Разбор документального фильма «Приключения москвичей на планете Кологрив» Марии Сапрыкиной
Предисловие. Кратко о фильме.
Автор фильма Мария Сапрыкина. Фильм вышел на экраны в 2013 году, был отмечен критиками и даже стал призёром нескольких фестивалей документального кино.
Тысячи жителей мегаполисов покидают душные города и уезжают в провинцию — на природу, на землю, в тишину. Кажется, что начался настоящий Исход. Давид, Ольга и их маленький сын Янай — обычная еврейская семья, москвичи. Городок Кологрив, затерянный в глухом углу Костромской области, для них как другая планета. С надеждой найти здесь решение своих проблем, ступают они на эту чужую территорию. Ищут дом, знакомятся с другими «эмигрантами». Что это за люди, с чего они начинали и к чему пришли? Это сила, способная остановить вымирание российской провинции или бегущие беженцы? Бегущие от чего? От ужасов цивилизации? От самих себя?
Краткая аннотация к фильму.
Часть 1. Взгляд в никуда
Сцена 1 "Мы сейчас пойдем в шкаф"
Первые кадры: нечто напоминающее прихожую. Мужчина берёт на руки маленького мальчика, тут же неподалеку - молодая женщина.
-Ну всё, пошли, - говорит мужчина.
-Ага, - отвечает женщина, после чего добавляет, - подожди, не туда.
-Не туда? - удивленно переспрашивает мужчина. Он уже было повернулся в сторону того, что кажется выходом - в глубине проходных комнат виднеется далекий дверной проём.
-Разве не туда? - спрашивает женщина, показывая в противоположную сторону.
-В шкаф? - говорит мужчина. - Ты хочешь в шкаф пойти?
-Это не шкаф, - отвечает женщина, но уже с легким сомнением в голосе.
-Это - шкап, - мужчина опять было поворачивается в сторону далекого дверного проёма, но замирает, колеблется.
Он менее уверено, но более внимательно смотрит на предмет обсуждения и, наконец, соглашается.
-А это выход, - говорит он.
-Написано выход, Давид, - говорит молодая мама, показывая пальцем на маленькую табличку, но мужчина уже не слышит её. Он стоит у дальней, тупиковой комнаты и размышляет вслух:
-А здесь?
- Не, ну хочешь - оставайся тут, - сдерживая раздражение, говорит молодая мама, направляясь к тому, что кажется ей реальным выходом.
- Не... Не-е-е... Здесь - нет, - соглашается Давид, торопливо следуя за ней.
-Но по-моему... - она останавливается, топчется на месте.
-Ну пойдем в шкап, - говорит он, решительно продвигаясь вперед.
-Мы сейчас пойдем в шкаф... Знаешь, как в Хрониках Нарнии...
Молодые люди действительно оказываются перед чем-то, с виду напоминающим шкаф.
-И в другое измерение..., - подхватывает Давид.
-И в другое измерение попадем.
Женщина открывает дверь, делает неуверенный шаг внутрь того, что может быть узким тамбуром, а может и шкафом, затем, в полумраке, видит вторую дверь, открывает её... и выходит на улицу.
Давид с ребенком на руках, следует за ней.
Ребенок сидит тихо.
Итак, перед нами совершенно невнятная, туманно-мистическая ситуация, более свойственная фантастическому, если не сказать сюрреалистическому фильму. В происходящем нет ни капли ясности, но напрасно зритель рассчитывает, что в дальнейшем ситуация хоть как-то прояснится. Имя молодой мамы, как и её ребенка, останется неизвестным до конца фильма, да и характер отношений молодой пары какое-то время будет под вопросом. Также где-то за кадром останутся сведения о роде занятий Давида, и что самое главное – причины, побудившие молодых людей приехать в Кологрив из далекой, и такой уютно-успешной Москвы.
Я склонен полагать, что это было частью авторского замысла - усилить невнятость, неопределенность главных героев истории, с первых кадров показать их блуждающими в трёх соснах... м-м... трёх дверных проёмах. Отчасти это ей удаётся - ощущение странной, слегка болезненной интриги становится побочным эффектом видеонаблюдения за Давидом и его спутницей, что отправились туда, не зная куда, чтобы найти то, сами не подозревая что.
Сцена 2. "Послушаем людей..."
Дорога, стиснутая глухим, дремучим лесом. Деревья под толстыми шапками снега. Машина, что мчится куда-то вперёд. На задних сиденьях Давид и его подруга, что с любопытством смотрят по сторонам, разглядывая окружающий пейзаж.
-Смотри, - говорит Давид, показывая куда-то за окно - очень, кстати, эстетичное место. Мы поэтому и приехали. Мы с Дашей как раз сюда приезжали, и смотрели это место. И всем оно понравилось.
Смотрит вперед, оживлённо добавляет:
-Но здесь автобусы даже ходят! Видишь остановка...
На лице его спутницы - недоверие мешается со страхом.
-Мне кажется, это заброшенная остановка, - осторожно замечает она.
-Остановка тебе кажется заброшенной, - комментирует Давид, роняя нервный, сдавленный смешок.
Остановка действительно выглядит заброшенной. Ржавые панели, какие-то несуразные почтовые ячейки, мокрый глубокий снег на котором не видно следов. Глядя на это, хочется остаться в теплой машине, а диалог, продолжающийся за кадром, лишь подчеркивает это.
- Посмотрим, - говорит Давид.
-А потом? - неуверенно интересуется спутница.
