Пушкин Ангел мой Tania

Поль Читальский
Ты  спросишь:  хороша  ли  городничиха? 
Вот  то-то  что  не  хороша,  ангел  мой  Tania, о  том-то  я и горюю.

(из письма Пушкина к жене: 2  сентября  1833  г.  Нижний  Новгород)


А.С. Пушкин символическим говорящим именем Татьяны из незавершенного романа о не-романе Онегина и Лариной называет в осеннем письме из Нижнего свою кокетливую красавицу юную (а ей всего 20 лет!) женку-жену и бывшую Мадонну в период религиозного обоснования безответной любви )по Сурат) к ней

Это означает, что Татьяна  Ларина, которая в черновиках исходно звалась НАТАЛЬЕЙ (!) имела прототипом Наталью Гончарову! 

Вы парируете бред без пари: во время написания второй главы Пушкин никакой Натали еще не знал …
(Вторая глава романа «Евгений Онегин» окончена 8 декабря 1823 г. и опубл. 20 октября 1826 года в Москве)
Ага…
Таше в это момент 10 лет … По русской традиции (а Татьяна русская все ж душой то) чрез два года ее будут величать невестой … А в 13 могли и отдать … замуж.
Он же гений и видел сквозь даль свободного романа  ВСЁ:  и как женится на ВЕДЬМЕ кою замуж ВЫДАЮТ (Таня Ларина была ОТДАНА как товар вещественный со всеми ее прелестями из глуши степных селений!), и что будет женка Натальей, и как Поэта убьет ранговый самец в январе, не дойдя до барьера всего одного шага (как д-Антес в январе 1837-го)

А в чем идеал этой Tania по Пушкину?

Верно, фра: верность мужу !

(даже абс-но нелюбимому и уже постылому)
(даже когда пришла пора ...)


***
Полный фрагмент письма Пушкина к жене:
2  сентября  1833  г.  Нижний  Новгород.
На  другой  день  в  книжной  лавке  встретил  я  Н.<иколая>  Раевского.  Sacr;  chien,  сказал  он  мне  с  нежностию,  pourquoi  n';tes-vous  pas  venu  me  voir?  — Animal,  отвечал  я  ему  с  чувством,  qu'avez-vous fait  de  mon  manuscrit  petit-Russien? »    После  сего  поехали  мы  вместе  как ни  в чем  не  бывало,  он  держа  меня  за  ворот  всенародно,  чтоб  я  не  выскочил  из  коляски.  Отобедали  вместе  глаз  на  глаз  (виноват:  втроем  с  бутылкой  мадеры).  Потом,  для  разнообразия  жизни,  провел  опять  вечер у  Нащокина;  на  другой  день  он  задал  мне  прощальный  обед  со  стерлядями  и  с  жженкой,  усадили  меня  в  коляску,  и  я  выехал  на  большую Дорогу.
Я  нарочно  тянул  письмо  рассказами  о  московских  моих  обед<ах>, в   чтоб  как  можно  позже  дойти  до  сего рокового  места;  ну,  так  уж  и  быть,  узнай,  что  на  второй  станции,  где  не
давали  мне  лошадей,  встретил  я  некоторую  городничиху,  едущую  с  теткой  из  Москвы  к  мужу  и  обижаемую  на  всех  станциях.  Она  приняла меня  [за  смотрителя] весьма  дурно  и  нараспев  начала меня усовещевать и уговаривать:  как  вам  не  стыдно?  на  что  это  похоже?  две  тройки  стоят  на конюшне,  а  вы  мне  ни  одной  со  вчерашнего  дня  не  даете. — Право?  ска-
зал  я  и  пошел  взять  эти  тройки  для  себя.  Городничиха,  видя,  что  я  не смотритель,  очень  смутилась,  начала  извиняться  и  так  меня  тронула,  что я  уступил  ей  одну  тройку,  на  которую  имела  она  всевозможные  права, а  сам  нанял  себе  другую,  т.  е.  третью,  и  уехал. 
Городничиха  и  тетка  так  были восхищены  моим  рыцарским  поступком,  что  решились  от  меня  не  отставать  и путешествовать  под  моим  покровительством,  на  что  я  великодушно и  согласился.  Таким  образом  и  доехали  мы  почти  до  самого  Нижнего — они  отстали  за  3 или 4  станции — и  я  теперь  свободен  и  одинок.  Ты  спросишь:  хороша  ли  городничиха?  Вот  то-то  что  не  хороша,  ангел  мой  Tania, о  том-то  я и горюю. — Уф!  кончил.  Отпусти  и  помилуй.