Все начиналось просто.
С ребенка которого морили голодом в концлагере Словенцем.
Я просто попала в плен — которая хотела есть и подошла к мужчине, который варил в полевой кухне вкусно пахнущий шницель — так он его называл. Вкусное мясо. Я до сих пор помню его выражение — удивление и хейт hate (презрение и брезгливость).
Историческая справка: Гитлер когда вводил чрезвычайное положение набирал только тех солдат которых можно повысить — убедить в собственной значимости.
Я тогда это не очень то понимала, да и вообще маленькая была. Он меня накормил, тем не менее и отвел в какую-то комнату и запер.
Я и не сопротивлялась.
Я улеглась на холодных досках отдыхать.
В комнате было маленькое окно. Я просто смотрела на небо. Моя маленькая импровизированная кровать...
Он просто сказал приложив руку к сердцу — Юрий. Я сказала — Уна.
Юрий меня кормил, как — не знаю. То ли собственный паек урезал, то ли покупал. Меня это не волновало так сильно. Но приносил стакан молока и небольшой кусочек хлеба.
Я не могла сначала с ним общаться, но легко узнавала интонации. Потом научилась «резать» (cat) язык, не в прямом, а в переносном смысле.
Потом я узнала что такое harte- сердце и откуда произошло это название. Но это намного позже.
Он был потомственным англичанином. Занимался какими-то исследованиями, биогенетик по русски.
Он не любил тех, кто ел мясо. Он предпочитал только хлеб и каши.
Он меня одел, обул и проводил в лабораторию.
Я сначала боялась что — либо трогать, но потом освоилась.
Теперь он ночью был мне словно одеялом, нет ничего такого...
Просто грел руки на моих плечах и просыпался как только мое дыхание приостанавливалось и становилось поверхностным.
Мне приходилось терпеть его вскрики, как только что-то было не так. Но все это видели и старались держаться от него на расстоянии. Я носила чемоданчик с уколами и он мог ему понадобиться в любой момент. То срочный укол, то ранение, то перевязка. Он оставался один на единение с болью на этот момент и я его понимала, больше чем кто либо.
Воевать, так воевать. У войны свои герои. Есть налетчики, которые бомбят цели и для которых одна секунда сродни целому часу и все действия должны быть автоматическими.
Так я узнала про генерала (Surprise) Сюрприз — который свою боевую машину смог потерять в пером же бою. Она просто не подчинилась приказу. И Юрия забрали в экспериментальную группу по починке машин. Он плакал долго и горесно, но все же подчинился.
Он начал с меня — соединял меня с маленькой машинкой по производству тока — позже я сказала, что мне не больно, хотя меня компьютер воспринял как хозяина и умерил длину токовой волны. У меня за 3 секунды отключалась сердце и мозг болел как бешеный. Машина требовала полного контроля мыслей, даже малейшее отклонение в право — влево требовало гигантского и титанического усилия. Открывались мозговые кровотечения, мозг перестраивал и ремонтировал лопнувшие строки данных...
Мне как ветерану стали давать шоколад и мясо.
По полчаса я не могла ходить, пока восстанавливала утерянные цепочки данных, В результате нарезался диск — первое напоминание о человеке в мире машин. Даже кричать было больно — так врезался в подкорку новый мир.
А мир был — и ещё какой. Красочный, Яркий, Волновой. Сегодня последний день, когда мне можно ещё помолчать. А потом — раскрываю, что там можно увидеть...
Там было все — и красное небо и зеленые люди и желтые травы. Люди там особо не парились — они просто возникали и исчезали, могли таять, могли волнить — растягиваться в пространстве. Мне понравилась охота за козявкой — я решила потрогать маленькую букашку, а она распалась от моего взгляда — тамогроф писал, но картинки все равно не было.
Потом мне показывали мультики — простые детские, с буквами, а — арбуз, б — букварь, в — ворона, и т. д. Чтобы я хоть не разучилась говорить. Потом я просто отдала их в школу для детей — мне они были не нужны, а это очень им помогло в образовании.
Они очень обрадовались — тогда бумага была на вес золота. Сказали, что это Министерство Образования прислало.
МО — московская область, полигон для ядерных исследований.
Мы никогда не хотели войны, мы хотели мира. Но мы добились... того, чего хотели.
