Рыбное место

Александр Пономарев 6
  Прочитал недавно в новостях, что будто бы есть на свете реально крутой пацан с сотней зубов в ротовой полости. Если это не фейк, то можно только представить себе какая у мальца располагающая улыбка. И характер у него тоже можно представить себе какой. Как у тигровой акулы приблизительно. Палец, по крайней мере, в рот не клади.
А у вот меня на пятом десятке этих орудий труда осталось всего-то лишь немногим больше двадцати. Возможно именно поэтому я такой рохля.
Одним во всем уступаю, а у других всегда на поводу иду. Силаеву место зам. начальника в нашей заплесневелой конторе отдал без боя. На даче ушлые пенсионеры- соседи пригребли мои законные полсотки по случаю, а я даже бровью не повел. Справедливости ради стоит сказать, что был все-таки момент в моей жизни, когда я попытался настоять на своем. Пошел ва-банк. В метро это произошло в час пик. Бабку сгоряча какую-то отодвинул на Павелецкой. Впрочем, получив от нее обратно коленом в пах, я бесславно уступил ей заветное место в вагоне.

Хотя жена говорит, что я бесхребетный такой оттого, что фосфора в моем организме не достает. Фосфора, так фосфора, кто ж спорит. На рыбу значит налегать надо. Тем более рыбный магазин, а точнее лавка под вывеской «Рыбное место», у нас прямо под носом, за домом сразу. Держит ее одна хохлушка средних лет. Видно, что следит за собой, подтянута, со вкусом подкрашена, волосы в пучок. Ее можно было бы даже красивой назвать, если б не вечная кислая мина у нее на лице. Неприветливая, холодная, как медуза и к тому же еще обсчитать не дура. Я к ней только потому хожу, что без фосфора организму никуда. Впрочем, и рыба у нее так себе.

А вчера зашел и глазам не верю. В павильоне никого. Только эта креветка стоит, закинув ножку на прилавок- чулок себе поправляет. И воздух вокруг нее сплошь феромонами насыщен, как на вечерней набережной в Сочи в июле.
Увидев меня, продавщица заискрилась вся, хвостом вертит, стелется словно туман возле реки.
- Палтуса копченого завезли вчера, - соблазняет она меня, цокая зыком, - Пальчики оближешь. Да что там палтус. Вот икорка высший сорт. Черное золото. Астраханская. Отведать не желаете. На пробу. Бесплатно.
Как бы подавая мне пример, она запускает ложку в чан с икрой, после чего пикантно облизывает сначала ее, а потом губы.
- Вкууусно.
Взгляд у хозяйки рыбного места при этом какой-то нехарактерный, с паволокой. И грудь приоткрытая вздымается совсем недалеко от моего лица.
Я как зачарованный тоже облизываю сухие губы и улыбаюсь в ответ, используя для этого все свои двадцать три с половиной зуба. Как тут не улыбнуться, если к тебе с такой душой. Мужик я, в конце концов, или где.

Наконец, я набираю свою стандартную рабоче- крестьянскую продуктовую корзину, после чего протягиваю через прилавок тысячу. А эта скумбрия, представьте себе, мою ладонь с зажатой в ней купюрой не отпускает, держит. Я сильнее тяну, а она в нее еще крепче вцепляется. Ну и ладно, думаю, пусть подержит, раз ей удобно так, мне-то что.
Но, как в народе говорится, лиха беда начало.
Не помню, сколько мы так с ней, словно президенты на фотосессии, простояли, только чувствую я в какой-то момент, что мое лицо начинает запутываться в ее распущенных волосах. Я вздрагиваю и с ужасом смотрю на свою руку, фамильярно покоящуюся на женском кружавчатом предмете туалета, выглядывающем из-под ее замызганного рыбьей чешуей халата.
- А зачем на двери табличка "Учет" висит?- растеряно лепечу я, чтобы только что-то спросить
- Так надо,- говорит она и проводит губами по моему подбородку.
Меня обдает пьянящим запахом вишневого табака и дешевого сладкого парфюма вперемешку с уксусными нотками запечённого в хрене угря и морской капусты. От такого противоречивого букета у меня сводит скулу, а к горлу подступает ком.