- Послушаем людей, - отвечает Давид, тем самым подразумевая, что, мол, посмотрим.
Постскриптум. Кстати, "Эстетичное и сказочное" - любимые слова Давида. На протяжении всего фильма он будет повторять их неоднократно.
Сцена 3. "Нету в них вкуса".
Молодые люди приходят в редакцию газеты "Кологривский край", где мужчина изучает варианты продажи домов. Складывается впечатление, будто перед нами молодая семья, с серьёзными намерениями, что подтверждены намерением покупки дома.
Прозвон вариантов и, наконец, наши герои оказываются возле одного из выставленных на продажу домов, где разыгрывается интересная сценка.
-Чтобы дом был с какой-то изюминкой, что ли, - говорит Давид, пытаясь подобрать правильное выражение. - Ну как-то... Что-то в нем бы привлекало...
-Потому что просто так, ни с того, ни с сего... - комментирует его спутница.
-Ну да, - соглашается Давид, - а просто жилой дом... Ну, как- то не очень интересно... Эти дома просто обычные дома. Нету в них вкуса.
Еврейская мелодия всплывает из ниоткуда, принося с собой что-то не совсем "кологривское", другое, иноземное.
Сцена 4. "За что пьем?!"
-За что пьем?
-За тех, которые не пожалели...
Общий план.
Застолье по случаю встречи "понаехавших" в Кологрив. Поначалу создается впечатление, что так встречают Давида и его подругу, московских гостей, но это не так. Судя по всему, в Кологриве собираются жители городка и окрестных деревень, которых объединяет одно: все они - понаехавшие со стажем.
В основном, это взрослые люди, многие - пенсионного возраста. Пара молодых людей, приютившихся где-то сбоку, выглядит "белыми воронами". Детей на празднике нет.
-Приезжайте, не бойтесь, - обращается к Давиду, пожилой мужчина в очках за секунду до того, как опрокинуть в рот стопку водки.
- А я и не боюсь, - спокойно отвечает Давид.
В кадре другая молодая пара.
Мужчина говорит о намерении заниматься эко-туризмом, сообщает присутствующим о том, что он - отделочник, мебельщик, дизайнер. Покончив с этим, он представляет окружающим свою жену как Светлану - воспитательницу детского сада. Пока он говорит, камера скользит по лицам людей, уже потерявших интерес к его словам, которые оживленно переговариваются между собой.
Герои фильма - Давид и его спутница по-прежнему никак не представлены. В этой сцене они остаются за кадром. Возможно, невнятность их намерений не даёт им права быть хоть как-то обозначенными, определенными. Они ещё не приняли решение, а потому застряли где-то между мирами, уже вроде бы не являясь "москвичами", но и не став "кологривчанами".
Мне кажется, что здесь и следует задавать два главных вопроса будущему «понаеху», если, разумеется рассматривать это слово с позитивной точки зрения.
Чем будешь заниматься, когда переедешь? Почему выбрано это место, что в нём привлекло и заинтересовало?
И тот, и другой вопросы затрагивают основу основ происходящего, то есть смысл. Что же касается главных героев, то они об этом помалкивают, автор не спрашивает, а мы - зрители этого сделать не можем.
Сцена 5. Апполоныч.
В фильме есть несколько замечательных персонажей, каждый из которых мог бы стать героем документального фильма, случись ему сняться в главной роли. Один из них - Апполоныч. Он бывший москвич, зоолог, охотник со стажем, который приехав на новое место жительство, какое-то время преподавал в сельской школе. В фильме он представлен крепким благоразумным мужиком, который и дом построить может, и за мудрым словом в карман не полезет.
Его можно представить как смысловой центр фильма, ведь именно Апполоныч выражает главную мысль автора. Он как бы наставляет и предостерегает нас от поспешных и необдуманных решений.
"Всегда хотелось, чтобы эти новые подошли ко мне, - говорит он, а я бы им сказал: на эти грабли не наступайте. Лубочную картинку рисуют: батик, холщовая, расшитая; (а я) с косой, с бородой. Там дети маленькие, белоголовые, красивые такие, голубоглазые. И я рожь тут сажаю, лошадь веду в поводу, но разве что за сохой не хожу, а может даже и за сохой. Взрастают мои дети, моя жена родит, родит, родит. Корову доит, доит, доит. И мы, наконец, живем очень хорошо и счастливо. Школа не нужна, потому что школа добру не научит, а мы и сами научим наших деток есть деревянной ложкой из деревянной миски вареную полбу... Откуда вся эта хрень берется?"
Апполоныч призывает избавиться от иллюзий, протрезветь всем тем, кто опьянён идиллическими картинами, пасторальными изображениями сельской жизни и быта. И всё на месте, всё правильно, разве только название работы выбивается из контекста. Если автор ставил перед собой задачу высказаться в подобном ключе, показать Давида и его спутницу, как людей, идеализирующих деревенскую жизнь, то, как мне кажется, следовало назвать фильм как-то иначе.
Например, "Злоключения москвичей в городе Кологрив" или "Авантюра одной еврейско-московской семьи".
Разумеется, слово "приключение" можно толковать двояко. И как смелый подвиг, увлекательное путешествие или даже главное свершение в жизни, но есть и другое значение: рискованная предприятие, авантюрное похождение. Так вот похождения Давида и его спутницы едва ли можно назвать смелыми и захватывающими приключениями, а потому название фильма неизбежно утрачивает свой положительный контекст. Соприкоснувшись с действительностью кологривского бытия, герои испытывают досаду, разочарование, конфликтуют между собой. Итогом этого становится разрыв отношений, о чём сообщается зрителю в финале картины.
