Глава 125
Мазарини вошёл в Королеве без предупреждения, поскольку это уже вошло у них в привычку.
— Вы вызывали меня, Ваше Величество? — спросил он с почтением.
— Ах, Жуль, оставьте эти ваши титулы! — отмахнулась Королева. — Сейчас не до этого! Надо принять решение по довольно щекотливому вопросу.
— Я в вашем распоряжении, моя Королева, — мягко сказал Мазарини.
— Из Англии отбыл принц Уэльский, — сообщила Королева. — Знаете, куда он направляется?
— К своей матушке, Королеве Английской Генриетте Марии, которая обосновалась в Сен-Жермене, словно у себя дома, и завела здесь, в парижском дворце второй двор из изгнанных из Англии роялистов во главе с сэром Канелмом Дигби, — ответил Мазарини. — Ваше Величество чрезвычайно добры к вашей золовке. Сестра вашего покойного супруга, Короля Людовика XIII, ни в чём не знает отказа, тогда как вы, как я вижу, отказываете себе порой даже в самом необходимом. Теперь к ней присоединится её старший сын. У нас могут возникнуть серьёзнейшие проблемы вследствие вашей нескончаемой доброты, Ваше Величество, но я берусь всё уладить, коль скоро вам угодно оказывать гостеприимство этому семейству. Я понимаю ваши родственные чувства и преклоняюсь перед ними.
— Ну уж не настолько сильны мои родственные чувства, чтобы ущемлять наши государственные нужды ради удобства этой беглянки, — возразила Королева. — Но ведь, как мне кажется, она обеспечивает своё пребывание теми средствами, которые привезла с собой из Англии? Или я ошибаюсь?
— Позвольте напомнить, Ваше Величество, что большая часть казны английской короны израсходовано на войну Короля Карла I со своим собственным парламентом, а также со своей собственной нацией, и, кроме того, со своим вторым наследным королевством, с Шотландией, — мягко уточнил Мазарини. — Разумеется, Королева Генриетта Мария прибыла в Париж не с пустыми руками, но всё то, чем она располагает, не обеспечивает её пребывания во Франции.
— Я слышала, что она привезла с собой достаточно сокровищ, стоимость которых весьма велика, — удивилась Королева.
— Точнее будет сказать, что она вывезла в своё время из Англии достаточное количество драгоценностей, но вывезла их не во Францию, а в Гаагу, — уточнил Мазарини. — Она развлекалась при дворе различными постановками весьма фривольных пьес, в которых даже исполняла некоторые роли, чем вызвала возмущение пуритан. Один известный поэт в своих памфлетах прошёлся по женщинам, играющим на балаганных представлениях какие-то роли, и назвал всех подобных актрис словом, которое я не решаюсь повторить при Вашем Величестве. Этот поэт по настоянию Королевы лишился за свою шалость ушей, поскольку она усмотрела в этом памфлете намёк на себя. Этот человек впоследствии хотя и был без ушей, возглавил парламент и добился казни двух наиболее преданнейших друзей Короля Карла I, графа Стаффорда и архиепископа Уильяма Лода. После этого указанный Пим обратил внимание на Королеву Генриетту Марию, предлагая образумить её или даже выслать за пределы Англии. Находящийся тогда в Англии граф де Ла Фер, маркиз Эмбо, наш посол в Англии, уговаривал Королеву Генриетту Марию примириться с Пимом, чтобы не распалять страсти. Он говорил ей, что в чужой стране следует уважать обычаи этой страны, и прежде всего это относится к любой Королеве, которая, как правило, является наследной принцессой другого государства.
При этих словах Мазарини низко поклонился Королеве Анне и поцеловал её руку.