Остается только догадываться, что ей эдакого пришло бы на ум еще, если б из подсобки вдруг не вывалилась звероподобная, в центнер живого веса туша то ли мясника, то ли китобоя. Увидев нас в таком взаимном расположении, туша бьёт себя по ляжкам и издает глас лося в брачный период.
- Опяяять. Опять за старое принялась, дрянь
- Ой, мамочки, - выдыхает продавщица и живо выпускает меня из своих скреп. Только куда уж теперь торопиться-то так.
- Потаскуха.
Мужик опрокидывает пару ящиков и, на удивление легко для его комплекции перепрыгнув через прилавок, словно утес нависает надо мной.
- Ты только посмотри, посмотри на это чучело. Вот, значит, каков твой идеал? – презрительно говорит он, взяв меня за шкирман, и вертя мной, как Петрушкой, в разные стороны,- Нашла с кем шашни крутить, стерва. И это при живом-то муже. Хоть бы подождала, пока я товар по накладной отгружу и за новым поеду. Неужели неймется так?
«Уберите, пожалуйста, руки, я вас, кажется, не оскорблял…»
Я пружу гордо грудь, чтобы достойно ответить разгневанному мужу этой весьма, на мой взгляд, резкой фразой, но тут же сдуваюсь, оказавшись нанизанным на свирепый взгляд рогоносца.
-Это не то, о чем вы сейчас подумали, - только и удается мне выдавить из себя.
Фраза, конечно, так себе. В основном ее произносят именно тогда, когда подумавший, как раз, недалек от истины. Но… что сказано, то сказано.
- Я семьянин, - пытаюсь реабилитироваться я, приведя в свое оправдание веский, как мне кажется, аргумент, - Поэтому ваши подозрения беспочвенны. Могу паспорт показать.
- И что с того? – пожимает плечами туша, - Я тоже, как видишь, не холост.
- У меня жена красивая…
« Неплохо бы добавить для убедительности, что его жена не в моем вкусе, - рассуждаю я, - Только ведь неудобно как-то. Обижу еще женщину, раню, оскорблю ее чувства. А может даже оба сразу обидятся.»
От этой мысли я вздрагиваю, а мокрая рубашка начинает холодить позвоночник: «Не дай Бог. Тогда точно без последних зубов останусь.»
Глупая ситуация, наиподлейшая. Я молчу, понимая, чем больше я скажу этому Отелло в свое оправдание, тем больше дам ему поводов к расправе. У шахматистов мое текущее положение вроде бы называется цугцванг.

То ли от напряжения, то ли от стыда у меня выступают слезы.
Благо, что этот факт не остается незамеченным. Мужик, увидев, как я тру кулаком глаза, смягчается, добреет, поняв это по-своему.
- Хнычешь теперь, скотина. Раскаиваешься. Это хорошо. Плачь.
Понимая, что спорить тут бесполезно, киваю.
- Стыыыдно.
- Хочешь сказать, что не будешь так больше? – говорит он, глядя на меня с некоторым сочувствием.
Вместо ответа я хлюпаю носом и обессилено кручу головой.
- Не слышу.
В его голосе опять появляются угрожающие нотки.
- Не буду,- едва лепечу я, готовый от стыда провалиться под землю.
-То-то же. Живи тогда, пресмыкающееся. Но чтоб больше духу твоего... Еще раз увижу…
- Не увидите…
Тут откуда-то из-за холодильников раздается голос ветренной жены. Впервые за все время инцидента.
- Может не надо так уж радикально, милый. Он нам кассу делает все-таки.
- А ты вообще молчи, дрянь. У нас с тобой дома разговор будет. Особый.
- Как скажешь, милый.
- Значит кассу, говоришь, - Мужик чешет затылок и подозрительно осматривает меня с ног до головы, останавливая недоверчивый взгляд на моих видавших виды джинсах и на ботах из фикс прайса.
- Ну что ж, заходи тогда. Но, чтоб к этой больше ни-ни. Ферштеен?
- Всей душой, - говорю я, не поднимая глаз,- Так я пойду?
- Пшел вон.
- Спасибо большое…
Я выскакиваю как ошпаренный и, забыв про остальные покупки, несусь домой, где вспоминаю, про свой продуктовый набор, оставленный в лавке. Ну да Бог с ним. Не особо мне этот фосфор помогает.

