Как обычно, Лизу разбудила гувернантка, резко сдёрнув одеяло и напомнив о необходимости совершить утренний туалет. Она не говорила так, как маменька, изредка будившая девочку:
– Вставай, Солнышко, – поглаживая пальцем по лицу и раздвигая в стороны слегка влажные от пота золотистые кудряшки. От этой нежности Лизе не хотелось показывать вида, что она уже проснулась, так приятно было ощущать ласковую руку. Но mam; как-то чувствовала, что дочь не спит, и бодро и добро прикрикивала:
– Рысью! Марш! – это одна из строевых команд, слышимых по утрам с задней стороны дома, где над Лёвушкой измывался его строгий воспитатель, дядька Викул. Но маменькина команда казалась шутливой, однако тоже требовала исполнения.
Или как будила нянечка, когда не было ещё этой противной Софьи:
– Просыпайся, дитятко, – проводя ладонями по телу поверх одеяла, приговаривала Авдоша, – солнышко уже в окошко смотрит, птички поют. И тебе пора глазоньки открывать.
А Софья Петровна, полная пожилая женщина, была вечно недовольной, если не сказать – злой. С хозяевами она держалась в меру подобострастно, с челядью высокомерно, с Лизой демонстративно подчёркивала, кто из них главный. Во время занятий наказывала за сущие пустяки, ставя воспитанницу на колени. Семья её разорилась, с замужеством не сложилось, своих детей не было. Это была обиженная на жизнь старая дева, вымещавшая на своих питомицах личное раздражение, заменяя их весёлость подавленным настроением.
Про себя или в разговоре наедине с Лёвушкой Лиза могла назвать её просто по имени – Софьей или Сонькой, и не только. В зависимости от результатов их вынужденного общения, Софья Петровна становилась то выдрой мокрой, то курицей драной, то даже ведьмой. Где-то среди дворовых Лиза услышала эти обзывалки и восстанавливала ими потерянную уверенность в себе.
Она даже не стала напоминать, что сегодня не надо учиться, и ещё долго не будет занятий, что незачем спешить и можно немного поваляться в тёплой постельке. С Софьей спорить – себе хуже делать.
Завтракали частенько без отца, у него постоянно были свои заботы, для исполнения которых приходилось вставать по утрам раньше всех. Горячий самовар и что-то к чаю ожидали его в любое время. Когда случались гости, то детей могли кормить отдельно от взрослых. А коли гостей не было, и отец не спешил, то за утренний стол садились всей семьёй. По левую руку от mam; обычно сидела Ираида Павловна, которая боялась много есть, чтобы легко было затягивать корсет, когда она, наконец, поедет на бал.
И Софья Петровна питалась за господским столом на правах родственницы. Или учительницы, ведь и Лёвушкин гувернёр, Николай Иванович, тоже столовался с ними вместе. Он не принадлежал к дворянскому сословию, но являлся выпускником Духовной академии. В связи с перерывом в занятиях он отпросился у папеньки в отпуск навестить свою семью, поэтому отсутствовал. Авдоша так же имела постоянное право сидеть за столом с господами, несмотря на её крестьянское происхождение.
Лиза очень любила такие вот уютные домашние посиделки – за трапезой, либо в тёмные осенние вечера в московском доме. Сейчас вот даже присутствие нелюбимой гувернантки не омрачало ожидания нового дня.
Девочка непринуждённо показывала знание правил столового этикета и с удовольствием ела простую здоровую пищу. Прасковья очень вкусно готовила кашу, хотя Ираида Павловна и Лёва кашу всё равно не любили. Но сегодня в голову Лизы то и дело проникали мысли, никак не связанные с едой. Пережитые за прошедшие два дня приключения и осознание умения силой воли внушать животным свои желания тянули её на новые испытания этой способности.
Может, сходить в коровник, к телятам? Или что-нибудь приказать лошади? Их с Лёвушкой пока верховой езде не учили, а лишь приучали к общению с лошадьми, ухаживать за ними. Ну и как в награду дозволяли прокатиться пару кругов шагом по манежу под присмотром конюха. Возрастом не вышли... Жаль, что сегодня не было другого повода пойти на конный двор.
Зато она же хотела с мальчишками на рыбалку сходить! А вдруг рыбы не совсем тупые и тоже поддадутся Лизиным командам? От такой идеи не сиделось, и девочка начала ёрзать на стуле, едва дождавшись окончания завтрака.