И если герои приключенческих историй всегда смелые, неутомимые, стремящиеся открыть новое, изменить свою жизнь, которые увлекают своим примером, то Давид - персонаж строго противоположный.
Он не столько ищет перемен, сколько мотивирует свой отъезд формулами "нечего терять" - "ничего не держит". Сказать, что молодые люди увлекают зрителя своим примером… Да в общем-то тоже язык не поворачивается. С каждой секундой их путешествие по планете Кологрив всё более напоминает какую-то авантюру, то есть рискованное и сомнительное дело, предпринятое в надежде на случайный успех.
Но вернемся к Апполонычу. Устами этого персонажа зритель призывается к осознанности, осмыслению и тщательному анализу своих желаний, коль уж они направлены в сторону возможности сельской жизни, переезда из города и так далее. Учитывая финансовую поддержку Министерства Культуры, следует искать под сказанным более универсальный подтекст, например, должный сообщить массовому зрителю о подстерегающих его трудностях, типичных проблемах, присущих жизни в глухой провинции и так далее. Интересно отметить, что вместо фильма-предупреждения, носящего добрый нравоучительный характер (да и возможно ли такое вообще?), у режиссера получается фильм-предостережение. Причем, по-видимому, нежданно-негаданно и для него самого.
Изображенное в фильме оказывается не столько критикой легкомысленности Давида и его спутницы, выявлением бесцельности и бессмысленности происходящего, сколько антирекламой Кологрива. Картины и сцены кологривской (зимней!) жизни становятся своеобразной "страшилкой" для городских. Особенно, если те ещё сомневаются, так всё-таки ехать или нет? С другой стороны, это лишний аргумент подтверждения своей правоты для убежденных, что в деревне делать нечего, а переезд туда - дауншифтинг для неудачников.
Автор фильма ничего не говорит об истории Кологрива, его нравах и обычаях, о духовной культуре этих мест, в концов. Несколько раз, издали, в кадре мелькает одна - другая церковь. И только. Сам Давид не задается вопросом о наличии в Кологриве синагоги, из чего можно сделать вывод, что молодые люди не руководствуются религиозными соображениями в выборе места жительства. В равной степени это касается и встреченных ими жителей. Никто не говорит о смысле с большой буквы, то есть о смысле пребывания именно в этом городе. А не это ли рождается из смысла их жизней?
Забавно, но кроме толстовца Саши - ещё одного примечательного и весомого персонажа этого фильма, никто не может внятно прокомментировать причину своего отъезда из города. Саша отталкивается от противного, он не знает, что ему нравится в сельской жизни и уходит из города потому, что тот оказывается для него неприемлемым, если не сказать - невыносимым. Но так высказывается только он, а всё остальные - помалкивают, либо говорят об этом за кадром.
Зритель не слышит от Давида (и уж тем более "понаехавших" в Кологрив) таких более чем весомых аргументов дауншифтера, как нежелание тратить седьмую часть жизни на стояние в пробках, испытывать тревогу и беспокойство за будущее здоровье детей, наблюдать значительное ухудшение качества продуктов питания, пропускать через себя проблемы с чистой водой, воздухом, на худой конец - тем же эстетическим пространством, которое в крупных городах подвергнуто тотальному разрушению, убито, исковеркано наружной рекламой, кричащими пошлыми вывесками, режущими глаз сочетаниями серого и разноцветного, грязью и слякотью, уродливой архитектурой, напоминающей злокачественные новообразования…
Апполоныч прав, говоря о необходимости избавиться от иллюзий, но его мысль - однобока, ведь помимо иллюзорной "лубочной" реальности, от которой он предостерегает потенциального дауншифтера, существует обычная, городская жизнь, едва ли похожая на пресловутый "лубок". Особенно остро это затрагивает тех, чьи доходы не достигают необходимого уровня, кому приходится пользоваться общественным транспортом, отовариваться в супермаркетах для бедных типа "Магнита" и т.д и т.п. Как говорил мой знакомый: "Почувствовать себя москвичом может лишь тот, чьи доходы превышают десять тысяч долларов в месяц..."
В противном случае тебе приходится жить, где попало, питаться, чем попало, отдыхать, где попало.
И, естественно, что человек, оказавшийся в такой жизненной ситуации, рано или поздно задумывается: "Ради чего все это? Зачем? Такую ли жизнь, я желаю для своих детей? Такое ли детство? Что будет с их психикой, чувством прекрасного, что будет питать их сердце и души? Смогут ли они вырасти сильными и здоровыми, бегая между припаркованных автомобилей, поцарапать которые - смерти подобно; играя в компьютерные игры, где еще ощущается подобие жизни и свободы, но уже так много зла и насилия; видя, ощущая вокруг себя - разбитые дороги, уродливые здания, деструктивные чудеса современной архитектуры, шум и вонь автомобилей. Что будет с ними, что уже происходит с ними сейчас, если сенсорная какафония городской жизни оглушает, притупляет взрослых, вводит людей в подобие транса, находясь в котором невозможно соображать, мыслить, адекватно воспринимать себя и окружающее... Мы, взрослые, приспосабливаемся. приноравливается к особенностям городской жизни, находим утешение в комфорте, достатке (опять же, если он есть) и сфере общения с такими же, но дети...
