2. Поселок 37 квартал. Северный
Почти сразу после свадьбы Карташевых вместе с Катей и старшими ее сыновьями отправили на 37 километр, который ничем особенно, кроме встревоженности жителей, не запомнился. Там у Маруси родилась старшая дочка Лида. Никаких декретных отпусков еще придумано не было. Мария с Пантелеем работали на лесопункте, Катя сидела с Лидушей и готовила работникам ужины. Ютились, как до этого и после этого, в барачной комнатке вместе со всей родней.
От этого местечка у Маруси осталось в памяти всего несколько ярких картинок. Поселок 37 квартал располагался в низине. Здесь стояли три барака, в которых до недавнего времени жили старатели, промышлявшие в этих местах золото. Место это было определено в основном переселенцам. Утопая в глубоком снегу, на жгучем уральском морозе под присмотром сотрудников НКВД ссыльные валили в тайге деревья, пилили их на сортименты и вытаскивали на себе на эстакаду. Оттуда на лошадях лес вывозили на станцию. Там грузили в железнодорожные вагоны. Реки рядом не было, зато весной 37 был похож на сплошное болото, окруженное лесом.
Никто не заботился об удобстве выбранного места. Улицы представляли собой сеть параллельно и перпендикулярно расположенных дорог с серыми однообразными бараками на десять семей. Пройти по улице можно было только в кирзовых или резиновых сапогах, а в ботинках – в сухую погоду по деревянному тротуару. Проблемой в поселке была вода. Ее постоянно не хватало. Воду носили из колодца, до дна которого трудно было добраться. Зимой стояли за водой в очереди, по краям сруб колодца обмерзал, и надо было чистить его ото льда с помощью металлической кошки. Не всегда такое действо было под силу взрослому, а женщинам и детишкам и подавно. Больше всего боялись, что ведро сорвется и утонет, что не раз и происходило. За водой приходилось ходить по несколько раз в день, причем, не близко, неся по два ведра на коромысле, чтобы постирать, приготовить пищу и напоить скотину. Однажды, возвращаясь с полными ведрами домой, Маруся запнулась и ведра опрокинулись. Вода облила ее с ног до головы. Пришлось мокрой и оледеневшей по морозу снова возвращаться к колодцу.
А уже через несколько месяцев всех перекинули в поселок Северный.
Северный - место таежное, малообжитое. Населенный пункт в тайге на протяжении нескольких десятилетий так и не обрел официально другого названия. Но это не смущало жителей поселения. Они быстро привыкли к необычному названию и стали между собой его называть лаконично: «Наш Сергуня».
Основное занятие бывших репрессированных и бывших зеков было лесопиление. Была еще узкоколейка, по которой вывозили хлысты. А еще был конный двор с тридцатью лошадьми, которые позже использовались на погрузке и вывозке леса. В шестидесятые годы, когда появились новые современные агрегаты и механизмы, лошади просто доживали свой век: на них возили бочки с водой в школу, детсад, столовую, пахали огороды, доставляли сено с покосов.
Главной достопримечательностью поселка была спортивная площадка рядом с клубом и четырнадцатым бараком, в которых жили те, кто недавно приехал и пока не обзавелся собственным домом.
Все бараки в поселке были под номерами.
С первого по четвертый барак жили неполные семьи и женщины, высланные за аморальное поведение из центральных городов страны. Они располагались возле лесозавода.
В пятом, шестом, седьмом, восьмом бараках жили семьи, которые вот-вот должны были получить казенное отдельное жилье (дома на два- четыре хозяина) или которые строили собственный дом.
В девятом бараке жили холостяки, молодые специалисты из ремесленного, педагогического и медицинского училищ районного центра. Проживали они здесь, как правило, недолго. Девятый находился рядом с бараком, в котором поселились Барановы - Карташевы, и всегда девятый был горячей темой для поселковых разговоров, приносил в размеренную жизнь лесопункта шальные новости, а начальникам и участковому милиционеру добавлял головную боль. Там проживали бывшие зеки, вербованные, спецпереселенцы. Все, естественно, были холостыми людьми. Поэтому не проходило и дня, чтобы этот, как говорится, жилмассив не был на слуху.
-В воскресенье вечером в девятом бараке вербованные опять подрались со спецпереселенцами, стекла в своих комнатах повыбивали, - докладывала комендант поселка Полина Брыскина начальнику лесопункта.
