БАЛЛАДА.
«Седой ковыль»
В далёкие года средневековья,
Когда костры на площадях пылали,
Случилась раз история одна,
Которую навряд ли вы слыхали.
В какой стране, не помню, позабыл,
В стоящий на задворках городских
Дом неприметный, девушка стучалась,
Скрываясь явно от обид людских.
Откуда шла - теперь и не узнать,
В лохмотьях, и не держат ноги тело.
Качалась, словно ветви на ветру,
Наверное, давно уже не ела.
Открылась дверь, хозяину на руки
Она упала, словно мотылёк,
Что крылья сжёг, нечаянно коснувшись
Свеч канделябра, где огонь жесток.
Крестились люди, видя свет в окне,
И без причины на детей крича,
Молились Богу - нынче выходной,
Плюя на дом седого палача.
А он, оставив страшный свой топор,
Вдруг полюбил её, как будто дочь.
Сидел подолгу тихо в изголовье -
И день, и ночь молясь, и день, и ночь.
А страх из города туманом испарился,
Никто пытать так ловко не умел.
И инквизиторский совет впервые в жизни
Вдруг оказался сразу не у дел.
Как были рады этой передышке
Томящиеся в мрачном подземелье.
И слух пошёл - палач видать испил
Девчонкой сваренного, дьявольского зелья!
Негоже боле топору ржаветь -
Решили вновь бездушные монахи.
Известно, стадом легче управлять,
Когда в душе людей бушуют страхи.
И поутру однажды их забрали,
Седого палача и его гостью.
А горожане шли за ними следом,
Как стая псов, играющая костью.
Раскрылись своды мрачные темницы,
Он шёл туда без дрожи и без страха.
Но сердце вдруг от боли застонало,
Ведь плеть сильней, чем девичья рубаха.
Его не трогали - она была важней,
«Ты - ведьма! - ей кричали, - Признавайся!
И хоть не избежать тебе огня,
Хотя бы перед смертью нам покайся!»
И тут попы внезапно услыхали:
«Позвольте мне, я докажу, что чист
Пред Господом, и душу сей девчонки
Вам положу на стол, как белый лист».
«Давно бы так», - святоши улыбались,
А ну-ка, покажи ей мастерство!
Ещё ни разу тайным не осталось
Под пыткой человечье естество».
Горит огонь, и часа ждут щипцы.
И девушка, как раненая птица,
Вдруг встрепенулась, так и не поняв,
Что сердце бьет насквозь стальная спица.
Среди побоев, синяков и ссадин
Пожалуй, что никто не разглядел,
Что след смертельный девушке оставил
Седой палач, заплечных мастер дел.
На площади, в пылающем костре,
Они стояли, связанные вместе.
И вместо стонов в пасмурное небо
Палач горланил матерные песни.
Он не страшился боли, хоть огонь,
Как пёс, лизал его большие руки.
И сердце своё сам остановил,
Не пожелав продления разлуки.
Какой-то сердобольный горожанин
Две горсти пепла закопал в степи.
И между пламенеющих тюльпанов
Седой ковыль весною стал цвести.
12.03.05г.