Глеб Петрович быстро поднялся по лестнице, переступая через ступеньку на четвёртый этаж кирпичной "хрущёвки". Он всегда спешил домой, потому что любил домашнюю обстановку, покой, тишину и свой со студенческих лет письменный стол с чертёжной доской, но не смотря на это, был лёгок на подъём: охотно уезжал и улетал в дальние, длительные командировки по работе, однако расставание с женой огорчало. "Вот, если бы с ней"....
Он открыл ключом дверь, вошёл в прихожую, отразился в зеркалах трельяжа в полный рост, в трёх ракурсах, привычно посмотрел на портрет жены над трельяжем ( написал его вскоре после свадьбы на холсте маслом), переобулся и, взяв со столика записку жены, прочитал по житейски простое содержание: про ужин с пожеланием приятного аппетита и со смайликом, как это называется ныне, изображающим поцелуй.
Его жена преподавала химию и биологию уже многие годы в ШРМ. Они с молоду приспособились жить в семье посменно: пока Глеб Петрович был на работе, жена его Мария Фёдоровна всю себя отдавала своей семье. Дочь отводила в детский садик, поддерживала уют в квартире, стояла в очередях в магазинах, спешила с сумками домой, чтобы успеть приготовить обед, ужин, перекусить буквально на ходу, да ещё привести себя в порядок перед зеркалом трельяжа. "Бытовуха", как она называла проходила ежедневно в автоматическом режиме. Помимо её надо было найти время для подготовки к урокам, немало приходилось читать, проверка тетрадей учащихся требовала время. Но время домашних работ подходило к концу с возгласом "ух!", и Мария Фёдоровна наконец-то с явным облегчением уходила на работу. После работы Глеб Петрович забирал дочь из детского сада, и с этого момента начиналась его бытовая вечерняя смена, львиная доля которой уходила на дочь. Разумеется он занимался с ней рисованием, чтением книг и просматриванием художественных альбомов с репродукциями, коих было предостаточно. Если Глеб Петрович уезжал в командировку, Мария Фёдоровна приглашала соседку - многодетную мать с её детьми посмотреть за маленькой девочкой, взяв предварительно из детского сада. Соседка с удовольствием соглашалась, особенно её дети: им нравилось играть с ней и с её игрушками. Мария Фёдоровна оставляла записку мужу с женскими указаниями и, полноценно доверяя доброжелательным соседям, всё же немного обеспокоенной уходила на работу.
Дочь выросла. Пока росла, доставляла родителям немало беспокойств и тревог. Радовал только её талант: она рано начала рисовать и занималась этим серьёзно и со страстью. Страстность проявлялась и во всех её поступках, приводящая к конфликтным ситуациям и в семье, и в школе и далее в жизни. В прошлом году она окончила художественное училище им. 1905 года и была направлена на работу реставратором древней русской живописи в мастерские МНРХУ на Кадашевской набережной, и жила уже самостоятельно, отдельно от родителей в комнате коммунальной квартиры, в той комнате, в которой ранее жил её отец со своими родителями.
Глеб Петрович привычно включил радиоприёмник ВЭФ-212. Зажурчала легковесная речь Горбачёва о перестройке. Результаты её удручали, невольно вызывали беспокойство за судьбу предприятия, в котором он работал. Пока Глеб Петрович разогревал ужин, диктор прочитал сообщение о новой кадровой перемене в правительстве: Громыко назначен на должность председателя Президиума Верховного Совета СССР, а министром иностранных дел назначен Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. "Пошла лавина чисток в верхах", - с сомнением заметил Глеб Петрович, - идеи "перестройки" мне представляются облаками на небе. В речах Горбачёва слышу прогноз выздоровления атмосферы в стране усилиями партии и правительства: облака растают, на голубом советском небе будет светить счастьем наше советское солнце. Но, живя на грешной земле, и, глядя на не советские облака, невольно с тревогой наблюдаю, как они сбираются, готовясь грозной толпою обрушиться на нашу советскую землю ливнями, грозами и даже разрушительными бурями. В его речах, в картинках встреч с живыми людьми мне видится и слышится самолюбование, заоблачное представление о своей стране, неприкрытое, откровенное преклонение перед западом, кажущимся ему идеальным по образу жизни и доброжелательным по отношению к нашей стране". Глеб Петрович чувствовал и на примере своего предприятия осознавал явные расхождения между прожектами Горбачёва и реальной жизнью простых людей.