Апполоныч строит дом из бруса. Для кого? Зачем? Об этом ничего не сказано. Впрочем, человек, строящий дом, уже, сам по себе, образ - жизнеутверждающий. Впрочем, как я и сказал - вне смысла, вне большой цели, и он оказывается незавершенным, нераскрытым целиком и полностью.
Сцена 6. "Акошки"
Ребята продолжают искать дом. Судя по всему, они передвигаются пешком; у них нет машины, что может подчеркивать их ограниченные финансовые возможности. Они проходят во двор одного из домов, выставленных на продажу. Бредут по глубокому снегу между каких-то хибар и лачуг. Все кажется пустым и заброшенным. Безлюдность жилья производит гнетущее, отталкивающее впечатление. Любой дом, оставленный прежним хозяином, и терпеливо ждущий нового - напоминает преданного... и преданного пса.
Трудно сказать, было ли это частью авторского замысла - выносить диалоги молодых людей наружу, выставлять их напоказ, комментируя этим ситуации, в которых не так-то просто разобраться сходу. В любом случае, мы видим как им не просто с ходу достичь согласия и единомыслия там, где для этого требуется время на обдумывание и осмысление.
Давид и его спутница обмениваются туманными, порою трагикомичными репликами, в которых обнажаются скрытые, подводные камни глубоких разногласий в том, как, где и почему жить.
Складывается впечатление, будто перед нами художественная случайность, побочный эффект отснятого материала. Но в том-то и дело, что диалоги героев органично вписываются в тему фильма-предостережения, а зритель наблюдает всё тот же сюрреалистичный и несколько запутанный диалог, начало которому было положено в начале фильма, где молодые люди пытались выбраться из какой-то квартиры, путая дверь со шкафом.
Ещё примеры? Пожалуйста.
В ходе осмотра очередного дома, выставленного на продажу, Давид и его спутница забираются на чердак.
Она:
-Ты знаешь, в этом что-то есть...
Он:
-Я же тебе говорю. Я чувствовал, что этот дом... Что он какой-то... особенный.
Чуть позже. Там же на чердаке.
Давид:
-Ну, я не знаю, сколько сюда нужно вложить... Но во всяком случае, если даже просто подмести здесь и что-то положить на пол - это будет вполне жилое место.
Девушка, присев на корточки, озадаченно смотрит перед собой.
-Подожди... А как, жилое..? А окошки? - она бросает взгляд на единственное чердачное оконце, затянутое паутиной. Сквозь акошко кое-как просачивается пасмурный свет серого дня.
- А кошки, ну да, - все также спокойно и основательно отвечает Давид. - В смысле, - кошки?!
- Окошки.
-А что окошки?
-Здесь же будет.. Ну как... Ну кто его будет прорубать? Как ты будешь здесь жить?
Она не говорит: как мы будем здесь жить. Она говорит: как ты будешь здесь жить?
Давид выглядывает в окно.
Крупный план: картина, напоминающая работу Левитана "Грачи прилетели", только выдержанная в черно-белых тонах.
Давид продолжает осмотр чердака. Стучит ногой по полу.
-Вполне. Вполне дерево... Что-то здесь гниловатое. Фиг его знает...
Сцена 7. "Усталость"
-Не плачь мой хороший, - молодая мама держит на руках хнычущего, уставшего ребенка.
Давид покорно бредет за ней.
-Все новое вызывает некоторую... - он продолжает какую-то мысль, но его перебивают:
-Не, Давид, он реально устает. Его нервная система должна отдыхать.
-Да... Да, должна.
Вокруг белые поля, все тот дремучий лес, занесенный снегом. Ни души. Возникает ощущение, будто наши герои идут по глухим местам, где еще ни ступала нога человека. Впечатление - удручающее, особенно, в свете сочувствия ребенку. Спутница Давида начинает казаться жертвой легкомысленности мужчины, затеявшего эту авантюру.
Они продолжают идти по глубокой колее, видимо оставленной проехавшим здесь внедорожником.
И опять зима, опять глухие окольные тропки. Скрип снега. Лай собак. Кучки домов.
Апполоныч...
На лыжах! Тащит за собой сани, нагруженные какими-то пожитками.
Классическая музыка, сопровождающая эту сцену, вызывает какие угодно ощущения, но только не те, которые бы хотелось испытывать - торжества зимы, прекрасной сказки, таинственного волшебства, строгой нерукотворной красоты. Под такую музыку даже Апполоныч мог бы выглядеть северным богатырем, уверенно прокладывающим себе путь по глубоком снегу.
Но не Давид с его подругой. Они-то как раз не вписываются ни в пейзаж, ни в звучащую за кадром музыку. И зритель-горожанин, невольно отождествляющий себя с ними, видит на экране картины, более соответствующие последним кадрам "Сибирского цирюльника: каторга, сибирская ссылка, тьмутаракань, заросший бородой охотник.
Дороги нет. Все завалено снегом. Ребенок плачет.
Он хочет домой.
Часть 2. "Местные"
Сцена 1. "Философы-практики"
Апполоныч рассказывает свою историю, говорит о том, что был вынужден уехать из Москвы на рубеже девяностых. Искал заработок на добыче пушнины, потом осмотрелся и решил строиться поближе к людям. В 1992 устроился в сельскую школу. Проработал там четыре года.
