1.
Никогда Энок не заходил так далеко. Но сегодня с самого утра он почувствовал сильное желание заглянуть за пределы своего леса. Желание жгло, распирало изнутри, заставляя всё дальше и дальше отдаляться от дома. Желание изведать неизведанное потревожило привычный покой Энока, вселило в его сердце щемящую пустоту. И теперь он пытался заполнить её, заполнить новыми эмоциями…
Ветер свистел в ветвях деревьев, отгонял комаров и мошкару. Вечерело. Солнце медленно садилось за горизонт, и сквозь кроны деревьев больше не просачивались яркие лучи света. В воздухе теперь ощущалась приятная прохлада. Июнь в этом году выдался капризным, переменчивым, дождливым. И даже если утром и днём было жарко, то к вечеру невесть откуда мог вылезть холод, а вместе с ним сырость и сумрак. Но причуды северного лета не напрягали Энока. Не любил он июнь, да и лето не любил. Ему больше по душе была зима со снегопадами и морозами. Таким уж он уродился в тёмную ночь семи буранов – своенравным, ждущим зиму даже холодным летом.
Шумел хвойный лес, бил в нос сотнями ароматов. Энок нёсся вперёд. Юный, полный сил белый волк. Он и сам не заметил, как выбежал к берегу Северной Двины. В воде, подёрнутой мелкими гребешками волн, плескалась рыба. Кричали чайки, паря над рекой. Пахло илом, травой и чем-то ещё, чем-то незнакомым. Повёл носом Энок – ещё сильнее ударили по обонянию чужие запахи. Вгляделся. Там, вдали, причудливо двигались, пританцовывая, человеческие фигуры.
Самым верным было бы сейчас повернуть назад, в чащу, под защиту хвойных великанов, и Энок даже сделал несколько шагов назад, к лесу. Но спустя пару мгновений он передумал. Любопытство приглушило врождённую осторожность. Да, и что может случится, если он немного задержится?
«Многое…» - прошелестел за спиной лес.
Обернулся пару раз Энок вокруг своей оси, и вот больше не был он белым волком. Высокий для своего возраста мальчик стоял теперь на берегу реки. Белые-белые волосы развевал ветер, в прозрачно-голубых, словно весенний лёд глазах отражался багряный закат.
Спрятавшись в кустах, двинулся он вдоль берега. Гулко колотилось сердце в груди Энока, перехватывало дыхание и кончики пальцев покалывало от волнения. Никогда прежде не видел он вживую людей, хоть и слышал о них немало рассказов. Страх и желание подглядеть за той, другой, жизнью вскружило голову юному оборотнику из рода Белых Волков…
Он остановился, когда приблизился почти вплотную к танцующим фигурам. Только редкие кусты разделяли его и людей, и теперь он мог рассмотреть их.
Это были мальчишки. Целая ватага мальчишек устроила бои на песках берега. В руках добрая половина мальчишек держали деревянные самодельные мечи, лица некоторых скрывали маски – белые, серые, неуклюже вырезанные из коры деревьев. Мальчишки смеялись, визжали от восторга. Кто-то иногда подвывал то ли от случайного удара мечом, то ли дурачась.
Мальчишки пританцовывали, двигаясь будто бы это вовсе не было игрой, а было самым настоящим боем. Вспотевшие, разъярённые, порой они падали в песок, взбивая тысячи крошечных песчинок. В грязных рубашках, залатанных штанах, босые, но все как один счастливые и довольные своей игрой.
В носу Энока свербело от непривычных запахов. Пару раз он едва не чихнул. Глаза его продолжали жадно следить за игрой. В какой-то миг ему даже захотелось присоединиться, взять в руки деревянный мяч, ощутить его тяжесть. К тому же не так уж мальчишки и отличались от него. У каждого по две руки, две ноги, голова и туловище. Всё так же, как у него. Разве что в волка им не обернуться, да и он не будет… при них не будет.
Но Энок вовремя одёрнул себя. Так нельзя – взять и выйти к ним, как ни в чём не бывало. Своим появлением он только напугает мальчишек, а они, чего доброго, позовут других, взрослых людей с настоящими мечами. Лучше он просто понаблюдает, а потом вернётся домой, в чащу Дикого Леса.