Ужин, приготовленный женою, как всегда, доставил удовольствие, не смотря на то что, к сожалению, прошёл в её отсутствии и на фоне невесёлых раздумий. Глеб Петрович убрал со стола, помыл посуду. Эту обязанность он выполнял медленно, не очень ловко, но он старался. Мария Фёдоровне любила по потешаться над ним, когда удавалось время понаблюдать за его мужскими приёмами в мытье посуды, да ещё и в женском переднике. Вспомнив это, он улыбнулся и с задержавшейся улыбкой прошёл в комнату, сел за любимый свой письменный стол, достал из папки приготовленный на вечер лист бумаги для акварели, подвинул коробку цветных карандашей.
Он не приготовил заранее тему, и никакая композиция не маячила в уставшей за трудовой день голове. Он произвольно взял карандаш и провёл произвольную линию на бумаге. Затем напряжённо смотрел на неё, пока его воображение искало в ней какой нибудь образ. Выбрав подходящий образ, глеб Петрович энергично изобразил его в виде лёгкого наброска, эдаким намёком, ну а далее под рукой художника происходило чудо: изображение оживало, приобретало черты конкретного персонажа. Он, как магнитом, притягивал к себе пространство, наполненное воздухом и деталями окружающего его мира. В результате на листе бумаги сформировался сюжет картинки. Эта часть творческого процесса доставляла ему радостное удовлетворение, но и мгновенную усталость. Посидев минут пять, десять с закрытыми глазами, он приступил уже к технике исполнения всей композиции.
Время прошло так незаметно и быстро, что звонок будильника застал его врасплох. Он секунды с недоумением и укоризной смотрел на будильник. Сообразив в чём дело, - уже без четверти десять вечера, Глеб Петрович быстро собрался и, почти бегом, спустился по лестнице, вышел из подъезда и быстро, быстро зашагал к остановке автобуса, чтобы встретить свою любимую с работы.
Автобус приехал вовремя. Дверцы распахнулись, и Мария Фёдоровна, улыбаясь, вышла из автобуса первой (она всегда заранее занимала позицию у выхода, чтобы первой выйти к мужу). Глеб Петрович тоже с радостной улыбкой галантно подал жене руку. Она взяла его под руку, прижала к себе, и они бодро зашагали домой коротким путём, мимо библиотеки Академии Наук с чёрными окнами, а далее между жилыми домами с разноцветными яркими окнами, напоминающими ёлочные гирлянды.
- А у меня сегодня на уроке химии неожиданно объявилась методист из Управления. Я перенесла настоящий стресс: завуч не предупредила. Потом выяснилось, что она и сама была не в курсе о предстоящей проверке, но, говорит, была уверена, что я справлюсь, как всегда. Я справилась. Суровый взгляд методиста с задней парты вдохновил меня: я пела соловьём залётным, и ученицы Красномырдина и Деева не подвели меня, и даже отстающая Золотова удивила меня: подняла руку и к ответам предыдущих сделала правильное добавление. Урок прошёл ну точно как тщательно отрепетированный спектакль. После урока методист покинула класс молча, но суровость с её лица спала, и она показалась мне даже очень симпатичной женщиной, а в учительской завуч показала мне большой палец и сказала: "Отлично!" А ещё, любимый мой Глеб, мне поручено выпустить стенгазету на тему "два мира, два образа жизни", в ней надо отразить преимущества социализма в нашей стране. С ума сойти можно.... Как же я могу провести сравнение, если я с капиталистическим миром лично не знакома, а кое какое представление вычитываю из наших же газет? Вот забота, так забота.... Милый Глеб, я надеюсь ты поможешь своей подруге по жизни с оформлением, - ведь поручили мне это дело, явно имея в виду тебя, мой гений.
- Разумеется. Для чего же я женился? Одна из многих приятных причин: выручать свою подружку в сложных для неё ситуациях. Сделаю, не беспокойся.
Они вошли в свой подъезд, пешком поднялись на четвёртый этаж, - лифта в пятиэтажной "хрущёвке" не было. Пока жена разоблачалась, переодевалась и умывалась, Глеб Петрович снял ботинки, надел тапки, быстро помыл руки и поставил чайник на плиту.
- Ты ужинать будешь? - спросил он, заранее зная ответ.
- Нет, конечно.
- Ну, тогда творожку к чаю?
- С вареньем пожалуйста.
- Хорошо.
Супруги выпили по чашке чая, вышли на балкон, молча несколько минут смотрели на гаснущие по замысловатой очереди окна в домах спального района, зелёного, но очень скучного на вид. Посидев ещё минут десять в креслах, закрыли балконную дверь и прошли через комнату в спальню. Из неё какое то время доносились смешки, вздохи и прочие звуки здорового интимного характера.
2020 г.