Дом Голицыных стоял на крутом берегу Москва-реки, протекавшей со стороны заднего фасада. Из-за весенних паводков, когда река переполняла русло и разливалась, жилые постройки находились в несколько удалённом прибрежье, на возвышении. Ближе всего к берегу стояла баня, напротив которой оборудовался спуск к воде и разборной летней купальне. Там же внизу каждое лето расчищали достаточно широкий удобный вход в воду без ограждения для умеющих плавать. Дно в этом месте было пологое и песчаное.
Бани дворовых стояли дальше в сторону, за деревьями, отсюда не видно, но тоже возле реки. С другого края этого берега, слева, находилась небольшая дощатая пристань, а возле неё лодочный сарай со своим спуском. За ними начинался молодой лесок, выше от реки переходящий в парк.
Вся средняя часть берегового обрыва реки напротив особняка была перегорожена каменными балюстрадами, соединёнными по центру беседкой с куполообразной крышей – ротондой. Батюшка Лизы нанимал иностранного архитектора из Москвы, сотворившего этакое чудо. Ещё ни разу разлив не навредил устойчивости сооружения.
Ротонда слегка выступала за береговую линию, и детям было страшновато там стоять – казалось, что они плывут на неустойчивой лодке, но из-за этого вдвойне ощущался восторг от любования протекающей внизу рекой. Летние гости обожали отдыхать как в этой беседке, так и у балюстрады, облокачиваясь об неё и ведя светские разговоры.
На пространстве между домом и рекой была у детей и некоторых взрослых самая любимая часть парка. Там установлены качели: и висячие, и скаковые на двоих, и горизонтальная круглая на четыре места, при необходимости вращаемая вручную кем-нибудь из челяди.
Ландшафтная красота в усадьбе была не природной, а созданной усилиями садовника Фёдора Николаевича, который получил вольную ещё при прежнем хозяине, но добровольно остался жить при имении на жаловании. Он грамотно управлял при;данной ему тягловой силой и специальными слугами.
Несмотря на порой грязную работу, Фёдор Николаевич всегда был аккуратно одет, даже с некоторым шиком. При седой голове имел короткую рыжую бородку. Шутил, что борода за годами не поспевает, и говаривал, что рыжим отродясь не был, а вот на старости лет сподобился. Держался уверенно, с уважением, но и сам заслуживал уважения, как своими делами, так и благородным поведением.
Он был когда-то таким же крепостным, как и прочая дворня, но преуспел выделиться: почти два года обучался садовому делу при монастыре. Отец Алексея Павловича сам отправил его подмастерьем к монахам, содержащим большой плодовый сад, а после был весьма доволен развивавшимися умениями Фёдора и его художественным вкусом, хвалился садовником перед владельцами соседних имений. Цветоводству тот обучался позднее, с помощью Лизиной матушки, осваивая с ней книги на французском языке, которому сам не был обучен.
В этой части парка находились ещё две беседки, но обычных, из дерева, увитых повойным плющом для красоты и тени, а так же дюжина удобных лавочек со спинками вдоль выложенных из камня дорожек. И возле беседок, и рядом с лавочками соседствовали каменные статуи полуобнажённых кудрявых юношей и длинноволосых девиц со сложными причёсками, установленные по прихоти прежнего хозяина имения.
Едва Лиза вернулась в свою комнату, как услышала свист. Это Лёшка так здорово свистеть умел, лучше всех знакомых мальчишек. Ворот в парадный двор не было, любой путник или кто из крепостных могли зайти свободно, да только без нужды никто к барскому дому не подходил, а дети справедливо опасались кричать, как у себя на селе, чтобы позвать Лёвушку выйти. Гаврила моментом бы их отвадил, чтобы господам настроение не портили.
Вслед за разбойничьим свистом хлопнула дверь соседней детской, раздался топот бегущих ног, и почти тут же Лизина дверь приотворилась и в комнату просунулась Лёвушкина голова:
– Идёшь с нами?
– Сейчас выйду, – только и успела ответить девочка, как брата и след простыл.
Сунула ноги в крепкие, похожие на мальчишечьи ботинки. Она их обувала только в непогоду, в лес, да вот теперь ещё на рыбалку – зашнуровала и пошла.