"Так вот солдаты сидят в окопе, - рассуждает он, игнорируя гипноз камеры. - Они терпят сырость, холод, стреляют, но они Родину защищают. И это их держит, но нас-то чего держит? Можно сказать, что мы Родину любим. Сюда я приехал, отчасти, из-за этого, но потом оказывается, что Родине мы нахрен не нужны. Родина, так сказать, живет своей жизнью, ну а мы... Мало ли шизаков и чудаков на нашей земле? Ну так живите, спокойно..."
Апполоныч говорит о своем, наболевшем, что, впрочем, никак не увязывается с мотивацией Давида и его спутницы. Апполоныч говорит о том, что происходящее стало утрачивать для него смысл, когда он осознал, что его любовь к Родине остается безответной, что родная страна не отвечает взаимностью.
-Ничего не было, - продолжает он. - Была идея, что место надо колонизировать. Я приехал в Шаблово, когда там жил один Матюхин. Без электричества, со свечами и керосиновой лампой, да кучей детей. Штук восемь их было... Там надо было быть. Надо было видеть их лица, надо было слышать их слова. Ну, я туда и мигрировал к ним. И не жалею. Я восемь лет с ними бок о бок прожил. Также, - энергично двигает локтями, - тучи разводя руками.
Сцена 2. " Разные".
Матюхины. Жители Шаблово. Муж и жена. В возрасте. Перед нами люди, которые дружат со смыслом. Именно поэтому, они говорят о смысле, о цели переезда в деревню так, будто это самой собой разумеющееся.
- С девяностых годов мы начали заниматься детьми. Мы в Костроме уже сотрудничали с детским домом. Это был наш проект: адаптировать, социализировать таких детей. И желательно делать это в сельской местности, чтоб приучить детей к труду.
-Свои дети? Или только приемные? - спрашивает спутница Давида супругу Матюхина.
-Нет. Наши дети были уже взрослыми. Здесь-то они и не жили.
-Здесь не жили?
-Нет. Младшей дочери было уже девятнадцать лет. Она уехала во Францию. А мы когда приехали, то дети, видя такую разруху здесь, своими руками, потихоньку что-то начали делать. Тут же у нас многое неказистое...
Продолжает чуть позже:
-Мы не думали об экологии, но когда первый раз приехали, то такую красоту здесь увидели. Не знаю, на самом деле - сила-красотища. Не просто красота.
Саша.
Саша - потенциальный толстовец, который в поисках толстовской коммуны даже доехал до Ясной Поляны, где ему сказали, что такой информации у них нет, что (скорее всего) таких организаций попросту не существует. Но именно там ему дали наводку, благодаря которой Саша вышел на Апполоныча Кологривского. Саша Монахов - другой. Пожалуй, из всех встреченных на территории фильма, он - один из немногих, кто внятно, доходчиво сумел объяснить причину своего исхода из города.
"Главное понять - кто ты. Ты либо наступаешь на совесть, как Буратино сверчка, давишь. И живешь таким образом. Либо ты предпочитаешь этого сверчка не давить и [к нему] прислушиваться. Кто-то выбирает: и давить, не давит, и мучается всю жизнь... [В городе] условия такие, что там невозможно таким, как я быть, поэтому я - не там..."
Света и Денис из Зеленино. Жизнерадостные, молодые люди, живущие во вполне обустроенном и уютном доме. Фрагмент разговора.
-А почему вы живность не держите, там коз, коров? - спрашивает Давид.
-Мы же очень непривычные к этому, - говорит Света. - А то вот также уедем...
-А-а... Вот чего боитесь.
-Тяжело потому что. По зиме, от природы отделяет всего одно бревно. А дальше, ты просто на лютом холоде, без воды...
-Почему? - интересуется Давид. - Если холод, то снег, копаешь новый колодец. Ну, мало ли...
-Не, не, не... Это вы так думаете. Все намного сложнее здесь. Потому что ты понимаешь, что ты на грани...
-Ну, так это и есть жизнь.
- Тут опасно. Оказывается, опасно. Если в городе вы посмотрели в окно, и там идет снег, то здесь ты выходишь и понимаешь, что это агрессивная среда.
Апполоныч.
"Здесь надо несколько семей. С десяток. Крепких, хороших семей. Одну хорошую семью - мало. Две крепких семьи - мало. Потому что мы все висим на волоске. Один заболел - уехал. Другой себе лоб расшиб о сучок какой-то, опять не то получилось. Третий запил. Четвертый разочаровался, руки опустил. От пятого жена ушла - он, так сказать, тоже сдулся. Мы - лишайник, а лишайник - это такой живой организм, который создает первопочву..."
Неизвестный бородатый мужчина с умным, интеллигентным лицом.
-Методы выживания меня заинтересовали...
-Какая деревня?
-Ну, я ее уже продал. Деревню Малышино. Пятнадцать лет там отбыл. Единственный дом жилой, поэтому если продаешь дом, то фактически продаешь деревню. Если интересно, то могу рассказать некоторые аспекты выживания. Вот [например] как выжить в природе, если денег фактически не осталось
Чаепития Давида и его спутницы с местными, перемежаются пейзажными сценами: большая река, глубокое небо, дикая, почти нетронутая человеком первозданная природа. Время от времени, в кадре проплывают черные срубы, провалившиеся крыши, темные провалы окон.
Сцена 3 "Как себя чувствовать в Зеленино"
Сцена на кухне. Давид и Денис. Без цитат.
Давид объясняет Денису, как ему надо себя чувствовать в Зеленино. Что это настоящая жизнь, которая не должна ввергать его в состояние фатального ужаса.
