Поэт-самородок Алексей Ермилович Разорёнов

Валерий Розанов
Однажды на гастролях в Казани Самойлова для бенефиса выбрала французскую сентиментальную пьесу "Материнское благословение,
или Бедность и честь", в которой должна была петь. Но французские куплеты ей не нравились, и она захотела их заменить русской песней,
причем не общеизвестной, а новой.
Кто-то сказал ей, что в театре имеется свой сочинитель, который как раз сочиняет песни.
А это был поэт-самоучка Алексей Ермилович РАЗОРЕНОв (1819--1891)
Актриса объяснила РАЗОРЕНОву, какого характера песня ей нужна для этого водевиля, и на следующий день РАЗОРЕНОв принес ей стихи.
Стихи понравились, песня в бенефис была исполнена и имела огромный успех.
Это была популярная и в наши дни песня "Не брани меня, родная".



Поэт-самородок Алексей Ермилович Разорёнов

36193816_m.jpg
Это о нем так написал Евгений Евтушенко

Не из черной сотни разъяренной –
лавочник в картузе на бочок
Алексей Ермилыч Разорёнов
тихий был, но громкий старичок.


Был до декламации он лакомка –
сыпал гром и молнии тирад,
так что сразу овощная лавка
превращалась в крохотный театр.


Выскочив из собственного тела,
к восхищенью чуек, зипунов,
то он был неистовый Отелло,
то вожак Прокопий Ляпунов.


И в конце, слезу в стакан роняя,
на лице размазывая грязь,
пел он: «Не брани меня, родная...»,
девицею красной становясь.


Но когда две толстые трепушки
добиваться стали что есть сил:
«Кто же автор?» –
он им буркнул: «Пушкин...
Пушкин всё на свете сочинил...


РАЗОРЕНОв – поэт-самоучка,научившийся грамоте по Псалтири у приходского пономаря
Половину жизни он провел в скитаниях....

Он поменял множество мест и профессий, бродяжничая по России, а любой бродяга, чтобы не пропасть, должен быть
хорошим актером на самых различных ролях. Разорёнов побывал в ролях и лакея, и разносчика, и приказчика,
и статиста казанского драматического театра.
Для спектакля, шедшего в этом театре, он и написал песню «Не брани меня, родная…», которая уже полтора века
исполняется как народная.

В 1850-х он приехал в Москву из Коломенского уезда, устроился в столице приказчиком.
В 1860-х РАЗОРЕНОв открыл в Палашевском переулке собственную мелочную овощную лавочку
.("похожую на шкаф", - вспоминает один из его знакомых, писатель А.В. Круглов)

В Москве он познакомился и подружился с Иваном Захаровичем Суриковым - к тому времени уже известным поэтом

36193839_m.jpg

Участвовал РАЗОРЕНОв в первом коллективном сборнике поэтов-самоучек "Рассвет", печатался в мелких газетах и журналах.
Его овощная лавочка стала своеобразным литературным клубом для поэтов-самоучек, живших в то время в Москве.
Нередко хозяина лавочки можно было застать за прилавком декламировавшим свои произведения или
монологи из трагедий Шекспира.

Стихи РАЗОРЕНОва печатались в «Грамоте», «Иллюстрированной неделе», «Воскресном досуге», «Радуге», «Московском листке», «Новостях дня»,
«Русском курьере» и в других изданиях, в сб. «Рассвет» И. Сурикова (1872), в сб. «Родные звуки» И. Белоусова (1881),
в сб. «Грезы» (1896, там же опубликована его «Автобиография»).
Отдельным изданием стихотворения РАЗОРЕНОва не выходили.
Кроме публикуемой песни в лубках встречаются «Вот и масленица мигом…», «За грибами в лес девицы…»

Лубок с текстом песни Не брани меня, родная

36193817_m.jpg36193869_m.jpg



За грибами в лес девицы

За грибами в лес девицы
Гурьбой собрались,
Вот пришли и врассыпную
Всюду разбрелись;
Ходят, ищут, собирают,
Топчут там траву.
И, друг дружку окликают
Там и сям: «Ау!»