На Лёшкин свист и Васька уже прилетел, как на крыльях, только Лизу ждали.
– А где ваши удочки? – спросила Лиза, выйдя из дома.
– Мы их на берегу схоронили. Пойдём быстрее, пока солнце высоко не поднялось, – Лёва пытался командовать. Его друзья не возражали, хотя настоящим командиром их ватаги, как самый старший, был Лёшка. Но рядом с господским домом он не показывал, что может и барчуками командовать.
– А мне сделали? – задала на ходу вопрос Лиза. Ребята уже обходили дом, направляясь к пристани.
– Долго ли? Придём и сделаем, – ответил Петька, достав из сапога и показав самодельный ножик, который явно был его гордостью. Он был обут подобротнее своих друзей, которые «щеголяли» в лаптях, ничуть этого не смущаясь.
– А у меня кора осокаря и гусиное перо для наплавка есть. А у Лёшки волос, – похвалился Сенька.
На рыбалку и дворовые крестьяне, и благородные хозяева, и их гости, если таковые возжелали поудить рыбку, ходили за пристань, вот и мальчишки шли туда же. Высокий берег там не обрывался в воду, как перед домом, а приспускался пригорком, переходя в горизонталь, словно в овраге, как напротив бани. Было удобно сидеть с удочкой ближе к реке. Правда, в ней полосой вдоль берега росла длинная узколистая речная трава – осока.
Купаться в этом месте не разрешали ни деревенским, ни тем более господским детям. Глубина начиналась сразу за береговой порослью. Но рыба любила такие места, тем более в тени густого ивняка.
Сделанные вчера удочки мальчишки замаскировали в ивовых кустах, сами не сразу нашли их – кору с трёхаршинных*[11] удилищ не сдирали. А удочку для Лизы собирались делать общими усилиями. Подходящих по толщине длинных и почти ровных побегов ивы у берега росло достаточно, несмотря, что каждый год по осени ивовый прут вырезали на плетение корзин, не давая ему взрослеть.
У Петьки было в запасе несколько самодельных крючков из медной проволоки, а вот Лёхин припас шнура из конского волоса оказался коротковат. Отец Лёшки – конюх, и волосы принёс и плести лесу мальчишек научил. Бежать в конюшню за добавком ребята не захотели – и так время для отрадного уженья упущено. По советам взрослых на рыбалку следует с утра пораньше приходить. Так что на сегодня Лизе пришлось оставаться зрительницей.
Мальчишки расположились на полтора аршина друг от друга, чтобы нечаянно не запутать лесу. Старательно нацепили на крючки приготовленных заранее червей, закинули удочки и стояли лицом к воде, иногда приседая на корточки и переговариваясь почти шёпотом.
Лизе было бы скучно смотреть на них, но её поглотила интересная задача – она пыталась мысленно приманить рыбок на крючок Лёвушке. Внимательно смотрела на едва видимый шнурок и перо наплавка и представляла висящего под водяной гладью червяка. Мысленно давала посыл: «Это вкусный червячок! Ешь его!» – но Лёве не везло. Сенька и Лёшка уже поймали по маленькой рыбёшке, бурно выражая свою радость, но затем шикая друг на друга и затихая.
Значит, рыбки не принимают Лизиных посылов. Поняв бессмысленность своих потуг, она решила немного прогуляться. Вдоль приречной полосы шла протоптанная рыболовами тропинка, и девочка отправилась в сторону от дома.
Одно местечко ей понравилось – у кромки воды не было осоки, а ивовое дерево образовало сверху прозрачный шатёр из свисающих веток, покрытых узкими листиками. Девочка решила приманить рыбку, как мышку Маньку. Присела, вытянула руку, положив её на траву ладонью вверх, и дала мысленный посыл: «Ко мне! Сюда!» – при этом представляла себе большую рыбу, которую когда-то видела на кухне.
И вдруг:
«Шлёп!» – к Лизиной ладони упала выпрыгнувшая из воды крупная широкая рыбина, длиной с две её ладошки, с горбатой спинкой, серебристой чешуёй и расправленными плавниками.
Лиза даже охнуть не успела, как карась, а это был он, начал подпрыгивать и крутиться, задыхаясь, и сумел нырнуть обратно в воду. «Ну, надо же! Получилось!» – она даже не огорчилась из-за упущенной добычи. Просто нужно отойти подальше.
