Бабушка Тоня любила летом сидеть в беседке. Выходила утром, когда все разбредались по своим работам, и сидела до самого вечера, лишь на пол часа зайдя домой пообедать. Рядом с ней на лавочке всегда лежал пакет с клубками ниток. Она вязала то носки, то варежки, то шарфы. Вязала, и грустно улыбалась, глядя как дети бегают во дворе.
Однажды среди недели у меня был выходной. Жена ушла на работу, дети были в лагере, а я, вышел на балкон и не знал чем себя занять. Смотрю бабушка Тоня вышла из подъезда и, заложив руки за спину, медленно побрела в беседку. Что-то, глядя на неё, я вспомнил свою бабулю, которая вот так же ходила последние годы жизни. Она тогда говорила, что тяжко ей жить в городе и ничего не делать. А я был ребёнком и не понимал как может быть тяжко, когда бездельничать, это очень даже легко и весело.
Я вышел во двор и пошёл к беседке.
- Доброе утро, баб Тонь! — поздоровался я, присаживаясь напротив.
- Доброе, сынок, доброе! — улыбнулась она, отложив свои спицы. — А ты что ж не на работе сегодня? Заболел, али так чего?
- Да вот, выходной нарисовался. Хотел утром на рыбалку махнуть, да проспал. Вот, теперь маюсь, не знаю какую работу себе придумать.
Бабушка Тоня понимающе кивнула, поправила очки на носу и застучала своими спицами. Её быстрые пальцы ловко вывязывали петлю за петлей. Клубок в пакете разматывался, а она рассказывала:
- Я, когда жила в своей деревне, всегда мечтала жить в городе. Мне казалось, что здесь не жизнь, а рай. Вода из крана сама льётся, печку топить не надо, в баню раз в неделю ходить не надо, потому что всегда есть горячая вода. Я и за дочек своих так рада была, что они в городе живут.
Нет, свою деревню я любила. И землю любила. И корову свою Зорьку ясноокую тоже любила. Ты знаешь какая она у меня умница была. Другие коровы грязнушки были, где стоят, там и лягут. Вымя потом такое грязное, что немудрено когда молоко навозом пахнет. А моя Зорька никогда в грязь не ляжет. Ей нужна была сухая подстилка. Вот какая она у меня была умница. А молоко у неё какое сладкое, ты и не пил такого молока. Внуки на лето приезжали по две трехлитровых банки за день выпивали. Им кроме свежего хлеба и молока и не надо ничего.
Да, хорошая у меня Зорька была. Когда на скотобойню её забирали она на меня так посмотрела печально, будто прощалась. И из глаз две слезинки потекли. Опустила она голову и безропотно пошла по доскам в кузов машины. А я не могла на это смотреть, убежала в дом и там выла белугой. Предала я свою Зорьку, предала свою голубушку. Дочь утешала меня, говорила:
- Куда ж ты, мама, свою корову заберешь. Да и старая она уже у тебя. А старым коровам одна дорога.
Умом я всё понимала, а сердце всё равно рвалось на части. Три года прошло, а как вспомню Зорькины глаза, так сердце заходится от горя. Я ж с тех пор и колбасу не ем. Мне всё кажется, что она из Зорьки моей сделана.
А что в городе жизнь? В городе жизнь лёгкая, но какая-то пустая. Для меня пустая. Летом ещё хоть во дворе посидишь, а зимой мне помереть поскорее хочется. Дочка делать ничего не разрешает. То я ламинат слишком мокрой тряпкой мою, а это плохо. То после моей помывки посуда жирная. То я не правильно одежду в стиральную машину кладу. А печь пироги в духовке я так и не научилась. То ли дело пироги в печке. Там всё ясно и понятно. А тут. Эх, тут я чахну, сынок, как тот цветок, который сорвали и в вазу поставили. Он вроде живёт, а вроде и не живёт. Так и я, не знаю жива я, или уже не жива.
Жалею. Очень жалею, что дом продала. Нет, оно конечно хорошо, дочкам деньгами помогла. Старшей на квартиру не хватало. Теперь вот живём в просторной квартире, и лоджия большая. А младшая машину купила. Но дом-то был у меня крепкий. Ещё бы лет десять простоял. Да и земля там у меня хорошая была. И сад вишнёвый. Знаешь сколько я вишни за лето собирала. У, прорву. Весь погреб вареньем, да компотом забивала. Внукам зимой лучшее лакомство, это вишнёвый компот.
А дочки даже дачу не хотят заводить. Говорят, что сейчас всё можно купить. Купить то можно, да своё же оно лучше покупного.
Вот так, сынок. Вот так я и живу в этом вашем городе. Вроде и легко тут жить, а вроде и тяжко так, что хоть волком вой. Вот, хоть руки себе занимаю вязанием, пока глаза ещё видят.
Я ещё посидел с бабушкой Тоней немного и пошёл домой. Тяжело как-то стало на сердце. И не знаешь как со стариками лучше поступить. Вроде и одних их оставлять не хочется. Но, если они всю жизнь на земле прожили, то этот наш город им поперёк горла станет своей лёгкой жизнью.
Да и тёщу теперь понимаю. Жена всё её в город зовёт переехать, а та рогом в землю уперлась и ни в какую. Дома, говорит, помереть хочу. Надо бы, как у жены будет выходной, любимую тёщу навестить. Гостинцев ей городских привезти. Хорошая она у меня, хоть и ворчливая.