Мальчишки кричали, перебивая друг друга. Игра становилась всё более жестокой и яростной. Из разбитых носов потекла кровь, чернели синяки на руках и ногах. Поднялся сильный ветер, и голоса мальчишек сливались в единый ор. И как не пытался Энок разобрать слова, у него ничего не получалось. Только разболелась голова и стало невыносимо душно. Наблюдать за жестокой забавой надоело и захотелось домой. Очень захотелось.
Порыв ветра принёс ещё один запах. Нехороший, тёмный… Не успел Энок вскочить на ноги, как тяжёлая рука опустилась ему на плечо, а другая врезала по голове. Прежде чем потерять сознание, увидел юный оборотник лицо человека с чёрными глазами…
2.
Солнце скрылось за горизонтом. Наступила летняя белая ночь. В чаще Дикого леса к бревенчатому дому, красивому с расписными окнами и дверями, больше похожему на сказочный терем, подошли двое. Юноша и девушка, брат и сестра. Оба высокие, статные, с белыми-белыми волосами, с прозрачно-голубыми глазами, похожие друг на друга, как две росинки по утру.
Они вошли в дом и тут же выскочили обратно.
— Энок! — крикнул юноша, имя которого было Исольв. Голос его звенел от гнева и тревоги.
Девушка же (её звали Каиса) молча всматривалась в лесную чащу, и сердце её сжималось от страха. Она крепко стиснула ладонь Исольва, вслушиваясь в лесную тишь. Оба они ждали, что вот-вот их младший брат откликнется. Но в летней ночи был слышен только стрекот кузнечиков в высокой траве, шёпот ветра, голоса деревьев, да уханье старой совы.
— Энок! — выкрикнул ещё раз Исольв, помолчал немного и возмущённо добавил, обращаясь к сестре, — И где он, Каиса? Сколько раз я ему говорил, чтобы он не уходил далеко от дома.
— Мне тревожно, Исольв… Я не чувствую его, не слышу… Энок далеко…
Исольв глубоко вдохнул, выдохнул. Ещё раз позвал брата. И вновь в ответ прозвучали только отклики летней ночи, в которых не было голоса Энока.
— Мне тоже… тоже тревожно, — прошептал Исольв. Гнев испарился, осталось только дурное предчувствие, скребущее на душе крысой.
Они вернулись в дом. В большой, общей комнате, на стене висела картина. На картине – отец, мать и трое детей (девочка, мальчик и совсем ещё малыш). Все светловолосые и светлоглазые, белокожие и красивые. Счастливая с виду семья на фоне высоких, хвойных деревьев, вот только в реальности отца и матери уже как несколько лет нет в живых.
Каиса прикоснулась к полотну, закрыла глаза. Картина ожила. Ветви деревьев заколыхали от ветра, тёплые лучи предзакатного солнца коснулись лица Изольва, закричали птицы, до этого молча сидевшие на нарисованных деревьях. Дрогнули лица отца и матери, в глазах появилась жизнь, губы их беззвучно зашевелились.
Казалось, что время остановилось, замерло, прислушиваясь к тому, что говорят мёртвые. Изольв тоже замер, не смея нарушить таинство чар, которыми владела Каиса.
— Что…что они говорят, сестра? — не выдержал он, не в силах больше ждать.
Но Каиса молчала. Она будто покинула своё земное тело и перенеслась туда, где сейчас находились их родители.
— Каиса… мне страшно, Каиса… скажи что-нибудь…
Каиса вздрогнула, распахнула глаза, отдёрнула руку от полотна. Картина стала просто картиной. Каиса мелко задрожала, с её лица исчез лёгкий румянец, уступив место мертвенной бледности.
— Каиса… — позвал Изольв и осторожно коснулся щеки сестры.
Каиса молчала, уставившись в одну точку.
— Энок зашёл слишком далеко… — наконец с трудом выговорила она и горячо зашептала, — тьма… я видела много тьмы вокруг него… он плачет… ему страшно… он зовёт нас… рядом с ним человек с чёрной-чёрной, отравленной ненавистью душой, с такой же чёрной, как и у людей, убивших наших родителей…
Изольв сжал кулаки, в глазах вспыхнула ярость, меняя их цвет с прозрачно-голубого на тёмно-фиолетовый, что небо перед бурей.
