Казачью горстку, что осталась,
Из пекла вывел есаул,
И в неизвестность мы умчались,
Прощай Урал, Чаган, Деркул!
(Павел Кожевников)
Из пушек по крепости более не стреляли. Окружение Петра дни проводили в шатре. Головин говорил, что по военной науке сначала надо пробить брешь, тогда только идти на штурм. Его не слушали. Лефорт и Гордон убеждали Петра о немедленном штурме на крепость, а казачьи атаманы упрашивали Петра отдать им Азов на разграбление, после того, как они его возьмут. Петр согласился отдать крепость казакам на разорение лишь бы только они его взяли.
Началась подготовка к штурму. В ночь перед штурмом Петр пробрался на казачий стан. Там было тихо. Казаки беспечно спали. Петра остановил казак с большими глазами и крепким лицом, черная борода уже начинала серебриться. Он узнал Петра и пригласил в юрту, где горел костер. Петра усадил ближе к костру, а сам сел по тюркски. Не нарушая тишину ночи, казаки тихо проникали в юрту, отчего государь был удивлен, как это они тихо и незаметно собрались вокруг него. Кто-то принес рыбу, вино. И начались разговоры, поначалу шутили, затем казаки все смелее и смелее стали говорить за жизнь свою. Петр сидел и думал: «Какие все же казаки смелые, не боятся ни смерти, ни дьявола». Сидевший у костра чернобородый казак, как будто выкованный великан, вдруг спросил Петра с улыбкой в глазах:
– Вот мы, казаки, самая сила, мы не боимся умереть за свое братство и родной край. А что на Руси про нас знают? Что мы-де люд разбойный, во как о нас думают на Руси! А Москва отправит к нам комиссию для проверки, так эта комиссия сама больше разбойничает, чем проверки чинит. Это хорошо, государь, что ты к нам приспел. Ты нас обозри хорошенько, и послухай наш гутор. Зараз вразуми, что мы не разбойники и не вороги, мы казаки – лыцари. Нас надо сохранять, мы для расеии немалой полезности принесем.
В юрте наступила тишина, молчал и Петр, казалось, что голос казака улетел в бескрайние просторы ночи под темные небеса. … И не было даже эха. Мертвая тишина висела в юрте и над осаждённым Азовом.
- Казак, с какой реки будешь? – нарушив тишину, спросил Петр.
- С Яика мы пришли, и родом от предков, что на этой реке жили.
- Лыцарь с Яика, а поведай мне хоть про одного своего предка.
Казак задумался, рукой бороду поправил в одну и другую сторону.
- Давно этно было, – начал свой рассказ казак с Яика, - тодышня время-то было не такое как ныне, вот обживали наши праотцы Яик, это было, должно полагать, вскоре после того, как на Яике были Добрыня Никитич с Васильем Казберычем, - вот в то-то, видно, время расейский царь вел брань – войну с неверными царями. В те времена у Расеи земелька была небольшая, слабосильная. Коли устояла она, коли и возвеличилась она над другими царствами, в том много ей помогли казаки лыцари, - все казаки и донские, и терские, и запорожские, и волгские, и сибирские, и яицкские. Они по границам расейским «крепи держали» и басурман усмиряли. Без казаков не знай, что бы с Расеей было бы. …
В старину басурман было видимо-невидимо, словно саранчи проклятой. Со всех сторон они врывались в Расею и вызывали царей наших на брань – войну. Хошь, бывало, рад – нерад, а воюй, не то дань плати.
Напали на Расею зараз три неверных царя, салтан турецкий, царь казанский и хан крымский. Ну, нашему-то царю и не в моготу стало. Он и так и сяк, а справиться с троими не может. Что станешь делать? Сила солому ломит. Вот он, батюшка наш, и шлет на Яик к казакам грамотку, пишет: «Так и так, помогите, православные! Нехристи одолевают. Сколь вас там, на Яике есть, все не ходите, будет и половиночки».
В ту пору казаков на Яике было человек триста. Получили они от царя грамотку, сошлись на казачий круг, распустили знамечко свое шелковое, позлащенное, и стали думать думу крепкую. Что делать? Всем идти – царь не желает, да и Яик бросать опасно, не дай боже еще кока-нибудь орда найдёт. Половиночке идти – другой половиночке завидно. Как тут быть? Думали, думали казаки, да и решили послать на подмогу к царю только троих казаков, что ни самых лучших воинов, а трех лыцарей-поединщиков.
Помолясь и благословясь, поехали наши лыцари на поле Куликово, где было собраньице воинское. Первому лыцарю имя Иван Пыжало, второму – Иван Шатала, а третьему – Иван Кладь. И четвертый лыцарь с ними поехал, но тот так поехал, в случае какой неустойки, было бы кому на Яик весть дать. Этого лыцаря звали Иван Бирючьих-Лап.