— Ваше Величество на своём опыте знаете, каково это, — сказал он и поцеловал вторую руку Королевы. — Надобно быть воистину героической женщиной, чтобы отречься от своих ближайших родственников в пользу нового отечества, и пример Вашего Величества должно принимать как один из возвышенных образцов для подражания. Но Королева Генриетта не последовала совету графа де Ла Фер, она, напротив, настояла на том, чтобы Король Карл I проявлял как можно больше твёрдости по отношению к парламенту и лично к обидевшему её Пиму. К чему это привело, вы знаете. Король попытался арестовать Пима, вследствие чего парламент окончательно встал на путь борьбы с Королём, во всяком случае, его нижняя палата. Мы отозвали нашего посла, графа де Ла Фер и отправили домой, в Блуа. После этого Королева Генриетта отбыла в Гаагу. Во-первых, она отправилась туда ради собственной безопасности. Во-вторых, её отбытие должно было снять обострение между Королём и парламентом. Но истинной её целью было набрать армию и закупить оружие для войны Короля с собственным народом и, разумеется, с парламентом.
— Её можно понять, — вздохнула Королева. — Парламент иногда бывает невыносим.
— Но всякую войну следует либо выигрывать, либо не начинать вовсе, — мягко возразил Мазарини. — Пример Карла I даёт нам серию блестящих примеров того, как не следует поступать ни при каких обстоятельствах, и Королева Генриетта дополняет этот великолепный учебник истории своими ошибками, которые она совершала по собственной инициативы и совершенно безо всякой посторонней помощи. Она вывезла многовековое наследие английской короны с целью обратить их в деньги, а затем – в оружие и армию.
— Этот её порыв также можно понять, — отметила Королева.
— Ваше Величество, бывают такие сокровища, которые просто невозможно обратить в деньги, — возразил Мазарини. — Они являются государственным достоянием королевства. Ни одно частное лицо не в состоянии заплатить за него их цену, и ни одно государство не купит такие вещи, поскольку всегда существует опасность, что новая власть потребует их возврата законному владельцу, то есть государству. Королева Генриетта вывезла то, что ей не принадлежит. Если бы она использовала для этих целей приданное, вручённое ей вашим покойным супругом, её никто не посмел бы осудить. Но сокровища английской короны должны оставаться в Англии всегда.
— Чем же это всё закончилось? — спросила Королева.
— Королеве Генриетте Марии удалось кое-что реализовать, она прибыла в Англию на корабле, гружённом оружием, но это не помогло Карлу I, — ответил Мазарини. — Это долгая история с двумя стадиями гражданской войны, которая развивалась всё хуже и хуже для королевской семьи. В результате, как видите, она у нас. Но я не могу сказать, что она оплачивает все расходы по её пребыванию в Париже. А ведь вместе с ней тут пребывает, как я уже сказал, целый двор. Эти праздные бездельники обходятся вам, Ваше Величество, в круглую сумму ежегодно. Но этого мало. Они завели здесь, в Сен-Жермене, свои порядки. У них здесь и любовные интриги, и дуэли, и театральные представления, и Бог знает, что ещё. Целое государство в государстве. И никто не может поставить их на место, исключительно из уважения к вам, Ваше Величество, а также из уважения к вашему покойному супругу, чьей сестрой она является.
— Кто же посмел драться на дуэли в Париже? — гневно воскликнула Королева.
— Принц Руперт, племянник Короля Карла, намеревался драться с Джорджем Дигби, — ответил Мазарини. — Генриетта Мария, по счастью, не допустила этого, велев их арестовать. Но ей не удалось предотвратить дуэль Генри Перси с тем же самым Джорджем Дигби, а затем дуэль Перси и принца Руперта.
— Так она арестовала их, или только велела арестовать? — спросила Королева. — Если этот самый Дигби и этот Руперт были арестованы, как же они могли по очереди драться на дуэли с каким-то там Перси? К тому же я не понимаю, на каком основании эта приживалка смеет отдавать приказы об аресте, пусть даже и собственных подданных? Ведь они находятся на моей земле, в моём королевстве. Здесь только я могу отдавать такие приказы, или тот, кому я доверила это право, как, например, вы, мой дорогой Жюль!
— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — согласился Мазарини.
— Каковы же ваши рекомендации по делу о прибытии сюда, во Францию, принца Уэльского? — спросила Королева.