— Где Энок? — прохрипел Изольв.
— Я не могу увидеть, брат. Он вышел за пределы Дикого Леса.
— Мы найдём его.
Глаза Изольва вновь стали цвета весеннего льда. Он взял сестру за руку. Вместе они вышли из дома.
Небо над кронами хвойных великанов потемнело. Раздался гром. Молния пронзила небеса. И хлынул ливень…
Два белых волка неслись по лесу, принюхиваясь к воздуху. Волк и волчица. Брат и сестра…
Они бежали всю ночь. А когда небо озарил алый рассвет, они вышли к людскому поселению. Пара десятков домов, сараи, бани, мельница. В хлевах мычал скот. В курятниках кричали петухи, предвещая наступление утра. В месте, где ещё не так давно ничего не было, вовсю кипела жизнь…
3.
Варька подглядывала в щель, прижавшись лбом к сырой от ночного ливня стене. Дождь только к утру перестал барабанить по крыше, и Варька, почти не спавшая ночь, бесшумно выскользнула из дома. Покинуть тепло и выскочить в холодную сырость утра её заставило любопытство. И теперь она вовсю глазела на мальчишку, лежавшего на грязном полу сарая. Правая нога его была закована в цепь, на лбу покрылась коркой крови рана, глаза безжизненно уставились в потолок.
Варька была разочарована. Какой это белый колдун? Это просто мальчишка. Она же ожидала увидеть самого настоящего белого дьявола с огромными клыками, рогами на голове и светящимися зелёным огнём глазищами. Ну, или нечто подобное. А вместо всего этого она увидела самого обыкновенного мальчишку. Странными показались только его слишком белые волосы, да прозрачно-голубые глаза. Никогда прежде она не видела таких глаз у людей. А в остальном он ничем не отличался от ребят, живущих в поселении. Но Чёрный Никон сказал, что мальчишка – белый колдун, а слово Никона – закон. Чёрный Никон – главный среди них.
Все жители поселения были напуганы и обходили стороной сарай, на двери которого висел тяжёлый амбарный замок. Они боялись белого волка, так же сильно, как и Варька совсем недавно.
Теперь же она сомневалась, что на полу сарая лежит белый колдун. И давно бы она могла вернуться в дом, позабыть белокурого мальчишку, вот только не могла. Варьке стало его жаль. Мальчишка плакал. Тихо, беззвучно плакал. Варька видела, как по его бледным щекам текут слёзы. И ещё она знала, что через пару дней мальчишку ждёт неминуемая погибель, и от этого его было ещё жальче.
Варька подслушала вечером разговор родителей. Отец шепнул матери, а Варька чудом услышала, что Чёрный Никон объявил на собрании – белого колдуна принесут в жертву Богам Леса, дабы отвадить нечисть и болезни. Чёрный Никон и ещё несколько человек видели, как белый волк обратился в человека. Варька усмехнулась, услышав это. Такая она была – в то, что не видела своими глазами никогда не верила. Но, конечно, об этом она помалкивала, а то неверующим легко и на костёр угодить. А на костёр Варька не спешила. Ей шёл всего четырнадцатый год, и ещё хотелось пожить.
Почти два года Варька жила с родителями в поселении на берегу Северной Двины. А до этого почти полгода они добирались до этих диких мест. Группа людей во главе с Чёрным Никоном бежали из города, смердящего кровавым мором в поиске лучшей жизни. И они нашли это место. Тихое место, где воды реки были полны рыбы, а лес щедр на дары. Тишина и покой. Здесь они начали новую жизнь. И хоть близость Дикого леса пугала, всё же они потихоньку привыкали к новому дому...
Мальчик резко сел. Варька вздрогнула и едва не вскрикнула от неожиданности. Только сейчас она увидела его тень – длинную, волчью. Колдун! Чёрный Никон был прав, мальчик – колдун. Отшатнулась Варька и уже хотела дать дёру, вот только внимательные прозрачно-голубые глаза мальчика уставились на щель, в которую она подглядывала.
Варька затаила дыхание. Воображение ярко нарисовало картину, как мальчик щёлкает пальцами и она, Варька, становится каменным изваянием или вовсе превращается в птицу. Но ничего такого, конечно же, не произошло. Мальчик остался мальчиком, а Варька – тринадцатилетней девчонкой с богатой фантазией.
