В 1961 году мы сменили место жительства, из Егозы переехали в Заречье.
Родился я доме, который на месте пожарища был выстроен из старого амбара. Конюшня и коровник были добротнее, чем изба. Поскольку заботились больше о том, чем зарабатывать на хлеб насущный. Бытовые удобства были для хозяев на втором плане. Хозяева из поколения в поколение были коновозчиками, нанимались перевозить грузы на небольшие расстояния, имели заимки для выращивания зерна, покосы и огороды. И в нашем дворе были когда-то телеги, повозки, сабан, косы, грабли, топоры, хомуты, сбруи, вожжи, верёвки, бутыли с керосином, бочки, бочонки с дёгтем… Много всего, а в подвале на зиму стояли бочки с капустой, с огурцами, с грибами, с мочёными ягодами. Летом всё заготавливали для себя: картофель, овощи, пшеницу, муку; для коровы и овец - сено, для лошадей - овёс. Каждый двор у соседей – это и кладовая, и мастерская различного назначения. Всё богатство соседей было во дворах, а не в избах.
На моей памяти у нас лошадей уже не было, их забрали в гужевой транспорт в начале войны, а обратно ничего не вернули. С нашего двора сперва вывезли одну телегу, потом другую. Увезли сабан, забрали кое-что из инвентаря. Ремни на сбруях высохли. Керосин сожгли, дёготь израсходовали. Знаю, как дёготь получить из берёзовой коры, но сам в этом процессе не участвовал.
В 1956 году кустарей объявили вне закона. Закрыли рыбзавод на соседней улице, во дворах перестали работать кустари. У некоторых соседей оставались коровы и по одному поросёнку, а овец, коз, быков прирезали. Артель рыбаков закрыли, и почти сразу не стало рыбы в прудах, и в озёрах.
Мой старший брат закончил ремесленное училище как токарь по дереву. Одну конюшню освободили от всего, брат настелил там пол, привёз откуда-то старый верстак, перебрал его; собрал заново, разместил в шкафах и на стенах разный столярный инструмент, наточил пилы, стамески, рубанки, и из старых наличников и ставней сделал украшение для окон дома. Старую крышу перекрыли шифером, изнутри поштукатурили стены и сложили новую русскую печь. Дом преобразился, и к брату стали приходить заказчики. Насколько помню, он выполнил всего два заказа, реставрировал наличники и ставни для дома на соседней улице и украсил ставнями четыре окна у соседей справа. А потом к нам пришли две женщины из финотдела и предупредили, что он не имеет лицензии, а потому не должен заниматься кустарными работами на заказ. В общем, он сделал для соседей хорошее дело, а они донесли на него в горисполком. Из финотдела приходили не только к нам. Подвыпивший сосед, работавший кочегаром и подрабатывающий починкой обуви, бегал тогда по улице и кричал, что кустаря уничтожают как клопов дустом.
В общем, из-за конфликта с соседями мы поменяли жильё. Наш новый дом был лучше оборудован, но тоже старый и нуждался в ремонте. Здесь жили когда-то кузнецы. Кузницу сожгли, баню на огороде сожгли, но осталось много железных заготовок, были тяжёлые ковши, ложки, гвозди, крючки, назначения которых я не знал. Моя мать объясняла, что к чему. Видимо, слово кочедыжка я от неё слышал, потому на днях, когда прочитал заново поэму Александра Твардовского «За далью – даль» в главе «Две кузницы» встретил это слово, вспомнил мать, наш новый двор и кучу изделий из металла.
Сегодня, когда миром правят олигархи и очень злые банкиры и финансисты, обесценивающие деньги и вгоняющие большие массы людей в крайнюю нищету, о людях конкретного труда не вспоминают, а я жил в то время, когда стихи писали о мастерах и творениях их рук.
Вспомним строки Александра Твардовского:
Но я особо благодарен
Тем дням за ранний навык мой.
За то, что там ребёнком малым
Познал, какие чудеса
Творит союз огня с металлом
В согласье с волей кузнеца.
Я видел в яви это диво,
Как у него под молотком
Рождалось всё, чем пашут ниву,
Корчуют лес и рубят дом.
Я им гордился бесконечно,
Я знал уже, что мастер мог
Тем молотком своим кузнечным
Сковать такой же молоток.
Я знал не только понаслышке,
Что труд его в большой чести,
Что без железной кочедыжки
И лаптя даже не сплести.