- Чем закончился мордобой?
- Как всегда, миром и распитием водки.
-Помирились?
- Вроде, помирились.
-Ну, и ладно! Окна застеклить за счет драчунов. Проследить, чтобы прогульщиков на работе не было. Об инциденте участковому докладывать не нужно.
Проходила неделя. В поселке опять говорили о девятом бараке. Комендант доложила «наверх» о краже: у помощника вальщика леса пропала получка вместе с костюмом. Вора нашли, избили до полусмерти.
Нередко случались в девятом бараке и всеобщие гулянки. Как правило, в дни государственных праздников. Тогда, как говорится, вино текло рекой, и музыка гремела. В это время местные бабы цепко держали своих мужиков возле себя, зорко следили, чтобы никто не попал в этот «пчелиный улей». От греха подальше.
Но не только «громкими» делами славился девятый барак. Вспоминали о нем и тогда, когда речь шла о том или ином его интересном обитателе.
-Дизель из девятого барака вечером у клуба подбросил к верху гирю тридцать пять раз, - сообщил новость во время перекура рабочий Нижнего склада Витька Печенев.- Вот ведь бугай.
- Дурное дело – не хитрое. Лучше бы лес грузил, больше бы было пользы, -поддержали его товарищи.
Речь шла о Вовке Лазорькове, прозванном Дизелем, - здоровенном парне, который постоянно демонстрировал силу перед окружающими. Для этого у него была двухпудовая гиря – противовес от железнодорожной стрелки. Так вот, с этой тяжестью он после работы ходил по поселку, как с авоськой.
- Что Дизель? Из девятого барака белобрысый Ленька Одегов на спор целый час чечетку отбивал, - вставил конюх Кирсан Кульматов.
- А Горбунов с Кокориным! Истинные артисты! И поют, и на гитарах играют, -таких талантов ни у кого из местных больше нет.
Шло время. Холостяки женились, переходили жить в другой барак – Пятый. Тот был рассчитан на семейные пары. Женились, выходили замуж, меняя «общагу» на более цивильное жилье в других бараках, домах или поселках.
Десятый, одиннадцатый, двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый бараки были предназначены для бывших зеков и просто лихих людей. Туда редко кто из поселковых захаживал в гости. Драки, пьянки, приставания к женщинам, поножовщина – стиль жизни этих людей. Однажды бывшие зеки забили насмерть моряка, пришедшего к кому-то в отпуск. Терпению местных жителей пришел конец. Собралось человек пятьдесят взрослых мужчин. Они вооружились кольями и ночью ворвались в четырнадцатый барак. Били всех смертным боем. Когда барачные поняли, что их убивают, кинулись, кто в чем был, в сторону железной дороги. Гнали их уже из пяти бараков.
Кто-то сообщил об этом участковому. Тот доложил о случившемся в город. Срочно прибыл мотовоз. Он увез всех жителей 14 барака в Серов. С тех пор ни один прибывший на работу бывший зек, услышав историю про 14-й барак, больше не чувствовал себя хозяином положения, да и местные ребята уже могли постоять за себя.
Катина жизнь шла как бы параллельно всем этим происшествиям. Она слушала рассказы про соседей, кивала в знак того, что поняла, но никогда ничего не комментировала. Барановы и Карташевы сторонились шумных сборищ, Катя и Маруся не вступали с бабами в пререкания, не сплетничали с ними у магазина и вообще избегали огласки своей жизни. Слишком хрупким был их покой. Жили б молодые мирно, да сыновья Катины были здоровы и сыты, да родня б крымская заходила – вот и счастье. Оно состояло из забот, тревог за детей и событий, которые случаются со всеми ребятишками, пока они растут.
Однажды младший сын Екатерины Ивановны Митя увидел в окно, как по двору проскакала дикая козочка. Грациозно перемахнув заплот, она замелькала между надворными постройками, которые вплотную подходил к баракам. Дмитрий, раздетый, тут же выскочил на улицу и побежал догонять ее, хотя понимал, что дело это безнадежное. Наверное, сработал первобытный инстинкт.
Тут произошло непредвиденное. Козочка неожиданно провалилась в сугроб по самую голову. Расстояние между ними быстро сокращалось. Наступил момент, когда они оба, обессилевшие, лежали друг от друга на расстоянии нескольких метров. Митя мысленно умолял козочку не убегать.