Мальчик приблизился к стене, по ту сторону которой, притаилась Варька. Провёл рукой по сырой, подгнившей поверхности. Варьке даже показалось, что дом завибрировал от его прикосновений.
— Я знаю, что ты здесь… — прошептал мальчик.
У Варьки земля ушла из-под ног, быстро заколотилось сердце в груди. Колдун говорил с ней, и он знал, что она рядом.
— Тебе страшно, но ты зря боишься меня, — продолжил мальчик. Голос у него был тихим и очень-очень грустным.
— Ты… ты – колдун! Но я не боюсь тебя! — выпалила Варька неожиданно громко, что пришлось тут же зажать рот ладонью. Оглядевшись, выдохнула – никто не услышал её. Проглотив ком возмущения, она зашептала горячо, с яростью, — ты… ты – волк… Мой отец сказал, что несколько человек видели, как волк стал мальчиком… И твоя тень… она… она волчья…
Мальчик горько вздохнул, сел на пол, скрестив ноги:
— Все в нашем роду оборачиваются в белых волков, такова наша природа…
— И вы убиваете людей… Белый волк к беде… Все это знают…
— Наш дом – это лес…
И мальчик начал рассказывать о своём доме, о книгах, что читал долгими вечерами и о брате и сестре, что ждали его возвращения. Тихо лилась его речь, а Варька заворожённо слушала, позабыв о волчьей тени. Слушала о том, чего никогда не видела. Рассказ его походил на сказку, красивую лесную сказку, что когда-то давно рассказывала ей бабушка. В этой сказке был мальчик-оборотень, что родился в лютую зимнюю ночь, когда бушевали семь буранов. И была девочка, что долгими вечерами, сидя дома около окна, слушала как снаружи завывает пурга. Девочке хотелось убежать в пургу и изменить свою жизнь. Иногда Варька воображала, что девочка – это она.
Мальчик замолчал. Повисла неловкая пауза, от которой Варьке стало не по себе. Вот только нарушать её она не спешила.
— Что со мной будет? — наконец спросил мальчик.
Варька замялась, не зная, что и ответить ему.
— Я не знаю, — выдавила она и затараторила, — наколдуй что-нибудь и беги в свой лес. И никогда не возвращайся сюда! Нельзя тебе здесь быть, нельзя!
И тут мальчик рассмеялся. Громко, заливисто, так что Варька, испуганно озираясь по сторонам, зашипела на него. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь услышал их разговор.
— Ты на самом деле считаешь, что я настолько всемогущ? — спросил он спустя некоторое время, вытирая рукавом рубахи слёзы, выступившие от смеха.
— Ага…
— Ты забавная. Но я, к сожалению, не столь могущественен. Иначе бы я не был здесь.
— Да, — нехотя согласилась Варька и задумалась. Ей стало ещё жальче мальчика. Зачем Чёрному Никону эта глупая жертва, отпустил бы с миром белого волка в лес. Всё равно белый колдун только и может, что обратиться в волка. Но если Чёрный Никон что-то сказал, то так тому и быть. Все в поселении знали это и боялись ему перечить. Вот только если…
— Ты голоден? — спросила она, отмахиваясь от дурных мыслей, полезших в голову.
Мальчик кивнул.
— Я попробую принести тебе что-нибудь из еды и воду.
— Спасибо. Моё имя – Энок.
Варька хотела сказать ему своё имя, но не успела.
4.
Девчонка не сказала ему своё имя. Энок услышал только резкий выдох, будто бы она чего-то испугалась. Он поднялся на ноги, поглядел в щель. Худенькая девчонка с русыми волосами, сплетёнными в толстую косу, бежала по влажной от ночного дождя траве.
Стало шумно. Утренняя тишина растворилась в гомоне людских голосов. Жители что-то бурно обсуждали, перебивая друг друга. По началу Энок прислушивался, пытаясь понять о чём они говорят, но потом устало опустился на пол, прижался спиной к стене. Голова трещала, саднила рана на лбу, ныло избитое тело, горло пересохло от жажды, мучал голод. Белые волки привыкли хорошо питаться. Девочка пообещала принести ему воды и еды. И Эноку оставалось поверить ей на слово.