Мне с той поры в привычку стали
Дутья тугой, бодрящий рёв,
Тревожный свет кипящей стали
И под ударом взрыв паров.
И садкий бой кувалды древней,
Что с горделивою тоской
Звенела там, в глуши деревни,
Как отзвук славы заводской…
От старших мы в годы детства постоянно слышали требования хорошо учиться, не для оценки, для конкретных навыков и умений, была популярной поговорка: «Не учась и лаптя не сплетёшь». А где лапоть делают, там должна быть железная кованая КОЧЕДЫЖКА.
В словаре Владимира Ивановича Даля используется слово мужского рода.
КОЧЕДЫК, КОЧАДЫК муж. кодочиг, коточик, костыг, лапотное шило, свайка.
Его отселе кочедыком не выковырнешь, прижился.
Кочедыжник, растение папорот, папоротник, купоротник.
Такой работящий, что помер с кочедыком в руках!
Не спеши языком, торопись кочедыком, делай.
Мужик кочедыком, а чистомойка (чистоплюйка) языком.
Кочедыком избы не взвошишь, не выжеровишь.
Лапти сплел без кочедыка, а жену взял без попа, украл. Толковый словарь живого великорусского языка
Итак, смотрим, какие составные части имеют слова КОЧЕДЫЖКА, КОЧЕДЫК, КОЧАДЫК.
Чётко выделяется слог КОЧ его можно сопоставить со словами КОЧан, КОЧка, ведь инструмент для плетения лаптей имеет утолщение, уплотнение с одного конца, а с другого – заострение, но это не нож, хотя одной стороной можно резать и мочало, и лыко, и войлок, и кожу. Своеобразный тычок, которым вправляют лыко, делая узел или загиб.
Мне не приходилось даже видеть, как лапти плетут. Почему-то это занятие не интересно для кинематографа. Я наблюдал, как плетут короба и корзины. Я и сам пытался это делать, но не хватает терпения и аккуратности.
При моём возрасте в запасе много длинных ночей, когда можно, находясь в постели, вспоминать что угодно, что-то сравнивать и сопоставлять. Почти всю работу по домашнему хозяйству меня научили делать с раннего детства. Косить, грести, пилить, строгать, варить в печи, на плите, на костре для меня не проблема, но если сравнивать со старшим братом, то мне до него далеко. Первый табурет, который он начинал делать в станции юных техников, а заканчивал дома, на полу возле очага, поскольку верстака ещё не было, можно было выставлять на показ.
У моего деда одна рука была сухая, он мог ею только слегка придержать что-нибудь, но и одной рукой он вытесывал на продажу кухонные корытца, вальки для белья, делал топорища, вязал метёлки, мастерил дуплянки для птиц. Однажды я на уроке труда рубанком обстругивал доску. Доска была сырая, волокна задирались, и трудовик Домашнев упрекнул меня, что я позорю своего деда, который топором делает лучше, чем я рубанком. Я возмутился, что доска сырая. Он мне сказал: «Возьми эту доску домой, высуши и сделай так, как надо». На урок я принёс готовую часть будущей подставки для комнатного цветка. Две другие заготовки принесли мои одноклассники.
У моей матери было четыре сестры, две старшие и две младшие, отец их работал на лошади, возил лес для казны, ему нужен был помощник, и он брал в лес с собою мою мать. Всей мужской работой в лесу она овладела, а ещё всю жизнь вязала кружева и носки, шила на швейной машинке, но не любила вышивать. Этому она научила мою сестру, у которой масса скатёрок, салфеток, накидок и с десяток картин были вышиты крестом. На пару вязали они, мать с сестрой моей, шторы на окна – тончайшая работа. А ещё по вечерам у нас собирались или соседки, ровесницы моей матери, или подруги моей сестры, они вязали что-нибудь или вышивали. У нас вкручивали в патрон яркую лампочку на 250 свечей, и на этот свет к нам шли рукодельничать.
В прошлые времена очень ценилось умение всё делать своими руками. Старшие поколения овладели этим в полной мере, мои ровесники таким навыками уже не всегда обладали. А нынешняя молодёжь владеет компьютерами, смартфонами и айфонами, но мало что могут руками, некоторые плохо читают, другие совсем не знают устного счёта, а в массе своей не желают думать. И основной результат этого – деградация всего общества.