И вот назавтра доводится мне опять в тех местах быть. Оказавшись недалеко от рыбного магазина, я, вспомнив про свою сумку с морепродуктами, торможу на секунду, но потом, отчаянно махнув рукой, решаю обойти плохое место, от греха подальше, стороной. Правда не тут-то было. Давешняя продавщица выбегает из магазина и на крыльях любви мчится мне наперерез.
Я даже не узнал ее сразу. Настолько расцвела баба. Женственная стала, гладкая, одухотворенная. Только вот замужняя, как оказалось. Что, увы, умножает на ноль все обретенные ею в одночасье достоинства.
- Что, опять? - затравленно озираюсь я по сторонам.
- Да погоди, погоди ты. Не бойся, глупенький.
Она встает у меня на пути. Статная, розовая, помолодевшая.
И смотрит на меня ласково так.
- А я и не боюсь, - с оскорбленной гордостью в голосе отвечаю я, - С чего это вы взяли.
- Ты уже, наверное, решил, что я развратная тварь какая-нибудь. Да?
Заметив тень колебаний на моем лице, продавщица откидывает волосы назад и смотрит на меня дерзко, с вызовом.
- Падшая, думаешь? Зря. Тут, знаешь ли, такое дело.

Не дожидаясь ответа, она сгребает меня в охапку и, отведя подальше от людских потоков, горячо шепчет.
- Мой-то на меня никакого внимания вообще. Давно уже. Впрочем, после двух десятков лет совместной жизни, кого этим удивишь. А я женщина все-таки еще. Понимаешь? Жен-щи-на. Что ж мне теперь свой бабий век хоронить среди крабовых палочек?
- Ясно все. Сочувствую. Идти мне надо.
- Да погоди ты, - преграждает она мне путь, - Ничего тебе не ясно. Просто к моему альфа-самцу молодость возвращается, только тогда, когда меня другие обхаживать начинают. Вспоминает он, видно, что-то там. Сначала звереет, а потом смотреть начинает на меня по-другому. С мужской точки зрения уже. Вот и после вчерашнего, - плотоядно облизывается она, - Его как подменили. Разговор у нас с ним состоялся вечером, как он и обещал. Особый.
Она многозначительно и загадочно закатывает к небу лучистые глаза.
- Утром вот цепочку подарил мне с кулоном. А еще обещал, что в выходные по Золотому кольцу поедем. По моим расчетам, его запала еще на месяц хватит где-то. Ну а потом опять придется что-то выдумывать. Взгляд ее на секунду грустнеет, туманится.
- Ты уж извини за вчерашнее. Ах да...
Она спохватившись протягивает мне пакет.
- Держи, ты впопыхах забыл.
Я осторожно беру пакет, а там черной икры банки три, кусок севрюги килограмма на полтора, а еще настоящая живая щука хвостом бьёт.
- Только у меня, вроде, минтай был, - неуверенно пытаюсь возразить я, - И хек замороженный.
- Не спорь давай, а. Мне всяко лучше знать, что у тебя там было.
Я пожимаю плечами. «Ну надо же, как я закупился-то, оказывается, вчера.»
- Тогда спасибо, коли не шутите.
- Кушай на здоровье. Только ты вот что…- мнется она,- Ты загляни еще где-то через месячишко, а. Не забудь. Договорились?
Пообещав обдумать ее приглашение, я откланиваюсь, и, закурив, иду в соседний павильон, в мясную лавку.
Там еще продавщица такая с вечно постным видом работает…