И потянулись минуты, часы… Томительно, медленно…
Страх пульсировал в затылке, холодная щекотка пробегалась от шеи до самого копчика. Никогда ещё Эноку не было так страшно. Страшно от неведенья. Несколько раз он тщетно пытался связаться мысленно с братом и сестрой. Но что-то блокировало его попытки. От этого становилось ещё хуже.
Энок пробовал снова и снова разжать цепь, охватившую его лодыжку, но и это оказалось ему не по силам. Тогда он закрывал глаза, шептал молитву Богу Дикого леса. В голове вспыхивали давнишние воспоминания, когда отец и мать были живы. Энок смутно их помнил, когда бодрствовал, но во снах и видениях они являлись чётко и ясно, будто бы были живыми. Они говорили, что нужно выбираться, бежать, иначе быть беде. Он пытался объяснить им, что не может ничего сделать, что бессилен и жалок. Но родители продолжали твердить, что надо уходить…
Энок вздрагивал, приходил в себя. И видел только серые стены сарая, сквозь щели которых уже не просачивался солнечный свет. И приходила горечь разочарования – девчонка забыла про него, все забыли. Нет ни тюремщиков, ни тех, кто может ему помочь. Нет никого, он один…
Медленно текли секунды, минуты, часы…
Пару раз скрипел ключ в замке, дверь распахивалась, появлялась огромная тень. Тот, кому принадлежала тень что-то говорил и быстро уходил…
Энок проваливался в беспамятство, вновь возвращался к реальности и вновь уходил в себя. А там Дикий лес кричал тысячами голосов. Хвойные деревья шумели над головой, пьяня кислородом. Стая белых волков неслась по тропе…
Видения сменяли друг друга. И вот уже толпа людей, с искажёнными лицами, окружали его. Они были опьянены своей ненавистью, яростью, незнанием. Они читали заклинания, читать которые опасно… Земля содрогалась в предсмертных конвульсиях, небеса плакали кровавым дождём… Высокий беловолосый юноша воздевал руки к небу и кричал… Он зол, он никогда не был так зол… Он вот-вот воспользуется своей могущественной силой и перейдёт черту, переходить которую нельзя….
— Энок… — тихий девичий голос позвал его.
Энок открыл глаза. Пересохшие губы зашептали заклинание, чтобы боги сжались над ним и послали быструю смерть, лишь бы не видеть то, что может случится.
— Энок…
Энок подполз к щели. Она всё-таки вернулась. Девчонка вернулась.
— Я не могла прийти к тебе раньше… — прошептала девчонка, — я принесла тебе воды…
Он прижал губы к щели, и живительная влага потекла в пересохший рот. Потом девчонка просунула в щель хлеб. Энок схватил хлеб и жадно принялся есть его. Никогда ещё еда не была для него столь вкусной. Он почувствовал, как силы постепенно возвращаются к нему, и крепнет уверенность, что всё ещё может быть иначе, не так как в его видениях.
— Ты так и не назвала мне своё имя…
— Варя… — тихо сказала девчонка.
— Спасибо, Варя, — Энок с интересом разглядывал её через щель. Яркие васильковые глаза, веснушки, рассыпавшиеся по щекам, курносый нос... Добрая и смелая девочка.
5.
Каиса и Исольв успели сделать только несколько шагов, как из домов начали выходить люди. Люди замирали у дверей и не сводили глаз с чужаков, ступающих по их земле. Но ни один не смел подойти ближе. Все они видели тени, тянущиеся за юношей и девушкой. Волчьи, длинные тени…
Каиса крепко сжимала ладонь брата, чувствуя, как заходится в груди сердце. Исольв же был спокоен, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Вот только глаза чуть потемнели от медленно закипающей ярости.
— Энок здесь… я чувствую… — шепнула Каиса брату.
— Я знаю.
— Постарайся не злиться.
— Я спокоен… почти…
Люди всё выходили и выходили из домов. Мужчины, женщины, дети и старики. Они глазели на чужаков, шептали молитвы своим богам.
— Их много, Исольв.
— Я вижу. Кажется, один всё же решил с нами поговорить.
На встречу шёл мужчина с чёрной бородой, коренастый, широкоплечий, решительный и сильный.
