Вернусь к описанию моей привычки молчать, чтобы не мазали зелёнкой...
С ней связана ещё одна маленькая история.
У бабушки и дедушки был пёс.
Крупная овчарка по имени Амур.
Умнейший и дружелюбный!
В первый день приезда дедушка спокойно подвёл меня к собаке и со словами «свои, свои», дал ему меня обнюхать.
Мы подружились сразу. Амур был добрый!
Мне нравилось гладить его за ушами, обнимать за шею, и буквально утыкаться в него лицом.
Поначалу Амур, не привыкший к такому любвеобильному вниманию, сидел неподвижно как статуя, и даже отстранялся от меня в моменты особенно сильного прилива нежности.
Дедушка и бабушка воспитывали его строго, всё-таки это охранник.
Но мне непременно хотелось тактильного общения!
Продолжая щебетать что-то ласковое на своём детском языке, я гладила его ещё нежнее, заглядывала в его умные глаза и целовала брыли и лоб.
Амур мужественно терпел, но, в конце концов, издавал звук, похожий на долгий шумный выдох и тряс головой!
Он был спокойный и, наверное, воспринимал меня как несмышленого щенка, который просто хочет поиграть.
Лизнув мою руку, он уже не отстранялся, а терпеливо выносил все мои поглаживания.
Иногда мы вместе лежали на траве в тени фруктовых деревьев.
Амур спал, а я своими маленькими детскими пальчиками выщипывала из него линяющий подшёрсток, из которого бабушка потом делала тёплый пояс для поясницы.
Ещё мне нравилось принести миску холодной воды и умывать его сонную морду своими ладошками.
Особенно весело было умывать его нос, потому что пёс слизывал воду и смешно фыркал.
Амур сопровождал меня повсюду, и иногда мне даже казалось, что он просто приставлен за мной наблюдать!
Когда я делала что-нибудь, выходящее за рамки примерного поведения хорошо воспитанной девочки, например, залезала на дерево или соседский забор, он сначала тихо рычал, а потом издавал короткий громкий лай.
И тут же со стороны дома доносилось вопросительное бабушкино: «Иришка, деточка, что у тебя случилось, милая!?»
«У меня всё прекрасно, бабушка!» - бодро отвечала я и ладошками сжимала Амуру пасть.
Так вот, в то время бабушкины соседи разводили индюков.
Нас разделял забор из сетки, и сквозь него было всё видно. Индюки были огромные, белые с синими хвостами, с красными гребешками и, как и положено, с "соплёй", которой они смешно трясли и улюлюкали.
Ленивые и медлительные, они постоянно спали в тени абрикосовых деревьев. Ленивые до такой степени, что когда абрикосы на них падали, то они их даже не стряхивали, так и лежали, обсыпанные абрикосами.
Мне нравилось смотреть на индюков, они сильно отличались от всех других птиц.
Ещё у соседей были куры, перепёлки и цесарки, они похожи на индюков, только маленькие. Цесарки нервно вскрикивали и взлетали на крышу курятника.
От их вскриков индюки вздрагивали, раскрывали крылья и все дружно улюлюкали.
Эта картинка была у одних соседей.
Так как наш дом располагался на горе, то соответственно были соседи сверху по склону, и снизу по склону тоже.
Верхних не было видно за живым забором из туй и цветущего кустарника, а вот нижние были как на ладони! Забора между нами не было. Участки разделяла каменная стена, которая у нас начиналась на высоте обычного порога, а к ним спускалась метра на 1,5 - 2,0.
И вот уже там, внизу начинался их сад, в котором тоже росли абрикосы, черешни и персики, а, как известно, в чужом саду всё всегда вкуснее!
И вот я, стоя на этой самой каменной стене, ела что-то вкусное, наверное, черешню или абрикосы.
Индюки лениво грелись в полуденной жаркой пыли, Амур сидел рядом, присматривая за мной.
Уж совсем точно не скажу, как всё произошло, наверное, я потянулась за самым спелым абрикосом, и именно в этот момент цесарки, издав громкий, пронзительный крик, взлетели на крышу курятника.
Индюки всполошились!
Амур зарычал…
А я от неожиданности кубарем свалилась в сад к соседям!
Тишина…
Больно!
Коленки в крови, ссадина на локте…
Но я молчу!
Смотрю наверх...
Вижу морду Амура, он поскуливает, смотрит на меня сверху вниз.
"Амурчик, миленький! Тише, тише, не лай, пожалуйста!" - приговариваю я, пытаясь вылезти обратно.
Не тут-то было!
Слишком высоко!
В конце концов, странное поведение Амура привлекло внимание бабушек, и меня обнаружили.
Дедушка достал меня из соседского сада опять же молча, без малейшего упрёка.
А вот бабушки…
В общем, зелёнки ушло много!
Воспитательные тирады лились нескончаемым потоком!
Ведь мало того, что я просто ободралась до крови об каменный забор, я ещё умудрилась свалиться на какой-то колючий кустарник, и потом из меня вынимали колючки пинцетом!
Картина маслом:
Я реву! Как обычно, в три ручья!
Амур зализывает мои ободранные коленки...
Бабушки вокруг меня хлопочут с зелёнкой.
Дедушка хранит молчание.
Он абсолютно невозмутимо курит, медленно выпуская густые клубы дыма, и смотрит на меня с улыбкой!
После всех экзекуций и нравоучений, когда мои сверхзаботливые бабушки наконец-то оставляли меня в покое, дедушка обычно усаживал меня к себе на колени, и просто говорил: «До свадьбы заживёт!»