Отойдя назад, девочка снова начала зазывать рыбу. И дело пошло! Маленькие рыбёшки не долетали, а большие приземлялись аккурат возле ладони. Им не хватало сил допрыгнуть назад, в воду, хотя такие попытки были. Лиза успевала ухватить скользкую, колючую и вырывающуюся из рук рыбину и бросить её в кучку, которая внушительно разрасталась за её спиной.
Странно, наверное, но девочка не воспринимала рыб такими же животными, как мышка или воробушек. Они для неё были едой. Кроме не слишком активного сопротивления непривычной воздушной среде, они не проявляли видимого страха, не кусались, не пищали, а тихо засыпали.
Лиза даже не смотрела назад, на результат своей «охоты». Она сосредоточилась на точности выражения призыва, чтобы каждый был результативным, старалась запомнить тот самый мысленный посыл, вслед которому выпрыгивала добыча. Но вдруг догадалась, что «вызывала» каждый раз только одну рыбину, не видя её. А ведь можно позвать стайку рыбок, попробовать. Сработает или нет?
– Эге! – воскликнул Лёшка, – это откуда? – остальные ребята выразили удивление другими возгласами, не пытаясь удерживать своё ошаленье от увиденного, но и не выражая его понятными словами. – Ого-го! Вот это... Эва! Пфф...
Мальчишки наловились – утомились, нанизали свои небольшие уловы плотичек и пескарей на прутики и собрались идти по домам. Пошли поискать Лизу, а тут огромная куча рыбы – да ещё какой! – что они дар речи потеряли. Лиза только сейчас подумала: не нужно было ей собирать рыбу, отпускала бы её обратно в воду... Что теперь говорить? И рыба уже уснула, и её улов обнаружен.
– Она сама наловилась...
– А ну, покажи, как, – это Лёшка сказал, но всем пятерым друзьям, обалдевшим от зрелища, пришла в головы такая же мысль.
Девочка, понимая, что от расспросов не отвертеться, силой мысли выбросила из реки к своей ладони ещё пару рыбок и встала растерянная. Не знала, чем ей обернётся сегодняшнее «учение». А мальчишки, продолжая ухать, огокать и удивляться по-другому, начали раскладывать улов по внешнему виду.
– Плотицы сколько! Ого! Вот это щука! Громадина какая! Щукарь помене, но тоже большой! Ещё один! Ещё, – это Сенька. Перебирая рыбу, он то и дело вытирал руки о широкие штаны. В сочетании с рыжеволосой шевелюрой, красноватым от загара лицом, усеянным веснушками, и блестящими от чешуи портками, его прыжки вокруг горки рыбы выглядели комично. В другой ситуации друзья уже беззлобно потешались бы над ним.
Петька, полноватый сын приходского священника, обычно спокойный, имеющий тягу к разным знаниям, узнавал другие породы рыб, добавляя новые кучки:
– Лещик! Большенный! Белоглазка! Краснопёрка. Три краснопёрки! Налим какой! Противный... брр... скользкий. Карасиков много...
Васька тоже сортировал, но не столько на рыбу глядел, сколько на Лизу. Что там в голове у него крутилось? Какие-то слухи среди дворовых уже ходили про господскую дочку, а вот сейчас он через неё настоящее чудо увидел.
Всегдашний командир Лёшка, цыганистого вида мальчишка, от этакого приключения выглядел одурело и не принимал участия в сортировке загадочного улова. Как, если не колдовством, можно объяснить выпрыгивание рыбы прямо на берег? Может, Лиза сама не понимает, что колдует?
Лёвушка подошёл к Лизе и спросил на ушко:
– Как это у тебя получилось?
– Потом расскажу, – так же шёпотом отозвалась сестра.
А Лёшка таки обрёл дар речи:
– Что делать-то с этой рыбой-то? Её даже не дотащить.
Лёва ответил:
– Бежим в усадьбу за корзинками, а Лиза с Петькой пускай сторожат.
– Только не рассказывайте пока ничего, – успела попросить девочка.
Когда мальчики убежали, Петька наедине расхрабрился и стал выспрашивать.