В чаще леса у пригорка,
Где ручей звенит,
Лишь одна из них красотка,
Притаясь, стоит.
И грибов не собирает,
Грустных дум полна.
Зорко томными очами
Смотрит в даль она.
Тишь вокруг нее немая:
Лист не шелохнет,
Лишь порою только где-то
Пташка запоет.
Вдруг раздался шорох; вспыхнув,
Вся она дрожит:
Молодой, красивый егерь
Перед ней стоит.
Каждый раз как на охоте
В том краю он был,
То дней несколько в их доме
Приютяся жил,
И взаимною любовью
Их сердца зажглись,
Вот на тайное свиданье
Здесь они сошлись.

«Ждешь меня, моя ты радость?»
С лаской он сказал.
И, обняв ее, он крепко,
Страстно целовал,
Вот она уже стыдливо,
Рядом с ним сидит
И, потупя в землю очи,
С дрожью говорит:
«Ты зачем меня, крестьянку,
Барин, полюбил?
И мое к себе сердечко
Все приворожил?
Сам ты знаешь, я не стою
Быть твоей женой,
Ведь ты шутишь и смеешься
Только надо мной:
Опозоришь и покинешь
Бедную меня;
То какая ж после будет
Жизнь тогда моя?
Все смеяться надо мною
Будут, осуждать,
Из беседы, хоровода
Станут выгонять.
И никто меня в деревне
Замуж не возьмет,
А семья меня со света
Белого сживет!
Пожалей меня, желанный,
Жизнь мне не губи
И другую, городскую,
Лучше полюби.

Ты найдешь себе другую
С ней счастливый будь,
А мня навек крестьянку
Глупую забудь!
И опять мы, как и прежде,
Разно заживем,
А любовь мою к тебе я
Выплачу тайком!»
Смолкла, а в груди сердечко
Так ведь и стучит,
На лице румянец алый
Словно жар горит,
И дыханье замирает
На ее устах,
Кровь горячую волнует
Страсть любви и страх.
На красавицу, любуясь,
Жадно он глядит.
И, обняв ее, целуя
Страстно говорит:

«Нет! Тебя я не покину.
Будешь ты моей.
Лишь тебя одну люблю я,
Нет тебя милей!
Верь мне: скоро за тобою
В дом я ваш вернусь,
Увезу с собою в город
И потом женюсь;
Ты тогда со мной в богатстве
В счастье заживешь!»
«Побожися перед Богом,
Если ты не врешь!»
Он божился, и вдруг перстень
Снял с руки своей,
И еще шелковый пояс
Вместе отдал ей:
«Вот тебе еще порукой
Будет за меня,
Знай, с тобой я обручился
Этим перстнем я!»
Так сказав, к себе в мгновенье
Он ее привлек.
И в глазах его недобрый
Вспыхнул огонек.
И сбылись влюбленных грезы
В час тот наяву:
А по лесу раздавалось
Там и сям: «Ау!»

II

Быстро лето пролетело,
Осень настает.
Друга милого девица
С нетерпеньем ждет.
Вот и осень на исходе,
И зима близка,
Одолела сиротину
Горькая тоска.
От семьи она украдкой
Горьки слезы льет;
Но ему еще все верит
И его все ждет.
И на перстень и на пояс
Все тайком глядит:
Не смыкая ясны очи,
Ноченьки не спит.
Вот и первая пороша
Землю серебрит,
Все сильней тоска-кручина
Сердце ей щемит.
Будто сорванный цветочек
Вянула она:
Похудела, побледнела
И грустна, грустна!
Вдруг еще того горьчее
Горе узнает:
Под больным ее сердечком
Горе то растет.
Убоясь стыда и страма,
Грозного отца.
Как ей быть теперь, не знает
С горем без конца?
Закружилася головка
От тяжелых дум,
Потускнели ясны очи,
Помутился ум.
Вдруг в дому ее не стало,
Ищут — нет и нет,
От околицы лишь к лесу
По снегу был след.
След привел к тому пригорку,
Где он с нею был:
Пояс шелковый и перстень
Ей он подарил.
На пригорке том береза
Старая стоит,
А на этой на березе
Труп ее висит.
Он собою куп березы
Низко принагнул,
Пояс шелковый ей шею
Крепко затянул.
Распущенною косою
Ветер шевелит.
Другом перстень подаренный
На руке блестит.
Алексей Разоренов
Тверские ворота
Палашевский пер.
д. Яковлевой
Овощ<ная>. лав<ка>. А.Е. Розоренову»[iv].