Исольв остановился, Каиса тоже. Мужчина окинул их с ног до головы насмешливым взглядом:
— Я – Чёрный Никон, старший здесь. Кто вы? Что забыли в нашем поселении?
— Я – Изольв из рода Белых волков, а это моя сестра – Каиса. Мы ищем нашего брата. Он похож на нас, такой же белокожий и беловолосый. Он потерялся.
Мужчина с чёрной бородой хмыкнул, харкнув жёлтой слюной себе под ноги. Изольв продолжил:
— Мы знаем, что он у вас. И мы не уйдём без него.
Люди начали перешёптываться, глядя то на них, то на Чёрного Никона. Утренний воздух зазвенел от напряжения. Запахло потом, злобой.
— Лучше вам убраться, волчье отродье, — процедил сквозь зубы после минутного молчания Чёрный Никон, — мы не ходим в ваш лес, и вы не ходите на нашу землю.
— Мы не уйдём без нашего брата, — повторил Изольв, сощурившись.
Каиса огляделась. Люди осмелели и теперь подходили к ним, обступали со всех сторон, сжимая в кольцо. В руках они держали топоры, вилы, ножи, мечи. В их лицах смешались суеверный страх, злоба и решительность. Одно неверное движение, и толпа могла наброситься на Изольва и Каису.
— Уходите! — велел Чёрный Никон. В его чёрных глазах вспыхнул зелёный огонёк ненависти.
Изольв вскинул голову, тряхнув длинными белыми волосами. Глаза его замерцали холодным светом, и он сказал:
— Мы даём вам сутки, чтобы вы подумали. Завтра на рассвете мы придём за братом. И лучше, чтобы вы послушали нас…
Изольв крутанулся вихрем. Вслед за ним и Каиса. И спустя долю секунды два белых волка предстали перед людьми. Светились льдинками голубые глаза, скалились пасти. В ужасе люди расступились, пропуская волков.
Резко похолодало. В воздухе даже закружили крошечные белые мушки, будто бы стоял не июнь, а октябрь.
— Ровно сутки и на рассвете мы вернёмся… — порыв ледяного ветра кинул слова в лицо Чёрного Никона…
6.
— В поселение приходили чужаки…юноша и девушка, — сказала Варька, обессилено осев на землю. Она очень устала и вымоталась, сказывались бессонная ночь и переживания. Хотелось лечь, прямо на влажную прохладную траву и забыться сном. Но Варька понимала, что это невозможно, и она будет бодрствовать пока вся эта история не закончиться или же усталость не скосит её с ног.
За стенкой, в грязном сарае сопел напряжённо Энок.
— Высокие, беловолосые и светлоглазые. Совсем, как ты, — продолжила Варька.
— Это мои брат и сестра.
— Да. Они знают, что ты здесь… Они придут на рассвете. За тобой… они дали время подумать… — В горле встал ком, который мешал говорить.
Налетел порыв ледяного ветра. Лизнул Варьке шею, взъерошил волосы.
— Чёрный Никон хочет убить тебя, — выпалила она и замолчала.
Наступила тишина. Всепоглощающая тишина, в которой был слышен только шёпот ветра. Казалось, что всё поселение в один миг вымерло. И остались только она и Энок.
— Они хотят убить тебя на рассвете, сжечь на костре… Чёрный Никон ненавидит волков и ни за что не пойдёт на соглашение с ними…
Варька говорила и говорила. Энок молчал.
— Мой брат очень зол. Это плохо, очень плохо. Ему нельзя выходить из себя.
Варька вздрогнула. Голос Энока прозвучал громко, слишком громко. Она даже вскочила на ноги. Огляделась – не услышал ли кто. Выдохнула. Все жители в этот час уже укрылись в своих домах, и вряд ли кто слышал их разговор. Теперь все ещё больше боялись подходить близко к сараю, где сидел белый волк-колдун.
— Ты поможешь мне? — вдруг спросил Энок.
Варька колебалась. В ней боролись противоречивые чувства. С одной стороны – она боялась Чёрного Никона, его гнева, а с другой – ей было жаль Энока. Предать деревню? Или, наоборот, уберечь её от беды? Спасти невиновного или отпустить монстра?
Варька вспотела, не зная, что делать. Руки тряслись, в висках бухала кровь.
