Андрей Игумнов
Из романа «Пузыри жизни»
Байкал 2008 г. № 1-2
СЛЕДЫ ГАУТАМЫ
легенда
Когда ему пришло время выйти из сансары на другой берег – разорвать цепь перерождений и погрузиться в нирвану, Сиддхартха Гаутама, Просветленный, покинул сангху и направился к высоким горам на севере. Их снежные вершины сияли под солнцем как алмазные, и где-нибудь посреди этого прекрасного сияния, подумалось Сиддхартхе, было бы хорошо оставить ему свою бренную плоть.
Никто из учеников не видел его ухода. Проснувшись ранним утром и не увидев Учителя, сидящего в позе лотоса под старым баньяновым деревом, архаты переглянулись и, подумав про себя, что Учитель постарел, как его любимое дерево, и не сможет уже каждое утро первым совершать положенные омовения и молитвы, ибо, как учил и сам Сиддхартха: "Мудрый угасает, как лампада", встревоженные архаты приблизились к шатру Учителя, чтобы справиться о его здоровье. Тут они наконец увидели, что полог шатра откинут, шатер пуст и нет старого выбеленного дождями посоха, обычно стоявшего справа от входа, и грубой глиняной чашки для подаяний, обычно лежавшей слева.
А Сиддхартха в этот самый миг времени брел по дороге уже в десяти поприщах от ашрама и тихонько посмеивался про себя: внутренним взором он видел, как сокрушены его ученики постигшей их утратой. В другое время он, преисполненный истинного сострадания к живым существам, не стал бы посмеиваться, но теперь, когда он был готов перейти по ту сторону кармы и необходимости, добра и зла, его бодхи, то есть духовная сущность, и его телесная оболочка то мерцали, как пламя двух свечей на ветру, в неизмеримо ничтожные мгновения неисчислимое количество раз заново принимая формы всех своих предыдущих воплощений, то на какое-то время застывали, как две капли расплавленного воска, брошенные в холодную воду, в каком-нибудь одном из всего множества возможных своих состояний.
Он был грозным царем могущественного царства и восседал на золотом троне, наслаждаясь сладостными телодвижениями обнаженных танцовщиц, но ноги его подергивались, как лапы спящего животного и грудь вздымалась в частом дыхании: в этот же миг он чуть-чуть был еще свирепым тигром, преследующим трепетную лань.
Его язык брахмана молился Вишне – его глаза городского бедняка, изнемогающего от жажды, в тщетной надежде пялились на мокрую бочку водовоза.
Его потрескавшиеся соски многодетной матери полнились жирным молозивом – его руки воина сжимали рукоять тяжелого кривого меча.
Его гибкая рука мальчишки примеривалась метко бросить камень – его полные, влажные девичьи губы боролись с безудержным смехом.
Его правый глаз бодисатвы лучился мудростью – в его левом глазу деревенского дурачка плескалось потешное безумие.
Когда на глаза ему попался заплаканный мальчик, бегущий по пыльной дороге с прутом в руке, в сандалию Сиддхартхи как раз попал острый камешек. От легкого укола в пятку его бодхи и телесная оболочка неудачно совпали на миг в облике одряхлевшего телом, но проказливого, как бабуин, старца в выцветшем монашеском одеянии.
Своим внутренним взором, от которого не смог бы укрыться даже жук-древоточец, даже если бы он миллионы лет вгрызался в корни Вселенной в самом дальнем из неисчислимого множества миров, свет звезд которого не дошел еще до наших телескопов, Сиддхартха Гаутама, Просветленный, Избавитель, мог бы увидеть, чем так мальчик расстроен и куда он так спешит, но одряхлевший старец мог лишь догадываться по опыту жизни, что вчера мальчик не запер коз в загоне, к утру козы разбежались, родители дали ему за это взбучку, и вот теперь он бегает и разыскивает беглянок. Сиддхартха Гаутама показал бы, конечно, мальчику, где пасутся его козы, но шкодливый старец вместо того вздумал так поразить чем-нибудь мальчика, чтобы тот забыл о козах и побежал рассказывать разгневанным родителям о чудесном старике.
"Мальчик, – остановил он мальчика. – Хочешь, я подпрыгну выше этого дерева?"
"Ты разве факир?" – удивился мальчик, ибо остановивший его старик был в желтом одеянии странствующего монаха, опирался на посох, и это, конечно же, чашка для подаяний болталась у него за пазухой на впалом животе самана, то есть аскета.
"А выше той горы – хочешь?" – спросил тогда старец, показывая на белоснежную вершину священной горы Кайласа, как нарочно показавшуюся в голубых просветах белых облаков.
"Да ну... Не сможешь!" – не поверил, конечно же, мальчик, от удивления забыв даже обругать как-нибудь недостойного шутника-монаха. От родителей мальчик знал, что на священной горе Кайласа восседает владыка Гималаев Химавана и никто не может дерзнуть и потревожить его в его размышлениях.