В. Гиляровский вспоминал:

В Палашевском переулке, рядом с банями, в восьмидесятых годах была крошечная овощная лавочка, где много лет торговал
народный поэт РАЗОРЕНОв, автор народных песен. Ему принадлежит, между прочим, песня «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан»*.
Его другом был Суриков. У него бывали многие московские поэты. К нему из Петербурга приезжали А. Н. Плещеев, С. В. Круглов.
Я жил некоторое время в номерах «Англия» и бывал у него ежедневно
. Получил от него в подарок книжку "Продолжение «Евгения Онегина», написанную недурным стихом.
Это был старик огромного роста, богатырского сложения, читал наизусть чуть не всего Пушкина, а «Евгения Онегина»
знал всего и любил цитировать.

Среди писателей- самоучек существовал культ Пушкина.
Почитал его и РАЗОРЕНОв

В 1890 в Москве, в типографии Л. и А. Снегиревых была напечатана книга
: "К неоконченному роману "Евгений Онегин" соч. А. Пушкина продолжение и окончание соч. А. РАЗОРЕНОва".


Под названием на титульном листе стоят два эпиграфа:

Блажен, кто про себя таил
Души высокие созданья
И от людей, как от могил,
Не ждал за чувство воздаянья.

А.Пушкин

Но тот блаженней много крат,
Кто чувством с ближними делился,
На суд их правый не сердился
И не желал от них наград.

А. РАЗОРЕНОв

Приведу фрагмент

О, тень великого поэта!
Из недр неведомого света
На труд ничтожный мой взгляни -
И, если стою - побрани
За то, что к твоему творенью
Я окончанье написал
И, волю дав воображенью,
Героя в нем дорисовал

ГЛАВА I.

Татьяна, жалкая Татьяна!
Еще ты любишь все тирана,
Который жизнь твою сгубилъ:
Твоей любви не оц;нилъ,
Когда въ порыв; увлеченья -
Ему ты высказалась въ ней,
И онъ отвергъ безъ сожаленья
Весь юный пылъ души твоей,
Твои надежды и желанья,
Твои зав;тныя мечты,
И далъ теб; одни страданья.
Такъ губитъ юные цв;ты
Морозъ нежданный въ майски дни,
И вянутъ б;дные они...

Завершает РАЗОРЕНОв своего Евгения Онегина так:

(Онегин чахнет, заболевает чахоткой и умирает.
Перед смертью он пишет письмо Татьяне)

Любовь меня во гроб ведет...
Желал бы жить я и любить;
Но жить без вас - одно мученье:
На вас лишь издали смотреть -
Одно в вас видеть сожаленье;
О нет, уж лучше умереть

И далее

И вскор; св;жая могила
На кладбищ; видн;лась том,
Она Татьяну пріютила,
Почившую посл;днимъ сномъ...
И къ мертвецамъ, въ земл; гніющимъ,
Еще прибавился мертвецъ...
Вотъ пунктъ конечный вс;мъ живущимъ,
Романа нашего конецъ.




Из Автобиографии


"Вся жизнь моя прошла в тяжелой борьбе за существование среди нужды, лишений, тьмы невежества и людей, умом убогих.
Писательские стремления пробудились во мне очень рано, но большинству первых моих опытов не суждено было увидеть печати.
Писал я много, печатал мало, и все, что было мной написано и напечатано, - все это выстраивалось прямо из души в такие минуты,
когда я чувствовал непреодолимую потребность писать. Не мне быть судьей самому себе: я знаю, что в моих стихах есть много несовершенств
и погрешностей, но я смело могу сказать, что пел всегда искренне и просто (как Бог на душу положит), не забывая при этом никогда тех великих
заветов, которые мне удалось почерпать из великих творений великих писателей - бойцов за свет и правду.
Мне теперь больше семидесяти лет, но я и теперь все еще так же бодр духом, как и в далекие дни моей молодости, к сожалению,
прожитой благодаря той среде, в которой я жил, не совсем осмысленно; я и до сей поры не перестаю выбиваться из тьмы к свету
и из-за прилавка своей лавочки слежу по мере возможности за тем, как растет родное слово, как зреет родная мысль на ниве народной,
засеянной рукой великих сеятелей, в иную жизнь отошедших".

Заканчивается автобиография девизом, которого придерживался РАЗОРЕНОв в своей жизни:
"Лучше хоть что-нибудь делать, хоть как-нибудь стремиться в свету, чем коснеть во мраке".