— Да… — наконец согласилась она, — я помогу тебе…
— Тогда слушай меня, Варя…
И Варька слушала. Слушала внимательно, не перебивая, ловя каждое слово юного оборотника. И только когда он замолчал, она кивнула.
— Ты должна быть сильной и смелой, а ещё верить мне… — сказал Энок напоследок, когда Варька поднялась на ноги и на секунду замерла в нерешительности. Всё-таки сомнения и противоречия бушевали внутри, не давая сделать шаг вперёд.
— Я верю тебе… — прошептала Варька.
И это было правдой – она верила Эноку…
Она повторяла себе снова и снова, что верит белому волку. Повторяла, когда прокрадывалась в дом Чёрного Никона. Повторяла, когда, затаив дыхание, стягивала с его шеи верёвку с ключами и подменяла один ключ на другой.
7.
Каиса не могла уснуть. Она глядела то на небо, затянутое сизыми облаками, то на лицо Изольва. Он же крепко спал, и казалось, что сам апокалипсис не смог бы сейчас нарушить его покой. Брат набирался сил во сне. Сне спокойном и безмятежном, и эта мнимая безмятежность пугала Каису. В голове вспыхивали, подобно искрам костра, видения. То ли просто фантазии, порождённые страхом, то ли фрагменты скорого будущего. Она пыталась прогнать эти видения, но они не уходили…
Каиса не выдержала. Встала. Отошла на несколько шагов. Вгляделась вдаль, где чернели крыши домов. Скоро, совсем скоро, придёт рассвет. Изольв проснётся, они спустятся в поселение и… быть может, люди примут правильное решение, и гнев Исольва уляжется. Они вернуться в Дикий лес, в свой дом, и вновь заживут привычной жизнью. Но всё может быть и… иначе. Слишком уж много злобы в человеке по имени Чёрный Никон. И эта ненависть к волкам, угнездившаяся в его сердце с самого детства, страшна и отравляет души и умы других. Сможет ли ослеплённый ненавистью человек закрыть глаза на прошлое и поступить правильно?
Каиса вздохнула. В небе уже заалела заря. В ветвях деревьев залились предутренней трелью птицы. Заворочался Исольв. Пора. Каиса прошептала молитву богам Дикого леса и вернулась к брату. Присела на корточки, осторожно потрясла его за плечо. Исольв открыл глаза, фиолетовые, как небо перед бурей и резко вскочил на ноги. По спине Каисы пробежался холодок от его взгляда.
— Пора, сестра, — сказал он. Глаза вновь стали прозрачно-голубыми. Каиса выдохнула. Может, брат и обуздает свой гнев.
Исольв взял её за руку, крепко стиснул ладонь:
— Ничего не бойся, Каиса. Скоро всё закончится, и мы вернёмся домой.
Каиса кивнула, ей очень хотелось в это верить…
Прокричали первые петухи, возвещая наступление рассвета. Из домов потихоньку начали выходить люди и собираться в толпу у мельницы. Дети и старики, женщины и мужчины, все они не сводили в глаз с леса. Они ждали белых волков. Мужчины держали в руках вилы и топоры. Мальчишки – самодельные деревянные мечи. Малые дети вцепились в подолы матерей. Причитали старухи.
— Идём, — тихо сказал Исольв. После его слов на небо наползли тяжёлые свинцовые тучи. Наползли на миг, на короткое мгновение, перекрыв солнце, но потом рассеялись, и небо вновь стало чистым. Чистым и ясным, каким бывает в солнечный летний день.
Исольв и Каиса спустились к реке и двинулись в сторону поселения. Поднявшийся ветер трепал их белые волосы, обдувал кожу, подгонял вперёд. Северная Двина, ещё несколько мгновений назад спокойная, подёрнулась мелкой рябью волн и казалось зашептала, чтобы они были осторожны. Чайки надрывно закричали, пролетая низко-низко над водой.
8.
Гул людских голосов стих, как по щелчку, едва Каиса и Исольв приблизились к мельнице. Лишь напоследок прокатился еле слышный шёпоток, а потом наступила тишина. Звенящая, напряжённая тишина, какая обычно бывает перед бурей.
— Мы пришли за братом, — сказал Исольв, обводя потемневшим взглядом толпу.