Вид другой комнаты, в которой играет один ребенок. Взрослые заняты серьезным разговором. Ребенок - один. Играет сам с собой.
Света:
- Здесь - хорошо. Ну, если есть возможность куда-нибудь выезжать. Хотя бы раз в три месяца, тогда вообще хорошо. Тогда вообще лафа, если есть возможность чуть-чуть отвлечься друг от друга... От места... И опять приехать. Тогда... , - целует кончики пальцев, словно держит перед собой что-то восхитительно-вкусное.
-От друг друга? А зачем? - спрашивает Давид.
Света и Денис смеются, глядя друг на друга.
Сцена 4 «Детский сад.»
Подруга Давида беседует с женщиной, видимо одной из воспитательниц.
Когда та говорит, что работает сорок три часа в неделю за "восемь тысяч чистыми", подруга Давида удивленно поднимает брови:
-Но ведь это же очень тяжело. Это же выгорание...
Чуть позже.
-Я как на другой планете, - говорит подруга Давида. Тот сидит на стульчике, смотрит на нее заботливо, участливо.
-Кологрив, называется.
И опять Мария Сапрыкина фокусирует взгляд зрителя на "отлетевших" москвичах, которые, возможно, сами того не подозревая, стали жертвами необъявленного эксперимента со вполне предсказуемым результатом.
Взять пару мечтателей-романтиков, приехать с ними в Кологрив, поближе к Новому Году, да посмотреть, как они будут себя вести, как блуждать, мыкаться и расстраиваться. Отличный пример этому сцена, в которой Давид рассуждает о том, как хорошо иметь дом с землей, чтобы иметь возможность какой-то такой небольшой, но крестьянской деятельности.
Кадр меняется: Давид осторожно фотографируется с козлом, пытаясь с ним подружиться. Разговаривает. Называет бородатой зверюгой. На заднем фоне все тот же еврейский, как мне кажется, свадебный мотивчик.
Сцена 5 " Новые крестьяне из Илишево."
-Не дышать ядовитым воздухом, - говорит Лена. - Пить чистую воду. Есть чистую еду. Здесь мы не работаем на кого-то. Здесь мы работаем только на себя.
У ребят - хозяйство. Они построили себе новый дом. Лена делится соображениями о том, как можно зарабатывать в деревне. Давид внимательно слушает.
-Жаль, Ольга сюда не поехала. Мне кажется, ей было бы интересно, - говорит он, наконец, сообщая зрителю имя своей спутницы и подруги.
Сцена 6 " Ольга! Я нашел нам дом."
Давид идет к машине, возле которой его дожидается Ольга.
-Это избушка прекрасная. Она стоит сто девяносто тысяч. Хозяин в Питере. Кстати, внешне он мне очень нравится. Прямо сказочно...
-Страшный...
-Откуда такой пессимизм?
- Ну, блин... - дальше Ольга произносит что-то неразборчивое. Глубоко засунув руки в карманы, она бредет сквозь глубокий снег к большому деревянному дому.
Стоит на углу, втянув голову в плечи. Холодно.
-Видишь какие тут виды, - говорит Давид, показывая куда-то вдаль. - Посмотри туда...
-Виды действительно суперские, но здесь окружение какое... - Оля кивком головы показывает в противоположную сторону.
-Какое?
-Ну, не знаю... Какие-то три дома. И все. И алкоголик на краю Земли.
-Какой алкоголик?
-Женщина из Питера.
Ребята возвращаются на дорогу, осматривают дом еще раз, но теперь уже издали.
-С виду красиво, - соглашается Оля.
-А что ты хочешь? Не с виду? А как еще брать? - Давид разводит руками, сдерживая выплескивающееся раздражение.
-Внутри как смотреть?
-Как? Поехать в Барыбино...
-Баракино... - недовольно тянет Оля.
-Макакино, - упражняется в остроумии Давид.
- Вид конечно хорош, - продолжает Оля. - Для меня как для художника - вид, конечно, супер.
Молчит, прикрывает лицо платком от мороза. После минутной паузы добавляет:
-Но как-то очень одиноко... Вот так захочешь весной приехать, а здесь - никого. Как-то меня это напрягает. Ой, ой, - наклоняется, отряхивает брючки.
- Репья!
Давид бродит по участку.
-Место мне тоже очень нравится, - кричит Ольга, - если бы тот дом перенести в это место...
Давид как будто не слышит.
-Знаешь, - говорит Оля, - в деревне часто есть какие-то алогичные, оставшиеся остовы чего-то...
Сцена 7 "Апофегей"
-Меня это шокировало. Я пока не знаю, что с этим делать, - говорит Ольга, сидя за столом. У нее на коленях маленькая дочь. - Потому что это - реальный шок.
-Я бы сегодня, скажем, согласился на этот дом, - говорит Давид, прохаживаясь по кухне, видимо обращаясь к оператору, - но Ольга не совсем была к этому готова.
Оператор - безмолвный свидетель, никак не выражающий свои чувства, тайный экспериментатор и соглядатай, извлекающий интересный, хороший материал - что называется - из воздуха. Все предсказуемо, задано рамкой темы и тем, что Давид с Ольгой - это растерянные, разобщенные, не определившиеся со своим выбором люди.
Ощущение усиливается, пока не достигает своей кульминации в этой сцене.
-Меня Москва не держит вообще, - говорит Давид. - Я из любого места могу уехать, потому что, в принципе, нет места, которое меня держит. Из Москвы уезжал, и не один раз. Я жил в Иерусалиме. Довольно долго.
