МОЙ ДЕТСКИЙ САД
Кто-то в раннем детстве попадает в среду детскую, а я была домашним ребенком до пяти лет, но тетя, которая с рождения присматривала за мной и братишкой младшим, умерла, а няню постоянную было найти не просто даже в те послевоенные годы.
Детский сад, куда нас устроили, был недалеко от нашего дома в таком же деревянном двух этажном доме, как и наш. Даже не припомню, сколько возрастных групп было, кажется всего две. Братишка ходил в младшую группу.
Днем каждый был в своей группе, а вечером, когда большинство детей уходили домой, оставались те, кто находился, как и мы, в детском саду круглосуточно всю неделю. Домой нас забирали только вечером в субботу, ведь выходных у наших родителей был один – воскресенье.
Как в каждом детском саду сейчас, так и раньше, у нас были свои кабинки с картинками на дверцах. Какая у меня была картинка, я не помню. Возможно мячик. Зимой в кабинке помещалась и наша зимняя одежда, ведь на Алтае всегда было морозно.
Кушали мы в игровой комнате, а спальня была отдельно. Там мы спали и днем, в тихий час.
Дежурные помогали няне накрыть на стол. Это было интересным и важным, ведь мы чувствовали себя, как большие, ведь дома все делала мама. Не припомню, чтоб привлекала помощников. Я до сих пор помню запеканку с соусом и запах еды, который был у нас в детском саду. Какой-то особый он был.
Игрушек в игровой комнате было много самых разных. Чаще я играла с куклами вместе с другими девочками. Мы устраивались на ковре под роялем. Там нам было уютнее. Мы кормили кукол из посудки, что была у нас, лечили, укладывали спать. Все, как дома. Братишка играл с машинками и кубиками, не только любил строить, но и собирать в ящик все кубики так, что все было аккуратно.
Днем мы часто уходили на прогулку довольно далеко в сквер, где стоял памятник, напоминающий столб, позднее я узнала, что эта стела была памятником 100летию горного дела на Алтае, называется ещё Демидовым столпом, а вокруг росли цветы. Это были бессмертники, левкои и гвоздика. Слово «бессмертники» казалось необычным, но что мы тогда понимали об этом. А вот левкоями мы играли, называя «собачками» их соцветия. Гвоздички мы любили и лесные и садовые. Мы лепили к ногтям их лепестки и казались себе взрослыми с цветными ноготками.
Во дворе детского сада мы играли куда как чаще. Там были качели, привязанные к толстой ветке тополя, там нам разрешали качаться. Казалось, что мы раскачиваемся очень высоко, а оттуда было все видно далеко вокруг и соседний двор больницы, где была лошадка, у которой был жеребенок. Он был такой милый.
А еще мы играли в песочнице, лепили пирожки, строили дома. В помощь нам был совок и ведерко. Вокруг песчаного домика мы втыкали травинки и веточки, все как в жизни.
Как-то во время игры меня стали закапывать в песочнице песком. Что это была за игра, я не помню, но я лежала смирно. Потом нас позвали к обеду, все убежали, а я лежала, пока не освободилась от песка.
Иногда мы играли в мяч, «в красочки», «в глухой телефон» или другие обычные тогда игры. Было весело.
Но еще мы играли в войну, ведь мы были дети послевоенные. Кому-то из нас приходилось быть Зоей Космодемьянской или молодогвардейцами, которых ставили возле ворот детсада и расстреливали. Мы знали, что они – герои. В войну еще многие годы мы играли у себя во дворах, пока не повзрослели.
Во дворе детсада было интересно. Там в сарае тоже был конь детсадовский, на котором привозили что-то нужное каждый день. А на больничного коня и жеребенка мы обычно смотрели сквозь забор.
А еще иногда во дворе появлялись индюки. Они были такие важные. Внимания на них мы не обращали, а они на нас. Мирно жили друг с другом.