Молчание. В руках у некоторых мужчин дрогнули вилы и топоры. Одно неверное движение или слово, и вся толпа могла обрушиться на беловолосых детей Дикого леса. Каиса затаила дыхание. Исольв поджал губы.
— Я хочу говорить с Чёрным Никоном.
Глаза Исольва выглядывали в толпе старшего поселения. Никон вышел вперёд. Смело, презрительно глядя на белых волков.
— Мы пришли за нашим братом, — повторил Исольв. Ноздри его раздувались от гнева. Волчья тень удлинялась, становилась больше.
В толпе прокатился испуганный ропот.
— Тише, — прикрикнул Чёрный Никон.
Голоса стихли.
— Убирайтесь в свой лес, волчье отродье, — прошипел Чёрный Никон.
— Мы не уйдём без нашего брата. Ты знаешь это. Но прежде мы уничтожим всё что здесь есть. Подумай об этом, Никон. Стоит ли оно того. Просто отдай нам брата, и мы уйдём, — Исольв из последних сил сдерживал гнев.
Тучи сомкнулись на небе после его слов. Резко стемнело. Зарокотал гром.
— Мы не хотим проливать кровь… — прохрипел Исольв и горько добавил, — не хотим…
В толпе запричитали женщины и старухи.
— Волкам нельзя верить. Уж я-то знаю, — в глазах Чёрного Никона заполыхала зелёными огоньками ненависть, и он заговорил, — волкам нельзя верить. Такие, как вы перерезали всю мою родную деревню. Не пощадили никого. Ни детей, ни стариков. Стая пришла из дикого леса подобно вам, чужаки, и убила всех. Всех. От мала до стара. В моей голове до сих пор всплывают воспоминания той кровавой ночи, а в ушах стоят вопли умирающих. Я был ребёнком… мне повезло и меня не заметили… Вас надо перебить одного за другим…
Чёрный Никон заорал и кинулся с топором на Исольва. Замахнулся. Сверкнуло лезвие в свете пронзившей небеса молнии. Истошно закричала Каиса. От её крика поднялся ветер. Сильный, шквалистый ветер, рвущий волосы и одежду…
Раздался треск. Мгла опустилась на поселение. Но лишь на миг, на краткое мгновение. Свет рассеял тьму, опустившуюся на землю, являя зрелище. Огромный белый волк прижимал лапами к земле Чёрного Никона. Тот трепыхался в посмертных судорогах. Из живота его торчал топор. Темная кровь толчкам вытекала из страшной раны. Исольв запрокинул к небу волчью голову и завыл. Громко, протяжно, тоскливо.
Несколько мужчин, сжимая в руках вилы, бросились к Исольву и бездыханному телу Чёрного Никона, но тут же замерли на месте. Путь им преградила Каиса. Её белые длинные волосы трепал ветер, глаза сверкали, что две льдинки в лучах весеннего солнца. Она шептала заклинание на древнем языке предков. И с каждым её словом ветер всё больше усиливался, а воздух становился тяжелее и холоднее.
Стенания голосов слились в единый стон. Старики упали на колени, дети испуганно прижались к матерям. На небе огромное чёрное облако приобрело очертания волка. Гром загремел над головой.
— Хватит! — прокричал Энок, перекрикивая нарастающую бурю.
Все: люди, Исольв, Каиса уставились на Энока и худенькую девочку, которую он держал за руку.
— Прекратите… Мы… мы уходим… — прохрипел Энок. Похудевший и избитый он подошёл к сестре и уткнулся носом ей в плечо.
— Всё кончено… — прошептал он.
Исольв обратился в человека, подошёл к ним и обнял.
— Мы уходим, — сказал он, глядя на толпу.
Небо просветлело. Выглянуло яркое летнее солнце, щедро согревая всё и всех вокруг. Толпа людей смотрела, как дети Дикого леса уходят из поселения.
***
Варька нагнала их у опушки леса.
— Энок!
Энок обернулся. Подбежал к ней и крепко обнял. Они долго стояли молча, но потом Энок шепнул ей на ушко:
— Прощай, Варя. Жди меня в ночь семи буранов. Я приду за тобой…
Долго ещё стояла Варька, глядя на лес. Давно уже скрылись из виду белые волки, а она всё не могла двинуться с места. Последние слова Энока всё звучали в голове…
Конец. Июль 2023г.