрелковых подразделений» у него в оценочной ведомости стояла оценка «отлично», а по «Организации учёта и хранения продовольствия в полку» всего «удовлетворительно». Как позже оказалось – это очень точно характеризовало моего нового подопечного. В остальном, как мне удалось понять, человек он порядочный, преданный Родине, делу партии Ленина-Сталина и советскому народу.
За те два с половиной месяца, пока в нашем полку отсутствовал штатный начпрод, организация получения продовольствия, его учёта и хранения, готовки горячих блюд, их доставки на передний край, и прочая, и прочая, немного подрасшатались. Даже то, что положено (состав стандартной сутодачи продовольствия бойцу стрелковой части от 1940г. приведён в заставке к рассказу) не всегда выдавалось вовремя и в полном объёме. Оно и понятно – дела вёл старшина-сверхсрочник, он хоть и имел полное начальное образование, хоть и служил в продовольственной службе уже более четырёх лет, но нормальных системных знаний и навыков взять ему было неоткуда, только войсковая практика, да и та однобокая. Теперь же зам по тылу полка надеялся получить человека, способного чётко наладить продовольственную службу и освободить его от мелочной опеки этого направления тыловой деятельности. Но он не угадал…
Пётр в самом деле оказался бойцом: он всё рвался на передний край, хоть в качестве организатора доставки пищи нашим бойцам или ещё кого, лишь бы побывать в настоящем бою. Качество, на войне, конечно, нужное, но служба у него другая – обеспечить личный состав полка продовольствием полностью, вовремя и при любых условиях. Стал я замечать (в том числе через моих агентов-помощников), что ведение учёта и хранения продовольствия опять полностью свалилось на старшину, что продовольствие из состава НЗ (неприкосновенный запас) начало появляться у некоторых офицеров и старшин на столе, что наркомовские 100 грамм у отдельных военных превращаются в 200, а то и больше, ну и другие недоразумения. Поговорив с замом по тылу полка увидел, что и он о некоторых проблемах тоже знает. На троих поговорили с Петром Сидориным, получили клятвенные заверения, что он во всём разберётся, всё наладит – просто не успел восстановить продслужбу в полку после почти трёхмесячного неумелого управления ею старшиной.
Однако обещания своего не сдержал, что подтвердила проведённая в октябре 1942 года проверка его службы замом по тылу в моём присутствии. Мы вскрыли не просто отдельные случаи плохо поставленного учёта и ошибочной выдачи продовольствия, но и его прямого воровства. Далее распутывая верёвочку удалось выйти на начальника склада и двух красноармейцев, которые, пользуясь отсутствием контроля со стороны начпрода, наладили кражи отдельных категорий продовольствия со склада и его продажи или мены на стороне. В результате проведённого расследования, мы также выяснили, что к кражам ни Пётр, ни его заместитель старшина не причастны, а вот сержанта со склада и его двух подручных мы сразу арестовали. Позже, узнав условия совершения и размеры краж, командир полка приказал арестовать и Сидорина, но не собственно за кражи, а за разгильдяйство и нераспорядительность. Старшину мы решили не арестовывать, а оставили временно управлять продслужбой, в надежде вскоре получить нового начпрода.
На состоявшимся в ноябре 1942 года заседании дивизионного военного трибунала было решено всех четверых отправить в недавно сформированные в Красной армии штрафбаты. В один из таких штрафбатов был отправлен и лейтенант Пётр Сидорин. Но не прошло и трёх месяцев, как Пётр вернулся к нам в полк на прежнюю должность в прежнем звании, но с медалью «За отвагу». Оказалось, что в штрафбате его поставили командовать стрелковым взводом во главе которого он, провоевав два месяца, был ранен в бою и отправлен в госпиталь. Там его нашла медаль, а также решение об освобождении и возвращении в свой полк. Так у нас начался второй круг общения с нашим начпродом, хорошо хоть старшина не подвёл и даже лучше стал работать, фактически возглавляя продслужбу.
Сидорин, вернувшись из штрафбата поначалу работал более щепетильно и внимательно, меньше рвался на передний край и больше занимался своей продслужбой. Но хватило его всего на полгода. Опять душа рвалась в бой, опять постепенно разваливалась продслужба, опять появились случаи воровства продовольствия, и опять очередная проверка (мы с замом по тылу её провели в октябре 1943 года) выявила, что в службе появились воры (на сей раз пятеро), о которых наш лейтенант ничего не знал. В ноябре состоялось заседание военно-полевого суда, который приговорил всех пятерых, причастных к воровству, и одного разгильдяя к отправке в штрафбат.
Как-то так получилось, что наш Пётр опять попал в тот же штафбат (их было три в составе фронта), в котором воевал в первый раз. Комбат недолго думая и помятуя о том, как воевал и как управлял стрелковым подразделением лейтенант Пётр Сидорин, доверил ему целую роту. С ротой Сидорин тоже стравился, исправно воевал более полугода, но опять получил ранение (на сей раз более серьёзное, чем в первый), попал в госпиталь, где также получил решение об отправке к нам по прежнему месту его службы. Второй его наградой стала медаль «За боевые заслуги», вернули и первую «За отвагу». С двумя медалями он прибыл в наш полк уже в сентябре 1944 года.
К тому времени уже шла Восточно-Карпатская операция, завершавшая полное освобождение Украины от фашистов всех мастей. Наш полк, тогда воевал в составе 4 Украинского фронта и готовился к форсированию реки Сан в районе Кросьценко Мне пришёл приказ, чтобы я, по завершении операции готовился покинуть полк и вновь вернуться в пограничные войска оперуполномоченным погранкомендатуры. Собственно, подготовка состояла в том, чтобы собрать все рабочие бумаги, завершить текущие дела, проинструктировать своих помощников из агентурной сети и, в итоге, передать всё новому особисту, который должен был прибыть в полк со дня на день.
Как одно из таких завершающих дел для себя я решил провести беседу с Петром Сидориным, который уже, как и я, ходил в звании старшего лейтенанта. Суть беседы состояла в том, чтобы убедить его перейти из продслужбы тыла полка в боевые командиры стрелковой роты. Ведь именно там у него всё получается, а вот начпродом, не смотря на образование, никак. Ведь из двух лет, проведённых на войне, почти половину он провёл не в продслужбе, а в бою строевым командиром. Ведь если он опять останется начпродом, то в третий раз его могут и в лагеря отправить, а не в штафбат (хотя и штрафбан не самое лучшее место). Пётр со мной был согласен и даже написал соответствующий рапорт, который я, пользуясь своим положением успел продвинуть через зама по тылу до командира полка, а потом и выше. Жаль, но я так и не узнал, что в итоге стало со старшим лейтенантом Петром Сидориным, перевёлся ли он в боевые командиры или так и остался начпродом. Прибыл новый особист, я же, передав ему дела и агентурную сеть, убыл в распоряжение вновь формируемой пограничной службы на западной границе Украины.
Полк ушёл дальше на Запад, освобождать Европу, а я вернулся опером в погранвойска. Правда там, на Западе, война закончилась 09 мая 1945 года, на Востоке японцев добили 02 сентября того же года, а я воевал с бандеровцами ещё долгих 7 лет, иногда прерываясь на учёбу то в Киеве, то в Харькове. Лишь в 1952 году, так и не успев добить бандерощину, я был переведён в Казахстан, где, среди прочего, охранял сначала второго, а потом ставшего первым секретарём компартии Казахстана Леонида Ильича Брежнева.