– Сама не понимаю, – слукавила девочка, – я их позвала, а они начали выпрыгивать... Я боюсь, что это всех напугает, – Лиза чуть не плакала. – Петечка, Христа ради, не говори никому, как я без удочки рыбу ловила. Давай разделим на всех поровну, пока они не пришли? Лопухами потом переложим каждую долю. Больше не буду на рыбалку ходить!
– Ну ладно, не скажу. Только чудно это. Непонятно.
Когда ребята притащили на усадьбу две полные корзины рыбы, да отделили части хозяйских детей и Васьки, им всё равно пришлось попросить корзинки, чтобы дотащить улов до села. Лиза всех умоляла не признаваться, что рыбу поймали не они. Повезло просто.
Лёшкины родители улову обрадовались, хотя отец увидел рыбу уже потрошёной и частично приготовленной. Конечно, поудивлялся, какая удача случилась, и сам загорелся в воскресенье после заутрени на рыбалку сходить. Выспрашивал, в каком месте мальчики устроили уженье, бросали прикормку или нет, не на живца ли лавливали. Лёшка всё по правде рассказал, кроме самой правды.
Петькина матушка тоже проявила радость от такого удачного улова. Рыба в их доме была редкостью, только при подношениях прихожан, да когда вот сынок младшенький на жидкую ушицу рыбёшек наловит. Отец вообще о странной рыбалке не узнал.
А вот Сенька не удержался. Матушка его, рыжая и конопатая Василиса, ужаснулась такому обилию крупной рыбы и не поверила, что сын сам её наловил:
– Кто дал? Може, нехороший человек чего задумал? Може, это нечистая умасливает? Признавайся всё как есть!
Сенькин отец – гончар, уважаемый на селе человек, а перед супругой пасовал. Слушался её беспрекословно, лишь на людях делал вид, что сам в доме хозяин. Вот и Сенька, при таком отцовом-то воспитании, матери как огня боялся. Ну и сказал:
– Это Лёвкина сестра, Лизка, как-то приманила рыбу на берег.
– Какой Лёвка? Господский?
– Да...
– Ну, вот, как я и думала! Сатана искушает! Нечистая сила! – Василиса истово перекрестилась, повернувшись к образам.
Рыбу, после допроса и нескольких хлыстов «науки на будущее – не якшаться с господскими», скормили свиньям. А Сенька надолго или нет, лишился своих летних друзей.
А «господские» снесли добычу прямо на кухню. Прасковья поохала радостно и позвала кухонных девок чистить рыбу. Хозяйка доверяла ей самой решать, какую еду готовить, если не было званых гостей, и припасами командовать. Значит, на завтра ожидался рыбный стол. Васькину долю передали в людскую кухню.
– Ай да молодцы, детки! Сегодня обед уже готовый, а назавтрева ушицей знатной побалую, да расстегайчиками. Да ещё запас на л;днике останется.
Для Лизы же сегодняшнее приключение добром не закончилось. Матушке кто-то донёс, что дети притащили с рыбалки две корзины рыбы с верхом, половину деревенские мальчики забрали. Столько и компания мужиков никогда не налавливала. Разве не странно? Наталья Даниловна призвала к очам обоих старших отпрысков и начала расспрашивать. Лёвушка молчал, опустив голову, подтверждая догадки, что дело с этой рыбалкой нечисто. Лиза не выдержала и сказала полуправду:
– Рыбки сами на берег выпрыгивали.
– Я просила тебя не выдумывать! Сегодня ты снова наказана! За враньё. Вместо обеда – час в углу. Ступай в детскую. А ты, Лев, – она обратила взгляд на ожидавшего наказания Лёвушку, – во время трапезы будешь стоять у стола, а потом обедать в одиночку.
Лёва бухнулся на колени и стал умолять матушку не наказывать его, но та на его мольбы непонятно ответила:
– Тебе на пользу пойдёт. Родные брат и сестра должны держаться вместе и помогать друг другу, даже если у вас разные занятия и интересы.
Наталья Даниловна не стала проверять, пошла ли дочь исполнять её повеление. Знала, что та не посмеет ослушаться. Лёва не понимал, за что ему досталось, если он и рыбу эту не ловил, и ничего не врал, просто помалкивал. Но, понурив голову, отправился в трапезную, откуда уже доносились аппетитные запахи. Ему наказание показалось более жестоким, чем Лизино: на голодный желудок – испытание вкусными ароматами. Уж лучше тоже в углу постоять.