Вечером после ужина мы некоторое время играли в игрушки, иногда нам читали книжки, но часто мы пели все вместе. Как сейчас помню:
«Там, вдали за рекой,
Загорались огни,
В небе ясном
Заря догорала,
Сотня юных бойцов
Из будёновских войск
На разведку
В поля поскакала...»
Песню мы пели полностью, и до слез было жаль погибшего на войне бойца.
«И бесстрашно отряд
Поскакал на врага,
Завязалась
Кровавая битва,
И боец молодой
Вдруг поник головой -
Комсомольское сердце
Пробито...»
Наши папы часто были фронтовиками, как и мой папа, а потому тема войны была обычной в годы нашего детства.
Потом нас укладывали спать, у каждого в спальне была своя кроватка.
А утром была зарядка. Я любила ее. Воспитатель бубном отбивала ритм.
- «Как мне хотелось иметь такой бубен, как он мне нравился!
И так каждый день мы жили в этом доме под названием «детский сад», но ждали день, когда нас заберут домой, ведь дома было лучше уже потому, что там была мама.
На лето нас отправляли на дачу, которая была у нашего детсада возле леса на окраине города.
Двор здесь был другой, большой. Там была каруселька, кораблик с флажками цветными. Там мы больше во дворе играли с игрушками. Играли в магазин, в больничку и другие детские игры.
На прогулки мы ходили в лес, искали ягодку земляничку. Лес был светлый и красивый, много разных деревьев и кустов. Пели свои песни птички. Было очень интересно всем.
Братишка любил живность, а потому ему были интересны не только божьи коровки, бабочки и стрекозки, как всем нам, а ещё и лягушата, ящерки.
Но всё время и зимой, и летом у нас были разные творческие занятия, где мы учили песни и танцы, особенно накануне праздников, когда мы готовились к концертам перед родителями.
К праздникам мы своими руками делали украшения детского сада, разные гирлянды, игрушки для новогодней елки, веточки яблоневыми цветами украшали к 1 мая, желтые листья к празднику осеннему разукрашивали. Ко дню 8 марта учили стихи про маму. Я знала много стихов и помню их до сих пор.
Как-то меня привели на радио, где я читала стихи перед микрофоном. Это было необычно и запомнилось мне на всю жизнь.
«Хрустит за окошком
Морозный денек.
Стоит на окошке
Цветок-огонек.
Малиновым цветом
Цветут лепестки,
Как будто и вправду
Зажглись огоньки.
Его поливаю,
Его берегу,
Его подарить
Никому не могу!
Уж очень он ярок,
Уж очень хорош,
Уж очень на мамину
Сказку похож!»
Незаметно пролетели два года, в которых самое неприятно было, если на обед давали молочный суп, а я не любила кипяченое молоко, которым меня поили насильно часто, когда была ангина, ведь бывала она часто.
Помню, все дети после обеда уходили спать, а я оставалась за столом «пока не доем мою молочную лапшу». Я давилась, но ела.
Как-то заподозрили у меня скарлатину и увезли в больницу. Мама не захотела меня там оставить. А больница была огорожена высоким забором, вдоль которого мы с мамой ходили, пока она не увидела за забором людей на автобусной остановке и не попросила, взять меня. Она передала меня какому-то мужчине, сама через забор перелезла, и мы тайком ушли из больницы. Неоднократно приезжали к нам домой, чтоб увезти меня в больницу, но мама была на защите моих интересов. Была ли у меня скарлатина или нет. Я до сих пор не знаю, но побег из больницы запомнила на всю жизнь.
Прощание с детским садом было на даче. Меня одели в школьную форму, платье с белым воротничком и манжетами, белый фартук с крылышками на плечах. Я была такая нарядная. А еще у меня появился портфель с разными принадлежностями.
На фотографировали у важного портрета, на котором был Сталин и на руках держал девочку с бантикам на голове, как у меня. Я знала, что Сталин хороший, ведь хорошо помнила день его смерти и слезы людей вокруг, которые оплакивали его смерть. Значит, он был им дорог и он – хороший.
Это памятное фото разделило мою жизнь на две части. Дальше должна быть другая, более взрослая.