"Ну смотри!" – сказал тогда старец и, сильно оттолкнувшись от земли, действительно, взлетел на вершину Кайласы, мелькнув в воздухе полами желтого халата. Толчок был так быстр и силен, что земля в том месте стала проседать в огромный провал в форме человеческой ступни, а когда испуганный мальчик осмелился и подошел, наконец, к краю провала, от сильного жара снизу ему пришлось закрыть лицо руками: из земли на дне выступало жидкое расплавленное золото.
От сотрясения бодхи Сиддхартхи мгновенно изменилось, а холод на вершине священной горы Кайласа был так силен, что новое бодхи сразу же застыло, как расплавленный воск, брошенный в холодную воду, и вместе с ним изменился, конечно же, и его телесный облик. От прогретой жарким весенним солнцем земли дрожащей подагрической ногой отталкивался старик – на лед на вершине Кайласы мускулистой ногой встал молодой юноша с быстрыми, плавными и точными движениями. Эта свободная игра телесных сил так ему понравилась, что с вершины юноша тут же взял, да и перескочил на вершину Джомолунгмы, так что погруженный в размышления владыка Гималаев даже не успел по-настоящему разгневаться. С вершины Джомолунгмы юноша разглядел далеко-далеко на севере нагромождения огромных кусков сахара, как ему показалось – в этот миг он ведь не был Просветленным, а был неопытным молодым человеком, полным сил и жажды жизни и новых впечатлений, будоражащих горячую кровь, и он стал прыгать с вершины на вершину, держа направление на север: ему вдруг захотелось полакомиться сладким, как случается со всяким молодым человеком.
Но телесные силы этого прекрасного юноши не были беспредельны: Сиддхартха вновь был всего-навсего сыном брахмана, достигшим лишь седьмой ступени агва-йоги, и он не мог, конечно же, в один прыжок перемахнуть с северных отрогов Гималаев на южные отроги Алтайских гор.
Он оттолкнулся левой ногой от горячего песка между пустыней Такла-Макан и Турфанской впадиной – и возникло соленое озеро Лобнор с топкими берегами.
Перемахнув одним прыжком через восточные отроги Тянь-Шаня, он оттолкнулся правой ногой от камней Каракорума, и возникло пресное озеро Баграшкёль.
Зацепившись полой халата за невысокие вершины Монгольского Алтая, левой ногой он пробороздил холмы Казахского Мелкосопочника, и возникло синее озеро Зайсан, к несказанной гордости будущих казахов.
На дне каждого из этих озер остался его золотой след в форме его ступни, размерами пятнадцать локтей в длину и пять в ширину и весом – семидесяти пяти быкам не сдвинуть с места.
Примериваясь с вершины безымянной горы, которую позже назовут Белухой, как бы ему не увязнуть в бесконечных болотах, которые позже назовут Великой Тюменью, юноша увидел далеко внизу у подножия горы витой рог архара. Не в силах сдержать любопытства, юноша спустился к рогу, чтобы получше его рассмотреть, и каково же было его удивление, когда он увидел, что в пустом роге, как в пещере, сидит человек. При этом сам человек не уменьшился в размерах и рог не увеличился.
Это был не кто иной как прославленный мудрец, лучший йогин и великий отшельник Тенцинг Маларайпа, человек богатой биографии, достигший божественной святости за одну жизнь, возвысивший множество нечеловеческих существ. В роге он укрывался от снежной пурги – в этих суровых северных горах вовсю еще хозяйничала зима.
"Что ты скачешь тут, как горный баран, и мешаешь мне размышлять?" – сердито сказал юноше великий отшельник.
"Кто ты, о кудесник, и как ты это делаешь?" – с почтением вопросил в ответ юноша.
"Зачем задаешь пустые вопросы: разве сам не знаешь?" – отшельник не на шутку рассердился и желал поскорее отвязаться от докучливого юноши.
"Не знаю, хотя и достиг седьмой степени агва-йоги, – признался юноша. – Прими меня, недостойного, в ученики, почтенный учитель."
"А что у тебя в правом сандалии?" – хитро прищурился отшельник.
Юноша в удивлении пошевелил ступней, опять укололся об острый камешек, мигом все вспомнил и понял, что его вновь искушал могучий демон Мара, как тогда под баньяновым деревом, и на сей раз он едва не поддался искушению и не свернул с истинного пути. Юноша в сердцах плюнул в сторону далекой пещеры в темных лесах загадочной страны Боргуджин-Токум, в которой Мара предавался мрачным размышлениям. От его плевка образовалось великое озеро Байкюль с жирной рыбой голомянкой, через которую можно читать газетные заголовки.
Тогда, отойдя от удивительного йогина на три неизмеримых шага, Сиддхартха Гаутама, Светоч, Тот Кто Пришел, не теряя ни секунды, улегся на землю и навсегда покинул свою бренную телесную оболочку, ничего при этом не сказав.
Тело его тут же превратилось в червонное золото и ушло под землю на три сажени, чтобы вновь явиться миру лишь к концу нашей кальпы, незадолго перед тем, как Майтрея, будда грядущего мирового порядка, спустится из тушита, четвертой из низших девалок, той части сансары, где обитают боги, которым Майтрея, дожидаясь времени, когда сможет спуститься в мир людей, проповедует пока дхарму.
http://proza.ru/avtor/igumnov2
http://proza.ru/2021/01/03/429