Вот приехали лыцари в армию царя расейскаго, то-ись в саму пору, стоит на Куликовом поле расейская армеюшка словно сиротинушка; все воины невеселы, все воеводы и бояры головы повесили, и было отчего. Супротив одной рати царя расийского стоят три рати трех царей неверных. Боя они не начинают, а вызывают поединщиков. В старину, вишь, был таков обычай, супротивныя рати редко в бой вступали, а решали спор поединщиками. Так было и в ту пору. От трех ратей басурманских выехали три богатыря поединщика, престрашнеющие. Каждый с ног до головы железам покрыт, точь-в-точь собака, лютый индрик-зверь.
- Это что за зверь такой? – удивленно спросил Петр.
- Индрик-зверь, это в наших песнях поется. Разве не слыхали?
- Нет, а что должен? - ответил государь. - Можно сейчас послушать.
- Экой ты какой!
- Ну не пой, а расскажи словами.
- Словами? Словами можно, - сказал казак и начал:
Не галичья стая подымалася,
Не звериное собраньице собиралося,
Не галичья стая в перелет летит,
Не звериное собраньице в перебег бежит,
Наперед бежит собака, лютый индрик-зверь.
У индричка копыточки булатны,
Шерсточка на индричке бумажная,
Наперед его щетинушки запрокинулись,
На спиночке два блюдичка серебряны.
На блюдечках два яблочка катаются,
Жемчуг-бунчук рассыпается.
Подбегает собака к быстрой реке,
К той реченьке, к быстрому Днепру.
Засвистал-то он, загаркал по звериному,
Зашипел-то он, собака, по-змеиному.
Оттого-то наша Непречка всколыхалася,
Оттого-то с дубьев вершины посломалися. …
- Вот он такой собака, лютый индрик-зверь! – пояснил казак. – Сунься-ка на него, ожгесся, зуб скусишь. Побить такого зверя, не мутовку облизать .
Сколько расейских князей и бояр ни было, а выйти супротив басурманских поединщиков ни одного охотника не выискалось. А неверные цари свое требуют: «высылай поединщиков, иль-бо сам выходи, не то покорись и дань плати». Каково нашему-то царю слушать таковы словеса из уст орды! Царь уже сам хотел идти на поединок. А тут, как раз, и прилетели наши орлы орловичи, сиречь наши три Ивана, да четвертый на поддачу. Царь успел только вымолвить: «голубчики!», а голубчики уже вылетели в поле, и ударились в поединке. Не за просто так, что они похожи на индрика-зверя. Раз, два, три, басурманы с коней долой! Раз, два, три, басурманские головы торчат уже на казачьих копьях! Значить, конец брани!
Басурманские рати, известно, после преклонились перед нашею силою. Значить наша взяла, и все три рати удалились. Царь наш возвеличился и по всей вселенной прославился.
На таких великих на радостях царь сзывает всех, в первопрестольный град, в камену Москву. Значится пир пировать и награды раздавать! Потуманили гурьбой в Москву все князья и бояре. От поединка хоша они и отказались, но от пира, а пуще от награды, не прочь. Значится печи бить – нет нас, пиво пить – мы не хуже вас.
И наши лыцари поехали, едут себе, как в старинных песнях поется, потихоньку, по-смирнехоньку. Думают про себя: «наше от нас не уйдет».
Много ли, мало ли пировали у царя и князья и бояре, и казаки яицкие, наконец, пришло время награды раздавать.
Спрашивает царь князей и бояр:
- Чем мне вас жаловать, золотою казной иль драгоценными каменьями?
Отвечают князья и бояре:
- Не надо нам ни золотой казны, ни драгоценных камений, а пожалуй нас деревнями да крестьянами.
Спрашивает царь наших казаков:
- А вас, атаманы-молодцы чем жаловать, золотой ли казной, самоцветными ли каменьями, иль, как князей и бояр, деревнями да крестьянами?
Отвечают наши казаки:
- Не надо нам, надежа-царь, ни золотой казны, ни самоцветных камений, не надо нам ни деревень, ни крестьян, а пожалуй нас рекой Яиком, от вершин и до устья, с рыбными ловлями, сенными покосами и лесными порубами.
И пожаловал нас царь рекой Яиком, с вершин и до устья, с рыбными ловлями, сенными покосами и лесными порубами.
А князья и бояре слышат, да смеются. «Вот дураки-то!»
А наши казаки не дураки. Они знали честь и совесть, помнили заповедь Божью: «в поте лица хлеб себе добывай», знали и пословицу: «на чужой каравай рта не разевай».
Нет, предки наши не дураки, они не о своей одной выгоде заботились, а заботились о пользе всего своего обчества».
- Как тебя зовут, казак? – спросил Петр рассказчика.
- Максим Замаренов.
- Спасибо тебе за рассказ о своих предках, - сказал Петр. – Возьми на память от меня пистоль. – Государь встал, вынул длинноствольный пистоль и отдал казаку.
Поблагодарил за приятную ночь и с эскортом вышел из юрты.
Мутовку облизать – дело легкое и приятное. Н.М.Молеча Словарь. говоров уральских (яицких) казаков
Сиречь – то есть.
Предания о яицких казаках «Три Ивана», песня «Индрик зверь» взяты у И.И.Железнова «Уральцы» том 3 Оптима. Уральск - 2006г.
http://proza.ru/2023/07/27/521