— До тех пор, пока жив его отец, Король Карл I, принц Уэльский всего лишь не самый желательный гость, — мягко ответил Мазарини. — Мы могли бы согласиться на его пребывание, но, мне кажется, что мы не должны соглашаться на увеличение вследствие этого английского двора в Сен-Жермене. Напротив, мы должны рекомендовать Королеве Генриетте Марии уменьшить расходы на содержание этого двора, то есть отпустить часть её придворных домой. Значительную часть.
— Это будет как-то неловко, — с сомнением сказала Королева.
— Я беру на себя переговоры с Её Величеством, — ответил Мазарини.
— Вы сказали: «Пока жив Король Карл I», — уточнила Королева. — Как прикажете это понимать? Вы предполагаете, что в скором времени он может оказаться…— Королева замялась, подбирая подходящие слова.
— Его положение чрезвычайно плачевное, Ваше Величество, — ответил Мазарини. — Если английский парламент выполнит своё намерение арестовать своего Короля, они, без сомнения, будут его судить. А если они будут его судить, его может постичь судьба Марии Стюард.
— Господи! — вскрикнула Королева. — Неужели кто-то может осмелиться поднять руку на своего Короля? Марию Стюард приказала казнить, по крайней мере, Королева Англии!
— Дурной пример заразителен для многих, — ответил Мазарини. — У римлян была такая пословица: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». Считалось, что Юпитер, обернувшись быком, похитил красавицу Европу.
— Я знаю, что же дальше? — спросила Королева.
— Слишком многие быки вообразили после этого себя новыми Юпитерами, — ответил Мазарини. — Каждый бык знает про другого быка, что он всего лишь бык, но про себя, поверьте, каждый думает, что именно он и есть Юпитер.
— Так вы считаете, что Королю Карлу I угрожает такая опасность? — спросила Королева, на этот раз не вкладывая в свой вопрос такого ужаса.
— Я ничего не исключаю, Ваше Величество, и полагаю, что в этом случае пребывание на территории Франции его законного наследника нежелательно, поскольку парламент, решивший избавиться от одного Короля, может захотеть избавиться и от его наследника, — ответил Мазарини. — Это может означать для нас выбор между тем, чтобы выдать его новому правительству Англии, или ждать объявления нам войны.
— Но есть ещё третий выход, — подсказала Королева.
— Какой же? — спросил Мазарини.
— Высылка его за пределы Франции, — ответила Королева.
— Этот выход равносилен выдаче его Англии, — сказал Мазарини. — Столь же неприемлемый, сколь и позорный ход. Лучше будет, если принцу Уэльский сам захочет покинуть Францию хотя бы на день раньше, чем станет Королём в изгнании.
— Возможно ли будет это осуществить? — спросила Королева.
— Положитесь на меня, Ваше Величество, а я положусь на свои слабые силы, а также на Божью волю, — ответил кардинал. — К моему большому сожалению, мы не можем сейчас отказать в приёме принцу Уэльскому, а также рекомендовать Королеве Генриетте покинуть Францию. Но мы можем сделать так, чтобы пребывание Королевы Англии и её двора в изгнании в Париже не было столь уж безмятежным, каковое оно было до сих пор. Пусть они сами пожелают найти себе иное местопребывание.
— Жюль, сделайте это как можно более деликатно и аккуратно, — ответила Королева.
— Я уверяю вас, Ваше Величество, что Королеве Генриетте не в чем будет вас упрекнуть, — ответил Мазарини. — Она столкнётся с естественными трудностями, в разрешении которых мы будем ей помогать по мере сил, после чего она решит, что ей лучше отбыть в другое место.
— Что бы я без вас делала, дорогой мой Жюль? — воскликнула Королева.
— Ваше Величество и без меня оставалась бы прекраснейшей Королевой Европы, притом наиболее мудрой и могущественной, — ответил Мазарини. — Это все мы, ваши покорные слуги, должны возблагодарить судьбу за то, что удостоились чести служить вам.
После этих слов Мазарини вновь припал к руке Королевы, которая нежно потрепала его по великолепным чёрным кудрям, после чего ласково похлопала по ладони и отпустила для выполнения неотложных дел, связанных с управлением Францией.
(Продолжение следует)