- Я никогда не уезжала из Москвы. У меня работа уже много лет одна и та же. Я привыкла уже...
-У меня есть неудовлетворенность тем, что у меня в Москве. Мне оставлять там нечего. Уж точно.
Итак, Ольге есть что терять. В Москве. Тогда как Давиду там терять совершенно нечего. Остается загадкой то, как давно они вместе, общий у них ребенок или нет, но почему-то кажется, будто они существуют в разных измерениях, лишь пытаясь состыковаться в случайно выбранном месте, вроде планеты Кологрив.
Наконец, все встает на свои места, когда Давид произносит:
-Тебе есть что оставить. У тебя дочка... Стройная какая-то жизнь, которую ты любишь.
-Я привыкла находиться на занятиях, общаться с какими-то мамашами. И не на раздолбанной дороге, с раскуроченными снегами, а в культурном парке, центре... [Где] Под ногами листики шуршат.
-Но чем дальше, тем больше, - продолжает она, - с каждым годом становится сложнее жизнь в городе. Я чувствую, что хочу проводить время на природе, но каким-то жестоким решением я не готова к этому. И, жизнь в неэстетичном жилище [разве] это лучше, чем в эстетичном, теплом и удобном? Это лучше?
-Не знаю, - парирует Давид, - для меня эстетика создается там, где я хочу.
-В нее нужно вложить деньги. Ты видел этот дом покосившийся? Там не нужно вкладывать деньги?!
Сцена 8 "Дом, где деньги не лежат, но куда их нужно вложить"
Пожилая женщина, видимо хозяйка, ведет потенциальных покупателей по большому, просторному, но запущенному дому.
За кадром продолжается диалог, начатый на уютной кухне.
-Для меня важнее воздух, - говорит Давид.
-Ужасный туалет. Можешь зимой в такой ходить?
Давид усмехается.
-Я - да.
-А я - нет. Никогда.
Ребята стоят в одной из комнат. В полу чернеет провал, ведущий то ли в подвал, то ли на этаж ниже.
Ольга на грани скандала:
-Нам кровать надо? Шкаф надо? Или нам ничего не надо? Или вещи на полу?
-Это уже детали.
-Это не детали. Это надо на что-то покупать.
- Ну, не знаю. Тебе не на что покупать?
-Мне не на что покупать.
Давид, удивленно:
-Зачем тогда покупать дом, если невозможно купить никакую мебель?
-Давай с этого тогда и начнем Давид, - Оля выразительно жестикулирует правой рукой, временно освобожденной от обслуживания ребенка. - У меня нет денег покупать дом.
Давид, поворачиваясь к оператору:
-Тогда все. Мы не покупаем дом.
Оля, не скрывая вздоха облегчения:
-Ну, тогда все просто. В таком случае, что ты меня спрашиваешь? Я не готова жить в плохом доме.
-В принципе, видение такое...неблизкое.
-А мне не близко приехать и жить в... какашке.
Сцена 9 " ... Ёлочка, гори!"
Застолье, показанное в самом начале фильма, вдруг оказывается прелюдией к Новому Году! Впрочем, данный хронокатаклизм не кажется чем-то странным. Куда более неоднозначное и гнетущее, удручающее впечатление производит праздник… на котором нет детей. Начинает казаться, будто взрослые, ведущие хоровод вокруг ёлки - последние из могикан, представители обреченного, умирающего мира. Впрочем, так, наверное, выглядит любое мероприятие, где слишком много взрослых и даже пожилых людей, но нет ни одного ребенка.
Наконец, зажигается Ёлочка, а со стороны стола доносятся шумные и радостные восклицания.
Вместо праздничного салюта - темное крылечко, с которого срываются одинокие искорки фейерверка. Пролетев десяток метров, они гаснут, поглощенные тьмой.
Искры фейерверка срыаются со ступеней, чтобы через мгновение погаснуть в безбрежной, бездонной тьме. Образ может говорить о чём угодно - и о тщетности сопротивления духу "нового времени", о бесплодности усилий редких одиночек, вроде Апполоныча, а может быть даже о "ночи, что сильней и чья власть велика..."
Сцена 10 "Финальные титры"
Давид и Ольга не купят дом. Вскоре, после предпринятой поездки, они расстались.
Саше Монахову пришлось уехать.
Света и Денис завели еще двух лошадей.
Матюхины остались в Шаблово.
Апполоныч высказывается напоследок:
"Будешь старый и никто, так сказать, тебя не приголубит, не обслужит, а ты уже в годах... Поедешь к детям. Заплачешь и поедешь в Париж. Жить к детям. Жил бы себе в деревне Половиново, но стал слабый, ни тебе дров, ни тебе воды, а дети из Парижа - приезжай, давай, у нас жить можно. Заплачешь - и поедешь..."
Обращается к Саше:
-Я до твоего приезда был совсем другой. Я напоминал сумасшедшего. А может, я и сейчас напоминаю слегка? Может счастливого сумасшедшего?
Саша вылезает из колодца, обвязанный страховкой.
- Я снова с вами.
-Ну и слава Богу. У нас теперь есть вода в доме.
Часть 3. Послесловие.
Итак, особенных приключений москвичей на планете Кологрив мы так и не увидели. Вместо этого нам была представлена история одного заблуждения, которое, впрочем, рассеялось быстрее, чем привело к сколь-нибудь печальным последствиям. Вряд ли Давид и Оля расстались на почве разногласий: покупать им дом в Кологриве или остаться в Москве, но их фрагмент их общей судьбы остался запечатленным на пленке вечности, причем в таком вот необычном, неожиданно-трагикомическом ракурсе.