А Лизе было над чем подумать. Так что новое удаление в угол её почти не огорчило. Удручала собственная недогадливость. Она ведь не собиралась ни перед кем хвалиться. Зачем собрала столько рыбы?
Зато какая же удивительная эта способность! Но откуда она взялась? Никогда не замечала, чтобы кто-то на расстоянии мог повелевать животными без слов. Даже на псарне собакам всегда давали какие-то команды словами, чтобы они слушались. И с лошадьми разговаривали. Правда, Феликс иногда понимает, чего от него хотят, без слов, но ведь и без мысленных приказов. Наверное, его желания совпадают с желаниями домочадцев. А иногда он валяется в расслабленной позе и ни на кого внимания не обращает, хоть обзовись. Нехорошо она с ним вчера поступила...
Вот и сейчас, лёгок на помине, Феликс ткнулся носом в неплотно прикрытую дверь и зашёл в детскую. И как он почуял, что хозяйская дочка его вспоминает? Подошёл на мягких лапах к Лизе и стал отираться возле её ног, оглаживая их своей пушистой шкуркой. Девочка взяла тяжёлого кота на руки и стала гладить:
– Ты на меня не обиделся, значит, Феликс? Ну, извини за вредность... Я больше так не буду с тобой. Но мне же нужно развиваться в своих способностях. Твоих бродячих родичей придётся помучить.
Кот, конечно, слышал слова девочки, но вряд ли понимал что-нибудь кроме её ласкового тона.
И всё-таки, чем же Лиза отличалась от остальных обитателей дома и жителей села? То, что она умела лечить синяки да царапины, да чужую боль усмирять, никогда раньше не вызывало у неё мыслей о своей ненормальности, хотя вон как маменька пугается из-за этой способности. Такого точно больше никто не может делать в их окружении. А теперь ещё и мысли свои животным внушает...
За ужином оставшаяся без обеда Лиза получила вторую порцию творожной запеканки. Наталья Даниловна старалась делать невозмутимое лицо и не менять обычной манеры поведения, как будто ничего не случилось, хотя сама сомневалась в правильности дневного решения. В дворянской среде было принято наказывать детей за всевозможные провинности. Но они с супругом не сторонники традиционного воспитания, оба помнили ещё, как обижали их самих в детстве несправедливые или суровые наказания.
Алексей Павлович был в курсе, что Лиза за три дня дважды провинилась, что она стала обманывать, а это серьёзное прегрешение в такие годы. Но воспитание девочки он доверил супруге и не стал вникать в подробности.
В отличие от Натальи Даниловны, он до четырнадцати лет обучался дома. Воспитание его было крайне жёстким, зато домашняя наука хорошо сказалась на дальнейшем военном обучении. Он мог единолично решать проблемы своих детей, как его отец, как отец Натальи, но способность к анализу помогла ему понять, что для детей важны не только наказания, но и ласка, и внимание, и забота об их благополучии и развитии.
Наталья Даниловна видела будущее детей в среде творческих интеллигентов – музыкантами, архитекторами или художниками, старательно вносила свою лепту во исполнение этой мечты.
Алексей Павлович в первую очередь желал для сыновей физического здоровья и выносливости тела. Собирался по своим стопам с 14 лет отправить их в кадетский корпус. Опыт обучения у французского домашнего учителя подсказал ему нанять образованных отечественных гувернёров.
Сейчас глава семьи отдыхал в кругу близких, поглядывая на провинившихся нынче отпрысков снисходительно и даже весело.
А Софья Петровна посматривала на детей слегка вопросительно, иногда с оттенком радостного злорадства, как будто ей предобеденное событие доставило удовольствие. Лиза уловила это выражение Софьиных глаз, посмотрела ей в лицо и подумала: «Почему ты такая злая? Если бы ты была со мной, как Авдоша, мы могли бы подружиться». Родителям девочка прощала любую несправедливость, они были в своём праве и любили её, она это точно знала.
Утром Лиза проснулась от ласкового поглаживания. «Маменька?», – подумала она, но нет, послышался непривычно добрый голос Софьи:
– Просыпайся, деточка, утро наступило. Можешь немного полежать, но вставать всё равно придётся.
=================================
[11] 1 аршин = 0,7112 м