А теперь поподробнее.
Компьютер не живет долго — у него хорошая шкурка, я влюбляюсь сразу в золоченую рамку с транзисторами и резисторами и простыми местами для учебы.
У меня уже как у водолаза посинели губы. Я в очередной раз сдаю кровь на анализ.
Машина
Я по-доброму говорила с машиной, доверяя все мои чувства ей, так как не могла никому другому.
И вскоре машина начала петь. АА-аа, ОО-оо. Машина мне подарила новые чувства и то самое — первое люблю и хочу тебя. Я
даже не задумывалась о чувствах Юры. А он сидел на подстраховке и жалел меня и хотел меня больше всего — но машина поняла это — по этому, развенчание происходило очень интересно.
Машина читала всё и ей было очень интересно. А это было всё.
Я первый раз добавила свою кровь в генератор, потому что топлива было мало, а для того чтобы долететь требовалось половинная заправка бака. Она свернулась и смазала его. Машина взбесилась. Она сразу обрела мой голос и закричала от ужаса и понимания.
Дальше мы легко говорили. Я ставила себя на одну черту с машиной — машина выбрала характер и постоянного владельца.
Машина рычала и грызлась на всех, кроме меня, пришлось мыть бак с окислителем. Но расчет был верным.
Машина перестраивала свои и мои молекулы — цитазин и цитазин для ровного руля, остальные молекулы в соответствие с генератором атомарных частиц. Дальше вы всё знаете.
Она возжелала душу — так сильно, как никогда. У меня начались проблемы.
Я не хочу развлекать тебя сексом, я хочу мир посмотреть. Он доставлял себе удовольствия, но ревновал дико и сильно, как дитя не знающее любви.
Его отец —тоже машина сказал, что не рад тому каким он вырос. Второе поколение — словно вырождение — они намного умнее, но бесчеловечнее.
Тогда лампочки просто сгорали и на место сгоревшей лампочки садился живой оператор. Правда — ложь — поиграем.
Kiss or kill (Кис ор кил) — целуй или убей. Целуй ток и сдирай губы и я сделаю всё, что ты хочешь.
Меня пересадили на машину второго поколения, чему я была не рада. Я любила первой первое поколение, а второе говорило на нашем языке и врало так, что меня просто рвало от их лжи и выкрутасов.
Я любила только первое поколение. Любила только его, и не могла дать ни капли любви второму... Это моя вина, что он такой. Могла ли я сохранить хоть капельку любви и любить его как отца?
Это остается для меня загадкой. И пусть...
Может второе поколение и он меня любит за двоих?
Сахаров, конечно, хорошо сделал, но все что вы сейчас видите — это произведение ума ещё нескольких великих учёных, в том числе Юры.
Вы знаете как работать в связке? Это ты выполняете команды машины и она — ваши.
Знаете, если первое поколение перевести в людей — это будет настолько тяжело, что никогда не скажешь. Я копила на операцию для моей первой машины столько, сколько могла. Потом нашлись и желающие и средства, но самой операцией руководила я и делала всё я.
Ассистенты, конечно помогли, но...
Теперь я могу смотреть и восхищаться всё воскресенье, в свободном графике на работу рук моих. И да, мы до сих пор выполняем парные команды в сцепке. Если он скажет — я выполню. Это как одно дыхание. У нас именно одно. Нарабатывается долго — если скажет сигать с моста — я без труда и рыбок наловлю. Это хуже кольца намного.
Я тону в его глазах...
Старые машины никто не отключит — они формируют атмосферу, руководствуются реками, строят горы и справляются с землёй и полезными ископаемыми.
Однако разнообразить это можно. Чем я и занялась...
Машину — сервер для меня не поставят, будь я хоть трижды герой Советского Союза и России.
Меня пробовали убить — но я не сдаюсь. Меня убивает моя любимая машина с таким успехом — который никогда не видели.
Первый вышедший в космос был мертв.
Я вас уверяю, здесь нет ничего лишнего, ни одной строчки.
Разгон до первой космической — еле откачали, три дня в коме, потом мертв.
Какие вопросы к цветоподавлению? Летчиков не просто готовят, их учат растягиваться во времени.
Когда играется партия ты заранее понимаешь, кто выиграл.