Интересно представить, как рождался замысел этого фильма. Мне видится постановка творческого эксперимента над кем-нибудь из знакомых, который, подчас сам того не подозревая, становится олицетворением темы. Для актёров, Давид и Ольга играют слишком хорошо, их диалоги естественны и непосредственны как сама жизнь, поэтому версия "наспех собранной семьи" отпадает. Судя по всему, среди своих знакомых Мария нашла именно тех, кто стал образцом неопределенности, некоторой растерянности, причем не столько в отношении "где жить?", но и "как жить вместе?" Вопреки тому что было указано в аннотации, будто это"обычная еврейско-московская семья", мы видим людей, которые только находятся на пути к этому. И конечно такая поездка становится для них испытанием.
Тысячи людей покидают мегаполисы... Но почему? Бегут от ужасов цивилизации? Или самих себя? Остаётся за кадром то, от чего бежит Давид с Ольгой, а из представленных в фильме персонажей, идейными можно назвать только Сашу-толстовца и Апполоныча. Остальные, за исключением разве что новых фермеров из Зеленино, не могут внятно обосновать причину своего переезда, подробно и обстоятельно изложить автору фильма причины своего "исхода" из города в деревню.
То, что проплывает в кадрах фильма, как будто бы подтверждает закономерность "исхода" несколько иного рода, чем тот, который пытается представить нам Мария Сапрыкина. Женщина с коромыслом в двадцать первом веке, Апполоныч на лыжах и... в упряжке. Мальчик, играющий сам с собой, в пустой детской. Тот, кто остался, как и немногие приезжающие - редкие, случайные одиночки, плывущие против течения. Остальные смотрят в большие благоустроенные города.
И, действительно, за исключением чего-то большого и важного, может быть находящего выражение на уровне нематериальном, на уровне душевного или даже духовного состояния, - смена городской комфортной жизни на деревенскую для большинства покажется сменой шила на мыло.
И это - естественно, ведь природа, тишина, простор теряют свою ценность для того, кто перестал видеть за ними Бога. Без стоящего за ними (или над ними?) Бога - эти вещи становятся пугающими, напоминают о смерти, хрупкости человеческой жизни, тревожат и волнуют душу, тогда как города закрывают от них, позволяют спрятаться от тишины, погрузившись в какофонию шума. Города становятся рукотворным, искусственным убежищем не только от природы, но и мира вообще - звездного неба над головой, смены времён года. Город расчерчивает свободу человека улицами, переулками, ограничивает его взгляд коридорами и тоннелями. Город помогает забыть о таинственности, безбрежности окружающего мира, да и что в этом памятовании практически ценного, полезного и действительно городскому человеку нужного?
Ближе всего к пониманию этого оказался Саша Монахов, один из второстепенных, я бы даже сказал случайных персонажей этого фильма, человек с "говорящей" фамилией. Он сумел почувствовать, что спасение души, то есть его выживание на уровне духа возможно только на земле, ближе к природе, небу и, возможно, Богу. Да, Саша выразил это несколько иначе, сказав, что не хочет давить свою совесть, но его слова всё равно об этом, о том, чтобы слышать голос Божий, звучащий только в живом и честном сердце. Другим примером пути в Кологрив стала семья Матюхиных, замечательных и достойных людей, приехавших на землю не ради себя, но ради детей, взятых из детского дома.
А может разгадка кроется и в этом? Что путь в такие места закрыт для тех, кто слишком много думает о себе, кто беспокоится о своем личном комфорте, не задумываясь о том, что он может сделать для других, как помочь им, облегчить их жизнь, сделать её светлее и лучше? Так и Ольга, будучи художником, думала лишь о том, что прекрасные пейзажи - подспорье в её творчестве, а не её творчество должно стать подспорьем для людей, живущих в этих местах.
К сожалению, эти, и многие другие, не менее важные мысли, так и остались за кадром. История Давида и Ольги оказалась по-своему поучительной, но автор фильма упустила из виду нечто куда более важное, чем демонстрацию процедуры "отрезвления" городского жителя.
Она упустила дух Кологрива, его историю, силу и красоту этих мест. Выражаясь более поэтично, можно даже сказать, что она упустила из виду Храм, бесцельно, бездумно блуждая с главными героями между заброшенных и разрушенных домов.
Совсем не удивляет, что Мария Сапрыкина так ничего не сказала, да и не могла сказать своим фильмом о том что нужно русской, пустующей, обезлюдевшей земле, что нужно людям, которые хотели бы на ней вернуться и что нужно тем, кто сомневается, уезжать в города или нет, кто пока еще хочет остаться. Вместо этого она сказала нечто противоположное, от чего впору вздрогнуть, расстроиться и пойти присматривать студию в новостройке.
Но может тогда и верно выбранное название "Приключения москвичей на планете Кологрив"? Только вот это не Кологрив другая планета, а Москва - иной, оторванный и отлетевший от России мир, самопоглощенный и замкнутый. Спускаясь на землю, её обитатели, выглядят инопланетянами, говорящими на птичьем дурацком языке и что такие Давиды-Ольги видят перед собой всё что угодно, но только не свою страну, свой народ и не свою же историю. Естественно, что верх благоразумия для них- это как можно скорее вернуться туда, где "листики в парке под ногами шуршат", подальше от Матюхиных и Апполонычей.