- Остановись. Пожалуйста. Я только поглажу тебя. Не обижу, - шептал Митя.
Однако стоило ему пошевелиться, протянуть к ней руку, как животное, сделав несколько прыжков, оказалось на торной тропинке. Через несколько секунд косуля исчезла в лесу.
О происшествии Митя рассказал старшему брату Павлу. Тот тут же договорился с местным парнем Кузьмой «погонять» коз. У его отца имелась одностволка. Куда отправиться поохотиться, вопросов не было: конечно, в район солончаков. Туда наведываются животные, чтобы полизать солевые наросты на земле.
Утром «промысловики» отправились в тайгу. Кузьма уверенно шагал впереди по санной колее. За ним поспешал Павлик. Впереди показались стожки не вывезенного с осени сена. Пасущихся коз они увидели издалека. Животные тут же убежали.
- Ничего, - успокоил Пашку дружок. - Дойдем до солончаков, обязательно там увидим косуль.
Так и получилось. Но, увидев людей, стадо тоже бросилось врассыпную. Острые козьи копытца при скачках пробивали наст снега, и животные не могли быстро бежать. Ребята же летели во весь дух. По спрессованному снегу разношенные валенки не проваливались. Вскоре Кузьма схватил отставшую от стада молодую козочку. Она пыталась вырваться, но силы были не равны. Словно кузнечный мех, ходили ее рыжеватые, с белыми подпалинами бока. Ладони ощущали, как бешено колотилось под лопаткой ее сердечко. Кузьма достал нож.
- Ты что, хочешь зарезать козочку? - ужаснулся Павлик.
- А ты что думал, отпущу?
- Не смей! – заорал Пашка и бросился на Кузьму.
Тот ударом ноги свалил напарника в снег.
- Сволочь! Убийца, - кричал Паша.
И тут услышал пронзительный, похожий на детский плач, крик козочки. Через секунду увидел, как она бьется в конвульсиях, и на снегу расползается алое пятно. Ему стало плохо, его начало рвать. Он не помнил, как добрался до дома. Такое было потрясение от жестокости. Катя сутки обтирала сына, которого то тошнило, то трясло в ознобе.
Через неделю к Екатерине Ивановне пришел отец Кузьмы.
- Где Павлик? - поинтересовался он.
- Зачем он тебе?
- Должок сына вернуть надо, - старик развязал мешок и на пол положил запеленанного козленка. - Вчера в яме возле зарода нашел. Вовремя вытащил, иначе бы замерзла животина.
- Худой какой, - Катерина с жалостью оглядывала козленочка.
- Ухаживайте! - гость ушел.
Пришли с работы Павлик и Митька. Радости парня не было предела.
- Как назовем козленка? – Екатерина Ивановна посмотрела на сыновей.
- Спартак! - не задумываясь сказал Паша.
- А где его держать будем? Не в комнате же?
- У меня на примете есть семья, у которой корова. Работаю с хозяином на шпалорезке. Думаю, он выделит нашему Спартаку угол в коровнике.
Так и случилось. Чуть свет, до работы, Павлик летел к соседнему дому – на месте ли Спартак? И угостить его чем – нибудь вкусненьким. Козленок уже пообвык и жевал хлеб с ладони. А через месяц вовсе стал ручным. Пашка брал его по воскресеньям к себе домой, и они гуляли по двору.
Весна набирала силу. С пригорков потекли ручьи, запахло теплой землей. Спартак во время прогулок стал вглядываться в лес, будто надеясь увидеть сородичей. Увидев это, Катерина сказала сыну:
- Косулю надо отпускать, Павлуша.
- Зачем? – удивился Павлик. - Разве у нас ему плохо?
- Плохо или хорошо, но воля лучше, - рассудила Катя.
Пашка понимал, что мама права, но сердце противилось: разве они не стали друзьями? В конце – концов он решил: пусть Спартак сам сделает выбор. Он вывел его за огород. Какое – то мгновение тот колебался, а затем скачками понесся к лесу. Напрасно Павлик кричал ему вслед: «Спартак! Спартак!» - козленок не вернулся.
Слезы потекли по щекам Павлика. Как он мог? Ведь это предательство! К сожалению, юноша не знал о великом зове Природы, зове крови. Пришлось Кате объяснять это сыну.